Что нам дедовы победы? (начало)
Христос Воскресе, дорогие мои читатели!
В этот раз совершенно не хотелось выходить в эфир прежде конца Светлой Седмицы, пребывая в мирном настроении и наслаждаясь радостью Воскресения Христова, воспринятого вместе с Телом и Кровью Спасителя ... тем не менее, не смог я пройти мимо замечательной статьи прот.Игоря Перекупа, которую уже успели облаять на "Русской народной линии".
В связи с тем, что статья практически полностью отражает мои собственные воззрения, не могу не перепечатать её здесь полностью.
Что нам дедовы победы?..
Протоиерей Игорь Прекуп | 14 апреля 2015 г.
Заранее прошу тех, кто сознает в себе доминирование второй сигнальной системы в реагировании на те или иные термины, словосочетания, фразы, пролистнуть этот текст и не обращать на него внимания, дабы лишний раз не искушаться.
Это вступление - не издевательская манипуляция; поверьте, мне, в самом деле, не хочется вызывать в ком-либо негодование, раздражение и т.п. На больные темы иногда лучше вообще не общаться, если не можешь не идти на поводу у естественного раздражения, когда кажется, что собеседник «из тех, кто за супостатов».
Протоиерей Игорь Прекуп
Причем не факт, что он, в самом деле, по ту сторону баррикад. Просто его понимание происходящего, причин и путей решения проблемы, оценка событий и личностей - несколько иная. И если вникнуть, искренне попытаться понять его, то становится ясно, что он не чужой, не враг…
Да только кто ж настолько мужествен, чтобы абстрагироваться от инстинктивного стремления идентифицировать себя с некой общностью, и не составлять свою собственную позицию по принципу «я, как и все мои товарищи»? Кто настолько честен, чтобы разум ставить на службу совести, а не наоборот: совесть подчинять рассудку, руководимому стадным/стайным инстинктом?..
У всех нас есть определенные эмоциональные ассоциации с теми или иными словами, образами, мелодиями. Иногда так получается, что мы «переучиваемся», когда узнаем, что ошибались, и то, что мы принимали за добро, на самом деле таковым не являлось. Т.е. переучиваемся формально, не меняясь по сути, это важно.
Если меняемся, осознавая свои заблуждения и освобождая от них свою душу, свой разум - это уже не переучивание, а покаяние - перемена ума: μετάνοια <метания> от μετά <мета> (в сложных словах иногда применяется для обозначения перехода из одного места или состояния в другое, перемену, как рус. пере-) и νοῦς <нус> (означает ум, разум, мысль, образ мыслей, а также смысл и значение слова) - процесс душевно-целебный, длящийся всю жизнь.
Но в данном случае речь не о покаянии, а именно о переучивании, которое с виду может показаться реальной переменой ума, но покаяния, как глубинного переосмысления себя, своей реальной, а не напоказ (в том числе и самому себе) исповедуемой, системы ценностей, критериев оценивания, моделей поведения - нет… Тем не менее, нам кажется, что мы все поняли, и уже мыслим и чувствуем по-другому.
Однако когда-то усвоенные схемы, алгоритмы, модели отношений продолжают в нас жить, мимикрируя под новые формы, и в них обретая новую жизнь, как просроченный продукт в новой упаковке. Спустя какое-то время такого переучивания, мы или прочно адаптируемся к новым формам, живя прежним духом, или частично, а то и полностью отбрасываем не прижившиеся формы, возвращаясь к прежним, в которых нашему отлитому по прежним шаблонам духу удобней.
Шаблон создает иллюзию защищенности, этакого панциря с конфигурацией пазла 3D, позволяющей объединяться со «своими» в единую, как бы стройную, казалось бы, прочную и будто бы внушительную конструкцию.
Отсутствие шаблона, требующее свободы, гибкости ума и ответственной решительности - страшно, потому что, при маловерии, ужасает мнимой беззащитностью и одиночеством. Особенно, когда мир начинает поляризоваться, и здравый смысл подсказывает: «Возьмемся за руки, друзья, Чтоб не пропасть поодиночке!» И почти все, вместо того, чтобы преодолевать разделения, начинают лихорадочно искать «против кого дружить» и с кем для этого «браться за руки»…
Тут не до философствований. Философствования обычно начинаются уже после того, как человек преодолел кризис идентичности, и философствует он, стоя на определенной позиции, а не блуждая в поисках истины, памятуя, как плохо кончил Сократ, чей метод именно в совместном поиске истины и заключался.
Впрочем, размышления человека, прочно стоящего среди своих товарищей (и неважно, стоит ли в реальном или виртуальном пространстве, важно, что он определился со «своими», и теперь вещает из их рядов), на своем месте, найденном из соображений так называемого «здравого смысла», могут называться чем угодно, только не философствованием.
Потому что философия - это искренняя и бескорыстная любовь человека к мудрости (φιλία <филия> - любовь, дружба, σοφία <софия> - мудрость), точнее, к высшей мудрости, к необъятной полноте истины, осуществляемая в меру своих возможностей ее частичного познания.
А когда человек в своих рассуждениях исходит из чьих-либо интересов (опять же, непринципиально в данном случае, из личных ли, семейных, национальных, корпоративных или государственных), в духе ленинского принципа, согласно которому «нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата», уместно говорить о демагогии, пропаганде, манипуляции - о чем угодно, только не о философствовании, тем более, не о нравственности.
А может ли быть добродетель безнравственна? Вот патриотизм - добродетель? А может ли он быть безнравственным? (Кому сама по себе постановка вопроса кажется издевательской или провокационной, прошу дальше не читать, потому что дальше - больше.)
Фото: fontanka.ru
Итак, может ли быть патриотизм безнравственным? Лично я считаю, что нет. Не в том смысле, что любой патриотизм - священен и нравственен, а в том, что патриотизм, ставящий геополитические интересы «по ту сторону добра и зла», выводящий политику за пределы морального оценивания, исходя из того, что интересы своей страны и народа (примитивно понимаемые как военное господство и экономическое могущество, политическая стабильность, независимо - какой ценой, во имя каких идей, - и неограниченный доступ к любым ресурсам) сами по себе являются высшей нравственной ценностью - это не патриотизм.
Скорее, это нечто иное, подпадающее под определение Альберта Швейцера, которое он дает национализму: «Неблагородный и доведенный до абсурда патриотизм, находящийся в таком же отношении к благородному и здоровому чувству любви к родине, как бредовая идея к нормальному убеждению». Разумеется, он имел в виду не тот национализм, который воспел наш отечественный философ Иван Ильин, а тот, который он осудил, назвав черносотенство «проклятием и гибелью России».
