Об урбанистике, городе будущего и общественном устройстве. Часть вторая
Продолжу «небольшое отступление», занявшая, в итоге, два поста.
Итак, как было сказано в прошлом посте, к началу XX века существовало два «урбанистических идеала». Это образ классического «идеального города», представляющий собой способ организации жизни «лучших людей», и образ пресловутого «фаланстера» - гипотетической общины, созданной по образу религиозных общин прошлого. Разумеется, понятно, что оба этих пути развития человеческих поселений имели очень серьезные недостатки - которые не давали им реализоваться в реальности. Например, образ «классического города» - пускай даже с «индустриальными дополнениями», вроде заводов и фабрик - все равно не учитывал жизнь большей части населения. А при попытке ее учесть получался или откровенный Ад (вроде известного образа «Метрополиса» из 1927 года), где положение рабочих прямо сводится к положению рабов, «говорящих орудий» в руках «хозяев жизни». Или же пресловутая мелкобуржуазная «сельская идиллия» - вроде той, что предлагалась Генри Фордом с его «рабочими-крестьянами».
Впрочем, что самое главное, в реальности ни первый (к великому счастью), ни второй вариант не являются работоспособными. Первый - потому, что реально подобное «неокастовое» общество очень быстро разрушится внутренних противоречий. (Причем, сделает это раньше, нежели будет построено. Но это, разумеется, уже отдельная тема, разбирать которую тут нет смысла.) Второй - потому, что подобное существование «рабочих-крестьян» полностью противоречит основным принципам капиталистической организации общества. (Которое, собственно, ушло в свое время именно от чего-то подобного.) Кстати, тут надо сказать, что Форд реально пытался воплотить свои идеи в реальность - но они, разумеется, не прижились.
Разумеется, можно отметить, что про идеи коммуны-фаланстера можно сказать то же самое. В том смысле, что существовало несколько попыток осуществить ее на практике - наиболее известными являются коммуны Оэна и Рипли - но все они просуществовали не более нескольких лет. (Что дало их противникам повод позлорадствовать в «невозможности коммунизма».) Основная беда подобных проектов состояла в их очевидной локальности - идущей, как уже говорилось, из «монастырского генезиса» и представления об общине, как чем-то замкнутом. Что, в свою очередь, не давало возможности для достаточного развития производительных сил и вызывало потребности в активном взаимодействием с «внешним миром». (Последнее же, совершенно логично вело к неизбежному разложению общин - так же, как от взаимодействия с капитализмом разлагались и «обычные» традиционные общества.) Собственно, именно поэтому «реальная практика» построения утопического коммунизма прекратилась к концу XIX века, когда производство стало слишком сложным и разветвленным для того, чтобы укладываться в пределах небольшого поселения.
* * *
Однако так же, как «экономические изыскания» утопистов были использованы в создании марксисткой концепции рабочей борьбы, впоследствии ставшей основанием для Великой Революции 1917 года, их «урбанистические поиски» вызывали к жизни советскую концепцию организации градостроительства. Разумеется, этот процесс был крайне сложным и крайне «нелинейным» - в результате чего он постоянно «сворачивал не туда» - однако общие контуры «нового градостроительства», все-таки, оказались намеченными. Начало этому положили известные проекты раннесоветского времени, которые сейчас принято именовать «домами-коммунами». На самом деле, связь указанных «домов» с утопическим коммунизмом очевиден - их авторы вдохновлялись ставшими популярными еще до революции идеями Чернышевского и других борцов за народную свободу, которые, в свою очередь, имели в качестве источника вдохновения тех же Фурье с Оуэном. Тем не менее, было тут и серьезное отличие.
А именно: дом-коммуна - это попытки соединить пресловутый «фаланстер» с потребностями индустриального мира, т.е., крупного производства, связанного уже не столько с землей или небольшой мастерской, но с крупным предприятием. Поэтому люди, проживающие в нем не «отрезались» полностью от внешнего мира, но активно взаимодействовали с ним - включая перемещение на работу. Тем не менее, заново открытая идея превратить жилой дом из «недвижимого имущества» в некую «машину для жилья» (кстати, Корбюзье взял подобную концепцию именно из раннесоветской архитектуры), т.е., в способ решения всех стоящих перед человеком бытовых задач - и при этом еще и облегчить строительство за счет отказа от «непрофильных задач» (вроде «обеспечения престижа»), оказалась крайне плодотворной. Вызвав целые серии проектов «городов будущего», имевших совершенно иной облик, нежели то, что связывалось с идеей города до этого.
