Второй Майерлинг Сергея Полунина: лицом к лицу с Рудольфом
Майерлинг 04.05.13.
Один из самых тяжелых спектаклей в моей зрительской биографии.
И необычных: конечно же, было немало спектаклей, после который я очень уставала, но происходило это, если я слишком глубоко втягивалась в происходящее на сцене и начинала пропускать через себя тягостные эмоции героев.
А в это раз... я была " в себе"), никуда из своего зрительского кресла не выпадала, видела перед собой артистов, решавших свои актерские задачи... но всю вторую половину спектакля энергия из меня утекала мощным потоком. Я это осознавала, физически ощущала, но что я могла сделать? Уйти?
Да ни за что!
Потому я покорно отмучилась до конца и выползла из зала полумертвая, не представляя, как добраться домой. Хотелось закатится в какой-нибудь темный уголок Стасика и соснуть там несколько часов, немножко восстановить силы.
Этот Майерлинг, похоже, жуткая штука, к тому же непредсказуемая.
Если б такой эффект опустошения случился на самом первом представлении, на второй и третий спектакль блока я бы уже вряд ли смогла выбраться. Т.ч.я стараюсь думать, что мне повезло)
А мне и впрямь повезло). Каждый эксперимент Полунина мне интересен в любом случае, даже если результат меня не полностью удовлетворяет.
Мне страшно нравится смотреть на его поиски.
Что в ЛО, что в Жизели, что в Майерлинге.
В ЛО он себя нашел, точнее, это я нашла того Зигфрида, который по моим ощущениям идеален) Не исключено, что Полунин продолжит экспериментировать дальше.
С Жизелью пока все непросто, но, думаю, к взаимопониманию со своим Альбертом Сергей все-таки придет. Когда окончательно сдастся и сделает своего героя Альбертом, любящим Жизель)
С Рудольфом сложнее всего... Несмотря на тягу к саморазрушению, которую инкриминируют Полунину, по-моему, Рудольф Сергею совершенно не близок. Подозреваю, Сергей сам этого не понимал, когда настаивал на желании сыграть Рудольфа, а вот когда хорошенько познакомился со своим персонажем... выяснил, что с Рудольфом его мало что связывает.
Это, конечно, всё мои домыслы...
Но помню первую Жизель Полунина, которую все зрители восприняли по-разному.
Для меня второй акт прошел под знаком Альберта, борющегося за свою жизнь)
Я толком не заметила, как Альберт обнимал тень Жизели и сосредоточенности на покаянии не почувствовала.
В памяти осталось - как затравленно и неистово он хотел жить!
Для меня, зрителя, "коллекционирующего" впечатления именно от Альбертов, это было потрясение. Это было неслыханно, дерзко - и честно.
Не думаю, что это было сознательная трактовка Сергея, это вышло исподволь, его "я" вывело его на такую странную тропу.
Вообще, очень заметно, что Полунин действительно в своих спектаклях живет.
И Альбертом пытается жить, но от упрямства пытается изображать не любящего героя, а поверхностно увлеченного. И потому безупречно его история пока не выстраивается.
А то, как убедительно он смог прожить четыре акта безгрешным сказочным Зигфридом - это просто чудо. (Ведь Зигфрид, наверное, самый ходульный из всех балетных принцев).
Каким бы пленительным ни было полунинское темное обаяние, светлая часть натуры, думаю, в нем гораздо сильнее.
И потому Рудольф, самоубийца, утонувший во внутренней тьме, для Сергея существо чужеродное.
К тому же история погибели принца привязана к разного рода взаимоотношениям со множеством женщин, а Полунин, мне кажется, все загадки и отгадки жизни привык искать в себе самом. Ну, пожалуй, материнско-сыновние взаимоотношения его волнуют (без всяких вывертов). Его бессловесное общение со сценической матерью в ЛО было насыщено множеством разнообразных эмоций, без единой фальшивой нотки.
А вот вживаться в образ человека, позволившего (и даже с охотой!) играть собой кучке порочных женщин, ему заметно непросто.
Но, к чести Сергея как актера, творческий вызов, брошенный самому себе, он принял всерьез.
Первый Майерлинг и второй получились абсолютно разные.
В первом Полунин был как шприц с адреналином, который воткнули прямо в сердце неживого спектакля, и тем самым оживили странное франкенштейнообразное существо по имени "Майерлинг".
