Атлант расправил плечи. Некоммунизм
В предыдущей главе я описал общество, в котором узкая группа наследников крупных предпринимателей и высокопоставленных чиновников (олигархическо-министерская верхушка общества) в ходе кулуарных переговоров успешно поделила рынки сбыта для своих предприятий и спокойно занимается распилом откатов с государственных заказов.
Вдруг среди этой гармонии появляются новые конкуренты. Те самые сильные, инициативные, творческие - не желающие принимать «установленные правила» и начинающие передел «сфер влияния». Поначалу их не замечают - уж больно мелкие масштабы их возможностей. Потом над ними смеются. А затем понимают, что эти конкуренты уже не только отхватили чувствительные куски рынка, но и готовы своими инновациями перевернуть этот рынок вверх ногами, из-за чего «наследники» могут оказаться на самом дне.
Но что ещё хуже, в общество постепенно проникает призрак коммунизма - рабочий класс постепенно осознаёт себя и начинает выступать за свои права. Пролетарии объединяются в профсоюзы, после чего требуют сокращения продолжительности рабочего дня, улучшений условий труда, повышения заработной платы, введения социальных гарантий и ограничения произвола частных собственников средств производства. И бездействие «верхов» только усугубляет эту революционную ситуацию.
И тут в голову более-менее умного наследника приходит интересная мысль - а если не бороться с идеями социализма и коммунизма, а бросить их в массы, предварительно изъяв всю научную составляющую?
Эффект получается просто замечательный. Государство начинает помогать бедным слоям населения, а промышленники через своих друзей-чиновников получают возможность пилить откаты в промышленных масштабах. Чиновники идут в профсоюзы и возглавляют рабочее движение, «выпуская весь пар в свисток». Разговоры о деньгах становятся «неприличными», благодаря чему любые убытки спокойно списываются на «социальные нужды».
Для начала напомню основную сюжетную линию первой части книги.
Владелец сталелитейного завода Хэнк Реарден изобрёл новый сплав - гораздо прочнее, твёрже и легче обыкновенной стали. Об этом узнаёт Дэгни Таггерт - вице-президент железнодорожной компании «Таггерт Трансконтинентал» - которой срочно понадобилось отремонтировать путь, внезапно оказавшийся очень важным для развития промышленности в одном из регионов страны.
Однако вскоре после начала строительства во всех средствах массовой информации начинается форменная истерика о том, что этот металл нужно немедленно запретить, а строительство - остановить. Спустя некоторое время после начала этих «гуманитарных бомбардировок», на завод к Реардену приходит парламентёр для обсуждения условий капитуляции. Требование только одно - «закрыть» сделанное им открытие.
- Это лишь вопрос времени, мистер Реардэн, - умиротворяюще сказал Поттер. - Лишь небольшая отсрочка. Просто нужно дать экономике шанс вновь стабилизироваться. Если бы вы подождали каких-нибудь два года…
Реардэн презрительно усмехнулся:
- Так вот чего вы добиваетесь. Хотите, чтобы я убрал свой металл с рынка? Почему?
- Лишь на несколько лет, мистер Реардэн. Лишь до тех пор, пока…
- Послушайте, - сказал Реардэн, - теперь я задам вам вопрос. Ваши ученые пришли к выводу, что металл Реардэна совсем не то, за что я его выдаю?
- Мы не делали подобных заявлений.
- Они пришли к выводу, что металл Реардэна плох?
- Прежде всего нужно принимать во внимание социальные последствия внедрения вашего продукта. Мы думаем о стране в целом. Нас волнует благосостояние всего общества и тот ужасный кризис, который мы переживаем в настоящий момент.
- Металл Реардэна хорош или плох?
- Если рассматривать проблему с точки зрения роста безработицы, которая принимает угрожающие размеры, то…
- Хорош или плох?
