Про «Эпоху Застоя» - 9
СТРАННЫЙ «МИЛИТАРИЗМ»
Советская «милитаристская пропаганда», или, если угодно, развитое оборонное сознание - нечто мало подвергающееся сомнению. Кто-то говорит о этом с отвращением, кто-то с уважением отзывается о состоянии вооружённых сил и высоком уровне оборонного сознания, но сам факт вроде бы очевиден и бесспорен: столько оборонных заводов, столько солдат, столько «военно-патриотического воспитания» всех, от мала до велика.
Я спорить не буду, я о странностях этого «милитаризма» поговорить хочу.
Ну, тотальную, всепроникающую «борьбу за мир» помнят даже те, кто застал СССР младенцем. Тема заслуживает отдельного разговора; отмечу, что там было столько искреннего ужаса перед страданиями, которые несёт война, что мобилизационно-оборонный эффект такой агитации может быть поставлен под сомнение. Т.е. внести деньги в Фонд защиты мира от этих роликов и плакатов хотелось, а вот встать под ружьё - как-то не всегда, слишком выпукло были представлены «невозможность войны» и «бессмысленность любого насилия». В «пацифизм» доигрались до такой степени, что в обывательской среде стали обычными разговоры типа «запустят американцы в 2000-м году атомною бомбу и будет всем нам конец света».
Второе, что сразу вспоминается: как показывали по ТВ Советскую армию и армии «вероятных противников». Все эти военные «вкусности», которые заставляют биться «мальчишеские сердца» мужчин любого возраста, всё это доставалось Америке (и немного прочему НАТО). В подчеркнуто документальных, часто черно-белых, «зашумлённых», словно добытых разведчиками, кадрах международно-политических программ внушительно сдвигались люки ракетных шахт, с рёвом взлетали истребители с палуб авианосцев, выныривали из морских глубин субмарины, лихо разворачивались танки, обвешенные разными прибамбасами. «Поджигатели войны», «культ силы», зловеще и притягательно.
А у нас всё иначе. Передача «Служу Советскому Союзу»: камера бегло скользит по бронетранспортеру (БРТ это же такая тайна), самолеты только издали, зато крупно - опрятные койки в казарме, улыбающийся кашевар, свежевымытый плац. Новобранцы бегут кросс, короткое интервью с солдатом: совсем мальчик, простое, отрытое лицо, русые кудри прилипли ко лбу. Алые погоны, алые петлицы, сверкающие золотом пуговицы, неплохая полевая форма для середины XIX века.
Советско-польское братство. Фото позаимствовано
Они бы хотя бы подумали, каким хочется выглядеть в глазах окружающих обычному подростку: «великим и ужасным» или «белым и пушистым».
Почему всё обстояло таким образом? Ну, например, потому, что для поколения, «вынесшего на плечах все тяготы и лишения войны», настоящим адресатом любого послания внутри страны были, прежде всего, сверстники и сверстницы. А если вообразить себе наиболее типичного представителя этого поколения? Скорее всего, это женщина (мужчины погибли), как минимум сильно за пятьдесят (в семидесятых), знакомая с тяжелым трудом, родившаяся в деревне и, хотя и прожившая и проработавшая большую часть жизни в городе, на заводе, но город и «железки» эти так и не полюбившая и до конца не принявшая. Смотрит она на пиршество заморской брутальной стали, и никакого, понятно, интереса, только тревога и недоумение перед этой материализованной жестокостью. А покажут худенького паренька в кирзачах и пилотке - и сердце сожмётся - «Сынок!» (Иногда кажется, что именно такой вот работящей, простой и немолодой тёткой виделся властям весь народ. Во всяком случае, информационный ряд был во многом «заточен» именно под эту аудиторию, например, «молодёжная» передача, это почти всегда не передача для молодёжи, а программа «презентующая» молодых старшему поколению, показывающая, что «молодежь у нас хорошая», «заветам верна» и т.д.)