Тогда в Сергее, ощущавшем себя последователем всех английский Рудольфов и российским первопроходцем, предвкушение просто бурлило. Набрался темноты он искусственно, как мы все знаем, - насмотревшись триллеров и т.п. Таким образом ему удалось сдемонизировать своего персонажа, сделать его пульсирующим сгустком зла, закономерно спускающимся туда, где ему самое место - в ад. Образ получился сочным, пусть и слегка фантастичным.
Но премьерный драйв долго питать Полунина, конечно, не мог. Он ведь, по счастью, не из тех, кто раз и навсегда заучил роль и будет ее гонять двадцать лет без вариаций.
Он явно каждый раз заново вчувствывается в своих персонажей и каждый раз заново нащупывает себе дорогу.
Что он увидел, когда, отойдя от премьерного приключения, вгляделся в Рудольфа? Нашел ли что-то, близкое себе?
И что подумал, когда увидел Игоря Зеленского, который с первой встречи оказался со своим Рудольфом на "ты"?
Об этом я пофантазировать не рискну)
Так или иначе, Рудольф второй вышел едва ли не полной противоположностью Рудольфу премьерному.
Очень... обычным молодым человеком, волею судьбы рожденным наследным принцем.
Нередко чувствующим себя лишним на этой ярмарке тщеславия и порока.
Никакой фонтанирующей харизмы, никаких исключительных чувств.
Богатая палитра эмоций, убедительных настолько, насколько позволил странноватый режиссер/хореограф Макмиллана.
Упрямство, капризы, неловкости, досада, довольство собой и недовольство, тоска, инфантильность, страдание от своей слабости... и все это, безусловно, на фоне понимания своего особенного положения, от которого невозможно освободиться.
Партнерши, если можно так сказать, "подыграли" замыслу Сергея. Его герой приговорен обитать среди лукавых, малодушных, шальных, балованных... смешных и скучных, тупых, привязчивых...кокеток богомольных...
...Среди вседневных модных сцен,
Учтивых ласковых измен,
Среди холодных приговоров
Жестокосердой суеты,
Среди досадной пустоты...
По ходу спектакля вспомнился мне фильм "8 женщин", когда кучка привлекательных мелкотравчатых чудовищ женского пола доводит до самоубийства своего близкого человека. Здесь чудовищ шесть, но суть одна.
К уже знакомым по первому блоку артисткам, ни одна из которых ни изменила трактовку своей роли, в спектакль добавилась новая императрица, Юлия Белова, и "блеснула" плебейской пошлостью манер. К тому же, прошу прощения за грубость, Елизавета у нее получилась натуральной потаскухой. А кавалер-ухажер полковник Миддлтон, Иван Михалев, жутко смахивал на сутенера. (Да, звучит не очень, но смотрелось именно так.)
Самой правильной аристократкой выглядела Ольга Сизых в роли принцессы Луизы. Манеры, стать, породистость...
Я на нее просто залюбовалась в сцене празднования Дня рождения императора. Жаль, что к этому эпизоду ее карта была уже разыграна, и артистка просто продолжала находиться в образе, как и подобает настоящему профессионалу.
Если б я была на месте принца, свой интерес направила бы именно на нее)
Но увы, пришлось Рудольфу-Полунину жить в обстоятельствах, которые ему предложила история и м-р Макмиллан.
С черепом и револьвером, среди толпы суетливых непоследовательных женщин, которые то к сердцу прижмут, то к черту пошлют, среди бестолково норовистых мужчин (венгерские офицеры, заламывающие руки наследнику трона, это все-таки полная хореографическая чушь, о чем думал Макмиллан, когда это ставил?!)
Жить в этом не очень ладно сконструированном балете непросто. Тем более Полунину, коль Рудольф ему не близок. А в этот раз он, любимец публики, настоящая звезда, безусловно необычный человек, жил неяркой жизнью человека, пусть и высокорожденного, но ординарного.
Честно сказать, меня такой Рудольф не манит как личность. Что поделаешь - ординарность не особо притягательна)
К тому же мне сильно не хватало полунинской энергетики, к которой я успела пристраститься.
А тут я ее ощущала в основном, когда он танцевал сольные куски. Танцевал ошеломляюще безусильно, летал, и даже когда изображал алкоголический угар, это было прекрасно.