Кстати, думаю, уместно привести цитату из его статьи:
«Русские правые круги должны понять, что после большевиков самый опасный враг России - это черносотенцы. Это исказители национальных заветов; отравители духовных колодцев; обезьяны русского государственно-патриотического обличия. Не надо договариваться с ними; не следует искать у них заручек; надо крепко и твердо отмежеваться от них, предоставляя их собственной судьбе. Не ими строилась Россия; но именно ими она увечилась и подготовлялась к гибели. И не черносотенцы поведут ее к возрождению. А если они поведут ее, то не к возрождению, а к горшей гибели. У них не мудрость, а узость; не патриотизм, а жадность, не возрождение, а реставрация!»
Я это все к тому, что не стоит обольщаться по поводу своего негодования в адрес тех, кто, как может показаться, «Родину не любит». Во-первых, не факт, что принимаемое нами за любовь к Родине является именно любовью к ней, а не тем, о чем писал Швейцер, и во-вторых, если человек смеет что-то подвергать сомнению из несомненного для нас, или во всеуслышание стыдится пятен в истории нашего Отечества или осуждает нечто из современных язв общества, дискредитирующих государственную власть - тоже не факт, что его действия продиктованы ненавистью и презрением к стране и ее народу.
Это все была преамбула. Теперь, собственно, текст, который, если идти на поводу у второй сигнальной системы, может смутить, соблазнить, вызвать осуждение, гнев и припадок конспирологии, сопровождаемый паранойяльным бредом. Ну, а если преодолевать условные рефлексы и напрягать разум для анализа информации к размышлению, то можно соглашаться или нет, но в любом случае без ущерба для души.
«Но ты же - советский человек!»
Все мы помним эту бессмертную фразу из «Повести о настоящем человеке» Б. Полевого. Впрочем… насчёт «все мы» - это я, конечно, хватил: за двадцать четыре постсоветских года выросло поколение, в «культурном коде» которого этого элемента может и не быть, но для тех, чья хотя бы юность прошла при советской власти, эти слова - как заклинание.
В советскую эпоху - и вот тут коммунисты не врали, - на самом деле ими был селекционирован советский народ - «новая историческая, социальная и интернациональная общность людей, имеющих единую территорию, экономику, единую по социалистическому содержанию и многообразную по национальным особенностям культуру, федеративное общенародное государство и общую цель - построение коммунизма; возникла в СССР в результате социалистических преобразований и возникновения прочного социально-политического и идейного единства всех классов и слоев, наций и народностей».
Советский народ
Насчет преданности вышеупомянутой «общей цели» и «прочности» я позволю себе усомниться, но в остальном определение, пожалуй, верное.
Сейчас идет интенсивная работа по восстановлению именно этой общности, которая начала было распадаться в эпоху перестройки и, казалось бы, окончательно слилась в канализацию истории вместе с развалом СССР, давая шанс на возрождение России, на развалинах которой она и была создана.
Однако люди, мнящие себя вершителями исторических судеб и возродителями Отечества, не нашли ничего лучшего для него, как возродить не Россию и не русский народ, а СССР и советский народ, просто назвав советское «русским». Вероятно, пословица «как вы лодку назовете, так она и поплывет», была ими воспринята чересчур буквально и с преувеличенной серьезностью, как откровение свыше, не иначе.
Помню, как меня лет десять назад насторожило одно из заявлений министра обороны РФ Сергея Иванова, когда он, говоря о победе в Великой Отечественной войне, упомянул не о советском народе, как о народе-победителе, а о русском. Было ясно, что это не оговорка, а концептуальный симптом определенного идеологического курса.
Это могло бы показаться попыткой возрождения русской нации (кому-то и показалось), если подобным заявлениям сопутствовали бы меры по «десоветизации» общественного сознания, аналогичные денацификации, через которую прошли немцы. Я имею в виду не общественные инициативы снизу по освежению национальной памяти, а продуманную и последовательно осуществляемую государственную программу.
Это было бы логично, если включить историческое сознание и вспомнить, что советское насаждалось как «мы наш, мы новый мир…» на развалинах старого, в противоположность ему, а не в качестве органичного продолжения.
Большевики позиционировали созданное ими государство как совершенно новое, не преемствующее Российской Империи.
«Первая половина работы во многих отношениях сделана, - констатировал В.И. Ленин в своей исторической речи „Задачи союзов молодежи“. - Старое разрушено, как его и следовало разрушить, оно представляет из себя груду развалин, как и следовало его превратить в груду развалин. Расчищена почва, и на этой почве молодое коммунистическое поколение должно строить коммунистическое общество». Он советовал брать от старого приемлемые формы, вкладывая в них новое содержание, аналогично тому, как он когда-то посоветовал младшему брату Мите, угодившему в тюрьму, «довольно удобный гимнастический прием (хотя и смехотворный) - 50 земных поклонов».
И его адепты брали и воплощали, «строили, строили и, наконец, построили». Не восстановили и модернизировали разрушенное (как некоторые демагоги пытаются представить «контрреволюцию» Сталина), а именно построили «новую общность» (Сталин просто довел если не до абсурда, то до сюрреалистического воплощения этот принцип, маскируя подражанием старой форме в стиле «à la russe» все то же богоборческое и антинародное содержание - этакий псевдорусский ампир).
Поэтому было бы логично, если уж взялись реставрировать Россию, заняться аккуратным удалением чуждой ментальности, я бы даже сказал - ментальности онтологически антирусской (потому как богоборческой, ибо вне идеала Святой Руси русское невозможно).
Однако ничего подобного не предпринималось, словно за годы советской власти и не было создано никакой новой общности (в самом деле, мало ли, что там Хрущев констатировал на XXII Съезде КПСС?!..). Видать, хлопотно бывшему советскому человеку (может, потому, что «бывших советских» не бывает?..) возрождать разрушенное и во многом даже выкорчеванное национальное достояние. Да тут пока разберешься, где что (и разберешься ли, да и на кой?), да пока вновь посеешь-посадишь, да вырастишь ли, а ведь надо быстро строить, не до археологических раскопок нам, иначе развалится и то, что пока еще хоть как-то стоит из аварийного здания.
Проще взять то, что есть, да еще и в том состоянии, в котором оно есть, и назвать именем того, что «разрушили до основанья», а произошедшие перемены при построении «нашего, нового мира» рассматривать в качестве чисто поверхностной, не меняющей сути, метаморфозы, единственным смертным грехом против Родины считая разрушение ее территориальной целостности.
