Mозаика - окончание
Мозаика - начало
Мозаика - продолжение
В понедельник Люси, Джейн и доктор Шагал обедали в кафе напротив. На улице было тёпло солнечно, дул лёгкий ветерок, панини были отменно вкусны, и все трое пребывали в прекрасном настроении. На выходные Джейн ездила встречаться с одноклассниками - двадцать лет со дня окончания школы. Она с увлечением рассказывала кто как изменился, кого не узнать, чья карьера оказалась сюрпризом, а кто, наоборот, не оправдал ожиданий. Люси и доктор Шагал с улыбкой слушали истории из жизней незнакомых людей - Джейн была хорошей рассказчицей. Неожиданно она запнулась, погасила улыбку и серьёзно посмотрела на доктора Шагал.
- У меня в школе была подруга, Кейт. Нормальная, весёлая девчонка. Очень неглупая. В последний год учёбы мы выбрали разные классы, потом поступили в колледжи и разъехались, потеряли друг друга. Несколько лет назад я встретила одну общую знакомую, и та рассказала, что у Кейт жуткие проблемы, деперессия уже много лет, она не удерживается ни на одной работе, даже разошлась с мужем. Я ещё, помню, удивилась - не похоже на Кейт. Но у меня тогда своих забот хватало. А сейчас, приехав в родную школу, я узнала, что наш учитель физкультуры недавно пошёл под суд за сексуальную связь со школьницами...
- Он её изнасиловал? - охнула Люси.
- Да если бы изнасиловал, понятнее бы было. Он никого не насиловал. Он любил заниматься онанизмом перед ученицами, и часто предлагал им «помочь» ему. Но только рукой. И только добровольно. Когда был суд, Кейт выступила свидетельницей. Он сделал это с ней один раз, причём она даже не противилась. Лет ей было на тот момент пятнадцать или шестнадцать. И вот этот один эпизод сломал ей жизнь. Как это объяснить, доктор Шагал?
- Как что объяснить? - доктор Шагал положила свой бутерброд и промакнула губы салфеткой.
- Ну как объяснить то, что есть женщины, изнасилованные собственным отцом, или вон священником, есть совершенно гетеросексуальные мужчины, которых те же священники склонили к гомосексуальным актам, и многие из них, хоть и не без проблем, но функционируют, работают, семьи заводят, лечатся успешно. А тут подёргала физрука за причинное место один раз, добровольно, в не слишком уж детском возрасте - и всё. Из комнаты с трудом может выйти, с каждым годом хуже.
- Да мы и в нашей практике это видим, - подхватила Люси, - перед одними священник штаны снял, и они уже который год лечатся, а с другими чего только не делали, а они нуждаются в минимальной терапии.
- У нас у всех разная психика, мы по-разному реагируем на стимулы. У кого-то отняли ночью на улице кошелёк, а он разве что о деньгах сокрушается. Другой после этого год боится из квартиры выходить. Сексуальное насилие - как любая травма, одни выкарабкиваются, другие нет. Да и выкарабкиваются по-разному. Слишком много слагаемых в этом уравнении, от физического устройства мозга до силы воли, от окружающей среды до воспитания.
- А вот скажите, доктор Шагал, - поинтересовалась Люси, - это правда, что жертвам священников тяжелее, чем другим? Из-за веры.
- Мы же только что установили, - терпеливо повторила доктор, - что всё зависит от человека. Конечно, у религиозных католиков особое отношения к священнику, но если, например, девочка боготворит отца, а он её насилует, то я не думаю, что ей будет легче. Хотя вполне возможно, что ей будет не так тяжело, как какой-нибудь Кейт, один раз подрочившей учителя физкультуры. Мозг необъективен.
- Ох, не хотела бы я быть психиатром, - вздохнула Джейн.
***
Они шли по парку, держась за руки.
- Мне даже неловко об этом думать, не то, что говорить... Как ты считаешь, вероисповедание играет роль в том, как она проводит терапию? - Люси почувствовала, что краснеет.
- В каком смысле, Люси?
- Ну, доктор Шагал, она же еврейка, правильно? В офисе мы это не обсуждали, но с такой фамилией...
- Да, конечно, я уверен, что еврейка. Почему ты думаешь, что это влияет на терапию?
- Помнишь, мы во время первой встречи обсуждали разницу между католическими священниками и раввинами или имамами? Это разное восприятие религии и роли священника в ней. Недавно мы вместе обедали, и я спросила, есть ли разница, по её мнению, между жертвами католических священников и остальными. Она сказала, что всё зависит от человека.
