"Синдром Афони" и контрреволюция в СССР
У Буркина Фасо вышел неплохой материал , посвященный одной, не сказать, чтобы приятной, особенности советского бытия. А именно - аномальному росту смертности, произошедшему во время т.н. «эпохи застоя». (1960-1970 годы.) Аномальному - по той причине, что в это самое время в стране происходил колоссальный рост уровня жизни населения - включая строительство современных квартир - одновременно с массовым внедрением современных методов здравоохранения. Что - как казалось - должно было привести к неизбежному же увеличению продолжительности жизни у населения. Однако в реальности процесс пошел по совершенно неожиданному пути - в том смысле, что общая смертность, конечно же, снижалась, однако не для т.н. «мужчин трудоспособного возраста».
Для коих наблюдалась обратная тенденция. Что, в свою очередь, было связано с резким повышение уровня потребления алкоголя: с 1950 по 1980 год оно выросло более, чем в 5 раз: с 1,7 до 10,7 литра чистого спирта на человека.) Впрочем, пересказывать упомянутый пост нет особого смысла - да и вопрос о том, как же был «виноват» алкоголь в жизни позднесоветского человека тут уже не раз поднимался.
* * *
Поэтому хочется обратить внимание на несколько неожиданное явление, которое в реальности оказывается тесно связанным с указанным "бытовым пьянством". На вопрос о связи этого самого «бытового пьянства» и … контрреволюции в СССР. Той самой, что - как было сказано в прошлом посте -и привела, по существу, к событиям 1991 года. (Т.е., к массовому отказу советских граждан от поддержки социалистического устройства общества, который к указанному периоду был очевиден.) На самом деле, кстати, стоит понимать, что указанный отказ не был эквивалентен «стремлению к капитализму» - последнее желание было присуще не более, чем 10-20% советского общества. Однако именно эти самые 10-20% людей (в основном - связанные с т.н. «Серой зоной») с легкостью пересилили всех остальных.
Причина данного явления лежит в самой природе контрреволюции. Которая - как не удивительно - является неминуемой частью любого революционного процесса. Поэтому совершенно естественно, что в советском обществе подобная угроза оказалась значимой с самого начала. В том смысле, что проявляться она начала вскоре после «триумфального шествия Советской власти» - т.е. происходившем в конце 1917-начале 1918 годов процессе массового признания «нового порядка», прошедшего достаточно мирно и очень быстро. Причина этого процесса (в смысле, контрреволюции) состояла в том, что Октябрьская революция 1917 года - так же, как и любая другая революция - могла произойти только тогда, когда «прежний режим» довел страну «до ручки». То есть - до состояния, в котором он не может ничего предложить подавляющей части населения, включая и значительную часть правящих классов. (Собственно, именно поэтому «рецепт» борьбы с революцией через применение насилия бессмыслен: последнее просто оказывается невозможным, поскольку аппарат для его применения отказывается выполнять приказы.)
В любом случае, успех смены социального строя в значительной мере оказывался связанным с тем, что большинство страны видело в нем решение своих жизненных проблем. Однако именно этот момент - являющейся ключевым для революционной победы - одновременно с этим несет в себе и контрреволюционную угрозу. (Диалектика!) Состоящую в том, если указанное разрешение парадоксальным образом приводило к исчезновению и главного механизма поддержки. Скажем, если брать ситуацию с Октябрьской революцией, то можно сказать, что последняя победила только потому, что смогла решить главные вопросы, волновавши е народ в 1917 году: вопросы о земле и мире. В том смысле, что передача земли в бессрочное пользование крестьянам позволило им решить проблему обезземеливания, а заключение Брестского мира дало возможность выйти из всем уже осточертевшей Мировой бойни.