Товарищи!!! Поймите меня правильно: я не против восстановления исторических названий. Наоборот, я очень даже за то, чтобы с карты всего постсоветского пространства исчезли топонимы в честь палачей и насильников России.
Но восстановление исторических имен без восстановления системы ценностей, которая побуждала называть город, например, «Санкт-Петербургом», а улицу, допустим, «Пречистенкой», или, скажем, бульвар «Страстным» - все это даже не полумеры, а лицемерие, лукавство, подмена, попытка напоить из церковного сосуда вчерашним портвейном. В общем: «Дерьмо у тебя мадера, князь… Бочкой отдает».
В призме этой лукавой, мнимо-миротворческой тенденции, октябрьский переворот рассматривается кому как нравится: одними - как неизбежное очищение от февральской либеральной заразы, грозившей окончательно погубить Россию, но спасибо большевикам, предотвратившим ее превращение в сырьевой придаток капиталистического мира, другими - как жидо-масонский переворот, последствия которого были сведены на нет «богоданным вождем» Сталиным, «принявшим Россию с сохой, а оставившим с ядерной бомбой».
Но и те, и другие единомысленны в том, что сущность России - это имперскость, а она-то и была сохранена в СССР, значит, и Россия продолжала существовать, хотя бы и с 6-й статьей Конституции СССР о руководящей роли КПСС!
А кому от этого плохо, в самом деле? Причем тут сущность России? Какая разница, на каких идеологических основах строится ее общественно-политическая жизнь? Территория соответствует дореволюционным границам? Всё! Значит - это та же самая страна, то же государство, тот же народ. Не соответствует? Так это дело времени: «Знают Штаты, знает НАТО: нам чужой земли не надо. Мы чужое не берем, а свое назад вернем!»
О причинах такого отождествления сказано многими умными людьми, например, академиком Ю.С. Пивоваровым, и нам неформат об этом рассуждать подробно. Хотелось бы сосредоточиться только вот на чем: советский народ как новая общность - это реальность, причем реальность, неразрывно связанная не только с определенным историческим периодом, но, самое главное, с духом, доминировавшей тогда идеологии.
Но вот идеология рухнула. Рухнула в своем статусе, но осталась «в ребрах». Развалился Советский Союз, политически распалась «новая общность», но остался тоскующий по восстановлению этой (именно этой, ибо прежней он не знал) общности человек нового когда-то типа, искусственно созданной ментальности, идентифицирующий себя как «человек советский». Куда податься человеку, которому «за державу обидно», а прежней идейной основы державности больше нет?
Как это «куда»? Естественно, в ту же нишу, которую в дореволюционной России уже использовали в качестве идейной скрепы - в Русскую Православную Церковь. Это еще слава Богу, если он, приходя в Церковь, преображался, обретая в любви к Отечеству Небесному новый стержень любви к отечеству земному. Тогда и в самом деле происходило восстановление русской идентичности. Бывало и так. Но чаще бывало иначе.
В начале 90-х можно было наблюдать процесс появления на православных форумах таких людей как писатель Ганичев, который даже там не стеснялся петь дифирамбы Сталину, и с трибуны рекомендовать сочинения Жозефа де Местра в качестве пособия по выработке национального самосознания.
Было видно невооруженным глазом, что люди, которые в советское время дорожили коммунизмом лишь постольку, поскольку эта идеология, по их мнению, обеспечивала государственное могущество и внутриполитическое единство, т.е. для которых еще в советскую пору приоритетной целью была идея державности, а сама коммунистическая идеология с раскоряченной стадией развитого социализма - лишь служебным средством, теперь, не меняясь по духу, вливаются в церковную жизнь. Иными словами, рассаживаются на пиру, «не облачаясь в брачные одежды», да еще и на почетные места.
Поэтому, когда в начале 2000-х с трибуны Рождественских Чтений из уст одного, скажем так, нерядового докладчика прозвучало, что «Православие должно стать идеологией», это хотя и резануло слух, но уже как нечто вполне предсказуемое и закономерное, ибо «будь ты рокер или инок, ты в советской луже вымок» (А. Градский)…
«Империя зла»?
Так президент «страны победившего добра» Рейган назвал СССР, где к середине 80-х родился анекдот: «Как зовут собаку Рейгана?» - спрашивал один из собеседников. «Не знаю», - растерянно, как если бы он провалил комсомольский зачет, отвечал другой. «Рональд!!!» - заливаясь смехом, сообщал первый.
Обычно его рассказывали, передразнивая советскую пропаганду. За пределами социалистического лагеря (хорошее дело, как известно, «лагерем» не назовут), в представлении большинства советских людей начинались империалистические джунгли капиталистического империализма, по которым бродили хищники, ищущие как поглотить весь мир, защитниками которого выступали мы - развитой советский народ и недоразвитые в идейном отношении народы дружественных соцстран.
А потому границы наши были на замке, который скупо открывался даже в направлении стран Варшавского договора, не говоря уже о возможности посетить капстрану. Мы все (почти) относились к этому положению с пониманием: кругом враги.
С пониманием мы относились и к низкому качеству товаров легкой промышленности, и к слухам о том, что и в тяжелой не лучше, и к плохому снабжению (не говоря уже о качестве) продуктами питания. Вспоминается, опять же, анекдот 70-х гг., что Кишиневу (столице Молдавии, в которой животноводство было достаточно хорошо развито) решено дать звание города-героя за то, что он выдержал мясную блокаду.
Мы ворчали, шутили, но понимали: Америка наращивает гонку вооружений, а мы вынуждены поддерживать боеспособность, чтобы враг не посмел даже помышлять о войне. Опять же «третий мир»: мы не можем позволить мировому империализму осуществлять неоколониальную политику в странах Африки, Азии и Латинской Америки. Для поддержки этих стран, едва освободившихся от колониальной зависимости, нужны были огромные средства. Мы проявляли солидарность и делились. Нас, конечно, не спрашивали, но мы с пониманием относились к участию Советского Союза в судьбах развивающихся государств. Даже, когда стали поступать цинковые гробы из Афганистана. Мы и тогда продолжали проявлять понимание.
Мы были самым читающим в мире народом с лучшим балетом и бесплатной медициной, народом-освободителем и миротворцем. Порознь мы были бедны, но вместе могущественны. И причина бедности была именно в могущественности, которую необходимо было поддерживать, чтобы стоять на страже мира во всем мире, защищая свободу и демократию дружественных народов от акул империализма.