Тут всё не случайно. Помните, как писали в те годы: «простые советские люди сломали хребет гитлеровской военной машине». Люди - машине, хребет. Читай: победа жизни над смертью. И неслучаен образ мальчика-солдата с простым и открытым лицом, чья чистота и неспособность к предательству, обладает магической силой того же рода, что была у легендарных девственниц, усмирявших буйных единорогов.
Шатохин Борис Яковлевич (1939) «Солдат Страны Советов» 1966 (источник)
Быть может, такой представляли свою молодость « властные старики», быть может, в этом они видели источник настоящей, неподдельной непобедимости. Только «мальчикам», надевавшим военную форму, примерять на себя ещё и этот тонкий и жертвенный образ хотелось не сильно. И страшно и «не круто». Куда веселее почувствовать себя бронебойным суперменом. Между тем, персонажей, на которые хотелось бы походить пацанам, было на удивление мало.
Если посмотреть с этой точки зрения, на ещё один пункт, который считается подтверждением «агрессивной природы» позднего СССР - культ Великой Отечественной войны и вообще обилие военных в кино, то картина получается вовсе противоречивая.
Бритвин Виктор Глебович (1955) «Родина» 1980-е (источник)
Настоящий милитаризм затушёвывает трагизм войны либо весёлой удалью Фанфана-Тюльпана либо варварской энергетикой Шварценеггера, подсовывая образы неуязвимых, непобедимых, удачливых, с которыми так легко и приятно себя идентифицировать. Советский кинематограф начинал «нащупывать» эту тему в 50-60-х, формируя довольно интересный героя - отважного, обаятельного и чуть лукавого простака, такого как Иван Бровкин или Максим Перепелица («Там, где пехота не пройдёт и бронепоезд не промчится, Максим на пузе проползёт и нечего с ним не случится»). Лыко в ту же строку - беззаботная военная комедия «Крепкий орешек» (с Соломиным, а не с Уиллисом) и даже вроде как «диссидентская», окуджавская «Женя, Женечка и "катюша"» .
Но постепенно (условная точка перелома - фильм «В бой идут одни старики») в образе солдата начинают преобладать черты не вояки, а страстотерпца, сама война оказывается страшной кровавой страдой, крёстной мукой. Акцент делался не на победном пафосе, а на цене, оправданной, безусловно оправданной, но неимоверно, чудовищно страшной. Воины Сергея Бондарчука или Ивана Лапина - это не те, кому хочется подражать, а те, перед кем нельзя не преклоняться. Это момент относительно тонкий: в своем предельном выражении готовность к подвигу и почитание героев оказывались противоположными вещами.
Да и ещё один штрих: вспоминается, что после фильма «Случай в квадрате 36-80» какая-то западная газета напечатала статью, где главный герой назывался «элитным солдатом, чья униформа безупречна даже в гуще боя» и «русским ответом на Рэмбо». Знали бы вы, какой нервное опровержение на несколько полос вышло в советской прессе.
Конечно, могут припомнить, в качестве аргумента в пользу утверждения о милитаризованности советского общества, особенности воспитания школьников: пионерская организация (классическая полувоенная структура на очень посторонний взгляд), «Зарница», смотры строя и песни.
Но пионерия (говорю как бывалый член совета дружины и разных президиумов :))) занималась подготовкой не к армии, а к существованию в сложной иерархической системе, что-то вроде большого завода или, даже, главка или министерства :-). Из военно-спортивной игры «Зарница» драйв и агрессия мальчишеской «войнушки» были вычищены по максимуму. А ежегодный смотр строя и песни, так это же русский (прусский) аналог весенних карнавалов, без похабного задницеверчения.
Оглядываясь назад я иногда думаю, что так, как советский, мог бы выглядеть ритуальный «милитаризм» в мире, где война невозможна, но есть мудрое понимание того, что многим для душевного здоровья воинская культура также почти необходима как для телесного - физическая.
