Музпросвет N°21. Франц Лист - виртуоз ("Венгерские рапсодии")
Франц Лист. Карикатура из Журнала "La Vie Parisienne" от 3 апреля 1886 г.
"Венгерские рапсодии" - часть наследия Листа, мимо которой нельзя пройти, как по причине их большой популярности и влияния, так и по причине связанных с ними эстетических вопросов.
Рапсодия - музыкальный жанр 19 века, для которого характерны свободная импровизационная манера, эпический стиль, использование народных мотивов. В античной Греции рапсодами называли странствующих певцов, поющих эпические поэмы. Лист сочинил 19 "Венгерских рапсодий", большинство из которых предельно трудны для исполнения. Как правило, листовские рапсодии состоят из двух основных частей - медленной "Lassan" и быстрой "Friska".
Необходимо отметить, что в 19 веке европейское общественное сознание не отличало венгерской народной музыки от цыганской. Последняя, т.е. популярная музыка стиля "Вербункош", и легла в основу "венгерского" стиля Листа (а также и многих других композиторов; вспомним "Венгерские танцы" Брамса). При этом, с подлинным венгерским фольклором, внимательно изученным лишь в 20 веке, этот стиль имеет мало общего.
Сочинение Листом "Венгерских рапсодий" и некоторых других произведений в стиле Вербункош было связано с процессами пробуждения национального самосознания в европейских странах 19 в. Мощным толчком к этому явились революционные события 1848 года. Лист сочинял "Венгерские рапсодии" подчеркнуто в струе народно-патриотических настроений. Хотя, венгром он был весьма условно. Хоть он и родился в Венгрии, но был этническим немцем, венгерского языка не знал, и после переезда в 11-летнем возрасте в Вену, а затем вскоре в Париж, больше никогда в Венгрии не жил (только несколько раз посещал Венгрию). Его "венгерская" музыка носит более внешне-изобразительный характер, по сравнению, скажем, с польским и вообще, славянским элементом в музыке Шопена - более укорененным и органичным. Однако, связано это, на мой взгляд, в первую очередь, не с национальным происхождением Листа, а с его общей склонностью к шоу и к яркой зрелищности, о которых речь шла в предыдущем выпуске.
Многие крупные пианисты играли "Венгерские рапсодии" с благородным пафосом и некоторым чувством меры. Но характер этой музыки таков, что исполняя ее, возвышенный артистизм и виртуозность слишком легко подменить напыщенностью и ходульностью. Кроме того, музыка эта поощряет самопоказ/самолюбование исполнителя и легко скатывается просто к вульгарности. Экстраполяция этих тенденций дает в пределе "Мурку" для фортепиано с оркестром.
Послушаем теперь самую знаменитую из рапсодий - вторую, в исполнении Эмиля Гилельса:
Click to viewА вот одно из исполнений очень дурного вкуса, и в музыкальном отношении и по вульгарной внешней атрибутике, очень раскрученной современной пианисткой (Хатия Буниатишвили):
(кому лень, можно не смотреть, а так, только начало и конец)
Теперь несколько слов о творчестве Листа в контексте исторической эволюции музыки, общества и музыкального вкуса. Дело в том, что в первые десятилетия 19 века в европейской музыкальной культуре произошла фундаментальная перемена. У музыки, если можно так выразиться, сменился "хозяин". Если до того в роли верховного партона выступала аристократия, то теперь место ее заняла буржуазия (ранее, примерно до 16 в., высшим авторитетом была церковь). В области культурного и эстетического воспитания, буржуазия, в среднем, была намного примитивнее аристократии. Она легко покупалась на площадные эффекты. Внешние, более грубые средства выражения, легче "понимаемые" и в то же время подаваемые в блестящей высокосветской упаковке льстили ее самолюбию. Соблазн для музыкантов, сорвать аплодисменты сомнительного качества, и при этом хорошо заработать, был слишком велик. Не следует думать, что простое, народное, и даже площадное, было совсем чуждо высоким образцам музыки предыдущих эпох. Но вплоть до первой трети 19 в., все простое или народное, в комозиторском творчестве как бы облагораживалось, воплощая при этом единство "верха" и "низа", цельность здания культуры, опору сложного на простое. В 19 же веке, наметилась обратная тенденция: принижения, вульгаризации уже устоявшихся форм выражения. Артист, вместо того, чтоб задавать высокую планку, к которой бы тянулись "низы", стал частенько занижать ее в угоду публике. Все было бы ничего, если бы Лист был менее значительным музыкантом, флиртующим с толпой. Но дело в том, что он был подлинно гениальным композитором. И пользовался он при этом огромнейшим влиянием, и как исполнитель, и как композитор, и просто как звезда светской жизни. Это сегодня он лишь один из великих композиторов прошлого, а в свое время, он был номером один, королем и законодателем.
В этой связи очень интересна следующая история:
В августе 1844 г. будучи в Монпелье с концертной поездкой, Лист нанес визит художнику, ученому и органисту (в одном лице) Жан-Жозефу Бонавантюр Лорану (Jean-Joseph Bonaventure Laurens). Много лет спустя брат Жан-Жозефа описал эту встречу.
Вот, вкратце, суть дела:
Хозяин радушно принимая гостя, говорит ему нечто вроде "О вас говорят, что вы являетесь столь же великим шарлатаном, сколь и великим артистом." Затем в ходе общения, Лоран просит Листа сыграть ему труднейшую органную ля минорную фугу Баха, которую, ввиду ее трудности, ему никто другой не мог бы сыграть. Лист спрашивает, как ему ее сыграть? Удивленный хозяин отвечает: так, как она должна играться...
Лист садится за фортепиано и играет сначала "так, как играл бы ее сам Бах"; (следуют восторги слушателей по поводу величия и чистоты классического стиля и т.д.) затем он играет второй раз, "так, как он сам ее чувствует, с более яркими живописными эффектами"; затем же, он ее играет третий раз, предваряя исполнение словами "а теперь я сыграю ее вам так, как я бы сыграл ее с целью поразить публику, как шарлатан." И тут маэстро разражается всевозможными громами и молниями, невероятными звуковыми чудесами, не переставая при этом курить сигару и справляясь со всем потоком нот с невероятной непринужденностью. Слушатели теряют дар речи. etc.
Я лично с большим недоверием отношусь к воспоминаниям современников о людях ставших легендами. Могу с уверенностью скатать, что в случае с композиторами, огромное количество подобных свидетельств либо приукрашены, либо искажены, либо просто выдуманны, кроме тех редких случаев, когда они исходят от действительно высококомпетентных людей. Однако, в этой истории, даже если она сильно расцвечена, есть несомненно доля очень существенной правды.
Думаю что до Листа, подобная творческая позиция выдающегося художника была просто невозможна, причем как с этической, так и с психологической и даже технической точки зрения.
Поразительно, что и публика и музыканты со второй половины 19 в., почти совершенно потеряли чувствительность к перегибам листовской "третьей" манеры. Если Роберт и Клара Шуманы в переписке нередко говорили о концертах Листа в духе "Какое мастерство, но боже мой, какой дурной вкус!", то во второй половине столетия Лист был уже непререкаемым авторитетом среди музыкантов всех рангов (этому способствовало, конечно, и качество его зрелых произведений). Правда русская консерваторская профессура имела в репертуаре одно адекватное словечко : "цыганщина", но пользовалась она им в гораздо более откровенных случаях, чем музыка Листа, и все больше в отношении исполнителей.
Кстати о "Мурке". Это была не шутка. Это горькая правда. Вот вам поистине конкретная иллюстрация того, что от великого до смешного один шаг: