Путешествие в Санкт-Петербург: Танатос
Начало:
http://arbodhy.livejournal.com/128279.html
«ладно, - говоришь ты себе, -
кошелек, чемодан, вокзал
я и не такое видал, я из худшего вылезал
бог меня наказал
меня предал мой полный зал
но я все доказал
я все уже доказал»
Вера Полозкова «рэп для миши»
Мы идем с Аней по Васильевскому острову и я рассказываю, о том, что моя страница в социальной сети - это реалити -шоу, и на следующий день добавляю, что вижу свою жизнь как кино с драматическими сценами и даже провоцирую их. Дима Д. считает, что я ими наслаждаюсь. Может это и правда, но мы опускаем вопрос о болевом пороге: сколько драмы может выдержать сердце, и сколь сильна должна быть иллюзия, чтобы ее разрушение стало непереносимым. Рядом со мной лежит недавно купленная «Политическая психология» Лавика и Свеосса. Это книга о жертвах насилия, геноцида, пыток. О беженцах, чьи жизни не подлежат восстановлению, о невозможности реабилитации, после того, как ты теряешь семью, дом, страну, любовь и честь. Конечно, это не мой случай, и конечно, жизнь продолжается, но пока рана открыта и пока из нее хлещет поэзия, я не могу упустить это, смолчать и похоронить в себе. Я буду вновь писать, вскрывая самые глубокие желания и амбиции, по возможности безжалостно, ощущая стыд и, тем самым, преодолевая его.
* * *
В путешествия я всегда отправляюсь ночью, на такси, которое увозит меня в аэропорт. В пограничном состоянии между бодрствованием и сном, проезжая по пустым, залитым неоном улицам, я словно пересекаю границу между мирами. Когда-то был сериал на канале Sci Fi «Sliders» («Скользящие») о людях, которые изобрели машину для перемещения между параллельными мирами и потерялись в них. Они прыгали в воронки, открывающиеся лишь через определенное время, за которое нужно успеть им собраться вместе, и в случае неудачи, неприбытия в место назначения вовремя, они рисковали остаться в чужой вселенной навсегда. Насколько я помню, домой герои вернуться так и не смогли.
* * *
Долгое время я планировал поступление в магистратуру за границей. Даже готовился к сдаче международного экзамена по английскому. Но потом, найдя себя в правозащитном движении и учебе, я ненадолго потерял бдительность и решил, что вполне могу устроиться и в России, тем более, что какую-то степень самореализации я уже получал. У меня был молодой человек, с которым мы встречались на расстоянии, регулярные командировки и перспектива получения двух дипломов. На какое-то время моя жизнь тесно переплелась с Санкт-Петербургом, и в конце учебного года у меня не осталось сомнений, куда мне переезжать.
* * *
Так получилось, что в феврале я уже побывал в этом городе, получая визу в Швейцарию. Опуская деловые подробности, я понял для себя тогда две вещи: я бы смог жить с Андреем какое-то время и моя сумасшедшая влюбленность в Кыргызстане, похоже, не была такой уж сумасшедшей. Тогда мне наконец удалось пообщаться с тем парнем, (ок, его звали Дима) и я был спокоен и безмятежен. Может, сказалась ночь перелета, а может, как всегда, я увидел реального человека, и он не совпал с моими фантазиями. Когда я летел в Санкт-Петербург 12 июля, я был абсолютно уверен, что дело лишь в том, чтобы получить хорошее образование в большом культурном центре, но я ошибался.
* * *
К тому времени с Андреем мы уже расстались. Когда меня спрашивают, почему так получилось, я всегда отвечаю по-разному. Слишком много наложилось мотивов, слишком бурлили эмоции. Если попытаться найти корень проблемы, то я не любил его так, как любил того же Диму К. или чуть ранее Мишу (и такой человек был в моей жизни). И так как к Андрею я испытывал безмерное уважение, то в этих отношениях мне казалось, что я лгу хорошему человеку, и в какой-то момент для меня это стало абсолютно неприемлемым. В самый неподходящий момент я ушел. Это была первая крупная потеря на пути к совершенно новой жизни. Я не знал тогда, что окажусь в состоянии, когда потеряно буквально всё, а новой жизни так и не наступит.