Но помимо всего вышеописанного, пересекаясь и распараллеливаясь с ним, существовало русское оборонное сознание, гордое, иногда чуть мрачноватое, иногда дерзко-весёлое, но всегда полное осознания собственной особенной силы. «Пусть только сунутся», или, если официальнее, «кто с мечом к нам придёт» и т.д. Тонкой, тоненькой ниточкой присутствовало в этом осознании уверенность народа в том, что война открывает, делает рельефной нашу исключительность.
Ну и удаль, конечно, была в этом неофициальном самосознании и самоирония - «есть у русских ВДВ, там каждый стоит десяти наших рейнджеров, а есть ещё стройбат - это такие звери, что им даже в военное время автоматы не дают», «кранты вашей Америке, кто-то бросил валенок на пульт управления»
Медленно ракеты улетают в даль,
Встречи с ними ты уже не жди,
И хотя Америку немного жаль
СССР, конечно, победит.
Где-то мне встретилось рассуждение, о том, что этакий детский фольклор есть самое страшное свидетельство «промытости мозгов». Конечно, кому-то просто больно слышать такое про нежно любимую Америку, для кого-то любое проявление уважения к своей стране и настороженности к её конкурентам - свидетельство глубокого зомбирования, но мозги нам другим промывали, а за эти песни в школе и схлопотать можно было. Просто у некоторых всё было в порядке и с чувством юмора, и гордостью, и с амбициями, и с гормонами.
Может, мы обидели кого-то зря
Недодали пару мегатонн,
Но горит и кружится сейчас земля,
Где стоял когда-то Пентагон….
[ продолжение следует]
См. также:
Про «Эпоху Застоя» -1: «Старше на целую войну…»
Про «Эпоху Застоя» - 2: Кресло-кровать и русский педантизм
Про «Эпоху Застоя» - 3: Работа и отдых
Про «Эпоху Застоя» - 4: Прямая и явная проповедь добра
Про «Эпоху Застоя» - 5: Научно-производственный кинематограф
Про «Эпоху Застоя» - 6: Поэма без героя
Про «Эпоху Застоя» - 7: Империя под грифом «секретно»
Про «Эпоху Застоя» - 8: Кривое зеркало витрин
Советская «милитаристская пропаганда», или, если угодно, развитое оборонное сознание - нечто мало подвергающееся сомнению. Кто-то говорит о этом с отвращением, кто-то с уважением отзывается о состоянии вооружённых сил и высоком уровне оборонного сознания, но сам факт вроде бы очевиден и бесспорен: столько оборонных заводов, столько солдат, столько «военно-патриотического воспитания» всех, от мала до велика.
Я спорить не буду, я о странностях этого «милитаризма» поговорить хочу.
Ну, тотальную, всепроникающую «борьбу за мир» помнят даже те, кто застал СССР младенцем. Тема заслуживает отдельного разговора; отмечу, что там было столько искреннего ужаса перед страданиями, которые несёт война, что мобилизационно-оборонный эффект такой агитации может быть поставлен под сомнение. Т.е. внести деньги в Фонд защиты мира от этих роликов и плакатов хотелось, а вот встать под ружьё - как-то не всегда, слишком выпукло были представлены «невозможность войны» и «бессмысленность любого насилия». В «пацифизм» доигрались до такой степени, что в обывательской среде стали обычными разговоры типа «запустят американцы в 2000-м году атомною бомбу и будет всем нам конец света».
Второе, что сразу вспоминается: как показывали по ТВ Советскую армию и армии «вероятных противников». Все эти военные «вкусности», которые заставляют биться «мальчишеские сердца» мужчин любого возраста, всё это доставалось Америке (и немного прочему НАТО). В подчеркнуто документальных, часто черно-белых, «зашумлённых», словно добытых разведчиками, кадрах международно-политических программ внушительно сдвигались люки ракетных шахт, с рёвом взлетали истребители с палуб авианосцев, выныривали из морских глубин субмарины, лихо разворачивались танки, обвешенные разными прибамбасами. «Поджигатели войны», «культ силы», зловеще и притягательно.
