О Духе, в связи с участием в Истории и отчуждением от этого участия
В продолжение постов об архиполемическом соприсутствии злободневного и вечного и О чувстве истории
_и_н_ф_о_р_м_-_и_м_п_у_л_ь_с_________________________________________________________
Попадите в настоящее. Рецензия на ретро-патриотизм
04 ноября 2012 Виктор Мараховский
» » » Разумеется, «массовое желание попасть в другие эпохи продиктовано тем, что текущая эпоха человека никак не удовлетворяет» (А.А.Вассерман). Но почему тогда в прошлое, если будущее даёт куда больше вариантов -- придумывай что хочешь?
Ответ очевиден: нашим современникам кажется, что в прошлом они знали бы, что делать.
В этом смысле корни русского попаданчества так же очевидны, как корни русского пост-апокалипсиса. Если современный русский пост-апокалипсис - это мечта о повторной приватизации, родившаяся из ностальгии по 90-м, то русское попаданчество в прошлое - мечта о повторной карьере. Следовательно, родом она либо из ностальгии по временам устоявшихся советских социальных лестниц, либо - по «проектам и стартапам» нулевых. В любом случае это - мечта действовать в таком мире, где будет ясно, наконец, что делать, в кого стрелять и на что ставить.
Английский писатель Нил Гейман пару лет назад обрисовал причины любви людей к фэнтези так: «Люди хотят жить в простом мире». В отношении хронопопаданцев эта формула звучит чуть иначе: «Они хотят действовать в понятном мире». В качестве такого мира им представляется вполне годным прошлое, хотя на самом деле всё, что они знают (ТТХ военной техники, даты событий и якобы «тайные» планы политиков) - это ничтожно малая и не самая важная часть любой эпохи.
На деле самой важной частью любой эпохи является её дух, то есть комплекс ожиданий, иллюзий, надежд и негодований активных слоёв общества. Захватившие эпоху идеи и образы действия. Обуявшие большинство бытовые проблемы. Даже модные песни, романы и фильмы - вот что на самом деле делает историю. Роль личностей в ней, конечно, огромна - но личности всего лишь обналичивают собой то, чем дышит эпоха. Поэтому предотвращение перестройки путём превентивного расстрела нескольких её ключевых фигур невозможно - они не сами несли в себе будущее, они просто стали его выразителями, когда оно наступило. То же, кстати, относится и к автоматам, и к ядерным бомбам, и к другим вундервафлям. Для их повсеместного появления необходимо лишь появление их у кого-нибудь - как, собственно, и происходило в нашей настоящей истории. А собственно перемены создаются куда более обширными, не поддающимися точечной микрохирургии гигантскими потоками процессов.
... Я это всё к чему: и десятки тысяч наших деятельных современников, увлечённо пишущих попаданчество, и несколько миллионов тех, кто его взахлёб читает - до обидного игнорируют простой факт.
Самая идеальная эпоха для попаданца из 2012 года - это и есть 2012 год. Здесь ему не придётся тратить время на мучительную адаптацию к платёжным терминалам, интернету, сленгу и гайцам. Здесь ему не придётся заучивать мемы, зубрить списки шоуменов и отсматривать с нуля парсеки киноплёнки. Здесь у попаданца есть наилучшие возможности приобрести с нуля необходимые знания, сделать карьеру и спасти Родину, став ключевой фигурой будущего. Здесь ему легче, чем в любую другую эпоху, понять, что нужно делать - было бы желание понимать.
У 2012 года есть только один минус по сравнению с 1805-м, 1910-м и 1980-м. Чтобы спасти Родину в настоящем, придётся всё делать по-настоящему.
Вопрос «что делать конкретно?» -- похож на вопрос, «какой ход в шахматах наилучший». Зависит от положения на доске, аккуратности мышления и воли к победе. Мы вот с вами не физики, не военачальники и не великие князья - но то, что мы начали озвучивать полтора года назад как маргиналы - сегодня уже превращается в идеологию страны. Глупостей и ошибок при этом совершается масса - как и в ходе любых других перемен. Но зато у этого корявого настоящего, в отличие от мастерски исправленного прошлого - есть реальный шанс стать будущим.