* * *
Почти что распрощался я и с правозащитным движением. За год, благодаря своему блядскому характеру, я испортил отношения с прекрасными людьми, коллегами по отделению ЛГБТ-сети. Они больше не могли довериться мне, и я отсыхал как ветка на дереве, становясь все более непригодным, отстраненным и поглощенным совсем другими проблемами. Да и все были осведомлены о моих планах перебраться в другой город, а, следовательно, серьезную долгосрочную работу поручать мне не было смысла.
* * *
Поступал я на несколько программ сразу: социальные коммуникации, арт-критика, международные отношения и политическая журналистика. В приоритетах значилась арт-критика. Почему? Я боялся рефлексировать на эту тему.
* * *
Первый день в Санкт-Петербурге был и опытом ада, и эйфории. Когда я проходил мимо Зимнего дворца, то меня обуревал дикий восторг и счастье, но усталость была так велика, что я в тот же день съехал со своего хостела рядом с дворцовой площадью и из последних сил дотащил вещи до общежитий в Петергофе. Все дерьмо того дня хотелось исчерпать, чтобы на следующий день наслаждаться той новой жизнью, на пороге которой я уже стоял. От социальных коммуникаций в тот же день, после консультации, я отказался и начал скупать книги из списка подготовки к арт-критике. То, что такое решение понизит мои шансы на поступление, я знал, но мне хотелось настоящих занятий, а не самостоятельной исследовательской работы, что предполагалось на социальных коммуникациях.
* * *
В Санкт-Петербург мы приехали поступать с однокурсником. Мне кажется, что я буду благодарен ему до конца жизни. Дима Д. был единственным, кому я мог хоть как-то объяснить, в какой водоворот ада меня начало вновь утягивать. Гулять с ним по Петербургу и ходить на консультации, было одним удовольствием. Наверное, это было самое счастливое время в городе. Прочитав этот текст еще немного, вы, возможно, удивитесь, что общение с другом для меня оказалось ценнее, чем общение с возлюбленным, но оно ведь было совершенно безболезненным и определенным. Дима никогда не усложнял вещи и у него всегда были ответы.
* * *
Чуть ранее мы договорились с Аней о встрече. Аня чудесна, но вместе с тем я знал, что придет она не одна. Я был в предвкушении, но не таком паническом, каким оно могло бы быть в прошлом августе. После одинокого и пустого воскресенья (почему все воскресенья именно такие), был понедельник: первые экзамены и встреча, за которую я ранее отдал бы руку. У Марины Абрамович, о которой мы часто разговаривали в те дни, есть перфоманс, когда она держит лук, а ее возлюбленный тетиву с натянутой стрелой аккурат напротив ее сердца. Малейшее его послабление, и стрела ее убьет. И он держит тетиву, потому что знает, что от его усилий зависит жизнь его любимой. А теперь представьте, что он не любит ее и даже не в состоянии это сделать, а тетиву держит по незнанию или какой-то внутренней обязанности. Абрамович говорила, что это было одно из самых страшных выступлений в ее жизни, несмотря на то, что оно длилось всего четыре минуты. Но Марина Абрамович хотя бы была уверена, что Улай ее любил, и у нее были причины доверять ему.