- В период катастрофической нехватки стали мы не можем допустить расширения и роста одной компании, производящей слишком много, потому что в результате могут оказаться за бортом компании, которые производят слишком мало. Это может привести к дисбалансу в экономике, и тогда…
- Вы собираетесь отвечать на мой вопрос или нет? Поттер пожал плечами:
- Ценности всегда относительны. Если металл Реардэна плох, то он представляет собой физическую угрозу обществу, если хорош - социальную.
Сразу же возникает вопрос, ДЛЯ КОГО хороший металл может представлять «социальную опасность»? Ответ можно найти в дальнейшем разговоре, когда парламентёр напрямую перешёл к сути дела.
- Если я не ошибаюсь, на создание сплава у вас ушло десять лет. Во сколько вам это обошлось?
Реардэн поднял глаза. Он не мог понять столь внезапной смены темы, и тем не менее в голосе Поттера слышалась явная настойчивость. Его голос стал намного жестче.
- Полтора миллиона долларов, - сказал Реардэн.
- Сколько вы хотите за него?
Реардэн ответил не сразу. Он просто не мог в это поверить.
- За что? - спросил он глухо.
- За все права на металл Реардэна.
- Я думаю, вам лучше уйти.
- Я не вижу причин для подобного отношения. Вы бизнесмен. Я делаю вам деловое предложение, предлагаю сделку. Назовите вашу цену.
- Права на металл Реардэна не продаются.
- Я уполномочен говорить об огромных суммах денег. Правительственных денег.
Реардэн сидел не двигаясь, стиснув зубы. Но в его взгляде было безразличие и лишь слабая искорка нездорового любопытства.
- Вы бизнесмен, мистер Реардэн. Я делаю вам предложение, от которого вы не можете отказаться. С одной стороны, вы сталкиваетесь с огромными трудностями: общественное мнение далеко не в вашу пользу. Вы рискуете потерять все, что вложили в свой сплав. С другой стороны, вы могли бы свести риск к нулю и сбросить с себя бремя ответственности. При этом вы получите огромную прибыль, значительно больше того, что можете получить за двадцать лет от внедрения своего сплава.
Очевидно, что платить «правительственные деньги» собираются те, кому появление такого хорошего металла будет чревато личными убытками в виде снижения прибыли - то есть владельцы крупных сталелитейных компаний, давным-давно поделившие рынок. Разговоры о росте безработицы из-за остановки отдельных заводов вследствие снижения заказов - всего-лишь ширма, прикрывающая шкурные интересы наследников.
Это - не социализм. При социализме в СССР учёный за своё открытие получал Сталинскую премию, его изобретение при первой же возможности внедрялось на ВСЕХ заводах, а пытающиеся рассуждать о «социальной опасности» граждане рисковали пополнить своими фамилиями списки «безвинно репрессированных«.
Разумеется, в СССР могли отложить внедрение подобного изобретения. Например, потому что переход на обработку более твёрдого материала требует увеличения прочности инструментов и мощности станков - в противном случае вместо очень хороших деталей получится сплошной брак. Опять же переход на новый материал требует пересчёта параметров деталей, внесения изменений в конструкцию изделий. Но всё это - причины исключительно производственного, а не «политического» характера.
А в книге описан самый настоящий капитализм, где внедряется не нужное обществу, а выгодное конкретным людям, поставившим себя над обществом.
А тем временем Дэгни Таггерт, дабы разобраться в причинах этой травли, отправляется к начальнику «Главного Откатно-Распилочного Института»
- Тогда назовите эти причины мне, доктор Стадлер.