Читать целиком
О пассионарности в связи с пониманиемПрежде всего, что касается того, чтобы, не шарахаясь в "если бы да кабы" прошлого или какое-то футурологическое "планов громадьё", но находясь в своей эпохе, или точнее, применительно к нашей ситуации, находясь в межэпохальном вот этом вот, при это всём, что касается вот этой необходимости «понять, что нужно делать - было бы желание понимать».
Так вот, прежде всего, надо как следует сосредоточиться вот именно на этом:
«На деле самой важной частью любой эпохи является её дух, то есть комплекс ожиданий, иллюзий, надежд и негодований активных слоёв общества».
В общем, что касается духа как наиважнейшего в эпохе, всё совершенно так, только, раз уж наиважнейшее, то не "часть эпохи", а ЕЁ СУТЬ, КОНЦЕНТРИРУЮЩАЯ ЕЁ ЦЕЛОЕ, И СВЯЗЫВАЮЩАЯ ЕЁ С ЦЕЛЫМ СОБЫТИЯ ИСТОРИИ. А посему, дух - не "комплекс ожиданий/иллюзий/надежд/негодований" и т.п., но то, что все эти элементы умонастроения из каких-то произвольных комплексов возводит к тому Идеальному, которое, "материализуется, овладевая массами".
И всё это, разумеется, посредством «активных слоёв общества». И слоев, и тех конкретных их представителей, которые «всего лишь обналичивают собой то, чем дышит эпоха».
Их пассионарность, таким образом, заключается не просто в способности стать таким общественным локомотивом, который может вести, и при этом остается еще вопросом: вперед и по восходящей это движение или оно, при всех пассионарных мощностях, архаизаторское и реставрационистское. Но в том, по существу, эта пассионарность, в полноценном её значении, и должна заключаться, чтобы у её носителей имелась ИНТУИЦИЯ этого Идеального, принадлежащего именно этой эпохе, и в то же время, связанного с Идеальным предшествующих эпох, а т.ж. с вызовами, в которых, В КАЧЕСТВЕ ПРОЕКТНО ЗАДАННОГО ИСТОРИЕЙ, свидетельствуется Идеальное будущего.
Вот из этой заданности, в её непосредственном обращении, рождающем в представителях этих самых активных слоев общества, и через них, в каждом представителе общественного большинства, рождающем вопрос: « А сегодня что для завтра сделал я?», - так вот, из этой заданности, с таким её вопрошающим характером, собственно, появляется и возможность осмыслить и понять то, что нужно делать, и само желание понимать и осмысливать, и возможность для каждого, среди множества возможных ответов, находить то, что именно к нему обращено как ВОСТРЕБУЮЩЕЕ ЕГО ПОНИМАНИЯ!
И вот, что касается тогда настоящего участия в истории VS. вот этого вот всяческого виртуального "назад в будущее", "вперед в прошлое" и прочего хрен его знает еще через какую задницу присутствия в настоящем.
О возникновении исторического самосознания в связи с духовным пробуждениемВот, есть история, которая представлена как историография, как описание сменяющих друг друга государственных, общественных и хозяйственных устройств, ключевых событий, войн, революций, законодательных учреждений, движущих изменениями в этих устройствах, и личностей, повлиявших на все эти процессы. И вот, для нас, со школьной скамьи это всё изучающих, затем, по мере возможности и необходимости, проявляющих ко всему этому интерес, для нас это всё такое вот как будто внешнее содержание. "Внешнее" не в смысле даже равнодушия (коль скоро интерес сохраняется), но просто в смысле временнОй дистанции исторических событий или их очень опосредованной представленности в отношение обыденного порядка, повседневного хода жизни.