Воины-интернационалисты и пионеры
Мы были бедны, а капстраны богаты - мы это знали. Но мы понимали, что их богатство держится на эксплуатации своих трудящихся и на политике неоколониализма, на выкачивании ресурсов из стран «третьего мира». А мы не только не выкачиваем, но бескорыстно и жертвенно помогаем им строить свою экономику и культуру. И мы не можем иначе. Потому надо потерпеть. И нечего вздыхать по поводу западной роскоши! Или мы хотим, чтобы у нас было как «у них»?!! Хотим, чтобы у нас распространились «их нравы», их социальная несправедливость?!.. Чтобы царил разврат, и у одних было все, а у других ничего?.. Мы не хотели.
Впрочем, в контексте вышеизложенного, слово «мы» для периода 70-х, тем более 80-х, звучит чересчур общо.
Были среди нас и другие. Которые усматривали причину низкого качества жизни не в происках врагов, а в порочности государственной системы. Разумеется, понимание это, как правило, сочеталось с идеализацией Запада, с той лишь разницей, что одни мечтали о благах либерализма, дающего каждой личности жить по своему вкусу, другие - о возможностях капитализма, открывающих безграничные просторы для обогащения и, что немаловажно, открытого наслаждения своим богатством, ибо, что это за «проклятая страна, в которой миллионер не может повести свою невесту в кино»?
И таких людей, которые, порой сами того не предполагая, «берегли себя для капитализма», в нашей стране к началу 90-х оказалось неожиданно много.
И что самое парадоксальное, именно номенклатура и силовые структуры - те, кто строил свою карьеру на коммунистической идеологии и советском политическом режиме, паразитируя на советской мифологии, обличая империализм во всех смертных грехах - именно эти люди оказались наиболее приспособленными к капитализму.
«Новые русские», т.е. жители нашей страны, которые сумели приспособиться к новым условиям жизни - это, в основном, были, как сказал М. Задорнов, «цека и зека». Более того, они начали насаждать именно советскую версию капитализма: ту, которую мы все знали по учебникам, его «звериный оскал». Как учили.
Те, кого в первую очередь имел в виду Рейган, называя нашу страну «империей зла», стали массово отрекаться от коммунизма и строить капитализм. Как умели. Как привыкли: сначала будет больно, а потом хорошо. Потом - всем, а сейчас - пока только некоторым, которые руководят «всеми». Т.е., как уже было.
А что ж делать? Как сказал Иосиф Виссарионович: «Других писателей у меня для вас нет». А эти «писатели» другого капитализма не знали. Зато они хорошо знали «скотный двор». Не произведение Оруэлла (многие из них и о писателе таком не слыхивали), а прототип, будучи его плотью от плоти. Из тех «некоторых животных», которые «равнее других».
«Курица или яйцо?»
Что было раньше: советский народ создал миф о самом себе, или коммунистический миф создал советский народ? Сразу уточним, что такое миф. Обычно это слово понимают как синоним сказки, легенды, предания. Но это ошибочное понимание.
Миф - не сказка, потому что она - сознательный продукт народного творчества, ее придумывают. Сказка - своеобразная игра, в которой рассказчик уж всяко знает, что рассказывает или пересказывает выдумку, а порой и слушатель тоже это понимает, но им обоим нравится погружаться в свой осознанно-искусственно и совместно созданный сказочный мир. Тогда как миф не придумывают, он реален, потому что творится самой окружающей реальной жизнью.
«Миф, - пишет А.Ф. Лосев, - есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность. <…> Он - не выдумка, а содержит в себе строжайшую и определеннейшую структуру и есть логически, т.е. прежде всего диалектически, необходимая категория сознания и бытия вообще». Это не выдумка о действительности, а ее понимание.
Алексей Фёдорович Лосев
Миф также не есть легенда или предание. «…Хотя, - пишет сподвижница Лосева А.А. Тахо-Годи, - последние в основе своей могут иметь элементы некогда пережитой мифологии. Легенды и предания складываются с учетом обстоятельств исторической и социально-политической жизни, являясь сознательным подкреплением тех или иных идей, фактов или тенденций, требующих своего оправдания, подтверждения или опровержения и упразднения, обязательно с опорой на высшие и потому неоспорно авторитетные силы.
Миф не знает такой преднамеренности и не складывается ни a priori, ни post factum, а рождается стихией самой первобытной жизни, обоснованной через самое же себя».
Мы и поныне зачастую живем мифами, через них понимаем и чувствуем реальность, как современную, так и историческую, даже обладая обширными знаниями, потому что мифологическое мышление побуждает избирательно обращаться с информацией, сортируя ее в зависимости от того, как и насколько она обосновывает миф.
Художник не создает миф, не придумывает и не сочиняет его. Он его актуализирует. Художник прибегает к художественному вымыслу не для того, чтобы обмануть, а чтобы выявить правду этой «наивысшей по своей конкретности, максимально интенсивной и в величайшей мере напряженной реальности», от которой отвлекают несущественные подробности и детали.
Он передает свое видение этой реальности, ее истину, которую постигает, погружаясь в миф, и так, как он ее постигает, как считает целесообразным ее передать, дабы она адекватно была воспринята реципиентом (зрителем, слушателем, читателем) и ничто этой адекватности восприятия не препятствовало бы, не замутняло.
Советский миф формировался не только теоретиками и агитаторами, но в не меньшей степени теми, кто, проникаясь идеями коммунизма, искренне и самоотверженно разрушал «проклятое прошлое» и строил «светлое будущее», показывая пример осуществимости исповедуемых идеалов. Этих «настоящих людей», образы которых в советском искусстве подвергались дальнейшей мифологизации, а сами они становились членами нового пантеона коммунистического культа, можно назвать антимучениками и антиисповедниками.
В греческом языке предлог ἀντί означает не только «против», но и «вместо», не только открытое противодействие, но и подмену. Антихрист - не просто тот, кто против Христа, а который придет вместо Него - вместо Мессии, под личиной (в маске) Христа.
В этом смысле коммунизм - это не просто одно из политических учений, и не просто антихристианское, как враждующее против христианской веры, вообще против религии (что, как мы видим на примере тов. Зюганова, совсем необязательно), но это учение именно антихристово, как подмена вечных ценностей Царства - похожими ценностями «светлого будущего», а заповедей Божиих - «моральным кодексом строителя коммунизма».
Подмена возможна лишь при внешней схожести. И отцы-основатели коммунизма в нашей стране это прекрасно понимали, виртуозно играя на архетипах русского православного сознания, умело организуя на службу своей мифологии деятелей культуры, которые для формирования «новой общности» сделали больше, чем все штатные идеологи и репрессивные органы вместе взятые. Им совершенно заслуженно давали государственные премии, звания Героев социалистического труда и т.п.