* * *
Мы пошли на выставку, посвященную Ларсу фон Триеру. Дима К. принес вино и бананы, Аня - шоколад. Прекрасные ребята, вот честно. То что, надо. В Краснодаре таких людей днем с огнем не сыщешь, свободных и нацеленных на постижение окружающей действительности, любящих искусство и в определённой степени независимых в своих действиях. Та прогулка прошла удачно и я впервые отметил, что наконец, мне понравился не какой-то мудак, идиот или клуша, которая в 21 уже готова становиться свиноматкой, а вполне приличный человек. Но в насыщенности дня я так и не разобрал, что со мной произошло. В какой-то момент мне показалось, что эта парочка, Дима К. и Аня словно проводят эксперимент, наблюдая, что произойдет со мной, когда я столкнуть с объектом своей невозможной любви и что буду делать. Я держался достойно, потому что думал, что все со мной в порядке и чувства в прошлом. Лишь, когда я сел в маршрутку и поехал в общежитие, то понял, как определить, любовь. Не знаю, как у вас, а у меня есть жесткий параметр: когда уходит любой другой человек, ты не чувствуешь пустоту и направляешь по своим делам, когда уходит возлюбленный, ты словно теряешь часть себя. Это ощущение ни с чем не спутать. Я выбросил эту мысль из головы, но без толку. На следующее утро я понял, что у перегоревшей любви, как у рака, может пройти этап ремиссии, и она даст метастазы.
* * *
16-го я сдавал арт-критику. По пути на остановку, часов в семь утра, я, наконец, спросил себя, почему арт-критика. И конечно, дело было не в искусстве, а в том парне, который уже учился там. В тот самый момент я потерял почву под ногами. У меня было несколько часов, чтобы разъяснить, готов ли я жертвовать всем своим будущим и учиться там, где я не очень хочу, чтобы быть ближе к человеку, который не ответит взаимностью. Раньше, честно говоря, мне казалось, что та история в Киргизии - это всего лишь знак судьбы, указывающий, куда мне двигаться дальше, но где-то произошел поворот не туда. Я заблудился. Тогда, ВКонтакте я написал: «Меня тошнит, я хочу плакать, хочу в туалет, кончить, кровоточить. Миллион жидкостей готовы извергнуться из меня. Мое присутствие здесь - это результат ошибки и погоня за миражом». Внезапно я понял, что вся та сложная конфигурация действий, те неимоверные усилия, которые привели меня сюда, были ради возможности любви. То есть, я уже не рассматривал Диму К. как объект, но я вел погоню за теми чувствами, которые я уже испытал, а он был проверенным человеком. Ради этого безумия я действительно мог пойти на всё. Дима Д. был прав, я упивался страданиями.
И всё это было нечестно по отношению к себе. Подготовка к устному ответу заняла у меня 20 минут и я, таким образом, саботировал этот экзамен, даже не предприняв серьезной попытки поступить. Когда Дима К. спросил, зачем я это сделал, я отказался сказать ему правду. Хотя, мне кажется, он всё понимал.
* * *
В тот же вечер у меня была назначена еще одна встреча с девушкой, с которой я познакомился в Бишкеке и ее подругой. Я знал, что Аня и Дима К. присоединяться. Об этом не было речи, но я уже чувствовал, что сценарий запущен и процесс не остановить. Катастрофа надвигалась. Мне не нужно было быть прорицателем, что наверняка сказать, чем все кончится. Это было завершением того круга, по которому я начал идти год назад. Бог решил мне подарить несколько дней рядом с ним, чтобы я понял, что пора закрыть этот гештальт, как говорит мой друг Джасур, и пойти дальше в неизвестном направлении. Тогда уже было пора готовиться к болевому удару, и я крепился. В тот же день, чуть выпив, я выкурил первую сигарету, хотя, казалось бы, уже бросил. Ну, балуются же некоторые люди раз в полгода по пьяни. Зря я это сделал.