- Наверное, от человека действительно многое зависит, но и вера наша особенная... - Джерри сделал длинную паузу, пытаясь собраться с мыслями. - Понимаешь, для меня тот факт, что это был священник, сыграло огромную роль, именно из-за того, что насилие сделало с моей верой. Во время наших сессий мне казалось, что доктор Шагал прекрасно меня понимает - как никто другой. Может, хороший терапевт не обязательно должен быть католиком?
- Господи, Джерри, ну естественно не обязательно! Она великолепный врач, это все говорят. Мне просто интересно твоё мнение: ты не считаешь, что католик был бы для тебя лучшим терапевтом?
- Я не представляю себе лучшего терапевта, если честно. Она помогла мне принять себя, перестать жалеть о том, чего не вернёшь... И о вере мы тоже говорили.
- Серьёзно? Что она сказала?
- Она спросила, что для меня главное, за что я держусь. Я сказал, что за душу. За вечность души. И она согласилась - самое страшное в отказе от веры это принять свою смертность, тот факт, что никогда не увидишь дорогих тебе людей, тех, кто ушёл раньше. Люди не могут смириться с этим, поэтому религии в той или иной форме существуют во всех культурах. Нам нужно знать, откуда мы пришли и куда уйдём. Мы хотим верить, что там, наверху, со всеми встретимся. Ещё она говорила про выбор.
- Между добром и злом?
- Да, хотя это сложнее, конечно. Бог не отнял у нас право выбора. И все это знают. Но каждый раз, когда совершается какое-то злодейство, особенно если оно совершается по отношению к тебе, трудно смириться с тем, что Бог это допустил. Как будто это его работа - допускать или не допускать.
- Особенно если зло совершается Его наместниками...
- Удивительно, я в своё время сказал ей то же самое. Знаешь, что на это ответила доктор Шагал?
- Что?
- Что это был их выбор - стать священниками. Что их сан - не гарантия хорошего поведения, скорее, это означает, что на них лежит больше ответственности. И если они преступили черту добра и зла, то их грех ещё страшнее, чем если бы то же самое сделал мирской человек. За их души надо молиться. Это лишний раз доказывает, что от выбора не уходит ни один смертный. И неправильность их выбора не делает мою душу смертной или сокрушает мою веру. Понимаешь?
С той, первой, встречи, прошло две недели, они встречались ещё трижды, и до сегодняшнего дня ни разу не возвращались к Теме. Говорили о своих не слишком удачных первых браках, о сыновьях - у Джерри их было двое, о работе, книгах, спорте, путешествиях, о чём угодно, только не об этом. Люси ждала каждое свидание с нетерпением, считая часы. Увидев Джерри, она о часах, наоборот, забывала - с ним было невероятно легко. В прошлый раз он её впервые поцеловал, и Люси едва нашла в себе силы оторваться от его губ и убежать домой. Сегодня была суббота, дети были отправлены к бывшим супругам, они встретились утром и планировали провести вместе весь день. Джерри пришёл на встречу с огромным букетом каких-то пёстрых, пушистых цветов.
- Ой, какие чудесные! Это куда лучше «официальных» роз. По крайней мере для меня.
- Вот и я не шибко жалую «официальные». Эти тебе больше подходят. - Джерри улыбался от уха до уха.
- И что ж я с ними, по парку буду ходить?
- А почему бы и нет? Красивая женщина с красивыми цветами.
- Да ну тебя, - Люси покраснела. - Ты прямо светишься сегодня весь. Что-то хорошее произошло?
- Тебя увидел. Но помимо этого у меня есть одна очень хорошая новость. Доктор Шагал сказала, что терапия мне больше не нужна. Я могу сам контролировать свои симптомы. Так что ты разговариваешь с практически здоровым человеком. И на нашем пути ничего больше не стоит - я уже не пациент твоего босса.
Люси решилась спросить его о религии после того, как Джерри сказал, что смена терапевта (до доктора Шагал он ходил к другому психиатру) была одним из самых удачных решений в его жизни. То, что ответил Джерри, неожиданно сняло тяжесть с её сердца, камнем давившую с того момента, как новости о скандале просочились в прессу. Нельзя подвергать сомнению бессмертие своей души или правоту Слова Божья из-за того, что кто-то сделал неправильный выбор.
- Я беру свои слова назад. Она действительно понимает. Удивительно...