Но в какой-то момент приходит понимание НЕРАЗРЫВНОЙ СВЯЗИ этого обыденного, не насыщенного событиями существования и этой значимости, которая присутствует в историографически представленном ходе истории, в очерченных датами её вехах, в той монументальности её поступи, которая проступает в этих вехах. История предстает как живой творческий процесс, когда начинаешь понимать, может быть подспудно, но понимать, что при всех этих дистанциях, этих временных отстояниях и при твоей неспособности сколько-нибудь серьезно влиять на исторические процессы, при всем этом, ты в то же время никогда и не был по отношению к ним в какой-то такой позиции, когда ты это все воспринимал извне. Ты изначально, как и все люди, великие и простые, равным образом был включен, вброшен в этот живой ток исторически событийной стихии. И глядя из этого, таким образом осознаваемого положения, осознаваемого именно как опыт, а не как нечто рефлексивно выкопанное в своем внутреннем мире, глядя из этого положения, в котором бытие и сознание присутствуют в такой изначальной своей взаимопроникнутости, ты в то же время осознаешь т.ж. ту взаимосвязь и взаипопроникнутость малых и больших событий. И осознавая это, понимаешь, опять-таки, возможно, понимаешь и осознаешь подспудно, но оттого не менее и даже более проникновенно, понимаешь и то, что за всеми этими событиями стоят поступки и переживания этих, всех вместе, великих и безвестных людей. И что МЕРА их влияния на все эти события, в конце концов, определяется не масштабом свершений, не присутствием и положением на этой, историографически свидетельствуемой линии, но поступками этих людей, и вложенными в эти поступки смыслами, и стоящим за этими поступками и смыслами чувством.
Тем чувством, которое может проникать к этим истокам, где в живом взаимопроникновении присутствуют бытие и сознание, брошенные в этот живую стихию, из которой вырастают исторические свершения и самое событие истории.
Чувством, которое, прикоснувшись к этим истокам, может, отшатнется, испугавшись этой стихии, и судорожно хватаясь за "здравые смыслы" или за что-то подчеркнуто противопоставляемое им в качестве "иррациональности", но тем лишь прочнее к ним привязанное и от них зависимое, - вот таким образом цепляясь, это чувство будет только этим, наиболее доступным, довольствоваться в наполнении и обосновании поступков. А значит, будет хранить дистанцию к истории и её смыслам, причем, сохранять эту дистанцию даже тогда, когда носитель этого чувства и автор этих поступков окажется в самом что ни наесть эпицентре исторического свершения.
Но, может, и наоборот, в этой жизненно-исторической стихии и в том глубинном её прочувствовании, связывающем носителя чувства с целым события истории, во всём этом он способен будет находить импульс своих поступков и наполняющих эти поступки смыслов. И тогда для него окажется не столь важно, "войдет" или нет он в историю. Но окажется важным, существенным и сущностным для него вопрос, обращенный ему совестным зовом: УЧАСТВУЕШЬ ЛИ ТЫ В ИСТОРИИ! Ибо то, что рождает этот зов, есть факт, одновременно являющийся фактом и бытия, и сознания. А именно, факт, свидетельствующий, что, участвуя или нет в событии истории, но ты всегда ЛИЧНО ОТВЕТСТВУЕШЬ ЗА ЕЁ СМЫСЛ!
Вот такой процесс возникновения исторического самосознания, в котором ДАЁТ О СЕБЕ ЗНАТЬ ПРОБУЖДЕНИЕ ДУХОВНОГО НАЧАЛА!...
Важно здесь отметить, прежде всего, эту, неоднократно отмеченную выше ПОДСПУДНОСТЬ осознания. И в связи с этим вспомнить евангельские слова о том, что «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит». Т.е. дух как начало, присутствующе в нашем существе прежде всяких рефлексий и создаваемых на их основе концепций. Начало, прорастающее из нашего естества, и высвобождающееся для того, чтобы и это естество, и мир творчески преображать и развивать.
Как это следует понимать?