* * *
На следующий день Аня и Дима К. пригласили меня на публичную лекцию Дмитрия Комма, кинокритика. Я взял с собой однокурсника. По правде сказать, мне хотелось показать ему объект своих желаний, чтобы услышать внешнюю оценку, да и ему это было очень любопытно. Мы ждали ребят, считая на Невском парней, которых бы у нас в Краснодаре избили бы за внешний вид, потому что они похожи на геев. Насчитали 26. Дима Д. сказал, что Дима К. похож на 27. С тех пор, мы называли его между собой 27-м объектом. На само деле, Дима К. присоединился уже во время лекции. Мой друг посмотрел на него и сказал: «Ничего так». Пообщался и отметил: «Я считаю, что ты достоин большего». Впрочем, Дима всегда так говорил, никогда не уточняя, что же значит большее, и какой это должен быть человек. На прогулке я узнал, что получил 40 баллов на международных отношениях, и тогда же я понял, что не пройду на арт-критику, и это осознание меня чуть не убило. Я замкнулся, и по дороге в общежитие купил пачку сигарет. Я пытался рассказать Диме Д., все, что я чувствую, но меня душило отчаяние и слезы. Все было потеряно уже в тот момент. Дима поддержал, как мог. А чуть ранее, еще после лекции, я получил приглашение покататься по ночному Санкт-Петербургу на велосипедах. Знаете, взять их в аренду и рвануть, а вещи оставить у Димы К. Вы же понимаете, что я не мог бы никак отказаться. Это как последний раз принять наркотики перед реабилитацией или смертью.
* * *
Оставалось дождаться результаты по политической журналистике. Это был мой последний шанс, и в каком-то смысле я был рад, что вести настигнут меня уже в Краснодаре. Так будет легче пережить крупнейшее поражение в жизни. Нихрена не легче, как оказалось.
* * *
Еще осенью мы с Джасуром выяснили, что Дима К. натурал. У него тоже был друг, который повелся на этого парня. Но Джасур, ты же знаешь, что мы с тобой одного поля ягоды и готовы сражаться до конца даже ценой полного самоуничтожения.
* * *
Мама умоляла меня не ехать на эту прогулку. Она чувствовала, что это может кончиться плохо. Ей снились страшные сны, о чем она мне не сказала, но я это знал и без нее. Еще я знал, что такие сны ее не обманывают.
* * *
Дима Д. по-прежнему считал, что Дима К. 27-ой объект, и что Аня мешает ему это проявить. Вот что значит друг, он готов увидеть все так, как от чего было бы лучше мне. Спасибо, Дима.
* * *
Шел дождь, и мы ждали с арендованными велосипедами, пока он пройдет. С Аней мне, кстати, общаться, было гораздо проще. Она удивительная. В тот вечер мне хотелось сказать о себе всё-всё-всё: плохое, хорошее, постыдное, возвышенное. Выпотрошить себя. Поделиться всем тем, чем я мог поделиться за год. Я болтал без умолку, а потом, когда дождь чуть прекратился, мы решили поехать домой, в общежитие к Диме К., но по дороге начался сильный ливень. Это была самая страшная и экстремальная поездка в моей жизни. Мой велосипед был оборудован педальными тормозами, которыми я не мог пользоваться и на одном из мостов, въезжая на Васильевский, я не справился управлением и въехал в Аню. Упал сам, а она вылетела на дорогу, едва не попав под машину. Она была готова попрощаться с жизнью, а мне кажется, что я буду себя винить за это очень-очень долго. Руль моего велосипеда вывернуло, и Диме К. пришлось вернуться, чтобы его починить. Уже в общежитии мы сварили глинтвейн, немного посмотрели кино и легли спать. Анин велосипед был помят, что грозило штрафом. Они с Димой К. легли на нижней кровати, а я на верхней. Было узко, и я боялся упасть, едва смог уснуть, а утром мы поехали возвращать велосипеды. Диме К. еще пришлось вернуться за мой чемоданом - на самолет я безбожно опаздывал. И когда я улетал, то понял, что свершилось то, что я ждал еще год назад. Он проводил меня самым лучшим образом. Круг замкнулся. В каком-то смысле я победил.