Разумеется, полностью реализовать их не удалось - строить просторные коробки из стекла и бетона в аграрной стране было затруднительно по причине отсутствия массового производства и того и другого. То же самое можно сказать и про идею реализации индустриальных предприятий общепита, бытового обслуживания и т.д. - для которых не было ни оборудования, ни людей. Поэтому все завершилось лишь строительством отдельных домов (причем, зачастую «из говна и палок» - скажем, из смеси камыша и цемента) - и в крайне «урезанном» виде. Впрочем, было еще дополнительное препятствие, не давшее домам-коммунам стать массовым явлением, а впоследствии - приведшая к отказу от данной идеи. А именно - сохранение в обществе архаичных социальных конструкций, вроде «начальник-подчиненный». В результате чего новое жилье все чаще выдавалась «представителям руководства» - несмотря на все старания сознательных людей избежать этого. Ну, и разумеется, большая часть пресловутого «начальства» не желала хоть какого-то «коммунального существования», даже если дело касалось не тесной комнаты в коммуналке, а нового дома. (В то время, как для рабочих - еще помнивших подвалы, чердаки и бараки - даже заселение в разделенную фанерными перегородками старую квартиру казалось раем.)
* * *
Тем не менее, даже после отказа от указанной концепции, идея «машины для жилья» не пропала даром. Можно даже сказать, что она получила дальнейшее развитие в виде концепции т.н. «соцгородов» - т.е., отдельных жилых районов, имеющих все необходимое для существования. Подобный тип организации жилья был гораздо более «традиционным», нежели «дома-коммуны», и мог быть реализован более привычными технологиями. (Из дерева или кирпича вместо дефицитного железобетона.) Однако общая суть его сохранялась прежней: город должен давать человеку все условия для реализации своих жизненных функций -в обмен на трудовую деятельность последнего. (Хотя определенные преимущества «коммун», вроде возможности при реализации большей части бытовых задач оставаться «под крышей» - что актуально для нашего климата - при этом терялась.) Ну, и разумеется, «соцгород» позволял решать актуальный вопрос об оптимизации перемещений населения при отсутствия массового транспорта. (За счет размещения соцгородов около предприятий.) Что так же повышало привлекательность подобных проектов.
Правда, даже подобные типы расселения так и не стали господствующими. Индустриальное строительство в стране только разворачивалось - и подавляющая часть населения вынуждена была проживать еще в дореволюционном жилье. Причем, говоря о жилье, тут следует понимать, что это были не только дома - а сама их организация, крайне хаотичная и нерациональная, да еще и усиливающаяся активным изменением структуры социально-производственной системы. В указанном состоянии, разумеется, просто взять, снести все, и построить заново - то есть, принять наиболее оптимальное решение с т.з. затрат - оказалось невозможно. Поэтому подавляющая часть сил была брошена на проблему «оптимизации имеющегося», на устранению отдельных проблем в застройке. Еще раз отмечу - с «глобальной точки зрения» это было невыгодно, но до этой глобальной точки надо было еще дожить, а решать проблемы, стоящие перед страной (скажем, создание современного производства) надо было сейчас.
В результате чего, например, подавляющая часть «градостроительных усилий» оказалась вложена, скажем, в т.н. «план реконструкции Москвы» - что являлось крайне неудачным решением. Причина проста: Москва, сама по себе - город очень древний, и, следовательно, спланированный очень плохо. Это понимал еще Петр Великий - противопоставивший старой столице свой Санкт-Петербург. Но в советское время, когда столица была возвращена обратно - из-за возросших проблем с безопасностью- именно этому самому неудачному городу было придано особое внимание с т.з. городского строительства. (Впрочем, помимо столичного статуса высокое значение Москвы обеспечивалось особенностью транспортной инфраструктуры - скажем, железных дорог - так же крайне далекой от оптимальной. Если сюда прибавить еще и то, что Москва вместе с Петербургом были чуть ли не единственные промышленные центры на территории раннего СССР, то можно понять, почему подобное решение казалось вполне разумным.)
