И О ЖЕРТВАХ ЦЕРКВИ В ЧАСТНОСТИ
Начало: http://anti-pov.livejournal.com/67904.html
Церковь вставляла палки в колеса прогресса и особенно науки, Инквизиция всех ученых сначала пытала, а затем сжигала на кострах. Уж такие были времена.
Но если попросить не размахивать руками, а вместо этого привести кровавые примеры борьбы с наукой и прочие ужасы Инквизиции, бурный поток быстро иссякнет.
Нет, конечно, прозвучат имена Джордано Бруно, Галилея и Коперника. Но сим праздничным набором, как правило, запас жертв исчерпывается. Это при том, что Коперник никаким боком жертвой вообще не являлся, тем более, в списке сожженных не значился.
Коперник сам был представителем Церкви, дорос до епископа. Занимался и астрономическими исследованиями, Церковь с папой отнеслась к гипотезе Николы доброжелательно: 70 лет труд Коперника читается и распространяется, все легально. Однако нарастает волна аргументированного недовольства и теорию приходится запретить до окончательного выяснения. При этом, что любопытно, использовать теорию для астрономических расчетов можно. С установлением научной истинности запрет был снят. И вообще, борьба шла не между научными представлениями Коперника и Церкви, а между двумя различными астрономическими школами. Примерно так же происходила борьба с эйнштейнианством в советской физике, а ЦРУ, что характерно, внимательно следило за ходом событий. В 1964 - конвенциональный вердикт, запрещающий обсуждение теории относительности. ХХ век, между прочим. Теория же Коперника стала научной, пройдя более цивилизованный путь - после работ Галилея, Кеплера, Ньютона.
Чего удивляться, любая научная доктрина в обязательном порядке должна быть легитимизирована фундаментальными научными положениями (своего времени). Так вся средневековая - то есть «христианская» - наука сверялась с Аристотелем, хотя тот к христианству отношения, вроде, не имел. Так что все эти издержки - скорее производные научного языка и ее специфики. Сегодня жизнеспособность любой научной идеи определяют авторитетные мужи, зачастую ангажированные или предвзятые, а когда-то легитимизация научных идей была функцией Инквизиции, которая, между прочим, тоже состояла из научных авторитетов.
Книгу Галилея Инквизиция как раз одобрила, и папа книгу благословил, книга вышла. Полная поддержка и Церкви, и власти, естественно, увеличивает круг противников из числа ученых. Кто-то возмущен за Аристотеля, кто-то не может простить плагиата, на котором хорошо погрелись руки исследователя. На фоне беспрецедентного успеха все претензии особо остры. Причем, остры обоюдо. Так, везунчику Галилею не сильно нравится растущий успех Кеплера. В некоторых научных аспектах Галилей с ним не согласен, и Галилей пишет куда следует вонючку на предмет, чтобы где надо присмотрелись к очень двусмысленным моментам в учении Кеплера. Вонючка, естественно, возмущает научное сообщество. Естественно, кто-то шепчет папе, чтоб и тот присмотрелся к очень двусмысленным моментам в книге Галилея.
В период следствия Галилей проживает (в роскоши) на вилле Медичи, на допросах искренне критикует уже не популярного Коперника и более не упорствует в своем мнении. Так четко и говорит. С формулировкой «подозреваем в ереси» Г.Галилея приговорили в течение трех лет еженедельно произносить по семь покаянных псалмов, но на следующий день папа и это наказание отменил, отправив Галилея опять на виллу Медичи. А затем на виллу самого Галилея, где тот и занимался своими научными изысканиями до скончания дней. Историю, тем не менее, раздули, хотя никаких громких фраз про вертящуюся Землю Галилей не произносил, а сегодняшние методы конкуренции в научном сообществе бывают и покруче.
Зато уж Бруно точно сожгли. И носятся теперь с этим Бруно как с писаной торбой. Потому что других-то рассказов об антинаучных ужасах нет. Но вот интересно, с каких пор научный мир стал магов считать за ученых? Ведь ни в каких научных поисках этот товарищ замечен не был. Ах да - идея множественности миров. Ну и как оно - спустя четыреста лет, - с научными доказательствами этой идеи?