А у нас всё иначе. Передача «Служу Советскому Союзу»: камера бегло скользит по бронетранспортеру (БРТ это же такая тайна), самолеты только издали, зато крупно - опрятные койки в казарме, улыбающийся кашевар, свежевымытый плац. Новобранцы бегут кросс, короткое интервью с солдатом: совсем мальчик, простое, отрытое лицо, русые кудри прилипли ко лбу. Алые погоны, алые петлицы, сверкающие золотом пуговицы, неплохая полевая форма для середины XIX века.
Советско-польское братство. Фото позаимствовано
Они бы хотя бы подумали, каким хочется выглядеть в глазах окружающих обычному подростку: «великим и ужасным» или «белым и пушистым».
Почему всё обстояло таким образом? Ну, например, потому, что для поколения, «вынесшего на плечах все тяготы и лишения войны», настоящим адресатом любого послания внутри страны были, прежде всего, сверстники и сверстницы. А если вообразить себе наиболее типичного представителя этого поколения? Скорее всего, это женщина (мужчины погибли), как минимум сильно за пятьдесят (в семидесятых), знакомая с тяжелым трудом, родившаяся в деревне и, хотя и прожившая и проработавшая большую часть жизни в городе, на заводе, но город и «железки» эти так и не полюбившая и до конца не принявшая. Смотрит она на пиршество заморской брутальной стали, и никакого, понятно, интереса, только тревога и недоумение перед этой материализованной жестокостью. А покажут худенького паренька в кирзачах и пилотке - и сердце сожмётся - «Сынок!» (Иногда кажется, что именно такой вот работящей, простой и немолодой тёткой виделся властям весь народ. Во всяком случае, информационный ряд был во многом «заточен» именно под эту аудиторию, например, «молодёжная» передача, это почти всегда не передача для молодёжи, а программа «презентующая» молодых старшему поколению, показывающая, что «молодежь у нас хорошая», «заветам верна» и т.д.)
Тут всё не случайно. Помните, как писали в те годы: «простые советские люди сломали хребет гитлеровской военной машине». Люди - машине, хребет. Читай: победа жизни над смертью. И неслучаен образ мальчика-солдата с простым и открытым лицом, чья чистота и неспособность к предательству, обладает магической силой того же рода, что была у легендарных девственниц, усмирявших буйных единорогов.
Шатохин Борис Яковлевич (1939) «Солдат Страны Советов» 1966 (источник)
Быть может, такой представляли свою молодость « властные старики», быть может, в этом они видели источник настоящей, неподдельной непобедимости. Только «мальчикам», надевавшим военную форму, примерять на себя ещё и этот тонкий и жертвенный образ хотелось не сильно. И страшно и «не круто». Куда веселее почувствовать себя бронебойным суперменом. Между тем, персонажей, на которые хотелось бы походить пацанам, было на удивление мало.
Если посмотреть с этой точки зрения, на ещё один пункт, который считается подтверждением «агрессивной природы» позднего СССР - культ Великой Отечественной войны и вообще обилие военных в кино, то картина получается вовсе противоречивая.
Бритвин Виктор Глебович (1955) «Родина» 1980-е (источник)
Настоящий милитаризм затушёвывает трагизм войны либо весёлой удалью Фанфана-Тюльпана либо варварской энергетикой Шварценеггера, подсовывая образы неуязвимых, непобедимых, удачливых, с которыми так легко и приятно себя идентифицировать. Советский кинематограф начинал «нащупывать» эту тему в 50-60-х, формируя довольно интересный героя - отважного, обаятельного и чуть лукавого простака, такого как Иван Бровкин или Максим Перепелица («Там, где пехота не пройдёт и бронепоезд не промчится, Максим на пузе проползёт и нечего с ним не случится»). Лыко в ту же строку - беззаботная военная комедия «Крепкий орешек» (с Соломиным, а не с Уиллисом) и даже вроде как «диссидентская», окуджавская «Женя, Женечка и "катюша"» .