(продолжение следует)
В этот раз совершенно не хотелось выходить в эфир прежде конца Светлой Седмицы, пребывая в мирном настроении и наслаждаясь радостью Воскресения Христова, воспринятого вместе с Телом и Кровью Спасителя ... тем не менее, не смог я пройти мимо замечательной статьи прот.Игоря Перекупа, которую уже успели облаять на "Русской народной линии".
В связи с тем, что статья практически полностью отражает мои собственные воззрения, не могу не перепечатать её здесь полностью.
Что нам дедовы победы?..
Протоиерей Игорь Прекуп | 14 апреля 2015 г.
Заранее прошу тех, кто сознает в себе доминирование второй сигнальной системы в реагировании на те или иные термины, словосочетания, фразы, пролистнуть этот текст и не обращать на него внимания, дабы лишний раз не искушаться.
Это вступление - не издевательская манипуляция; поверьте, мне, в самом деле, не хочется вызывать в ком-либо негодование, раздражение и т.п. На больные темы иногда лучше вообще не общаться, если не можешь не идти на поводу у естественного раздражения, когда кажется, что собеседник «из тех, кто за супостатов».
Протоиерей Игорь Прекуп
Причем не факт, что он, в самом деле, по ту сторону баррикад. Просто его понимание происходящего, причин и путей решения проблемы, оценка событий и личностей - несколько иная. И если вникнуть, искренне попытаться понять его, то становится ясно, что он не чужой, не враг…
Да только кто ж настолько мужествен, чтобы абстрагироваться от инстинктивного стремления идентифицировать себя с некой общностью, и не составлять свою собственную позицию по принципу «я, как и все мои товарищи»? Кто настолько честен, чтобы разум ставить на службу совести, а не наоборот: совесть подчинять рассудку, руководимому стадным/стайным инстинктом?..
У всех нас есть определенные эмоциональные ассоциации с теми или иными словами, образами, мелодиями. Иногда так получается, что мы «переучиваемся», когда узнаем, что ошибались, и то, что мы принимали за добро, на самом деле таковым не являлось. Т.е. переучиваемся формально, не меняясь по сути, это важно.
Если меняемся, осознавая свои заблуждения и освобождая от них свою душу, свой разум - это уже не переучивание, а покаяние - перемена ума: μετάνοια <метания> от μετά <мета> (в сложных словах иногда применяется для обозначения перехода из одного места или состояния в другое, перемену, как рус. пере-) и νοῦς <нус> (означает ум, разум, мысль, образ мыслей, а также смысл и значение слова) - процесс душевно-целебный, длящийся всю жизнь.
Но в данном случае речь не о покаянии, а именно о переучивании, которое с виду может показаться реальной переменой ума, но покаяния, как глубинного переосмысления себя, своей реальной, а не напоказ (в том числе и самому себе) исповедуемой, системы ценностей, критериев оценивания, моделей поведения - нет… Тем не менее, нам кажется, что мы все поняли, и уже мыслим и чувствуем по-другому.
Однако когда-то усвоенные схемы, алгоритмы, модели отношений продолжают в нас жить, мимикрируя под новые формы, и в них обретая новую жизнь, как просроченный продукт в новой упаковке. Спустя какое-то время такого переучивания, мы или прочно адаптируемся к новым формам, живя прежним духом, или частично, а то и полностью отбрасываем не прижившиеся формы, возвращаясь к прежним, в которых нашему отлитому по прежним шаблонам духу удобней.
Шаблон создает иллюзию защищенности, этакого панциря с конфигурацией пазла 3D, позволяющей объединяться со «своими» в единую, как бы стройную, казалось бы, прочную и будто бы внушительную конструкцию.
Отсутствие шаблона, требующее свободы, гибкости ума и ответственной решительности - страшно, потому что, при маловерии, ужасает мнимой беззащитностью и одиночеством. Особенно, когда мир начинает поляризоваться, и здравый смысл подсказывает: «Возьмемся за руки, друзья, Чтоб не пропасть поодиночке!» И почти все, вместо того, чтобы преодолевать разделения, начинают лихорадочно искать «против кого дружить» и с кем для этого «браться за руки»…
Тут не до философствований. Философствования обычно начинаются уже после того, как человек преодолел кризис идентичности, и философствует он, стоя на определенной позиции, а не блуждая в поисках истины, памятуя, как плохо кончил Сократ, чей метод именно в совместном поиске истины и заключался.
Впрочем, размышления человека, прочно стоящего среди своих товарищей (и неважно, стоит ли в реальном или виртуальном пространстве, важно, что он определился со «своими», и теперь вещает из их рядов), на своем месте, найденном из соображений так называемого «здравого смысла», могут называться чем угодно, только не философствованием.
Потому что философия - это искренняя и бескорыстная любовь человека к мудрости (φιλία <филия> - любовь, дружба, σοφία <софия> - мудрость), точнее, к высшей мудрости, к необъятной полноте истины, осуществляемая в меру своих возможностей ее частичного познания.
А когда человек в своих рассуждениях исходит из чьих-либо интересов (опять же, непринципиально в данном случае, из личных ли, семейных, национальных, корпоративных или государственных), в духе ленинского принципа, согласно которому «нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата», уместно говорить о демагогии, пропаганде, манипуляции - о чем угодно, только не о философствовании, тем более, не о нравственности.
А может ли быть добродетель безнравственна? Вот патриотизм - добродетель? А может ли он быть безнравственным? (Кому сама по себе постановка вопроса кажется издевательской или провокационной, прошу дальше не читать, потому что дальше - больше.)
Фото: fontanka.ru
Итак, может ли быть патриотизм безнравственным? Лично я считаю, что нет. Не в том смысле, что любой патриотизм - священен и нравственен, а в том, что патриотизм, ставящий геополитические интересы «по ту сторону добра и зла», выводящий политику за пределы морального оценивания, исходя из того, что интересы своей страны и народа (примитивно понимаемые как военное господство и экономическое могущество, политическая стабильность, независимо - какой ценой, во имя каких идей, - и неограниченный доступ к любым ресурсам) сами по себе являются высшей нравственной ценностью - это не патриотизм.
Скорее, это нечто иное, подпадающее под определение Альберта Швейцера, которое он дает национализму: «Неблагородный и доведенный до абсурда патриотизм, находящийся в таком же отношении к благородному и здоровому чувству любви к родине, как бредовая идея к нормальному убеждению». Разумеется, он имел в виду не тот национализм, который воспел наш отечественный философ Иван Ильин, а тот, который он осудил, назвав черносотенство «проклятием и гибелью России».