И, потом, эта доктрина уже рассматривалась Церковью за три века до Бруно, и вердикт был положительным, никого не сожгли. И убеждения-заблуждения, даже еретические, большим криминалом во времена Инквизиции не являлись, если они, конечно, не проповедовались с какой-либо деструктивной целью. А любую здравую мысль можно довести до статуса социальной теории и призвать толпы к мировым пожарам.
Как Джордано Бруно попал в список героев, вообще не понятно. Называвший себя сыном мира, академиком без академии, он уже в молодости был судим Инквизицией как еретик. Бруно утверждал, что рожден от Солнца, и это была сущая правда, а вот Христа называл обманщиком. Плохо разбиравшийся в математике и астрономии, Бруно ни капли не был ученым, и даже как философ был неоригинален. Но в конце XIX века ему поставили памятник, и теперь благодарные потомки убеждены, что казнен Бруно за науку - за ту самую идею множественности миров. А больше-то вообще не за что.
Но, видимо, было, за что: поскольку смертная казнь, вопреки убеждениям, являлась редкостью, а 95% приговоров Инквизиции были оправдательными. К сожалению, дело Джордано Бруно пропало, как это часто бывает с интересной документацией в периоды политических метаморфоз. Известно только, что заинтересовался сам Ватикан и, в нарушение некоторого протокола, даже забрал дело Бруно у Венецианской Инквизиции. Мурыжили Бруно аж 8 лет, после чего передали светской власти: как общественно опасный преступник, казнен. Но наукой там не пахло.
Сегодняшний школьник убежден, что жертвой Инквизиции становился каждый, кто имел наглость опровергать общепринятые доктрины и спорить с Церковью. Заблуждение. В 1352 году на суд Инквизиции был вызван Кола ди Риенци. Но аргументы Колы по поводу землетрясения в Риме 1348 года показались убедительными: ему была предложена служба и должность. Никаких костров и палок в колеса научного прогресса.
И вообще, первый «светский» университет был основан только в конце XI века. До того (да и после) средневековая наука аккумулировалась исключительно в монастырях - библиотеки, лаборатории и прочее. И если бы не усердие монастырей, все письменное наследие прошлого было бы постепенно утрачено. Европейская же светская элита средневековья была малограмотна, а то и безграмотна. И в российской деревне (86% населения страны) народные школы были как раз при церквях.
С именами ученых, пострадавших за науку от Инквизиции, как видим, все обстоит скверно. Кроме невнятно казненного Бруно, Галилея, отправленного заниматься экспериментами к себе на виллу, и примкнувшего к ним Коперника, никто никаких имен назвать не может.
Впрочем, в числе немногочисленных жертв за научные идеалы очень въедливый борец с религией найдет имя Андреаса Везалия, которого Инквизиция уморила голодом в тюрьме за труд «О строении человеческого тела». Но если быть очень-очень въедливым, то можно обнаружить, что судили этого Андреаса за убийство - вскрывая тайком трупы, Везалий ненароком распотрошил гражданина, трупом не являвшимся. Везалию грозила казнь, но поскольку убийство было непреднамеренным (труп оказался обывателем, уснувшим летаргическим сном), казнь заменили паломничеством ко Гробу Господню. Чтобы, значит, развеялся, подумал о жизни, о своем поведении. А в практике инквизиционных приговоров подобные туры вовсе не были эксклюзивом. Таким образом, ничто не предвещало жертв во имя науки, была даже договоренность о кафедре в Падуанском университете, но на обратном пути отдохнувший и загоревший путешественник застрял на острове из-за бури, где и умер от болезни. Можно, конечно, найти логическую связь между смертью Везалия и публикацией его главного труда, но искать придется долго, поскольку между событиями - двадцать лет. Но за мужество и стоицизм на этом чертовом острове Везалию был установлен, естественно, памятник.
Да, между Андреасом Везалием и Джордано Бруно общего мало - один лишь памятник.