- Назову, если хотите. Ведь вы хотите знать истину, не так ли? Доктор Феррис не виноват, что эти идиоты, от которых зависит финансирование нашего института, настаивают на, как они выражаются, практических результатах. Такого понятия, как чистая, фундаментальная наука для них просто не существует. Они могут судить о науке лишь по количеству полученных благодаря ей технологических новинок. Не знаю, как доктор Феррис умудряется удерживать институт на плаву. Я могу лишь восхищаться его практическими способностями. Феррис никогда не был первоклассным ученым, но он - слуга науки, причем слуга, которому нет цены. Я знаю, что в последнее время ему приходится несладко, он меня ни во что не вмешивал и полностью оградил от всех проблем, но слухи дошли и до меня. Наш институт подвергается резкой критике за то, что недостаточно производит. Общественность требует экономии. В такие времена, какие мы переживаем, когда поставлено под угрозу удовлетворение элементарных человеческих потребностей, можно не сомневаться в том, что первой в жертву принесут именно науку. Этот институт - последнее научное учреждение. Частных научных фондов практически не осталось. Только посмотрите на алчных негодяев, которые заправляют промышленностью страны! Науке от них ждать нечего.
- А кто финансирует вас сейчас? - глухо спросила Дэгни.
Стадлер пожал плечами:
- Общество.
- Вы собирались назвать мне причины, которые кроются за этим заявлением.
- Я думаю, вы сами легко могли бы их установить. Учитывая, что в институте уже тринадцать лет существует отдел металловедения, который проглотил более чем двадцать миллионов долларов, а произвел только политуру-серебрянку да антикоррозийный препарат, который, по-моему, хуже старого, можете себе представить реакцию общественности, если частное лицо предложит продукт, который произведет революцию в металлургии и будет иметь сенсационный успех.
Наверное вы тоже, читая эти строки, задаёте себе простой вопрос - почему оба действующих лица никак не понимают сути происходящего, равно как и роли упомянутого «доктора Ферриса»?
Однако, читая эти строки, нужно понимать один исторический факт - в то время, когда Айн Рэнд писала свою …. книгу, в очень даже государственных институтах одной очень даже социалистической страны учёные создали десятки новых сплавов, не говоря уже о множестве других достижений и фундаментальной, и практической науки.
Разумеется, говоря про СССР, стоит ожидать обвинений в существовании «шарашек«, «репрессий» и «запретов«. Что тут можно сказать? Тяга к распилам лечится лесоповалом. Быть может советская наука достигла таких вершин именно потому, что советские учёные понимали свою ответственность перед Обществом и Руководством страны, которые доверили им научное оборудование и редкие материалы. И разумеется, советская наука достигла таких вершин именно потому, что руководство страны прекрасно понимало важность этой области с первых дней социалистического государства обеспечивало её всем необходимым.
Кстати, в начала 50-х советские компьютеры были лучшими в послевоенной Европе и вторыми в мире после американских. Вот тебе и «запрещённая кибернетика»
Но вернёмся к сюжету книги. Одновременно принимается несколько законодательных актов, направленных на «регулирование рынка». Приведу описание одного из этих законов
Из стопки на пол выпала газетная вырезка. Это была передовица, которую мисс Айвз пометила, сердито перечеркнув красным карандашом. Статья называлась «О равных возможностях». Он не мог не прочитать ее. За последние три месяца вокруг этого законопроекта было слишком много шума - угрожающе много.
В статье говорилось: несправедливо в период спада производства, сокращения рынков сбыта и все уменьшающихся возможностей заработать на жизнь позволять одному человеку владеть множеством предприятий в различных отраслях, в то время как другие не имеют ничего; на экономике страны пагубно отражается тот факт, что кучка предпринимателей сосредоточила в своих руках все природные ресурсы, не оставив тем самым никаких шансов другим; конкуренция, писала газета, играет первостепенную роль в жизни общества, и долг общества заключается в том, чтобы не позволить никому подняться на уровень, ставящий его вне конкуренции. Автор статьи предсказывал, что предложенный на рассмотрение Законодательного собрания законопроект о равных возможностях, запрещающий любому человеку или корпорации владеть предприятиями более чем в одной отрасли, вскоре будет принят.