* * *
Однако перестройка «старого» и, как было сказано выше, очень-очень-очень плохо спланированного, города оказалась крайне дорогостоящей - один метрополитен чего стоил. (Тут надо еще сказать о том, что из-за крайнего дефицита жилья было невозможно просто снести старые кварталы, построив на их месте новые. Поэтому, как уже было сказано, действовали постепенно - что очень сильно ограничивало возможность перепланировки.) Наконец, стоит указать, что сама концепция «столицы» к этому времени выступало однозначной архаикой, очень сильно мешавшей реализации оптимальных схем застройки. Скажем, согласно указанному «столичному принципу», должно было существовать некое свободное от заводов и фабрик пространство, отсылающее к тому самому классовому «идеальному городу». Однако избавиться от идеи «построить витрину социализма» оказалось очень и очень непросто - из-за огромной инерции сознания.
Ну, и разумеется, свое влияние на советское градостроение внесла и Великая Отечественная война, приведшая к разрушению значительной части жилого и производственного фонда. (В результате чего потребовалось его быстрое восстановление.) Тут уж было не до перепланировок и тому подобных вещей - поэтому ограничивались локальным расширением транспортных магистралей и небольшой оптимизацией производств. Более того - из-за войны и необходимости быстрого восстановления было отменено планировавшееся в довоенное время создание мощных промышленных центров на ряде «перспективных территорий», что должно было «разгрузить» уже ставшие избыточно крупными «столицы». Определенные подвижки тут, правда, были сделаны в связи с военной эвакуацией промышленности за Урал - однако, во-первых, они очень сильно ограничивались низкой транспортной связностью зауральских территорий. А, во-вторых из-за огромной потребности в средствах для восстановления страны, этот самый перенос оказался, в любом случае, недостаточным. В общем, после войны Москва продолжала не просто «пухнуть», но еще и ускорила это самое «распухание», то же самое происходило и в других «старых городах» - а идея создания новых типов городских поседений была опять отодвинута в будущее.
Впрочем, послевоенную разруху со временем все же удалось преодолеть, индустриальное домостроение - кстати, так же берущее начало в концепциях 1920 годов - к середине 1950 годов было, наконец-то, развернуто - хотя избавиться от дефицита стройматериалов так и не удалось. (Проблемы с цементом преследовали СССР до самого конца - просто потому, что в стране было мало доступного сырья для его производства.) Поэтому к 1960 годам, наконец-то, удалось выйти за пределы вечных «реконструкций» и перейти к активному «новому строительству». Казалось бы, теперь реализации новых принципов не может ничего помешать - и можно будет говорить не только о массовом распространении модели «соцгородов», преобразованных теперь в идею «микрорайонов». (Т.е., минимально возможных «замкнутых социальных единиц», включающих в себя все необходимое для жизни, а так же - имеющих однозначную связь с производственными предприятиями.) Но и к еще более совершенным концепциям - вплоть до появления замкнутых городских объемов, тех самых «городов-куполов» в местах с суровым климатом. (По сути, выступавших возвращением «домов-коммун» на новом уровне.)
* * *
Однако в реальности данная идея если и получила массовую реализацию - то в крайне урезанном виде. Поскольку, во-первых, продолжала сказываться все та же «коммуникационная недостаточность», в результате чего казалось выгоднее вкладываться в уже построенные, давно существующие города - несмотря на то, что это само вызывало возрастание коммуникационных проблем. (Особенно актуальных для столицы, с каждым новым миллионом человек все ближе подползающей к перерождению в «мегаполис» - уродливую форму паразитического существования.) Во-вторых, начавшаяся после Второй Мировой войны советизация мира неожиданно сделала актуальным использование «заграничных» типов градостроительства. (Которые теперь становились более «человечными» - а в связи с наличием «там» большего числа ресурсов выглядели очень и очень привлекательными.) В частности, это привело к неявному внедрению концепции «спальных районов» - огромных территорий, застроенных исключительно жилыми домами, и связанных с производством высокоэффективными транспортными сетями. Тем более, что в связи с отсутствие в СССР пресловутого «экономического кипения» казалось, что будто сделать это можно очень эффективно - прямыми «хордами».
В конечном итоге, именно комбинация двух указанных факторов привело к тому, что в момент начала реально массовой застройки (т.е., в 1970 годы) оптимальной показалась именно идея крупного города, разделенного на транспортно связанные жилые и промышленные зоны. Ну, и разумеется, не стоит забывать о том, что бурно расцветшее после «косыгинской реформы» «ведомственное строительство» - т.е., застройка жилья предприятиями, причем с упором именно на «квадратные метры» и отнесением всех объектов соцкультбыта «на потом», привела к дискредитации самой идеи «микрорайонов» и вообще, идеи «соединения жилья и производства». (Поскольку последняя стала ассоциироваться с убогими - чтобы можно было побольше построить - рядами «заводских многоэтажек», где единственная возможность досуга состоит в распитии водки за гаражами, а чтобы добраться до автобуса, надо несколько сотен метров месить ногами грязь.)