Кстати, думаю, уместно привести цитату из его статьи:
«Русские правые круги должны понять, что после большевиков самый опасный враг России - это черносотенцы. Это исказители национальных заветов; отравители духовных колодцев; обезьяны русского государственно-патриотического обличия. Не надо договариваться с ними; не следует искать у них заручек; надо крепко и твердо отмежеваться от них, предоставляя их собственной судьбе. Не ими строилась Россия; но именно ими она увечилась и подготовлялась к гибели. И не черносотенцы поведут ее к возрождению. А если они поведут ее, то не к возрождению, а к горшей гибели. У них не мудрость, а узость; не патриотизм, а жадность, не возрождение, а реставрация!»
Я это все к тому, что не стоит обольщаться по поводу своего негодования в адрес тех, кто, как может показаться, «Родину не любит». Во-первых, не факт, что принимаемое нами за любовь к Родине является именно любовью к ней, а не тем, о чем писал Швейцер, и во-вторых, если человек смеет что-то подвергать сомнению из несомненного для нас, или во всеуслышание стыдится пятен в истории нашего Отечества или осуждает нечто из современных язв общества, дискредитирующих государственную власть - тоже не факт, что его действия продиктованы ненавистью и презрением к стране и ее народу.
Это все была преамбула. Теперь, собственно, текст, который, если идти на поводу у второй сигнальной системы, может смутить, соблазнить, вызвать осуждение, гнев и припадок конспирологии, сопровождаемый паранойяльным бредом. Ну, а если преодолевать условные рефлексы и напрягать разум для анализа информации к размышлению, то можно соглашаться или нет, но в любом случае без ущерба для души.
«Но ты же - советский человек!»
Все мы помним эту бессмертную фразу из «Повести о настоящем человеке» Б. Полевого. Впрочем… насчёт «все мы» - это я, конечно, хватил: за двадцать четыре постсоветских года выросло поколение, в «культурном коде» которого этого элемента может и не быть, но для тех, чья хотя бы юность прошла при советской власти, эти слова - как заклинание.
В советскую эпоху - и вот тут коммунисты не врали, - на самом деле ими был селекционирован советский народ - «новая историческая, социальная и интернациональная общность людей, имеющих единую территорию, экономику, единую по социалистическому содержанию и многообразную по национальным особенностям культуру, федеративное общенародное государство и общую цель - построение коммунизма; возникла в СССР в результате социалистических преобразований и возникновения прочного социально-политического и идейного единства всех классов и слоев, наций и народностей».
Советский народ
Насчет преданности вышеупомянутой «общей цели» и «прочности» я позволю себе усомниться, но в остальном определение, пожалуй, верное.
Сейчас идет интенсивная работа по восстановлению именно этой общности, которая начала было распадаться в эпоху перестройки и, казалось бы, окончательно слилась в канализацию истории вместе с развалом СССР, давая шанс на возрождение России, на развалинах которой она и была создана.
Однако люди, мнящие себя вершителями исторических судеб и возродителями Отечества, не нашли ничего лучшего для него, как возродить не Россию и не русский народ, а СССР и советский народ, просто назвав советское «русским». Вероятно, пословица «как вы лодку назовете, так она и поплывет», была ими воспринята чересчур буквально и с преувеличенной серьезностью, как откровение свыше, не иначе.
Помню, как меня лет десять назад насторожило одно из заявлений министра обороны РФ Сергея Иванова, когда он, говоря о победе в Великой Отечественной войне, упомянул не о советском народе, как о народе-победителе, а о русском. Было ясно, что это не оговорка, а концептуальный симптом определенного идеологического курса.
Это могло бы показаться попыткой возрождения русской нации (кому-то и показалось), если подобным заявлениям сопутствовали бы меры по «десоветизации» общественного сознания, аналогичные денацификации, через которую прошли немцы. Я имею в виду не общественные инициативы снизу по освежению национальной памяти, а продуманную и последовательно осуществляемую государственную программу.
Это было бы логично, если включить историческое сознание и вспомнить, что советское насаждалось как «мы наш, мы новый мир…» на развалинах старого, в противоположность ему, а не в качестве органичного продолжения.
Большевики позиционировали созданное ими государство как совершенно новое, не преемствующее Российской Империи.
«Первая половина работы во многих отношениях сделана, - констатировал В.И. Ленин в своей исторической речи „Задачи союзов молодежи“. - Старое разрушено, как его и следовало разрушить, оно представляет из себя груду развалин, как и следовало его превратить в груду развалин. Расчищена почва, и на этой почве молодое коммунистическое поколение должно строить коммунистическое общество». Он советовал брать от старого приемлемые формы, вкладывая в них новое содержание, аналогично тому, как он когда-то посоветовал младшему брату Мите, угодившему в тюрьму, «довольно удобный гимнастический прием (хотя и смехотворный) - 50 земных поклонов».
И его адепты брали и воплощали, «строили, строили и, наконец, построили». Не восстановили и модернизировали разрушенное (как некоторые демагоги пытаются представить «контрреволюцию» Сталина), а именно построили «новую общность» (Сталин просто довел если не до абсурда, то до сюрреалистического воплощения этот принцип, маскируя подражанием старой форме в стиле «à la russe» все то же богоборческое и антинародное содержание - этакий псевдорусский ампир).
Поэтому было бы логично, если уж взялись реставрировать Россию, заняться аккуратным удалением чуждой ментальности, я бы даже сказал - ментальности онтологически антирусской (потому как богоборческой, ибо вне идеала Святой Руси русское невозможно).
Однако ничего подобного не предпринималось, словно за годы советской власти и не было создано никакой новой общности (в самом деле, мало ли, что там Хрущев констатировал на XXII Съезде КПСС?!..). Видать, хлопотно бывшему советскому человеку (может, потому, что «бывших советских» не бывает?..) возрождать разрушенное и во многом даже выкорчеванное национальное достояние. Да тут пока разберешься, где что (и разберешься ли, да и на кой?), да пока вновь посеешь-посадишь, да вырастишь ли, а ведь надо быстро строить, не до археологических раскопок нам, иначе развалится и то, что пока еще хоть как-то стоит из аварийного здания.
Проще взять то, что есть, да еще и в том состоянии, в котором оно есть, и назвать именем того, что «разрушили до основанья», а произошедшие перемены при построении «нашего, нового мира» рассматривать в качестве чисто поверхностной, не меняющей сути, метаморфозы, единственным смертным грехом против Родины считая разрушение ее территориальной целостности.