Зато на героического Бруно очень даже был похож Джулио Чезаре Ванини. И не только антихристианскими идеями, но и бродяжничеством. Во Франции, Швейцарии и Нидерландах Ванини откровенно проповедовал откровенно антирелигиозные взгляды. Был и в Лондоне, где отсидел за что-то пару месяцев в тюрьме, был и в Париже, где поработал армейским священником, был и в Тулузе, где преподавал в местном университете. Преподавал и проповедовал. В духе той поры Ванини занимался и «физическими исследованиями», но ничего толком не исследовал, потому и за научные идеи гореть ему было не с руки. Как преподаватель Тулузского университета проявил себя Ванини весьма неважно, за что и был повешен. Настучали коллеги-ученые. Труп его, да, спалили, отчего и приобрел он еще большее сходство с Джордано Бруно.
Как и Везалий, непреднамеренное убийство совершил еще один мученик за науку - Этьен Доле. Грохнул Доле какого-то художника, после чего замечательно защищался на суде и был помилован. На радостях приобрел печатный станок и жил честным трудом, изредка нарушая авторские права. Но навлек на себя гнев как Франсуа Рабле, так и обычных завистливых коллег, которые на него честно доложили Инквизиции. При обыске у Доле было обнаружено много всякого, в том числе и «Наставление в христианской вере» Кальвина. На первый раз дали Доле щелбанов и отпустили восвояси. Но во своясях Доле жизненных принципов не поменял, поэтому был второй, третий, четвертый аресты. Поскольку своими арестами он всех достал изрядно, с него взяли официальное признание своих заблуждений и грозным голосом запретили публикацию еретических сочинений навсегда. Но опять был арестован, бежал, был где-то кем-то опознан, взят под стражу, помещен в тюрьму. Процесс длился два года, казнен. Да, жертва. Хотя к науке Доле отношения тоже не имел. Впрочем, его можно назвать ученым-лингвистом, поскольку высказывал сомнения в истинности религиозных догм не где-нибудь в рюмочной, но и в своем труде «Комментарии латинского языка». В конце XIX века в Париже этому убийце установлен памятник.
В связи с промелькнувшим Кальвином уместно вспомнить еще одно жертвенное имя - Мигеля Сервета. Поскольку ярый сторонник реформации Жан Кальвин сам частенько бегал от Инквизиции, обличал Римскую католическую церковь, а папу (римского) называл сатаной, именно к нему, как человек прогрессивный, ищущий тянулся душой Мигель Сервет. Ибо любил Сервет критиковать догматы веры, и ничего поделать с собою не мог. Уже в 14 лет имел проблемы с Инквизицией, критиковал антроподицею Троицы, крещение малолетних и проч. Да так увлекся этим делом, что пришлось бежать из Германии. В связи с необходимостью увлекся астрологией, а это вызвало недовольство профессуры парижского университета, где обучался медицине. Астрологический прецедент рассматривался аж парламентом, после чего Сервет на всякий случай бежал из Парижа тоже. Под левыми именами практиковал медицину по всей Франции и даже стал личным врачом архиепископа. Но и размышления не оставлял: Христос это вовсе не Бог, а лишь основатель новой религии, Никейский собор Сервет объявляет недействительным, а догмат о трех вечных ипостасях - несовместимым с единой сущностью Бога. Лютер и Кальвин, эти радикалы-новаторы, кажутся Сервету недостаточно революционными. Переписка с Кальвином, которую он вел, выявила и философский антагонизм Кальвина, и его человеческий гнев. Особенно взбесили попытки молодого наглеца редактировать книги повидавшего виды Кальвина. Ну ладно, бестактные предложения редактуры, неучтивые письма, или уличный треп, но Сервет стремиться донести единственно верные взгляды до всего христианского мира, всвязи с чем занимается книгопечатанием и наносит визиты крупным ученым своего времени, призывая их немедленно исправить теософские ошибки. Чем больше Сервет достает Кельвина своими рукописями, тем выше градус ненависти Кельвина к этому реформатору-молокососу. Сервет пишет Кальвину: «Раз ты считаешь, что я для тебя сатана, то я кончаю. Вышли мне мою рукопись обратно, и будь здоров. Но если ты искренне веришь, что папа - антихрист, то ты также должен быть убежден, что триединство и крещение детей, которые составляют часть папского учения, являются демонической догмой».