О самотрансцендентации в связи с Духом КоммунизмаВот, например, я это всё сейчас пишу, и это выглядит как такая вот попытка просто создать красивый, патетический словесный узор... Однако, говорится ведь именно о чем-то, что ИМЕЕТ МЕСТО ДО концептов и патетических образов, и ДО рефлексии на то, чтобы извлечь из своего сознания всё это и поизысканней сплести. И дело в том, что, вот, есть вот эти, послужившие мне _информ-импульсом_, виртуальные "путешествия во времени", и есть реальная духовно-экзистенциальная энергия САМОТРАНСЦЕНДЕНТАЦИИ. При всей видимой замысловатости термина, именно реальнейшая энергия, ибо не просто "данная в ощущении и независимая от воли" или являющаяся "формой существования белковых тел", но составляющая стержневую деятельностную основу нашего существа, без которой наше существование превращается в аморфные комплексы ощущений и биологических импульсов. Так вот, самотрансцендентация как то состояние нашего существа и те предельные энергии и возможности нашего существования, в соответствии с которыми мы поступаем и выстраиваем свою жизнь, концентрируясь на великом, на идеалах, во имя которых мы, ВЫХОДЯ ЗА ПРЕДЕЛЫ, УСТАНАВЛИВАЕМЫЕ НАШИМ ЕСТЕСТВОМ, ГОТОВЫ И СПОСОБНЫ ЖЕРТВОВАТЬ.
Готовы и способны жертвовать своим материальным благополучием, какими-то социальными выгодами, временем, в конце концов, жизнью. И все это связано для нас с величественными образами, будь то воинский подвиг или аскетическое подвижничество. Или, может, какие-то поступки, внешне ничего величественного не представляющие, но, тем не менее, глубоко жертвенные. Но, в любом случае, важно т.ж. и представление о том первоистоке, том первоимпульсе, который стоит за этим. И который, вот таким, как это было представлено выше, глубинным образом связан с ЧУВСТВОМ ИСТОРИИ.
Разумеется, этим чувством не исчерпывается суть самотрансцендентации. Ибо, получив в этом чувстве опыт глубинного взаимопроникновения бытия и сознания в их брошенности в жизненно-историческую стихию с её смыслами как чем-то глубоко затрагивающем твое существо и ко многому лично тебя обязывающим, - вот, получив этот опыт, ты стоишь перед задачей практического воплощения того, что в этих жизненно-исторических обязательствах заключено. А это значит вновь прийти к противопоставленности бытия и сознания. И при этом создать между ними то напряжение, при котором ты ИЗ СВОЕЙ БРОШЕННОСТИ В ЭТУ ИСТОРИЧЕСКУЮ ПУЧИНУ МОБИЛИЗУЕШЬСЯ ДЛЯ БРОСКА, требуемого смыслами свершающейся истории. И уже в этом - полномасштабное понимание сути самотрансценденции.
И всё-таки, речь о НАЧАЛЕ, о том начале, которое, дав импульс возникновению исторического самосознания, всё время, пронизывает череду ситуаций твоей жизни, твои поступки, образ жизни, в конце концов, весь жизненный путь. Но, вместе с тем, тогда, всякий раз остается и возможность дистанцирования от исторического процесса и наполняющих его смыслов. Эта возможность не снимается просто каким-то одним решительным экзистенциальным жестом!...
Поэтому, в заключение, хотелось бы заметить, что всё это сущностным и существеннейшим образом затрагивает определение коммунизма как «раскрепощения и пробуждения в каждом человеке его высших творческих способностей». Определение, в связи с которым т.ж. говорилось (см. по ссылке) о фундаментальных трудностях именно с ПРОБУЖДЕНИЕМ, а именно, в связи с тем, какой трагический отпечаток накладывают эти трудности на процессы раскрепощения в их историческом воплощении (советский проект и его постепенное «гуляш-коммунистическое» сворачивание, закончившееся катастрофой развала СССР).
Соответственно, вот то, что здесь говорилось об историческом чувстве. О том, что оно, будучи способным пробудить дух, способствует пробуждению и формированию исторического самосознания. И о том, что это чувство может отшатнуться от этой пробуждающейся энергии даже при сформированном историческом самосознании. И всё это фиксирует ГЛУБИННУЮ СВЯЗЬ отчуждения в историософско-метафизическом смысле (= Красный проект и его судьба на позднесоветском этапе, а т.ж. судьба Идеи этого проекта в постсоветский период) с личностно-экзистенциальным отчуждением (как у "широких слоев", так и у "пассионариев"), при котором естество препятствует пробуждению духа... или дух уступает импульсам естества.
И это понимание истоков духовного пробуждения и отчуждения, непосредственнейшим образом затрагивая корни первородства и драму его продажи, неизбежно поселяет в «мире великой вечной войны духа»...