* * *
Мои балы на политической журналистике не позволяли мне пройти по конкурсу на бюджет. В общем-то я проиграл. И если в этом есть Божий промысел, то впервые в жизни мне не хочется его принимать. И даже если потом все будет в сто раз лучше, я обзавелся очень горькой и прекрасной историей, которую вот рассказал. Альбер Камю требовал абсолютной честности. Да простит меня Господь, если я где-то слукавил.
http://arbodhy.livejournal.com/128279.html
«ладно, - говоришь ты себе, -
кошелек, чемодан, вокзал
я и не такое видал, я из худшего вылезал
бог меня наказал
меня предал мой полный зал
но я все доказал
я все уже доказал»
Вера Полозкова «рэп для миши»
Мы идем с Аней по Васильевскому острову и я рассказываю, о том, что моя страница в социальной сети - это реалити -шоу, и на следующий день добавляю, что вижу свою жизнь как кино с драматическими сценами и даже провоцирую их. Дима Д. считает, что я ими наслаждаюсь. Может это и правда, но мы опускаем вопрос о болевом пороге: сколько драмы может выдержать сердце, и сколь сильна должна быть иллюзия, чтобы ее разрушение стало непереносимым. Рядом со мной лежит недавно купленная «Политическая психология» Лавика и Свеосса. Это книга о жертвах насилия, геноцида, пыток. О беженцах, чьи жизни не подлежат восстановлению, о невозможности реабилитации, после того, как ты теряешь семью, дом, страну, любовь и честь. Конечно, это не мой случай, и конечно, жизнь продолжается, но пока рана открыта и пока из нее хлещет поэзия, я не могу упустить это, смолчать и похоронить в себе. Я буду вновь писать, вскрывая самые глубокие желания и амбиции, по возможности безжалостно, ощущая стыд и, тем самым, преодолевая его.
* * *
В путешествия я всегда отправляюсь ночью, на такси, которое увозит меня в аэропорт. В пограничном состоянии между бодрствованием и сном, проезжая по пустым, залитым неоном улицам, я словно пересекаю границу между мирами. Когда-то был сериал на канале Sci Fi «Sliders» («Скользящие») о людях, которые изобрели машину для перемещения между параллельными мирами и потерялись в них. Они прыгали в воронки, открывающиеся лишь через определенное время, за которое нужно успеть им собраться вместе, и в случае неудачи, неприбытия в место назначения вовремя, они рисковали остаться в чужой вселенной навсегда. Насколько я помню, домой герои вернуться так и не смогли.
* * *
Долгое время я планировал поступление в магистратуру за границей. Даже готовился к сдаче международного экзамена по английскому. Но потом, найдя себя в правозащитном движении и учебе, я ненадолго потерял бдительность и решил, что вполне могу устроиться и в России, тем более, что какую-то степень самореализации я уже получал. У меня был молодой человек, с которым мы встречались на расстоянии, регулярные командировки и перспектива получения двух дипломов. На какое-то время моя жизнь тесно переплелась с Санкт-Петербургом, и в конце учебного года у меня не осталось сомнений, куда мне переезжать.
* * *
Так получилось, что в феврале я уже побывал в этом городе, получая визу в Швейцарию. Опуская деловые подробности, я понял для себя тогда две вещи: я бы смог жить с Андреем какое-то время и моя сумасшедшая влюбленность в Кыргызстане, похоже, не была такой уж сумасшедшей. Тогда мне наконец удалось пообщаться с тем парнем, (ок, его звали Дима) и я был спокоен и безмятежен. Может, сказалась ночь перелета, а может, как всегда, я увидел реального человека, и он не совпал с моими фантазиями. Когда я летел в Санкт-Петербург 12 июля, я был абсолютно уверен, что дело лишь в том, чтобы получить хорошее образование в большом культурном центре, но я ошибался.
* * *
К тому времени с Андреем мы уже расстались. Когда меня спрашивают, почему так получилось, я всегда отвечаю по-разному. Слишком много наложилось мотивов, слишком бурлили эмоции. Если попытаться найти корень проблемы, то я не любил его так, как любил того же Диму К. или чуть ранее Мишу (и такой человек был в моей жизни). И так как к Андрею я испытывал безмерное уважение, то в этих отношениях мне казалось, что я лгу хорошему человеку, и в какой-то момент для меня это стало абсолютно неприемлемым. В самый неподходящий момент я ушел. Это была первая крупная потеря на пути к совершенно новой жизни. Я не знал тогда, что окажусь в состоянии, когда потеряно буквально всё, а новой жизни так и не наступит.