Однако именно эти благие действия в определенной степени снизили поддержку революционных сил населением. Что, в частности, проявилось в т.н. «казачьих районах» страны, жители которых, обретя землю и мир, решили, что «с них хватит». Вследствие чего определенные издержки, связанные с протеканием революционного процесса, привели к переходу их на сторону Белых. Что, в свою очередь, и стало основой определенного успеха Белого движения. (Вместе с поддержкой Антанты.) Поскольку «чисто Белые» - т.е., представители наиболее реакционного офицерства, с самого начала оказавшиеся в оппозиции Революции - были силой, крайне незначительной. (Поэтому все попытки их «самостоятельной» борьбы заканчивались, как правило, лютым фейлом.) Правда, придя к власти - т.е., ликвидировав все завоевания Революции - Белые практически мгновенно восстановили прежние противоречия, что стало причиной их закономерного поражения…
* * *
Впрочем, описанной выше закономерности это не отменяло, поэтому страна - вначале РСФСР, а затем СССР - еще не раз оказывалась перед опасностью потери своих искренних сторонников. Скажем, в плане крестьянского. населения указанный момент присутствовал вплоть до самого завершения коллективизации - поскольку с указанным выше получением земли потребность в Советской власти у «мелкотоварных хозяев» стала минимальной. Но самая большая опасность была в плане потери поддержки «главного социального слоя» страны - пролетариата. (Поскольку вне этого Советская власть теряла всякий смысл и всякую возможность к существованию.) Тем не менее, как раз этого очень долго удавалось избегать - в том смысле, что до определенного времени рабочий класс оставался верен своей поддержке советского государства, видя в нем источник своего благополучия.
Однако, как уже было сказано, рано или поздно, но наступил момент, в котором опасность контрреволюции коснулась и рабочих. Собственно, именно он и показан в «Синдроме Афони» - а равно, как и в самом фильме «Афоня» вместе с огромным числом иных фильмов и книг «периода застоя». Поскольку смысл поднимаемых там проблем, в общем-то, один и тот же: людям стало нечего ожидать от Советской власти. Нет, разумеется, это не означало, что они становились ее врагами: очевидного отказа от имеющейся легитимности, разумеется, не было. В том смысле, что миллионы людей так же, как и раньше, честно ходили на работу, честно выполняли все свои гражданские обязанности - включая и опускание избирательного бюллетеня в урну - в общем, продолжали жить так же, как и раньше. Однако все это для них стало, в лучшем случае, рутиной, привычной, но бессмысленной - а в худшем нудной и ненужной «обязаловкой». (Как с теми же партийными, профсоюзными и комсомольскими собраниями.)
В подобной ситуации «обычный человек» и начинал заполнять свое «свободное» - т.е., лишенное связи с обществом - время потреблением спиртных напитков. По «старой крестьянской/пролетарской привычке». (Вот только «старая привычка» была выработана тогда, когда подобные моменты были редкостью - и особой беды не приносили.) Впрочем, были и иные, более безобидные проявления подобной особенности - разнообразные хобби, впоследствии пресловутые дачи и т.д. Но «внедрение» подобных способов «свободного времяпроведения» - как уже было сказано у Буркина Фасо - проистекало медленно. (Хотя к 1980 годам рост потребления алкоголя и удалось замедлить.) Тем не менее, стоит понимать, что и в этом случае связь человека и государства оказывалась крайне слабой. (Т.е., если человек не пил, а, скажем, занимался собственной дачей или собиранием марок, то он все равно оказывался индифферентным к общественным проблемам.) Поэтому неудивительно, что после возникновения и начала распространения антисоветских идей они крайне легко нашли «подготовленную почву» в советском обществе.
* * *
Впрочем, подробно разбирать указанные моменты надо отдельно. Тут же можно только сказать, что указанное положение прекрасно иллюстрирует тот факт, что опасность «контрреволюционного поворота» - не переворота, а именно поворота, т.е., изменения, связанного не столько с действиями узкого круга заговорщиков. сколько с поведением широких масс - для СССР оказывалась крайне высокой вплоть до самого его конца. Причем, это была именно «классическая» контрреволюция, не отличающаяся по своей сути от контрреволюции времен Гражданской войны по своим базовым качествам. (В том смысле, что вызывалась она «отпадением» той или иной социальной группы после удовлетворения революцией ее требований.) До перехода в «стационарное состояние» - т.е., в такое состояние, где указанное «отпадение» было бы невозможно - СССР так и не дожил. (Хотя мог бы - но это так же совершенно иная история.)