_и_н_ф_о_р_м_-_и_м_п_у_л_ь_с_________________________________________________________
Попадите в настоящее. Рецензия на ретро-патриотизм
04 ноября 2012 Виктор Мараховский
» » » Разумеется, «массовое желание попасть в другие эпохи продиктовано тем, что текущая эпоха человека никак не удовлетворяет» (А.А.Вассерман). Но почему тогда в прошлое, если будущее даёт куда больше вариантов -- придумывай что хочешь?
Ответ очевиден: нашим современникам кажется, что в прошлом они знали бы, что делать.
В этом смысле корни русского попаданчества так же очевидны, как корни русского пост-апокалипсиса. Если современный русский пост-апокалипсис - это мечта о повторной приватизации, родившаяся из ностальгии по 90-м, то русское попаданчество в прошлое - мечта о повторной карьере. Следовательно, родом она либо из ностальгии по временам устоявшихся советских социальных лестниц, либо - по «проектам и стартапам» нулевых. В любом случае это - мечта действовать в таком мире, где будет ясно, наконец, что делать, в кого стрелять и на что ставить.
Английский писатель Нил Гейман пару лет назад обрисовал причины любви людей к фэнтези так: «Люди хотят жить в простом мире». В отношении хронопопаданцев эта формула звучит чуть иначе: «Они хотят действовать в понятном мире». В качестве такого мира им представляется вполне годным прошлое, хотя на самом деле всё, что они знают (ТТХ военной техники, даты событий и якобы «тайные» планы политиков) - это ничтожно малая и не самая важная часть любой эпохи.
На деле самой важной частью любой эпохи является её дух, то есть комплекс ожиданий, иллюзий, надежд и негодований активных слоёв общества. Захватившие эпоху идеи и образы действия. Обуявшие большинство бытовые проблемы. Даже модные песни, романы и фильмы - вот что на самом деле делает историю. Роль личностей в ней, конечно, огромна - но личности всего лишь обналичивают собой то, чем дышит эпоха. Поэтому предотвращение перестройки путём превентивного расстрела нескольких её ключевых фигур невозможно - они не сами несли в себе будущее, они просто стали его выразителями, когда оно наступило. То же, кстати, относится и к автоматам, и к ядерным бомбам, и к другим вундервафлям. Для их повсеместного появления необходимо лишь появление их у кого-нибудь - как, собственно, и происходило в нашей настоящей истории. А собственно перемены создаются куда более обширными, не поддающимися точечной микрохирургии гигантскими потоками процессов.
... Я это всё к чему: и десятки тысяч наших деятельных современников, увлечённо пишущих попаданчество, и несколько миллионов тех, кто его взахлёб читает - до обидного игнорируют простой факт.
Самая идеальная эпоха для попаданца из 2012 года - это и есть 2012 год. Здесь ему не придётся тратить время на мучительную адаптацию к платёжным терминалам, интернету, сленгу и гайцам. Здесь ему не придётся заучивать мемы, зубрить списки шоуменов и отсматривать с нуля парсеки киноплёнки. Здесь у попаданца есть наилучшие возможности приобрести с нуля необходимые знания, сделать карьеру и спасти Родину, став ключевой фигурой будущего. Здесь ему легче, чем в любую другую эпоху, понять, что нужно делать - было бы желание понимать.
У 2012 года есть только один минус по сравнению с 1805-м, 1910-м и 1980-м. Чтобы спасти Родину в настоящем, придётся всё делать по-настоящему.
Вопрос «что делать конкретно?» -- похож на вопрос, «какой ход в шахматах наилучший». Зависит от положения на доске, аккуратности мышления и воли к победе. Мы вот с вами не физики, не военачальники и не великие князья - но то, что мы начали озвучивать полтора года назад как маргиналы - сегодня уже превращается в идеологию страны. Глупостей и ошибок при этом совершается масса - как и в ходе любых других перемен. Но зато у этого корявого настоящего, в отличие от мастерски исправленного прошлого - есть реальный шанс стать будущим.