- Да ничего удивительного. Она просто умеет ставить себя на твоё место. Это талант терапевта, от религии не зависит.
- ОК. Так что теперь, что дальше?
Джерри мог позвонить доктору Шагал в любое время, если состояние вдруг ухудшится, если опять начнут мучить фобии, но пока что он чувствовал себя прекрасно. Доктор даже спросила во время последней встречи, не влюбился ли он.
- И что ты ей сказал? - рассмеялась Люси.
- Сказал, что наверное, возможно, да, пока боюсь загадывать, - он смущённо улыбнулся.
Люси остановилась посередине тропинки, взяла в руки лицо Джерри и поцеловала его. Рядом бегали дети, кто-то что-то кричал, крякали вечно перекормленные утки, весь этот зыбкий, вечно делающий неправильный выбор мир колыхался вокруг, а они вжимались друг в друга как в последнюю надежду на бессмертие души, чувствуя себя выбравшимися на солнце из длинного, узкого, пыльного тоннеля.
- Знаешь, - прошептал ей на ухо Джерри, - от одной вещи я так и не вылечился, и вряд ли вылечусь. Я по-прежнему не могу заниматься любовью в темноте - я уже не впадаю в панику, но расслабиться не могу. Я очень надеюсь, что для тебя это не препятствие...
Люси чуть отстранила лицо и хитро посмотрела на него: «Поехали домой заниматься любовью пока не стемнело.»
***
Люси взяла пару выходных, чтобы поехать с Джерри в Вермонт - в Бостоне становилось жарковато. Они провели четыре дня на берегу речки, занимались любовью на рассвете, катались на лодке, гуляли по лесу, читали книжки по вечерам, укрывшись одним пледом. Люси вернулась в город счастливой, обновлённой; её не раздражали ни капризы сына, ни дурацкие вопросы пациентов, ни бюрократы в страховых компаниях. Одна проблема: за время отсутствия накопилось масса работы, нужно было напечатать большое количество писем и отчётов, рассортировать файлы для Джейн и составить расписание доктора на лето. В пять тридцать надо было забирать сына, но Люси договорилась с мамой, что та придёт вечером, часов в семь, и побудет с ним, а Люси вернётся в офис, чтобы нагнать упущенное.
Она открыла дверь своим ключом, взяла в охапку файлы и пошла в кабинет Джейн - там было уютнее. Люси закрыла дверь, включила настольную лампу и компьютер и начала печатать. Она так погрузилась в работу, что не услышала звук поворачивающегося в замке ключа и открывающейся двери, и очнулась только когда кто-то прошёл по коридору, совсем рядом. В здании в девять часов вечера давно никого не было, и Люси стало не по себе. Она прислушалась. Тишина. Пытаясь унять сердцебиение, она взяла со стола увесистый пресс для бумаг, тихо вышла из комнаты и прокралась к офису доктора. Там было темно. Люси подёргала ручку двери - заперто. Может, ей показалось? Она развернулась, чтобы идти обратно, и увидела льющийся из противоположного конца коридора свет. Горела лампочка над корзиной Януса. Что может кому-то понадобиться в закутке, где кроме кота и панно с крестиками и буквами ничего не было, Люси представляла себе плохо. Тихо-тихо, на цыпочках, она дошла до конца коридора и заглянула за угол.
Янус мирно спал в своей корзине. Доктор Шагал сидела на корточках напротив мозаики и заканчивала выкладывать хвост кота из оранжевых стёклышек. Она почувствовала на себе взгляд, обернулась, увидела застывшую у стены Люси и вздрогнула. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
- Люси, положите пресс на место, я не собираюсь вас грабить.
Люси продолжала стоять с открытым ртом и наполненными изумлением глазами. Через секунду она спохватилась и положила пресс на пол.
- Простите, я не ожидала вас тут увидеть, и испугалась.
- У меня просто нет времени днём работать над мозаикой, да и не хочется этого делать, когда вокруг пациенты. Это мой личный проект.
- Доктор Шагал, вы не сердитесь, но, но...
- Что «но», Люси? - это было сказано строго, но глазах доктора не было угрозы - только привычные усталость и грусть.
- Я не хочу вас обидеть, но ведь это проект для жертв католических священников, а вы, а вы, доктор Шагал...
- Шагал - моя фамилия по мужу. Девичья фамилия - Коннели. Возвращайтесь к работе, Люси.
Люси медленно подняла с пола пресс и пошла обратно в кабинет. Она села за компьютер, открыла следующий файл и сосредоточилась на работе.