Для коих наблюдалась обратная тенденция. Что, в свою очередь, было связано с резким повышение уровня потребления алкоголя: с 1950 по 1980 год оно выросло более, чем в 5 раз: с 1,7 до 10,7 литра чистого спирта на человека.) Впрочем, пересказывать упомянутый пост нет особого смысла - да и вопрос о том, как же был «виноват» алкоголь в жизни позднесоветского человека тут уже не раз поднимался.
* * *
Поэтому хочется обратить внимание на несколько неожиданное явление, которое в реальности оказывается тесно связанным с указанным "бытовым пьянством". На вопрос о связи этого самого «бытового пьянства» и … контрреволюции в СССР. Той самой, что - как было сказано в прошлом посте -и привела, по существу, к событиям 1991 года. (Т.е., к массовому отказу советских граждан от поддержки социалистического устройства общества, который к указанному периоду был очевиден.) На самом деле, кстати, стоит понимать, что указанный отказ не был эквивалентен «стремлению к капитализму» - последнее желание было присуще не более, чем 10-20% советского общества. Однако именно эти самые 10-20% людей (в основном - связанные с т.н. «Серой зоной») с легкостью пересилили всех остальных.
Причина данного явления лежит в самой природе контрреволюции. Которая - как не удивительно - является неминуемой частью любого революционного процесса. Поэтому совершенно естественно, что в советском обществе подобная угроза оказалась значимой с самого начала. В том смысле, что проявляться она начала вскоре после «триумфального шествия Советской власти» - т.е. происходившем в конце 1917-начале 1918 годов процессе массового признания «нового порядка», прошедшего достаточно мирно и очень быстро. Причина этого процесса (в смысле, контрреволюции) состояла в том, что Октябрьская революция 1917 года - так же, как и любая другая революция - могла произойти только тогда, когда «прежний режим» довел страну «до ручки». То есть - до состояния, в котором он не может ничего предложить подавляющей части населения, включая и значительную часть правящих классов. (Собственно, именно поэтому «рецепт» борьбы с революцией через применение насилия бессмыслен: последнее просто оказывается невозможным, поскольку аппарат для его применения отказывается выполнять приказы.)
В любом случае, успех смены социального строя в значительной мере оказывался связанным с тем, что большинство страны видело в нем решение своих жизненных проблем. Однако именно этот момент - являющейся ключевым для революционной победы - одновременно с этим несет в себе и контрреволюционную угрозу. (Диалектика!) Состоящую в том, если указанное разрешение парадоксальным образом приводило к исчезновению и главного механизма поддержки. Скажем, если брать ситуацию с Октябрьской революцией, то можно сказать, что последняя победила только потому, что смогла решить главные вопросы, волновавши е народ в 1917 году: вопросы о земле и мире. В том смысле, что передача земли в бессрочное пользование крестьянам позволило им решить проблему обезземеливания, а заключение Брестского мира дало возможность выйти из всем уже осточертевшей Мировой бойни.