Тем не менее, стоит сказать, что именно в указанное время - то есть, в 1960-1980 годы - были созданы и довольно удачные проекты «производственно-жилых комплексов». (Особенное, если этот вариант рассматривать расширенно, включив, например, сюда Новосибирский Академгородок - наука ведь тоже часть системы общественного производства. Но вообще, по стране было много хорошо организованных градостроительных проектов - особенно в Прибалтике, на Украине и т.д., в общем, там, где хватало средств и были силы, способные противостоять пресловутой «ведомственной застройке».) Ну, и самое главное - ликвидация СССР, приведшая к полному возвращения «традиционных методов застройки», прекрасно показало, что даже те, урезанные и плохо реализованные микрорайоны и поселки, что в позднесоветское время выглядели символом убогости, на самом деле на порядок превосходят все то, что строится по иным принципам. Причем, «точечную застройку» тут можно вообще не учитывать - это не архитектура, а преступление - речь идет именно о попытках строить «жилыми комплексами». Которые очень хорошо выглядят на картинке - гораздо лучше советских поселков - но реальное проживание в которых несет огромное количество проблем. (Транспортных и культурно-бытовых.)
* * *
Так что сейчас постепенно возвращается понимание того, насколько плоха и традиционная хаотическая застройка, и даже «модернисткая» зонированная. Правда, до понимания важности сделанных в СССР открытий еще не дошло - но и это не за горами. Ну, а от последнего совершенно недалеко до развития представлений о «производственно-жилищных комплексах», как оптимальной форме проживания. И поэтому имеет смысл рассмотреть этот вопрос поподробнее. Собственно, ради него и планировалось написание двух предыдущих постов - которые, по сути, были всего лишь отступлением, но отступлением необходимым, поскольку не узнав генезиса того или иного явления, невозможно понять его суть. (Особенно, если это касается чего-то, еще не существующего.) Но обо всем этом, разумеется, будет сказано в следующей части…
Итак, как было сказано в прошлом посте, к началу XX века существовало два «урбанистических идеала». Это образ классического «идеального города», представляющий собой способ организации жизни «лучших людей», и образ пресловутого «фаланстера» - гипотетической общины, созданной по образу религиозных общин прошлого. Разумеется, понятно, что оба этих пути развития человеческих поселений имели очень серьезные недостатки - которые не давали им реализоваться в реальности. Например, образ «классического города» - пускай даже с «индустриальными дополнениями», вроде заводов и фабрик - все равно не учитывал жизнь большей части населения. А при попытке ее учесть получался или откровенный Ад (вроде известного образа «Метрополиса» из 1927 года), где положение рабочих прямо сводится к положению рабов, «говорящих орудий» в руках «хозяев жизни». Или же пресловутая мелкобуржуазная «сельская идиллия» - вроде той, что предлагалась Генри Фордом с его «рабочими-крестьянами».
Впрочем, что самое главное, в реальности ни первый (к великому счастью), ни второй вариант не являются работоспособными. Первый - потому, что реально подобное «неокастовое» общество очень быстро разрушится внутренних противоречий. (Причем, сделает это раньше, нежели будет построено. Но это, разумеется, уже отдельная тема, разбирать которую тут нет смысла.) Второй - потому, что подобное существование «рабочих-крестьян» полностью противоречит основным принципам капиталистической организации общества. (Которое, собственно, ушло в свое время именно от чего-то подобного.) Кстати, тут надо сказать, что Форд реально пытался воплотить свои идеи в реальность - но они, разумеется, не прижились.
Разумеется, можно отметить, что про идеи коммуны-фаланстера можно сказать то же самое. В том смысле, что существовало несколько попыток осуществить ее на практике - наиболее известными являются коммуны Оэна и Рипли - но все они просуществовали не более нескольких лет. (Что дало их противникам повод позлорадствовать в «невозможности коммунизма».) Основная беда подобных проектов состояла в их очевидной локальности - идущей, как уже говорилось, из «монастырского генезиса» и представления об общине, как чем-то замкнутом. Что, в свою очередь, не давало возможности для достаточного развития производительных сил и вызывало потребности в активном взаимодействием с «внешним миром». (Последнее же, совершенно логично вело к неизбежному разложению общин - так же, как от взаимодействия с капитализмом разлагались и «обычные» традиционные общества.) Собственно, именно поэтому «реальная практика» построения утопического коммунизма прекратилась к концу XIX века, когда производство стало слишком сложным и разветвленным для того, чтобы укладываться в пределах небольшого поселения.