Для папской Инквизиции что Кальвин, что этот выскочка - один хрен. Но Кальвин - реформатор уже матерый. А для достижения целей матерый реформатор не стыдясь идет на сотрудничество с идеологическим противником: но когда инквизиторы прибыли по указанному адресу, печатный станок исчез из типографии, рабочие не понимают, о чем речь, а Сервета вообще никто не знает. Произведя должное впечатление и зафиксировав глубокий испуг, Инквизиция решила, что педагогического эффекта достаточно, и снисходительно махнула рукой. Но Кальвин-то завелся не на шутку. Используя свои связи, он арестовывает Сервета руками светских властей. А тот, холера, исчезает из-под ареста. Инквизиция же ничуть не расстроилась, и вместо конкретного Сервета с облегчением сожгла его портрет и несколько пачек книг. Такая «казнь» для Инквизиции - дело обычное. Вообще трупы-то Инквизиции не нужны - жизнь и качество идей ее занимает гораздо больше. Чего нельзя сказать про Кальвина - ему подавай наглеца Сервета, а не какие-то дурацкие портреты.
Но и Сервет, который уходил от тюрьмы не без чьего-то покровительства, разрезвился. Однажды явился в церковь, где служил Кальвин, а уж тот знал, как надлежит обращаться с религиозными реформаторами. Короче, довел Кальвин дело до ума - сам выступил и следователем, и свидетелем, и обвинителем. Закончив с теологической частью обвинения, Кальвин доказал, что Мигель Сервет член секты, которая угрожает общественному строю, и которая совсем недавно устроила революционную бузу. В общем, опытный борец с системой замочил неопытного. Обычное дело. А на месте казни установили памятник. Да с надписью: «На память о Мигеле Сервете - жертве религиозной нетерпимости своего времени, сожженном за собственные убеждения в Шампе, 27 сентября 1553 года. Воздвигнут последователями Жана Кальвина, триста пятьдесят лет спустя, в знак искупления того поступка, чтобы впредь отвергнуть всякое принуждение в вопросах веры».
А что, получилось вполне изящно и, главное, толерантненько. Только наука тут опять ни при чем. Нет, конечно же, Сервет был объявлен выдающимся ученым, ему даже приписали приоритет в изучении кровообращения, но идея малого круга кровообращения оказалась прямым заимствованием из арабского источника (Ибн-ан-Нафис), о чем мир узнал через четверть века после установки памятника. Сугубо же научный вклад Сервета в медицину заключается в прозрении, что субстант души распространяется по человеческому туловищу именно посредством крови. Но и замечательная такая доктрина на его горькую судьбу никак не повлияла - ни в плюс, ни в минус.
…Конечно, Галилей сделал для физики много, но за Солнце, которое центр Вселенной, и сегодня получил бы двойку. Конечно, мир меняется, конечно, реформы нужны. Возможно, и в Церкви тоже. Вопрос, какой ценой? Сервету Лютер и Кальвин казались недостаточно радикальными, а ведь реформы Лютера и Кальвина легко потянут на треть миллиона трупов. О таких ужасах Инквизиции и подумать было страшно. И тут самое место, чтобы вспомнить евангельское «Суббота для человека, или человек для субботы?»
Кто-то, недоброжелательно глядя в сторону Церкви, через губу выдает афоризмы: не говорите мне, что делать, и я не скажу, куда вам идти. А в это время в России за год происходит 25-30 тысяч убийств. Если в церковно-патриархальной Москве за 1851 год зафиксировано одно убийство, то в свободные 1990-е в той же Москве - по 1300. Число ЗК в России - как при Ежове, притом, что по 300 тысяч ежегодно выходит из тюрем, а по 100 тысяч до тюрем не доходит - находятся в розыске. 100 тысяч алкоголиков (тяжелая форма) зарегистрировано в Москве на 2003 год. В 2005 году в России изъято 129 тонн наркотических веществ, а умерло наркоманов в 2005 столько же, сколько и 2001 году - 104 тысячи с лишним. На официальном учете состоят около полумиллиона наркоманов, но по различным оценкам наркоманов в России от трех до десяти миллионов.