Однако именно эти благие действия в определенной степени снизили поддержку революционных сил населением. Что, в частности, проявилось в т.н. «казачьих районах» страны, жители которых, обретя землю и мир, решили, что «с них хватит». Вследствие чего определенные издержки, связанные с протеканием революционного процесса, привели к переходу их на сторону Белых. Что, в свою очередь, и стало основой определенного успеха Белого движения. (Вместе с поддержкой Антанты.) Поскольку «чисто Белые» - т.е., представители наиболее реакционного офицерства, с самого начала оказавшиеся в оппозиции Революции - были силой, крайне незначительной. (Поэтому все попытки их «самостоятельной» борьбы заканчивались, как правило, лютым фейлом.) Правда, придя к власти - т.е., ликвидировав все завоевания Революции - Белые практически мгновенно восстановили прежние противоречия, что стало причиной их закономерного поражения…
* * *
Впрочем, описанной выше закономерности это не отменяло, поэтому страна - вначале РСФСР, а затем СССР - еще не раз оказывалась перед опасностью потери своих искренних сторонников. Скажем, в плане крестьянского. населения указанный момент присутствовал вплоть до самого завершения коллективизации - поскольку с указанным выше получением земли потребность в Советской власти у «мелкотоварных хозяев» стала минимальной. Но самая большая опасность была в плане потери поддержки «главного социального слоя» страны - пролетариата. (Поскольку вне этого Советская власть теряла всякий смысл и всякую возможность к существованию.) Тем не менее, как раз этого очень долго удавалось избегать - в том смысле, что до определенного времени рабочий класс оставался верен своей поддержке советского государства, видя в нем источник своего благополучия.
Однако, как уже было сказано, рано или поздно, но наступил момент, в котором опасность контрреволюции коснулась и рабочих. Собственно, именно он и показан в «Синдроме Афони» - а равно, как и в самом фильме «Афоня» вместе с огромным числом иных фильмов и книг «периода застоя». Поскольку смысл поднимаемых там проблем, в общем-то, один и тот же: людям стало нечего ожидать от Советской власти. Нет, разумеется, это не означало, что они становились ее врагами: очевидного отказа от имеющейся легитимности, разумеется, не было. В том смысле, что миллионы людей так же, как и раньше, честно ходили на работу, честно выполняли все свои гражданские обязанности - включая и опускание избирательного бюллетеня в урну - в общем, продолжали жить так же, как и раньше. Однако все это для них стало, в лучшем случае, рутиной, привычной, но бессмысленной - а в худшем нудной и ненужной «обязаловкой». (Как с теми же партийными, профсоюзными и комсомольскими собраниями.)
В подобной ситуации «обычный человек» и начинал заполнять свое «свободное» - т.е., лишенное связи с обществом - время потреблением спиртных напитков. По «старой крестьянской/пролетарской привычке». (Вот только «старая привычка» была выработана тогда, когда подобные моменты были редкостью - и особой беды не приносили.) Впрочем, были и иные, более безобидные проявления подобной особенности - разнообразные хобби, впоследствии пресловутые дачи и т.д. Но «внедрение» подобных способов «свободного времяпроведения» - как уже было сказано у Буркина Фасо - проистекало медленно. (Хотя к 1980 годам рост потребления алкоголя и удалось замедлить.) Тем не менее, стоит понимать, что и в этом случае связь человека и государства оказывалась крайне слабой. (Т.е., если человек не пил, а, скажем, занимался собственной дачей или собиранием марок, то он все равно оказывался индифферентным к общественным проблемам.) Поэтому неудивительно, что после возникновения и начала распространения антисоветских идей они крайне легко нашли «подготовленную почву» в советском обществе.
* * *
Впрочем, подробно разбирать указанные моменты надо отдельно. Тут же можно только сказать, что указанное положение прекрасно иллюстрирует тот факт, что опасность «контрреволюционного поворота» - не переворота, а именно поворота, т.е., изменения, связанного не столько с действиями узкого круга заговорщиков. сколько с поведением широких масс - для СССР оказывалась крайне высокой вплоть до самого его конца. Причем, это была именно «классическая» контрреволюция, не отличающаяся по своей сути от контрреволюции времен Гражданской войны по своим базовым качествам. (В том смысле, что вызывалась она «отпадением» той или иной социальной группы после удовлетворения революцией ее требований.) До перехода в «стационарное состояние» - т.е., в такое состояние, где указанное «отпадение» было бы невозможно - СССР так и не дожил. (Хотя мог бы - но это так же совершенно иная история.)