Читать целиком
О пассионарности в связи с пониманиемПрежде всего, что касается того, чтобы, не шарахаясь в "если бы да кабы" прошлого или какое-то футурологическое "планов громадьё", но находясь в своей эпохе, или точнее, применительно к нашей ситуации, находясь в межэпохальном вот этом вот, при это всём, что касается вот этой необходимости «понять, что нужно делать - было бы желание понимать».
Так вот, прежде всего, надо как следует сосредоточиться вот именно на этом:
«На деле самой важной частью любой эпохи является её дух, то есть комплекс ожиданий, иллюзий, надежд и негодований активных слоёв общества».
В общем, что касается духа как наиважнейшего в эпохе, всё совершенно так, только, раз уж наиважнейшее, то не "часть эпохи", а ЕЁ СУТЬ, КОНЦЕНТРИРУЮЩАЯ ЕЁ ЦЕЛОЕ, И СВЯЗЫВАЮЩАЯ ЕЁ С ЦЕЛЫМ СОБЫТИЯ ИСТОРИИ. А посему, дух - не "комплекс ожиданий/иллюзий/надежд/негодований" и т.п., но то, что все эти элементы умонастроения из каких-то произвольных комплексов возводит к тому Идеальному, которое, "материализуется, овладевая массами".
И всё это, разумеется, посредством «активных слоёв общества». И слоев, и тех конкретных их представителей, которые «всего лишь обналичивают собой то, чем дышит эпоха».
Их пассионарность, таким образом, заключается не просто в способности стать таким общественным локомотивом, который может вести, и при этом остается еще вопросом: вперед и по восходящей это движение или оно, при всех пассионарных мощностях, архаизаторское и реставрационистское. Но в том, по существу, эта пассионарность, в полноценном её значении, и должна заключаться, чтобы у её носителей имелась ИНТУИЦИЯ этого Идеального, принадлежащего именно этой эпохе, и в то же время, связанного с Идеальным предшествующих эпох, а т.ж. с вызовами, в которых, В КАЧЕСТВЕ ПРОЕКТНО ЗАДАННОГО ИСТОРИЕЙ, свидетельствуется Идеальное будущего.
Вот из этой заданности, в её непосредственном обращении, рождающем в представителях этих самых активных слоев общества, и через них, в каждом представителе общественного большинства, рождающем вопрос: « А сегодня что для завтра сделал я?», - так вот, из этой заданности, с таким её вопрошающим характером, собственно, появляется и возможность осмыслить и понять то, что нужно делать, и само желание понимать и осмысливать, и возможность для каждого, среди множества возможных ответов, находить то, что именно к нему обращено как ВОСТРЕБУЮЩЕЕ ЕГО ПОНИМАНИЯ!
И вот, что касается тогда настоящего участия в истории VS. вот этого вот всяческого виртуального "назад в будущее", "вперед в прошлое" и прочего хрен его знает еще через какую задницу присутствия в настоящем.
О возникновении исторического самосознания в связи с духовным пробуждениемВот, есть история, которая представлена как историография, как описание сменяющих друг друга государственных, общественных и хозяйственных устройств, ключевых событий, войн, революций, законодательных учреждений, движущих изменениями в этих устройствах, и личностей, повлиявших на все эти процессы. И вот, для нас, со школьной скамьи это всё изучающих, затем, по мере возможности и необходимости, проявляющих ко всему этому интерес, для нас это всё такое вот как будто внешнее содержание. "Внешнее" не в смысле даже равнодушия (коль скоро интерес сохраняется), но просто в смысле временнОй дистанции исторических событий или их очень опосредованной представленности в отношение обыденного порядка, повседневного хода жизни.