* * *
Почти что распрощался я и с правозащитным движением. За год, благодаря своему блядскому характеру, я испортил отношения с прекрасными людьми, коллегами по отделению ЛГБТ-сети. Они больше не могли довериться мне, и я отсыхал как ветка на дереве, становясь все более непригодным, отстраненным и поглощенным совсем другими проблемами. Да и все были осведомлены о моих планах перебраться в другой город, а, следовательно, серьезную долгосрочную работу поручать мне не было смысла.
* * *
Поступал я на несколько программ сразу: социальные коммуникации, арт-критика, международные отношения и политическая журналистика. В приоритетах значилась арт-критика. Почему? Я боялся рефлексировать на эту тему.
* * *
Первый день в Санкт-Петербурге был и опытом ада, и эйфории. Когда я проходил мимо Зимнего дворца, то меня обуревал дикий восторг и счастье, но усталость была так велика, что я в тот же день съехал со своего хостела рядом с дворцовой площадью и из последних сил дотащил вещи до общежитий в Петергофе. Все дерьмо того дня хотелось исчерпать, чтобы на следующий день наслаждаться той новой жизнью, на пороге которой я уже стоял. От социальных коммуникаций в тот же день, после консультации, я отказался и начал скупать книги из списка подготовки к арт-критике. То, что такое решение понизит мои шансы на поступление, я знал, но мне хотелось настоящих занятий, а не самостоятельной исследовательской работы, что предполагалось на социальных коммуникациях.
* * *
В Санкт-Петербург мы приехали поступать с однокурсником. Мне кажется, что я буду благодарен ему до конца жизни. Дима Д. был единственным, кому я мог хоть как-то объяснить, в какой водоворот ада меня начало вновь утягивать. Гулять с ним по Петербургу и ходить на консультации, было одним удовольствием. Наверное, это было самое счастливое время в городе. Прочитав этот текст еще немного, вы, возможно, удивитесь, что общение с другом для меня оказалось ценнее, чем общение с возлюбленным, но оно ведь было совершенно безболезненным и определенным. Дима никогда не усложнял вещи и у него всегда были ответы.
* * *
Чуть ранее мы договорились с Аней о встрече. Аня чудесна, но вместе с тем я знал, что придет она не одна. Я был в предвкушении, но не таком паническом, каким оно могло бы быть в прошлом августе. После одинокого и пустого воскресенья (почему все воскресенья именно такие), был понедельник: первые экзамены и встреча, за которую я ранее отдал бы руку. У Марины Абрамович, о которой мы часто разговаривали в те дни, есть перфоманс, когда она держит лук, а ее возлюбленный тетиву с натянутой стрелой аккурат напротив ее сердца. Малейшее его послабление, и стрела ее убьет. И он держит тетиву, потому что знает, что от его усилий зависит жизнь его любимой. А теперь представьте, что он не любит ее и даже не в состоянии это сделать, а тетиву держит по незнанию или какой-то внутренней обязанности. Абрамович говорила, что это было одно из самых страшных выступлений в ее жизни, несмотря на то, что оно длилось всего четыре минуты. Но Марина Абрамович хотя бы была уверена, что Улай ее любил, и у нее были причины доверять ему.