* * *
Однако так же, как «экономические изыскания» утопистов были использованы в создании марксисткой концепции рабочей борьбы, впоследствии ставшей основанием для Великой Революции 1917 года, их «урбанистические поиски» вызывали к жизни советскую концепцию организации градостроительства. Разумеется, этот процесс был крайне сложным и крайне «нелинейным» - в результате чего он постоянно «сворачивал не туда» - однако общие контуры «нового градостроительства», все-таки, оказались намеченными. Начало этому положили известные проекты раннесоветского времени, которые сейчас принято именовать «домами-коммунами». На самом деле, связь указанных «домов» с утопическим коммунизмом очевиден - их авторы вдохновлялись ставшими популярными еще до революции идеями Чернышевского и других борцов за народную свободу, которые, в свою очередь, имели в качестве источника вдохновения тех же Фурье с Оуэном. Тем не менее, было тут и серьезное отличие.
А именно: дом-коммуна - это попытки соединить пресловутый «фаланстер» с потребностями индустриального мира, т.е., крупного производства, связанного уже не столько с землей или небольшой мастерской, но с крупным предприятием. Поэтому люди, проживающие в нем не «отрезались» полностью от внешнего мира, но активно взаимодействовали с ним - включая перемещение на работу. Тем не менее, заново открытая идея превратить жилой дом из «недвижимого имущества» в некую «машину для жилья» (кстати, Корбюзье взял подобную концепцию именно из раннесоветской архитектуры), т.е., в способ решения всех стоящих перед человеком бытовых задач - и при этом еще и облегчить строительство за счет отказа от «непрофильных задач» (вроде «обеспечения престижа»), оказалась крайне плодотворной. Вызвав целые серии проектов «городов будущего», имевших совершенно иной облик, нежели то, что связывалось с идеей города до этого.
Разумеется, полностью реализовать их не удалось - строить просторные коробки из стекла и бетона в аграрной стране было затруднительно по причине отсутствия массового производства и того и другого. То же самое можно сказать и про идею реализации индустриальных предприятий общепита, бытового обслуживания и т.д. - для которых не было ни оборудования, ни людей. Поэтому все завершилось лишь строительством отдельных домов (причем, зачастую «из говна и палок» - скажем, из смеси камыша и цемента) - и в крайне «урезанном» виде. Впрочем, было еще дополнительное препятствие, не давшее домам-коммунам стать массовым явлением, а впоследствии - приведшая к отказу от данной идеи. А именно - сохранение в обществе архаичных социальных конструкций, вроде «начальник-подчиненный». В результате чего новое жилье все чаще выдавалась «представителям руководства» - несмотря на все старания сознательных людей избежать этого. Ну, и разумеется, большая часть пресловутого «начальства» не желала хоть какого-то «коммунального существования», даже если дело касалось не тесной комнаты в коммуналке, а нового дома. (В то время, как для рабочих - еще помнивших подвалы, чердаки и бараки - даже заселение в разделенную фанерными перегородками старую квартиру казалось раем.)
* * *
Тем не менее, даже после отказа от указанной концепции, идея «машины для жилья» не пропала даром. Можно даже сказать, что она получила дальнейшее развитие в виде концепции т.н. «соцгородов» - т.е., отдельных жилых районов, имеющих все необходимое для существования. Подобный тип организации жилья был гораздо более «традиционным», нежели «дома-коммуны», и мог быть реализован более привычными технологиями. (Из дерева или кирпича вместо дефицитного железобетона.) Однако общая суть его сохранялась прежней: город должен давать человеку все условия для реализации своих жизненных функций -в обмен на трудовую деятельность последнего. (Хотя определенные преимущества «коммун», вроде возможности при реализации большей части бытовых задач оставаться «под крышей» - что актуально для нашего климата - при этом терялась.) Ну, и разумеется, «соцгород» позволял решать актуальный вопрос об оптимизации перемещений населения при отсутствия массового транспорта. (За счет размещения соцгородов около предприятий.) Что так же повышало привлекательность подобных проектов.