Но в какой-то момент приходит понимание НЕРАЗРЫВНОЙ СВЯЗИ этого обыденного, не насыщенного событиями существования и этой значимости, которая присутствует в историографически представленном ходе истории, в очерченных датами её вехах, в той монументальности её поступи, которая проступает в этих вехах. История предстает как живой творческий процесс, когда начинаешь понимать, может быть подспудно, но понимать, что при всех этих дистанциях, этих временных отстояниях и при твоей неспособности сколько-нибудь серьезно влиять на исторические процессы, при всем этом, ты в то же время никогда и не был по отношению к ним в какой-то такой позиции, когда ты это все воспринимал извне. Ты изначально, как и все люди, великие и простые, равным образом был включен, вброшен в этот живой ток исторически событийной стихии. И глядя из этого, таким образом осознаваемого положения, осознаваемого именно как опыт, а не как нечто рефлексивно выкопанное в своем внутреннем мире, глядя из этого положения, в котором бытие и сознание присутствуют в такой изначальной своей взаимопроникнутости, ты в то же время осознаешь т.ж. ту взаимосвязь и взаипопроникнутость малых и больших событий. И осознавая это, понимаешь, опять-таки, возможно, понимаешь и осознаешь подспудно, но оттого не менее и даже более проникновенно, понимаешь и то, что за всеми этими событиями стоят поступки и переживания этих, всех вместе, великих и безвестных людей. И что МЕРА их влияния на все эти события, в конце концов, определяется не масштабом свершений, не присутствием и положением на этой, историографически свидетельствуемой линии, но поступками этих людей, и вложенными в эти поступки смыслами, и стоящим за этими поступками и смыслами чувством.
Тем чувством, которое может проникать к этим истокам, где в живом взаимопроникновении присутствуют бытие и сознание, брошенные в этот живую стихию, из которой вырастают исторические свершения и самое событие истории.
Чувством, которое, прикоснувшись к этим истокам, может, отшатнется, испугавшись этой стихии, и судорожно хватаясь за "здравые смыслы" или за что-то подчеркнуто противопоставляемое им в качестве "иррациональности", но тем лишь прочнее к ним привязанное и от них зависимое, - вот таким образом цепляясь, это чувство будет только этим, наиболее доступным, довольствоваться в наполнении и обосновании поступков. А значит, будет хранить дистанцию к истории и её смыслам, причем, сохранять эту дистанцию даже тогда, когда носитель этого чувства и автор этих поступков окажется в самом что ни наесть эпицентре исторического свершения.
Но, может, и наоборот, в этой жизненно-исторической стихии и в том глубинном её прочувствовании, связывающем носителя чувства с целым события истории, во всём этом он способен будет находить импульс своих поступков и наполняющих эти поступки смыслов. И тогда для него окажется не столь важно, "войдет" или нет он в историю. Но окажется важным, существенным и сущностным для него вопрос, обращенный ему совестным зовом: УЧАСТВУЕШЬ ЛИ ТЫ В ИСТОРИИ! Ибо то, что рождает этот зов, есть факт, одновременно являющийся фактом и бытия, и сознания. А именно, факт, свидетельствующий, что, участвуя или нет в событии истории, но ты всегда ЛИЧНО ОТВЕТСТВУЕШЬ ЗА ЕЁ СМЫСЛ!
Вот такой процесс возникновения исторического самосознания, в котором ДАЁТ О СЕБЕ ЗНАТЬ ПРОБУЖДЕНИЕ ДУХОВНОГО НАЧАЛА!...
Важно здесь отметить, прежде всего, эту, неоднократно отмеченную выше ПОДСПУДНОСТЬ осознания. И в связи с этим вспомнить евангельские слова о том, что «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит». Т.е. дух как начало, присутствующе в нашем существе прежде всяких рефлексий и создаваемых на их основе концепций. Начало, прорастающее из нашего естества, и высвобождающееся для того, чтобы и это естество, и мир творчески преображать и развивать.
Как это следует понимать?