Если наркомания и преступность это результат свободного выбора - да ну его в качель, такой свободный выбор. Но размахивают каким-то Бруно, как знаменем - мол, борец за свободу выбора, жертва церковного диктата.
Иначе говоря, приписывают Церкви чего ни попадя. Приписывают назойливо, серьезных доводов не имея. Не гнушаясь при этом и примитивной фальсификацией: еще не так давно первоклашек пугали пыточными агрегатами, которые были в ходу у Инквизиции, а теперь все конфузливо повыкидывали, поскольку эти страшные штуковины оказались поздними подделками. И по всему получается, что некая серьезная антисистема давно и упорно борется с религией, с Церковью, используя разнообразнейшие приемы. Судя по размаху, у этой антисистемы есть и финансовый ресурс, и влияние на всех уровнях, а еще и ученые подключаются, произошедшие от обезьяны. Но с особым удовольствием перед сомневающимися согражданами трясут трупами невинных жертв.
По большому счету, плевать хотелось на этих жертв, сами нарывались - бывают такие неугомонные, - а вот общественные волны вокруг этих амбициозных чудачков куда как занимательнее.
Итак, в 1903 году кальвинисты установили в Женеве памятник жертве кальвинизма. Но, если совсем честно, тот памятник не был первым. Католики опередили кальвинистов, установив идентичный памятник в Мадриде. Но был он не популярен, а нынче и вообще упразднен. Через пять лет после женевского памятника (что от скорбящих кальвинистов) католики совершают ответный ход в Париже, установив памятник Сервету напротив памятника Доле - чтобы жертвы не скучали. Открыли памятник в честь празднования дня Варфоломеевской ночи, это когда католики вырезали десятки тысяч кальвинистов. Тоже изящно.
Протестанты в том же году отвечают очередным памятником недалеко от Женевы - в городке, что во французских Альпах. На одной стороне постамента слова Вольтера: «Арест Сервета в Женеве, где он не печатал и не пропагандировал свои мысли и, следовательно, не был подчинен женевским законам, нужно рассматривать как акт вандализма и нарушение международных прав». На другой - слова самого пострадавшего: «Я прошу Вас, ускорьте, пожалуйста, обсуждение моего дела. Ясно, что Кальвин желает сгноить меня в этой тюрьме для своего же удовольствия. Вши едят меня заживо. Моя одежда порвана, у меня нет даже рубашки, только протертый жилет». Что ж, тоже ничего, хоть и громоздко. Теперь ход за католиками.
Через три года - извольте: во Вьенне памятник, не хуже раба Микельанджело, только с книжкой «Возрождение христианства» у груди. И место удачное. В Женеву, где его сцапал Кальвин, Сервет бежал именно из Вьенна, потому что во Вьенне его осудил суд. То есть, все тут закручено не просто.
Протестанты вроде как в нокдауне, а, выждав 18 лет, наносят неожиданный удар уже в Нью-Йорке - в Бруклине, на витраже Парижской унитарной Церкви - снова Сервет, только цветной. Ну, что, католики? А католики - оппа! - отвечают жесткой двоечкой: да каменным резным медальоном, да на доме, да на родине Сервета, а следом и в Аргентине. Там вообще мученичество Мигеля Сервета из красного камня. При жизни Сервет и не знал, где Аргентина, а теперь вот как удачно складывается.
Протестанты, типа, в клинч пошли - добавили витраж Сервета в бруклинской церкви, а потом как построят церковь в Будапеште на площади имени Сервета с мемориальными табличками. Вообще атас. И, выждав-выждав - еще и медальон с горящей книгой в той же церкви прилепили. А книга-то не просто горящая - книга Сервета. А появился-то медальон уже в XXI веке.
В общем, тема жертв - проверенная, беспроигрышная, надо полагать, продолжение следует.