Товарищи!!! Поймите меня правильно: я не против восстановления исторических названий. Наоборот, я очень даже за то, чтобы с карты всего постсоветского пространства исчезли топонимы в честь палачей и насильников России.
Но восстановление исторических имен без восстановления системы ценностей, которая побуждала называть город, например, «Санкт-Петербургом», а улицу, допустим, «Пречистенкой», или, скажем, бульвар «Страстным» - все это даже не полумеры, а лицемерие, лукавство, подмена, попытка напоить из церковного сосуда вчерашним портвейном. В общем: «Дерьмо у тебя мадера, князь… Бочкой отдает».
В призме этой лукавой, мнимо-миротворческой тенденции, октябрьский переворот рассматривается кому как нравится: одними - как неизбежное очищение от февральской либеральной заразы, грозившей окончательно погубить Россию, но спасибо большевикам, предотвратившим ее превращение в сырьевой придаток капиталистического мира, другими - как жидо-масонский переворот, последствия которого были сведены на нет «богоданным вождем» Сталиным, «принявшим Россию с сохой, а оставившим с ядерной бомбой».
Но и те, и другие единомысленны в том, что сущность России - это имперскость, а она-то и была сохранена в СССР, значит, и Россия продолжала существовать, хотя бы и с 6-й статьей Конституции СССР о руководящей роли КПСС!
А кому от этого плохо, в самом деле? Причем тут сущность России? Какая разница, на каких идеологических основах строится ее общественно-политическая жизнь? Территория соответствует дореволюционным границам? Всё! Значит - это та же самая страна, то же государство, тот же народ. Не соответствует? Так это дело времени: «Знают Штаты, знает НАТО: нам чужой земли не надо. Мы чужое не берем, а свое назад вернем!»
О причинах такого отождествления сказано многими умными людьми, например, академиком Ю.С. Пивоваровым, и нам неформат об этом рассуждать подробно. Хотелось бы сосредоточиться только вот на чем: советский народ как новая общность - это реальность, причем реальность, неразрывно связанная не только с определенным историческим периодом, но, самое главное, с духом, доминировавшей тогда идеологии.
Но вот идеология рухнула. Рухнула в своем статусе, но осталась «в ребрах». Развалился Советский Союз, политически распалась «новая общность», но остался тоскующий по восстановлению этой (именно этой, ибо прежней он не знал) общности человек нового когда-то типа, искусственно созданной ментальности, идентифицирующий себя как «человек советский». Куда податься человеку, которому «за державу обидно», а прежней идейной основы державности больше нет?
Как это «куда»? Естественно, в ту же нишу, которую в дореволюционной России уже использовали в качестве идейной скрепы - в Русскую Православную Церковь. Это еще слава Богу, если он, приходя в Церковь, преображался, обретая в любви к Отечеству Небесному новый стержень любви к отечеству земному. Тогда и в самом деле происходило восстановление русской идентичности. Бывало и так. Но чаще бывало иначе.
В начале 90-х можно было наблюдать процесс появления на православных форумах таких людей как писатель Ганичев, который даже там не стеснялся петь дифирамбы Сталину, и с трибуны рекомендовать сочинения Жозефа де Местра в качестве пособия по выработке национального самосознания.
Было видно невооруженным глазом, что люди, которые в советское время дорожили коммунизмом лишь постольку, поскольку эта идеология, по их мнению, обеспечивала государственное могущество и внутриполитическое единство, т.е. для которых еще в советскую пору приоритетной целью была идея державности, а сама коммунистическая идеология с раскоряченной стадией развитого социализма - лишь служебным средством, теперь, не меняясь по духу, вливаются в церковную жизнь. Иными словами, рассаживаются на пиру, «не облачаясь в брачные одежды», да еще и на почетные места.
Поэтому, когда в начале 2000-х с трибуны Рождественских Чтений из уст одного, скажем так, нерядового докладчика прозвучало, что «Православие должно стать идеологией», это хотя и резануло слух, но уже как нечто вполне предсказуемое и закономерное, ибо «будь ты рокер или инок, ты в советской луже вымок» (А. Градский)…
«Империя зла»?
Так президент «страны победившего добра» Рейган назвал СССР, где к середине 80-х родился анекдот: «Как зовут собаку Рейгана?» - спрашивал один из собеседников. «Не знаю», - растерянно, как если бы он провалил комсомольский зачет, отвечал другой. «Рональд!!!» - заливаясь смехом, сообщал первый.
Обычно его рассказывали, передразнивая советскую пропаганду. За пределами социалистического лагеря (хорошее дело, как известно, «лагерем» не назовут), в представлении большинства советских людей начинались империалистические джунгли капиталистического империализма, по которым бродили хищники, ищущие как поглотить весь мир, защитниками которого выступали мы - развитой советский народ и недоразвитые в идейном отношении народы дружественных соцстран.
А потому границы наши были на замке, который скупо открывался даже в направлении стран Варшавского договора, не говоря уже о возможности посетить капстрану. Мы все (почти) относились к этому положению с пониманием: кругом враги.
С пониманием мы относились и к низкому качеству товаров легкой промышленности, и к слухам о том, что и в тяжелой не лучше, и к плохому снабжению (не говоря уже о качестве) продуктами питания. Вспоминается, опять же, анекдот 70-х гг., что Кишиневу (столице Молдавии, в которой животноводство было достаточно хорошо развито) решено дать звание города-героя за то, что он выдержал мясную блокаду.
Мы ворчали, шутили, но понимали: Америка наращивает гонку вооружений, а мы вынуждены поддерживать боеспособность, чтобы враг не посмел даже помышлять о войне. Опять же «третий мир»: мы не можем позволить мировому империализму осуществлять неоколониальную политику в странах Африки, Азии и Латинской Америки. Для поддержки этих стран, едва освободившихся от колониальной зависимости, нужны были огромные средства. Мы проявляли солидарность и делились. Нас, конечно, не спрашивали, но мы с пониманием относились к участию Советского Союза в судьбах развивающихся государств. Даже, когда стали поступать цинковые гробы из Афганистана. Мы и тогда продолжали проявлять понимание.
Мы были самым читающим в мире народом с лучшим балетом и бесплатной медициной, народом-освободителем и миротворцем. Порознь мы были бедны, но вместе могущественны. И причина бедности была именно в могущественности, которую необходимо было поддерживать, чтобы стоять на страже мира во всем мире, защищая свободу и демократию дружественных народов от акул империализма.