Закон был принят и началось раздробление «слишком крупных» предприятий на более мелкие. Айн Рэнд описывает, как ряд предпринимателей, в том числе Хэнк Реарден, столкнулись с необходимостью для сохранения производственной цепочки передавать принадлежащие им источники сырья (например, шахты) подставным владельцам из числа близких им людей, которые после этого вполне могли предать их. Но о том, затронуло ли это «расчленение» крупные корпорации олигархической верхушки - опять же умалчивает.
В результате, как того и следовало ожидать, произошло серьёзное падение производства. Вот, что случилось после того, как один из «новых» владельцев крупной нефтедобывающей компании «объявил забастовку» - исчез, взорвав перед этим построенный им комплекс.
Прошло меньше полугода с тех пор, как исчез Эллис , - с того дня, который один фельетонист радостно назвал «днем победы простого человека». Все мелкие нефтепромышленники, владевшие тремя скважинами и скулившие, что Эллис Вайет отнял у них средства к существованию, бросились заполнять оставленное им пространство. Они организовали лиги, кооперативы, ассоциации; они объединили свои средства и ценные бумаги в общий фонд. «Маленький человек обрел место под солнцем», - написал фельетонист. Их солнцем было пламя пожара, бушевавшего над «Вайет ойл». В этом ослепительном зареве они добились успеха, о котором так мечтали, успеха, не требующего ни знаний, ни умения, ни усилий. Вскоре их крупные клиенты, такие как электростанции, которые потребляли нефть целыми составами и не желали делать скидку на несовершенство человеческой природы, начали переходить на уголь. Заказчики помельче, мирившиеся с некомпетентностью, разорялись один за другим. Парни из Вашингтона ввели нормированное распределение нефти и дополнительный налог для поддержания безработных нефтяников, затем закрылось еще несколько крупных нефтяных компаний, и «маленькие человеки под солнцем» вдруг обнаружили, что головка бура, стоившая раньше сто долларов, теперь стоит пятьсот, поскольку при отсутствии массового спроса на нефтедобывающее оборудование его производители, чтобы не обанкротиться, заламывали за свою продукцию баснословную цену; потом начали закрываться нефтепроводы, так как нечем было платить за техобслуживание, и железным дорогам было предоставлено право поднимать тарифы на грузовые перевозки; подсчитав количество нефти и стоимость перевозок, две небольшие линии попросту закрылись. Солнце зашло - и «маленькие человеки» обнаружили, что эксплуатационные расходы, при которых, они могли сводить концы с концами на своих участочках в шестьдесят акров, были возможны лишь тогда, когда рядом простирались безбрежные просторы промыслов Вайета. Теперь же они взмыли до небес вместе с клубами дыма. Лишь когда их состояния испарились без следа, а насосы остановились, «маленькие человеки» поняли, что ни один предприниматель в стране не в состоянии покупать нефть по цене, равной расходам на ее добычу. Затем парни из Вашингтона предоставили нефтепромышленникам субсидии, но не каждый имел друзей в Вашингтоне, и возникла ситуация, в которую было боязно вникать и даже обсуждать.
В условиях усугубляемого дефицита связанные с олигархами политики создали «Министерство Изобилия», только называли его немного иначе - «Отдел экономического планирования и национальных ресурсов». По сути своей, сей отдел занялся «шариковским» делом - отнимать и делить. Отнимать у тех, кто ещё что-то производит и делить между всеми остальными.
Никто не знал, как следует исполнять этот закон. Сначала ему сообщили, что он не может выпускать свой металл в количестве, «превышающем количество наилучшего специального сплава, не являющегося сталью», выпускаемого Ореном Бойлом. Но наилучший специальный сплав Орена Бойла был низкопробным месивом, которое никто не хотел покупать. Затем ему сообщили, что он может выпускать свою продукцию в количестве, которое мог бы производить Орен Бойл. Никто не знал, как это определить. Кто-то в Вашингтоне без всяких объяснений назвал цифру, указывающую количество тонн в год. Все приняли это как есть. Реардэн не знал, как «предоставить каждому заказчику иную долю своей продукции». Заказов накопилось уже столько, что, даже если бы ему позволили работать в полную силу, он не смог бы выполнить их и за три года. Кроме того, ежедневно поступали новые заказы. Это были уже не заказы в старом, благородном понимании; это были требования. По новому закону, заказчик, не получивший причитающейся ему равной доли металла Реардэна, имел право подать на Реардэна в суд.