О самотрансцендентации в связи с Духом КоммунизмаВот, например, я это всё сейчас пишу, и это выглядит как такая вот попытка просто создать красивый, патетический словесный узор... Однако, говорится ведь именно о чем-то, что ИМЕЕТ МЕСТО ДО концептов и патетических образов, и ДО рефлексии на то, чтобы извлечь из своего сознания всё это и поизысканней сплести. И дело в том, что, вот, есть вот эти, послужившие мне _информ-импульсом_, виртуальные "путешествия во времени", и есть реальная духовно-экзистенциальная энергия САМОТРАНСЦЕНДЕНТАЦИИ. При всей видимой замысловатости термина, именно реальнейшая энергия, ибо не просто "данная в ощущении и независимая от воли" или являющаяся "формой существования белковых тел", но составляющая стержневую деятельностную основу нашего существа, без которой наше существование превращается в аморфные комплексы ощущений и биологических импульсов. Так вот, самотрансцендентация как то состояние нашего существа и те предельные энергии и возможности нашего существования, в соответствии с которыми мы поступаем и выстраиваем свою жизнь, концентрируясь на великом, на идеалах, во имя которых мы, ВЫХОДЯ ЗА ПРЕДЕЛЫ, УСТАНАВЛИВАЕМЫЕ НАШИМ ЕСТЕСТВОМ, ГОТОВЫ И СПОСОБНЫ ЖЕРТВОВАТЬ.
Готовы и способны жертвовать своим материальным благополучием, какими-то социальными выгодами, временем, в конце концов, жизнью. И все это связано для нас с величественными образами, будь то воинский подвиг или аскетическое подвижничество. Или, может, какие-то поступки, внешне ничего величественного не представляющие, но, тем не менее, глубоко жертвенные. Но, в любом случае, важно т.ж. и представление о том первоистоке, том первоимпульсе, который стоит за этим. И который, вот таким, как это было представлено выше, глубинным образом связан с ЧУВСТВОМ ИСТОРИИ.
Разумеется, этим чувством не исчерпывается суть самотрансцендентации. Ибо, получив в этом чувстве опыт глубинного взаимопроникновения бытия и сознания в их брошенности в жизненно-историческую стихию с её смыслами как чем-то глубоко затрагивающем твое существо и ко многому лично тебя обязывающим, - вот, получив этот опыт, ты стоишь перед задачей практического воплощения того, что в этих жизненно-исторических обязательствах заключено. А это значит вновь прийти к противопоставленности бытия и сознания. И при этом создать между ними то напряжение, при котором ты ИЗ СВОЕЙ БРОШЕННОСТИ В ЭТУ ИСТОРИЧЕСКУЮ ПУЧИНУ МОБИЛИЗУЕШЬСЯ ДЛЯ БРОСКА, требуемого смыслами свершающейся истории. И уже в этом - полномасштабное понимание сути самотрансценденции.
И всё-таки, речь о НАЧАЛЕ, о том начале, которое, дав импульс возникновению исторического самосознания, всё время, пронизывает череду ситуаций твоей жизни, твои поступки, образ жизни, в конце концов, весь жизненный путь. Но, вместе с тем, тогда, всякий раз остается и возможность дистанцирования от исторического процесса и наполняющих его смыслов. Эта возможность не снимается просто каким-то одним решительным экзистенциальным жестом!...
Поэтому, в заключение, хотелось бы заметить, что всё это сущностным и существеннейшим образом затрагивает определение коммунизма как «раскрепощения и пробуждения в каждом человеке его высших творческих способностей». Определение, в связи с которым т.ж. говорилось (см. по ссылке) о фундаментальных трудностях именно с ПРОБУЖДЕНИЕМ, а именно, в связи с тем, какой трагический отпечаток накладывают эти трудности на процессы раскрепощения в их историческом воплощении (советский проект и его постепенное «гуляш-коммунистическое» сворачивание, закончившееся катастрофой развала СССР).
Соответственно, вот то, что здесь говорилось об историческом чувстве. О том, что оно, будучи способным пробудить дух, способствует пробуждению и формированию исторического самосознания. И о том, что это чувство может отшатнуться от этой пробуждающейся энергии даже при сформированном историческом самосознании. И всё это фиксирует ГЛУБИННУЮ СВЯЗЬ отчуждения в историософско-метафизическом смысле (= Красный проект и его судьба на позднесоветском этапе, а т.ж. судьба Идеи этого проекта в постсоветский период) с личностно-экзистенциальным отчуждением (как у "широких слоев", так и у "пассионариев"), при котором естество препятствует пробуждению духа... или дух уступает импульсам естества.
И это понимание истоков духовного пробуждения и отчуждения, непосредственнейшим образом затрагивая корни первородства и драму его продажи, неизбежно поселяет в «мире великой вечной войны духа»...