Воины-интернационалисты и пионеры
Мы были бедны, а капстраны богаты - мы это знали. Но мы понимали, что их богатство держится на эксплуатации своих трудящихся и на политике неоколониализма, на выкачивании ресурсов из стран «третьего мира». А мы не только не выкачиваем, но бескорыстно и жертвенно помогаем им строить свою экономику и культуру. И мы не можем иначе. Потому надо потерпеть. И нечего вздыхать по поводу западной роскоши! Или мы хотим, чтобы у нас было как «у них»?!! Хотим, чтобы у нас распространились «их нравы», их социальная несправедливость?!.. Чтобы царил разврат, и у одних было все, а у других ничего?.. Мы не хотели.
Впрочем, в контексте вышеизложенного, слово «мы» для периода 70-х, тем более 80-х, звучит чересчур общо.
Были среди нас и другие. Которые усматривали причину низкого качества жизни не в происках врагов, а в порочности государственной системы. Разумеется, понимание это, как правило, сочеталось с идеализацией Запада, с той лишь разницей, что одни мечтали о благах либерализма, дающего каждой личности жить по своему вкусу, другие - о возможностях капитализма, открывающих безграничные просторы для обогащения и, что немаловажно, открытого наслаждения своим богатством, ибо, что это за «проклятая страна, в которой миллионер не может повести свою невесту в кино»?
И таких людей, которые, порой сами того не предполагая, «берегли себя для капитализма», в нашей стране к началу 90-х оказалось неожиданно много.
И что самое парадоксальное, именно номенклатура и силовые структуры - те, кто строил свою карьеру на коммунистической идеологии и советском политическом режиме, паразитируя на советской мифологии, обличая империализм во всех смертных грехах - именно эти люди оказались наиболее приспособленными к капитализму.
«Новые русские», т.е. жители нашей страны, которые сумели приспособиться к новым условиям жизни - это, в основном, были, как сказал М. Задорнов, «цека и зека». Более того, они начали насаждать именно советскую версию капитализма: ту, которую мы все знали по учебникам, его «звериный оскал». Как учили.
Те, кого в первую очередь имел в виду Рейган, называя нашу страну «империей зла», стали массово отрекаться от коммунизма и строить капитализм. Как умели. Как привыкли: сначала будет больно, а потом хорошо. Потом - всем, а сейчас - пока только некоторым, которые руководят «всеми». Т.е., как уже было.
А что ж делать? Как сказал Иосиф Виссарионович: «Других писателей у меня для вас нет». А эти «писатели» другого капитализма не знали. Зато они хорошо знали «скотный двор». Не произведение Оруэлла (многие из них и о писателе таком не слыхивали), а прототип, будучи его плотью от плоти. Из тех «некоторых животных», которые «равнее других».
«Курица или яйцо?»
Что было раньше: советский народ создал миф о самом себе, или коммунистический миф создал советский народ? Сразу уточним, что такое миф. Обычно это слово понимают как синоним сказки, легенды, предания. Но это ошибочное понимание.
Миф - не сказка, потому что она - сознательный продукт народного творчества, ее придумывают. Сказка - своеобразная игра, в которой рассказчик уж всяко знает, что рассказывает или пересказывает выдумку, а порой и слушатель тоже это понимает, но им обоим нравится погружаться в свой осознанно-искусственно и совместно созданный сказочный мир. Тогда как миф не придумывают, он реален, потому что творится самой окружающей реальной жизнью.
«Миф, - пишет А.Ф. Лосев, - есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность. <…> Он - не выдумка, а содержит в себе строжайшую и определеннейшую структуру и есть логически, т.е. прежде всего диалектически, необходимая категория сознания и бытия вообще». Это не выдумка о действительности, а ее понимание.
Алексей Фёдорович Лосев
Миф также не есть легенда или предание. «…Хотя, - пишет сподвижница Лосева А.А. Тахо-Годи, - последние в основе своей могут иметь элементы некогда пережитой мифологии. Легенды и предания складываются с учетом обстоятельств исторической и социально-политической жизни, являясь сознательным подкреплением тех или иных идей, фактов или тенденций, требующих своего оправдания, подтверждения или опровержения и упразднения, обязательно с опорой на высшие и потому неоспорно авторитетные силы.
Миф не знает такой преднамеренности и не складывается ни a priori, ни post factum, а рождается стихией самой первобытной жизни, обоснованной через самое же себя».
Мы и поныне зачастую живем мифами, через них понимаем и чувствуем реальность, как современную, так и историческую, даже обладая обширными знаниями, потому что мифологическое мышление побуждает избирательно обращаться с информацией, сортируя ее в зависимости от того, как и насколько она обосновывает миф.
Художник не создает миф, не придумывает и не сочиняет его. Он его актуализирует. Художник прибегает к художественному вымыслу не для того, чтобы обмануть, а чтобы выявить правду этой «наивысшей по своей конкретности, максимально интенсивной и в величайшей мере напряженной реальности», от которой отвлекают несущественные подробности и детали.
Он передает свое видение этой реальности, ее истину, которую постигает, погружаясь в миф, и так, как он ее постигает, как считает целесообразным ее передать, дабы она адекватно была воспринята реципиентом (зрителем, слушателем, читателем) и ничто этой адекватности восприятия не препятствовало бы, не замутняло.
Советский миф формировался не только теоретиками и агитаторами, но в не меньшей степени теми, кто, проникаясь идеями коммунизма, искренне и самоотверженно разрушал «проклятое прошлое» и строил «светлое будущее», показывая пример осуществимости исповедуемых идеалов. Этих «настоящих людей», образы которых в советском искусстве подвергались дальнейшей мифологизации, а сами они становились членами нового пантеона коммунистического культа, можно назвать антимучениками и антиисповедниками.
В греческом языке предлог ἀντί означает не только «против», но и «вместо», не только открытое противодействие, но и подмену. Антихрист - не просто тот, кто против Христа, а который придет вместо Него - вместо Мессии, под личиной (в маске) Христа.
В этом смысле коммунизм - это не просто одно из политических учений, и не просто антихристианское, как враждующее против христианской веры, вообще против религии (что, как мы видим на примере тов. Зюганова, совсем необязательно), но это учение именно антихристово, как подмена вечных ценностей Царства - похожими ценностями «светлого будущего», а заповедей Божиих - «моральным кодексом строителя коммунизма».
Подмена возможна лишь при внешней схожести. И отцы-основатели коммунизма в нашей стране это прекрасно понимали, виртуозно играя на архетипах русского православного сознания, умело организуя на службу своей мифологии деятелей культуры, которые для формирования «новой общности» сделали больше, чем все штатные идеологи и репрессивные органы вместе взятые. Им совершенно заслуженно давали государственные премии, звания Героев социалистического труда и т.п.
(продолжение следует)