Мозаика - продолжение
В понедельник Люси, Джейн и доктор Шагал обедали в кафе напротив. На улице было тёпло солнечно, дул лёгкий ветерок, панини были отменно вкусны, и все трое пребывали в прекрасном настроении. На выходные Джейн ездила встречаться с одноклассниками - двадцать лет со дня окончания школы. Она с увлечением рассказывала кто как изменился, кого не узнать, чья карьера оказалась сюрпризом, а кто, наоборот, не оправдал ожиданий. Люси и доктор Шагал с улыбкой слушали истории из жизней незнакомых людей - Джейн была хорошей рассказчицей. Неожиданно она запнулась, погасила улыбку и серьёзно посмотрела на доктора Шагал.
- У меня в школе была подруга, Кейт. Нормальная, весёлая девчонка. Очень неглупая. В последний год учёбы мы выбрали разные классы, потом поступили в колледжи и разъехались, потеряли друг друга. Несколько лет назад я встретила одну общую знакомую, и та рассказала, что у Кейт жуткие проблемы, деперессия уже много лет, она не удерживается ни на одной работе, даже разошлась с мужем. Я ещё, помню, удивилась - не похоже на Кейт. Но у меня тогда своих забот хватало. А сейчас, приехав в родную школу, я узнала, что наш учитель физкультуры недавно пошёл под суд за сексуальную связь со школьницами...
- Он её изнасиловал? - охнула Люси.
- Да если бы изнасиловал, понятнее бы было. Он никого не насиловал. Он любил заниматься онанизмом перед ученицами, и часто предлагал им «помочь» ему. Но только рукой. И только добровольно. Когда был суд, Кейт выступила свидетельницей. Он сделал это с ней один раз, причём она даже не противилась. Лет ей было на тот момент пятнадцать или шестнадцать. И вот этот один эпизод сломал ей жизнь. Как это объяснить, доктор Шагал?
- Как что объяснить? - доктор Шагал положила свой бутерброд и промакнула губы салфеткой.
- Ну как объяснить то, что есть женщины, изнасилованные собственным отцом, или вон священником, есть совершенно гетеросексуальные мужчины, которых те же священники склонили к гомосексуальным актам, и многие из них, хоть и не без проблем, но функционируют, работают, семьи заводят, лечатся успешно. А тут подёргала физрука за причинное место один раз, добровольно, в не слишком уж детском возрасте - и всё. Из комнаты с трудом может выйти, с каждым годом хуже.
- Да мы и в нашей практике это видим, - подхватила Люси, - перед одними священник штаны снял, и они уже который год лечатся, а с другими чего только не делали, а они нуждаются в минимальной терапии.
- У нас у всех разная психика, мы по-разному реагируем на стимулы. У кого-то отняли ночью на улице кошелёк, а он разве что о деньгах сокрушается. Другой после этого год боится из квартиры выходить. Сексуальное насилие - как любая травма, одни выкарабкиваются, другие нет. Да и выкарабкиваются по-разному. Слишком много слагаемых в этом уравнении, от физического устройства мозга до силы воли, от окружающей среды до воспитания.
- А вот скажите, доктор Шагал, - поинтересовалась Люси, - это правда, что жертвам священников тяжелее, чем другим? Из-за веры.
- Мы же только что установили, - терпеливо повторила доктор, - что всё зависит от человека. Конечно, у религиозных католиков особое отношения к священнику, но если, например, девочка боготворит отца, а он её насилует, то я не думаю, что ей будет легче. Хотя вполне возможно, что ей будет не так тяжело, как какой-нибудь Кейт, один раз подрочившей учителя физкультуры. Мозг необъективен.
- Ох, не хотела бы я быть психиатром, - вздохнула Джейн.
***
Они шли по парку, держась за руки.
- Мне даже неловко об этом думать, не то, что говорить... Как ты считаешь, вероисповедание играет роль в том, как она проводит терапию? - Люси почувствовала, что краснеет.
- В каком смысле, Люси?
- Ну, доктор Шагал, она же еврейка, правильно? В офисе мы это не обсуждали, но с такой фамилией...
- Да, конечно, я уверен, что еврейка. Почему ты думаешь, что это влияет на терапию?
- Помнишь, мы во время первой встречи обсуждали разницу между католическими священниками и раввинами или имамами? Это разное восприятие религии и роли священника в ней. Недавно мы вместе обедали, и я спросила, есть ли разница, по её мнению, между жертвами католических священников и остальными. Она сказала, что всё зависит от человека.