Правда, даже подобные типы расселения так и не стали господствующими. Индустриальное строительство в стране только разворачивалось - и подавляющая часть населения вынуждена была проживать еще в дореволюционном жилье. Причем, говоря о жилье, тут следует понимать, что это были не только дома - а сама их организация, крайне хаотичная и нерациональная, да еще и усиливающаяся активным изменением структуры социально-производственной системы. В указанном состоянии, разумеется, просто взять, снести все, и построить заново - то есть, принять наиболее оптимальное решение с т.з. затрат - оказалось невозможно. Поэтому подавляющая часть сил была брошена на проблему «оптимизации имеющегося», на устранению отдельных проблем в застройке. Еще раз отмечу - с «глобальной точки зрения» это было невыгодно, но до этой глобальной точки надо было еще дожить, а решать проблемы, стоящие перед страной (скажем, создание современного производства) надо было сейчас.
В результате чего, например, подавляющая часть «градостроительных усилий» оказалась вложена, скажем, в т.н. «план реконструкции Москвы» - что являлось крайне неудачным решением. Причина проста: Москва, сама по себе - город очень древний, и, следовательно, спланированный очень плохо. Это понимал еще Петр Великий - противопоставивший старой столице свой Санкт-Петербург. Но в советское время, когда столица была возвращена обратно - из-за возросших проблем с безопасностью- именно этому самому неудачному городу было придано особое внимание с т.з. городского строительства. (Впрочем, помимо столичного статуса высокое значение Москвы обеспечивалось особенностью транспортной инфраструктуры - скажем, железных дорог - так же крайне далекой от оптимальной. Если сюда прибавить еще и то, что Москва вместе с Петербургом были чуть ли не единственные промышленные центры на территории раннего СССР, то можно понять, почему подобное решение казалось вполне разумным.)
* * *
Однако перестройка «старого» и, как было сказано выше, очень-очень-очень плохо спланированного, города оказалась крайне дорогостоящей - один метрополитен чего стоил. (Тут надо еще сказать о том, что из-за крайнего дефицита жилья было невозможно просто снести старые кварталы, построив на их месте новые. Поэтому, как уже было сказано, действовали постепенно - что очень сильно ограничивало возможность перепланировки.) Наконец, стоит указать, что сама концепция «столицы» к этому времени выступало однозначной архаикой, очень сильно мешавшей реализации оптимальных схем застройки. Скажем, согласно указанному «столичному принципу», должно было существовать некое свободное от заводов и фабрик пространство, отсылающее к тому самому классовому «идеальному городу». Однако избавиться от идеи «построить витрину социализма» оказалось очень и очень непросто - из-за огромной инерции сознания.
Ну, и разумеется, свое влияние на советское градостроение внесла и Великая Отечественная война, приведшая к разрушению значительной части жилого и производственного фонда. (В результате чего потребовалось его быстрое восстановление.) Тут уж было не до перепланировок и тому подобных вещей - поэтому ограничивались локальным расширением транспортных магистралей и небольшой оптимизацией производств. Более того - из-за войны и необходимости быстрого восстановления было отменено планировавшееся в довоенное время создание мощных промышленных центров на ряде «перспективных территорий», что должно было «разгрузить» уже ставшие избыточно крупными «столицы». Определенные подвижки тут, правда, были сделаны в связи с военной эвакуацией промышленности за Урал - однако, во-первых, они очень сильно ограничивались низкой транспортной связностью зауральских территорий. А, во-вторых из-за огромной потребности в средствах для восстановления страны, этот самый перенос оказался, в любом случае, недостаточным. В общем, после войны Москва продолжала не просто «пухнуть», но еще и ускорила это самое «распухание», то же самое происходило и в других «старых городах» - а идея создания новых типов городских поседений была опять отодвинута в будущее.
Впрочем, послевоенную разруху со временем все же удалось преодолеть, индустриальное домостроение - кстати, так же берущее начало в концепциях 1920 годов - к середине 1950 годов было, наконец-то, развернуто - хотя избавиться от дефицита стройматериалов так и не удалось. (Проблемы с цементом преследовали СССР до самого конца - просто потому, что в стране было мало доступного сырья для его производства.) Поэтому к 1960 годам, наконец-то, удалось выйти за пределы вечных «реконструкций» и перейти к активному «новому строительству». Казалось бы, теперь реализации новых принципов не может ничего помешать - и можно будет говорить не только о массовом распространении модели «соцгородов», преобразованных теперь в идею «микрорайонов». (Т.е., минимально возможных «замкнутых социальных единиц», включающих в себя все необходимое для жизни, а так же - имеющих однозначную связь с производственными предприятиями.) Но и к еще более совершенным концепциям - вплоть до появления замкнутых городских объемов, тех самых «городов-куполов» в местах с суровым климатом. (По сути, выступавших возвращением «домов-коммун» на новом уровне.)