Но постепенно (условная точка перелома - фильм «В бой идут одни старики») в образе солдата начинают преобладать черты не вояки, а страстотерпца, сама война оказывается страшной кровавой страдой, крёстной мукой. Акцент делался не на победном пафосе, а на цене, оправданной, безусловно оправданной, но неимоверно, чудовищно страшной. Воины Сергея Бондарчука или Ивана Лапина - это не те, кому хочется подражать, а те, перед кем нельзя не преклоняться. Это момент относительно тонкий: в своем предельном выражении готовность к подвигу и почитание героев оказывались противоположными вещами.
Да и ещё один штрих: вспоминается, что после фильма «Случай в квадрате 36-80» какая-то западная газета напечатала статью, где главный герой назывался «элитным солдатом, чья униформа безупречна даже в гуще боя» и «русским ответом на Рэмбо». Знали бы вы, какой нервное опровержение на несколько полос вышло в советской прессе.
Конечно, могут припомнить, в качестве аргумента в пользу утверждения о милитаризованности советского общества, особенности воспитания школьников: пионерская организация (классическая полувоенная структура на очень посторонний взгляд), «Зарница», смотры строя и песни.
Но пионерия (говорю как бывалый член совета дружины и разных президиумов :))) занималась подготовкой не к армии, а к существованию в сложной иерархической системе, что-то вроде большого завода или, даже, главка или министерства :-). Из военно-спортивной игры «Зарница» драйв и агрессия мальчишеской «войнушки» были вычищены по максимуму. А ежегодный смотр строя и песни, так это же русский (прусский) аналог весенних карнавалов, без похабного задницеверчения.
Оглядываясь назад я иногда думаю, что так, как советский, мог бы выглядеть ритуальный «милитаризм» в мире, где война невозможна, но есть мудрое понимание того, что многим для душевного здоровья воинская культура также почти необходима как для телесного - физическая.
Но помимо всего вышеописанного, пересекаясь и распараллеливаясь с ним, существовало русское оборонное сознание, гордое, иногда чуть мрачноватое, иногда дерзко-весёлое, но всегда полное осознания собственной особенной силы. «Пусть только сунутся», или, если официальнее, «кто с мечом к нам придёт» и т.д. Тонкой, тоненькой ниточкой присутствовало в этом осознании уверенность народа в том, что война открывает, делает рельефной нашу исключительность.
Ну и удаль, конечно, была в этом неофициальном самосознании и самоирония - «есть у русских ВДВ, там каждый стоит десяти наших рейнджеров, а есть ещё стройбат - это такие звери, что им даже в военное время автоматы не дают», «кранты вашей Америке, кто-то бросил валенок на пульт управления»
Медленно ракеты улетают в даль,
Встречи с ними ты уже не жди,
И хотя Америку немного жаль
СССР, конечно, победит.
Где-то мне встретилось рассуждение, о том, что этакий детский фольклор есть самое страшное свидетельство «промытости мозгов». Конечно, кому-то просто больно слышать такое про нежно любимую Америку, для кого-то любое проявление уважения к своей стране и настороженности к её конкурентам - свидетельство глубокого зомбирования, но мозги нам другим промывали, а за эти песни в школе и схлопотать можно было. Просто у некоторых всё было в порядке и с чувством юмора, и гордостью, и с амбициями, и с гормонами.
Может, мы обидели кого-то зря
Недодали пару мегатонн,
Но горит и кружится сейчас земля,
Где стоял когда-то Пентагон….
[ продолжение следует]
См. также:
Про «Эпоху Застоя» -1: «Старше на целую войну…»
Про «Эпоху Застоя» - 2: Кресло-кровать и русский педантизм
Про «Эпоху Застоя» - 3: Работа и отдых
Про «Эпоху Застоя» - 4: Прямая и явная проповедь добра
Про «Эпоху Застоя» - 5: Научно-производственный кинематограф
Про «Эпоху Застоя» - 6: Поэма без героя
Про «Эпоху Застоя» - 7: Империя под грифом «секретно»
Про «Эпоху Застоя» - 8: Кривое зеркало витрин