- Наверное, от человека действительно многое зависит, но и вера наша особенная... - Джерри сделал длинную паузу, пытаясь собраться с мыслями. - Понимаешь, для меня тот факт, что это был священник, сыграло огромную роль, именно из-за того, что насилие сделало с моей верой. Во время наших сессий мне казалось, что доктор Шагал прекрасно меня понимает - как никто другой. Может, хороший терапевт не обязательно должен быть католиком?
- Господи, Джерри, ну естественно не обязательно! Она великолепный врач, это все говорят. Мне просто интересно твоё мнение: ты не считаешь, что католик был бы для тебя лучшим терапевтом?
- Я не представляю себе лучшего терапевта, если честно. Она помогла мне принять себя, перестать жалеть о том, чего не вернёшь... И о вере мы тоже говорили.
- Серьёзно? Что она сказала?
- Она спросила, что для меня главное, за что я держусь. Я сказал, что за душу. За вечность души. И она согласилась - самое страшное в отказе от веры это принять свою смертность, тот факт, что никогда не увидишь дорогих тебе людей, тех, кто ушёл раньше. Люди не могут смириться с этим, поэтому религии в той или иной форме существуют во всех культурах. Нам нужно знать, откуда мы пришли и куда уйдём. Мы хотим верить, что там, наверху, со всеми встретимся. Ещё она говорила про выбор.
- Между добром и злом?
- Да, хотя это сложнее, конечно. Бог не отнял у нас право выбора. И все это знают. Но каждый раз, когда совершается какое-то злодейство, особенно если оно совершается по отношению к тебе, трудно смириться с тем, что Бог это допустил. Как будто это его работа - допускать или не допускать.
- Особенно если зло совершается Его наместниками...
- Удивительно, я в своё время сказал ей то же самое. Знаешь, что на это ответила доктор Шагал?
- Что?
- Что это был их выбор - стать священниками. Что их сан - не гарантия хорошего поведения, скорее, это означает, что на них лежит больше ответственности. И если они преступили черту добра и зла, то их грех ещё страшнее, чем если бы то же самое сделал мирской человек. За их души надо молиться. Это лишний раз доказывает, что от выбора не уходит ни один смертный. И неправильность их выбора не делает мою душу смертной или сокрушает мою веру. Понимаешь?
С той, первой, встречи, прошло две недели, они встречались ещё трижды, и до сегодняшнего дня ни разу не возвращались к Теме. Говорили о своих не слишком удачных первых браках, о сыновьях - у Джерри их было двое, о работе, книгах, спорте, путешествиях, о чём угодно, только не об этом. Люси ждала каждое свидание с нетерпением, считая часы. Увидев Джерри, она о часах, наоборот, забывала - с ним было невероятно легко. В прошлый раз он её впервые поцеловал, и Люси едва нашла в себе силы оторваться от его губ и убежать домой. Сегодня была суббота, дети были отправлены к бывшим супругам, они встретились утром и планировали провести вместе весь день. Джерри пришёл на встречу с огромным букетом каких-то пёстрых, пушистых цветов.
- Ой, какие чудесные! Это куда лучше «официальных» роз. По крайней мере для меня.
- Вот и я не шибко жалую «официальные». Эти тебе больше подходят. - Джерри улыбался от уха до уха.
- И что ж я с ними, по парку буду ходить?
- А почему бы и нет? Красивая женщина с красивыми цветами.
- Да ну тебя, - Люси покраснела. - Ты прямо светишься сегодня весь. Что-то хорошее произошло?
- Тебя увидел. Но помимо этого у меня есть одна очень хорошая новость. Доктор Шагал сказала, что терапия мне больше не нужна. Я могу сам контролировать свои симптомы. Так что ты разговариваешь с практически здоровым человеком. И на нашем пути ничего больше не стоит - я уже не пациент твоего босса.
Люси решилась спросить его о религии после того, как Джерри сказал, что смена терапевта (до доктора Шагал он ходил к другому психиатру) была одним из самых удачных решений в его жизни. То, что ответил Джерри, неожиданно сняло тяжесть с её сердца, камнем давившую с того момента, как новости о скандале просочились в прессу. Нельзя подвергать сомнению бессмертие своей души или правоту Слова Божья из-за того, что кто-то сделал неправильный выбор.
- Я беру свои слова назад. Она действительно понимает. Удивительно...
- Да ничего удивительного. Она просто умеет ставить себя на твоё место. Это талант терапевта, от религии не зависит.
- ОК. Так что теперь, что дальше?
Джерри мог позвонить доктору Шагал в любое время, если состояние вдруг ухудшится, если опять начнут мучить фобии, но пока что он чувствовал себя прекрасно. Доктор даже спросила во время последней встречи, не влюбился ли он.
- И что ты ей сказал? - рассмеялась Люси.
- Сказал, что наверное, возможно, да, пока боюсь загадывать, - он смущённо улыбнулся.
Люси остановилась посередине тропинки, взяла в руки лицо Джерри и поцеловала его. Рядом бегали дети, кто-то что-то кричал, крякали вечно перекормленные утки, весь этот зыбкий, вечно делающий неправильный выбор мир колыхался вокруг, а они вжимались друг в друга как в последнюю надежду на бессмертие души, чувствуя себя выбравшимися на солнце из длинного, узкого, пыльного тоннеля.
- Знаешь, - прошептал ей на ухо Джерри, - от одной вещи я так и не вылечился, и вряд ли вылечусь. Я по-прежнему не могу заниматься любовью в темноте - я уже не впадаю в панику, но расслабиться не могу. Я очень надеюсь, что для тебя это не препятствие...
Люси чуть отстранила лицо и хитро посмотрела на него: «Поехали домой заниматься любовью пока не стемнело.»
***
Люси взяла пару выходных, чтобы поехать с Джерри в Вермонт - в Бостоне становилось жарковато. Они провели четыре дня на берегу речки, занимались любовью на рассвете, катались на лодке, гуляли по лесу, читали книжки по вечерам, укрывшись одним пледом. Люси вернулась в город счастливой, обновлённой; её не раздражали ни капризы сына, ни дурацкие вопросы пациентов, ни бюрократы в страховых компаниях. Одна проблема: за время отсутствия накопилось масса работы, нужно было напечатать большое количество писем и отчётов, рассортировать файлы для Джейн и составить расписание доктора на лето. В пять тридцать надо было забирать сына, но Люси договорилась с мамой, что та придёт вечером, часов в семь, и побудет с ним, а Люси вернётся в офис, чтобы нагнать упущенное.
Она открыла дверь своим ключом, взяла в охапку файлы и пошла в кабинет Джейн - там было уютнее. Люси закрыла дверь, включила настольную лампу и компьютер и начала печатать. Она так погрузилась в работу, что не услышала звук поворачивающегося в замке ключа и открывающейся двери, и очнулась только когда кто-то прошёл по коридору, совсем рядом. В здании в девять часов вечера давно никого не было, и Люси стало не по себе. Она прислушалась. Тишина. Пытаясь унять сердцебиение, она взяла со стола увесистый пресс для бумаг, тихо вышла из комнаты и прокралась к офису доктора. Там было темно. Люси подёргала ручку двери - заперто. Может, ей показалось? Она развернулась, чтобы идти обратно, и увидела льющийся из противоположного конца коридора свет. Горела лампочка над корзиной Януса. Что может кому-то понадобиться в закутке, где кроме кота и панно с крестиками и буквами ничего не было, Люси представляла себе плохо. Тихо-тихо, на цыпочках, она дошла до конца коридора и заглянула за угол.
Янус мирно спал в своей корзине. Доктор Шагал сидела на корточках напротив мозаики и заканчивала выкладывать хвост кота из оранжевых стёклышек. Она почувствовала на себе взгляд, обернулась, увидела застывшую у стены Люси и вздрогнула. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
- Люси, положите пресс на место, я не собираюсь вас грабить.
Люси продолжала стоять с открытым ртом и наполненными изумлением глазами. Через секунду она спохватилась и положила пресс на пол.
- Простите, я не ожидала вас тут увидеть, и испугалась.
- У меня просто нет времени днём работать над мозаикой, да и не хочется этого делать, когда вокруг пациенты. Это мой личный проект.
- Доктор Шагал, вы не сердитесь, но, но...
- Что «но», Люси? - это было сказано строго, но глазах доктора не было угрозы - только привычные усталость и грусть.
- Я не хочу вас обидеть, но ведь это проект для жертв католических священников, а вы, а вы, доктор Шагал...
- Шагал - моя фамилия по мужу. Девичья фамилия - Коннели. Возвращайтесь к работе, Люси.
Люси медленно подняла с пола пресс и пошла обратно в кабинет. Она села за компьютер, открыла следующий файл и сосредоточилась на работе.