* * *
Однако в реальности данная идея если и получила массовую реализацию - то в крайне урезанном виде. Поскольку, во-первых, продолжала сказываться все та же «коммуникационная недостаточность», в результате чего казалось выгоднее вкладываться в уже построенные, давно существующие города - несмотря на то, что это само вызывало возрастание коммуникационных проблем. (Особенно актуальных для столицы, с каждым новым миллионом человек все ближе подползающей к перерождению в «мегаполис» - уродливую форму паразитического существования.) Во-вторых, начавшаяся после Второй Мировой войны советизация мира неожиданно сделала актуальным использование «заграничных» типов градостроительства. (Которые теперь становились более «человечными» - а в связи с наличием «там» большего числа ресурсов выглядели очень и очень привлекательными.) В частности, это привело к неявному внедрению концепции «спальных районов» - огромных территорий, застроенных исключительно жилыми домами, и связанных с производством высокоэффективными транспортными сетями. Тем более, что в связи с отсутствие в СССР пресловутого «экономического кипения» казалось, что будто сделать это можно очень эффективно - прямыми «хордами».
В конечном итоге, именно комбинация двух указанных факторов привело к тому, что в момент начала реально массовой застройки (т.е., в 1970 годы) оптимальной показалась именно идея крупного города, разделенного на транспортно связанные жилые и промышленные зоны. Ну, и разумеется, не стоит забывать о том, что бурно расцветшее после «косыгинской реформы» «ведомственное строительство» - т.е., застройка жилья предприятиями, причем с упором именно на «квадратные метры» и отнесением всех объектов соцкультбыта «на потом», привела к дискредитации самой идеи «микрорайонов» и вообще, идеи «соединения жилья и производства». (Поскольку последняя стала ассоциироваться с убогими - чтобы можно было побольше построить - рядами «заводских многоэтажек», где единственная возможность досуга состоит в распитии водки за гаражами, а чтобы добраться до автобуса, надо несколько сотен метров месить ногами грязь.)
Тем не менее, стоит сказать, что именно в указанное время - то есть, в 1960-1980 годы - были созданы и довольно удачные проекты «производственно-жилых комплексов». (Особенное, если этот вариант рассматривать расширенно, включив, например, сюда Новосибирский Академгородок - наука ведь тоже часть системы общественного производства. Но вообще, по стране было много хорошо организованных градостроительных проектов - особенно в Прибалтике, на Украине и т.д., в общем, там, где хватало средств и были силы, способные противостоять пресловутой «ведомственной застройке».) Ну, и самое главное - ликвидация СССР, приведшая к полному возвращения «традиционных методов застройки», прекрасно показало, что даже те, урезанные и плохо реализованные микрорайоны и поселки, что в позднесоветское время выглядели символом убогости, на самом деле на порядок превосходят все то, что строится по иным принципам. Причем, «точечную застройку» тут можно вообще не учитывать - это не архитектура, а преступление - речь идет именно о попытках строить «жилыми комплексами». Которые очень хорошо выглядят на картинке - гораздо лучше советских поселков - но реальное проживание в которых несет огромное количество проблем. (Транспортных и культурно-бытовых.)
* * *
Так что сейчас постепенно возвращается понимание того, насколько плоха и традиционная хаотическая застройка, и даже «модернисткая» зонированная. Правда, до понимания важности сделанных в СССР открытий еще не дошло - но и это не за горами. Ну, а от последнего совершенно недалеко до развития представлений о «производственно-жилищных комплексах», как оптимальной форме проживания. И поэтому имеет смысл рассмотреть этот вопрос поподробнее. Собственно, ради него и планировалось написание двух предыдущих постов - которые, по сути, были всего лишь отступлением, но отступлением необходимым, поскольку не узнав генезиса того или иного явления, невозможно понять его суть. (Особенно, если это касается чего-то, еще не существующего.) Но обо всем этом, разумеется, будет сказано в следующей части…