* * *
Мы пошли на выставку, посвященную Ларсу фон Триеру. Дима К. принес вино и бананы, Аня - шоколад. Прекрасные ребята, вот честно. То что, надо. В Краснодаре таких людей днем с огнем не сыщешь, свободных и нацеленных на постижение окружающей действительности, любящих искусство и в определённой степени независимых в своих действиях. Та прогулка прошла удачно и я впервые отметил, что наконец, мне понравился не какой-то мудак, идиот или клуша, которая в 21 уже готова становиться свиноматкой, а вполне приличный человек. Но в насыщенности дня я так и не разобрал, что со мной произошло. В какой-то момент мне показалось, что эта парочка, Дима К. и Аня словно проводят эксперимент, наблюдая, что произойдет со мной, когда я столкнуть с объектом своей невозможной любви и что буду делать. Я держался достойно, потому что думал, что все со мной в порядке и чувства в прошлом. Лишь, когда я сел в маршрутку и поехал в общежитие, то понял, как определить, любовь. Не знаю, как у вас, а у меня есть жесткий параметр: когда уходит любой другой человек, ты не чувствуешь пустоту и направляешь по своим делам, когда уходит возлюбленный, ты словно теряешь часть себя. Это ощущение ни с чем не спутать. Я выбросил эту мысль из головы, но без толку. На следующее утро я понял, что у перегоревшей любви, как у рака, может пройти этап ремиссии, и она даст метастазы.
* * *
16-го я сдавал арт-критику. По пути на остановку, часов в семь утра, я, наконец, спросил себя, почему арт-критика. И конечно, дело было не в искусстве, а в том парне, который уже учился там. В тот самый момент я потерял почву под ногами. У меня было несколько часов, чтобы разъяснить, готов ли я жертвовать всем своим будущим и учиться там, где я не очень хочу, чтобы быть ближе к человеку, который не ответит взаимностью. Раньше, честно говоря, мне казалось, что та история в Киргизии - это всего лишь знак судьбы, указывающий, куда мне двигаться дальше, но где-то произошел поворот не туда. Я заблудился. Тогда, ВКонтакте я написал: «Меня тошнит, я хочу плакать, хочу в туалет, кончить, кровоточить. Миллион жидкостей готовы извергнуться из меня. Мое присутствие здесь - это результат ошибки и погоня за миражом». Внезапно я понял, что вся та сложная конфигурация действий, те неимоверные усилия, которые привели меня сюда, были ради возможности любви. То есть, я уже не рассматривал Диму К. как объект, но я вел погоню за теми чувствами, которые я уже испытал, а он был проверенным человеком. Ради этого безумия я действительно мог пойти на всё. Дима Д. был прав, я упивался страданиями.
И всё это было нечестно по отношению к себе. Подготовка к устному ответу заняла у меня 20 минут и я, таким образом, саботировал этот экзамен, даже не предприняв серьезной попытки поступить. Когда Дима К. спросил, зачем я это сделал, я отказался сказать ему правду. Хотя, мне кажется, он всё понимал.
* * *
В тот же вечер у меня была назначена еще одна встреча с девушкой, с которой я познакомился в Бишкеке и ее подругой. Я знал, что Аня и Дима К. присоединяться. Об этом не было речи, но я уже чувствовал, что сценарий запущен и процесс не остановить. Катастрофа надвигалась. Мне не нужно было быть прорицателем, что наверняка сказать, чем все кончится. Это было завершением того круга, по которому я начал идти год назад. Бог решил мне подарить несколько дней рядом с ним, чтобы я понял, что пора закрыть этот гештальт, как говорит мой друг Джасур, и пойти дальше в неизвестном направлении. Тогда уже было пора готовиться к болевому удару, и я крепился. В тот же день, чуть выпив, я выкурил первую сигарету, хотя, казалось бы, уже бросил. Ну, балуются же некоторые люди раз в полгода по пьяни. Зря я это сделал.