Равная доля - никто не знал, сколько это. Вскоре Реардэну прислали из Вашингтона молодого расторопного паренька, только что из колледжа, на должность помощника управляющего по распределению. После длительных переговоров с Вашингтоном паренек сообщил, что каждый заказчик будет получать пять тысяч тонн в порядке поступления заявки. Никто не возражал против этой цифры. Возражения не имели смысла; с таким же успехом и абсолютно законно можно было установить норму в один фунт или миллион тонн. Парнишка открыл на заводе контору, где четыре девицы круглосуточно принимали заявки. При производительности завода на данный момент выполнение заказов должно было растянуться по меньшей мере лет на сто.
Пяти тысяч тонн металла не хватило бы и для трех миль железнодорожного полотна «Таггарт трансконтинентал», этого не хватило бы на крепления даже для одной шахты Кена Денеггера. Крупные промышленные предприятия, основные заказчики Реардэна, остались без его продукции. Но неожиданно на рынке появились клюшки для гольфа, сделанные из металла Реардэна, а также кофейные банки, садовые инструменты и водопроводные краны. Кену Денеггеру, который одним из первых сумел оценить новый продукт Реардэна и рискнул, заказав металл вопреки общественному мнению, не было позволено приобрести его; его заказ остался неудовлетворенным и был отменен без предупреждения в соответствии с новым законом. Мистер Моуэн, предавший «Таггарт трансконтинентал» в самый опасный для компании час, теперь производил железнодорожные стрелки из металла Реардэна и продавал их «Атлантик саузерн».
Реардэн молча отворачивался, когда ему говорили о том, что было прекрасно известно всем: на его металле многие за считанные дни сколачивали целое состояние. «Нет, - поговаривали в гостиных, - это нельзя называть черным рынком. Никто не продает сплав нелегально. Люди просто продают свое право на него. Вернее, даже не продают, а просто маневрируют своими долями». Он ничего не желал знать ни о лабиринте гнусных сделок, по которому доли продавались и перепродавались, ни об одном промышленнике из Виргинии, который выпустил за два месяца пять тысяч тонн заготовок из его металла, ни о том, что негласным партнером этого промышленника был человек из Вашингтона. Реардэн знал, что их прибыль с одной тонны его металла в пять раз превышает его собственную. Он молчал. Все имели право на его металл - все, кроме него самого.
Возможно, капиталисты именно так «коммунизм» и воспринимают, однако лично я ничего общего с идеями социализма и коммунизма здесь не вижу. Уже хотя-бы потому, что социализм есть постоянное расширение и улучшение производства (вплоть до того момента, когда производство сможет удовлетворить все нормальные потребности всех людей).
Я читал этот бред сивой кобылы, и представлял себе, сколько в те годы, когда писался сей бред, в СССР было построено самых разных заводов, шахт и железных дорог, нефтяных скважин и трубопроводов, электростанций и линий электропередач.
Да что представлять? Мне, чтобы убедиться в лживости этой книги, достаточно в окно выглянуть - город, в котором я живу, был заложен в 30-е годы вокруг нового авиастроительного завода. Я вижу сам и завод, который когда-то работал в три смены, а сейчас почти стоит, и жилые дома, где жили работники завода с семьями, и котельные централизованного отопления, без которых при нашем климате в бетонных многоэтажках невозможно было бы жить, вижу школы, больницы, дворцы культуры.
Продолжение следует…
Запись опубликована Логово скорпиона. Please leave any comments there.