* * *
На следующий день Аня и Дима К. пригласили меня на публичную лекцию Дмитрия Комма, кинокритика. Я взял с собой однокурсника. По правде сказать, мне хотелось показать ему объект своих желаний, чтобы услышать внешнюю оценку, да и ему это было очень любопытно. Мы ждали ребят, считая на Невском парней, которых бы у нас в Краснодаре избили бы за внешний вид, потому что они похожи на геев. Насчитали 26. Дима Д. сказал, что Дима К. похож на 27. С тех пор, мы называли его между собой 27-м объектом. На само деле, Дима К. присоединился уже во время лекции. Мой друг посмотрел на него и сказал: «Ничего так». Пообщался и отметил: «Я считаю, что ты достоин большего». Впрочем, Дима всегда так говорил, никогда не уточняя, что же значит большее, и какой это должен быть человек. На прогулке я узнал, что получил 40 баллов на международных отношениях, и тогда же я понял, что не пройду на арт-критику, и это осознание меня чуть не убило. Я замкнулся, и по дороге в общежитие купил пачку сигарет. Я пытался рассказать Диме Д., все, что я чувствую, но меня душило отчаяние и слезы. Все было потеряно уже в тот момент. Дима поддержал, как мог. А чуть ранее, еще после лекции, я получил приглашение покататься по ночному Санкт-Петербургу на велосипедах. Знаете, взять их в аренду и рвануть, а вещи оставить у Димы К. Вы же понимаете, что я не мог бы никак отказаться. Это как последний раз принять наркотики перед реабилитацией или смертью.
* * *
Оставалось дождаться результаты по политической журналистике. Это был мой последний шанс, и в каком-то смысле я был рад, что вести настигнут меня уже в Краснодаре. Так будет легче пережить крупнейшее поражение в жизни. Нихрена не легче, как оказалось.
* * *
Еще осенью мы с Джасуром выяснили, что Дима К. натурал. У него тоже был друг, который повелся на этого парня. Но Джасур, ты же знаешь, что мы с тобой одного поля ягоды и готовы сражаться до конца даже ценой полного самоуничтожения.
* * *
Мама умоляла меня не ехать на эту прогулку. Она чувствовала, что это может кончиться плохо. Ей снились страшные сны, о чем она мне не сказала, но я это знал и без нее. Еще я знал, что такие сны ее не обманывают.
* * *
Дима Д. по-прежнему считал, что Дима К. 27-ой объект, и что Аня мешает ему это проявить. Вот что значит друг, он готов увидеть все так, как от чего было бы лучше мне. Спасибо, Дима.
* * *
Шел дождь, и мы ждали с арендованными велосипедами, пока он пройдет. С Аней мне, кстати, общаться, было гораздо проще. Она удивительная. В тот вечер мне хотелось сказать о себе всё-всё-всё: плохое, хорошее, постыдное, возвышенное. Выпотрошить себя. Поделиться всем тем, чем я мог поделиться за год. Я болтал без умолку, а потом, когда дождь чуть прекратился, мы решили поехать домой, в общежитие к Диме К., но по дороге начался сильный ливень. Это была самая страшная и экстремальная поездка в моей жизни. Мой велосипед был оборудован педальными тормозами, которыми я не мог пользоваться и на одном из мостов, въезжая на Васильевский, я не справился управлением и въехал в Аню. Упал сам, а она вылетела на дорогу, едва не попав под машину. Она была готова попрощаться с жизнью, а мне кажется, что я буду себя винить за это очень-очень долго. Руль моего велосипеда вывернуло, и Диме К. пришлось вернуться, чтобы его починить. Уже в общежитии мы сварили глинтвейн, немного посмотрели кино и легли спать. Анин велосипед был помят, что грозило штрафом. Они с Димой К. легли на нижней кровати, а я на верхней. Было узко, и я боялся упасть, едва смог уснуть, а утром мы поехали возвращать велосипеды. Диме К. еще пришлось вернуться за мой чемоданом - на самолет я безбожно опаздывал. И когда я улетал, то понял, что свершилось то, что я ждал еще год назад. Он проводил меня самым лучшим образом. Круг замкнулся. В каком-то смысле я победил.
* * *
Мои балы на политической журналистике не позволяли мне пройти по конкурсу на бюджет. В общем-то я проиграл. И если в этом есть Божий промысел, то впервые в жизни мне не хочется его принимать. И даже если потом все будет в сто раз лучше, я обзавелся очень горькой и прекрасной историей, которую вот рассказал. Альбер Камю требовал абсолютной честности. Да простит меня Господь, если я где-то слукавил.