Эротического магнетизма тоже, увы-увы, в этом герое не было. В первую очередь это чувствовалось, точнее, НЕ чувствовалось в сцене в таверне ( после Зеленского понижать зрительскую дозу было мучительно сложно) ). Развратничал Полунин не "вкусно", а именно так, как по моим преставлениям, развратничают обычные стреднестатистические люди, не особо поднаторевшие в порочных развлечениях.
В общем, убедил, но не зажег ;)
И точно пытался жить на сцене, а не просто играть. Два эпизода, когда Рудольф наблюдает на любовными играми матери и когда о чем-то думает на фоне романса, в этот раз у Сергея прошли не по-актерски тихо, по ним ничего не читалось. Потому что он пытался чувствовать чувствами своего героя, а много ли можно считать с лица погруженного в себя человека?
Актер же должен "думать" на публику, только не переигрывая с картинностью размышлений.
Т.ч. эксперимент с глубоким погружением оказался не особо удачным. Но дал мне повод для собственных зрительских размышлений)
А вот раздумывать над тем, насколько глубоким было погружение Полунина в роль дальше, мне просто не хочется. Я трушу.
Но весь спектакль было у меня такое тягостное ощущение, что он отдает нам и спектаклю больше, чем у него на тот момент было для свободной раздачи. Черпает из того внутреннего запаса, к которому неблагоразумно обращаться.
Очень бы мне хотелось, чтобы он сделал с Майерлингом перерыв: вглядываться в жутковатое лицо августейшего самоубийцы Рудольфа каждый месяц - этот как играть в русскую рулетку револьвером с холостыми патронами.
Вроде не опасно, но судьба может и наплевать на правила.
Один из самых тяжелых спектаклей в моей зрительской биографии.
И необычных: конечно же, было немало спектаклей, после который я очень уставала, но происходило это, если я слишком глубоко втягивалась в происходящее на сцене и начинала пропускать через себя тягостные эмоции героев.
А в это раз... я была " в себе"), никуда из своего зрительского кресла не выпадала, видела перед собой артистов, решавших свои актерские задачи... но всю вторую половину спектакля энергия из меня утекала мощным потоком. Я это осознавала, физически ощущала, но что я могла сделать? Уйти?
Да ни за что!
Потому я покорно отмучилась до конца и выползла из зала полумертвая, не представляя, как добраться домой. Хотелось закатится в какой-нибудь темный уголок Стасика и соснуть там несколько часов, немножко восстановить силы.
Этот Майерлинг, похоже, жуткая штука, к тому же непредсказуемая.
Если б такой эффект опустошения случился на самом первом представлении, на второй и третий спектакль блока я бы уже вряд ли смогла выбраться. Т.ч.я стараюсь думать, что мне повезло)
А мне и впрямь повезло). Каждый эксперимент Полунина мне интересен в любом случае, даже если результат меня не полностью удовлетворяет.
Мне страшно нравится смотреть на его поиски.
Что в ЛО, что в Жизели, что в Майерлинге.
В ЛО он себя нашел, точнее, это я нашла того Зигфрида, который по моим ощущениям идеален) Не исключено, что Полунин продолжит экспериментировать дальше.
С Жизелью пока все непросто, но, думаю, к взаимопониманию со своим Альбертом Сергей все-таки придет. Когда окончательно сдастся и сделает своего героя Альбертом, любящим Жизель)
С Рудольфом сложнее всего... Несмотря на тягу к саморазрушению, которую инкриминируют Полунину, по-моему, Рудольф Сергею совершенно не близок. Подозреваю, Сергей сам этого не понимал, когда настаивал на желании сыграть Рудольфа, а вот когда хорошенько познакомился со своим персонажем... выяснил, что с Рудольфом его мало что связывает.
Это, конечно, всё мои домыслы...
Но помню первую Жизель Полунина, которую все зрители восприняли по-разному.
Для меня второй акт прошел под знаком Альберта, борющегося за свою жизнь)
Я толком не заметила, как Альберт обнимал тень Жизели и сосредоточенности на покаянии не почувствовала.
В памяти осталось - как затравленно и неистово он хотел жить!
Для меня, зрителя, "коллекционирующего" впечатления именно от Альбертов, это было потрясение. Это было неслыханно, дерзко - и честно.
Не думаю, что это было сознательная трактовка Сергея, это вышло исподволь, его "я" вывело его на такую странную тропу.
Вообще, очень заметно, что Полунин действительно в своих спектаклях живет.
И Альбертом пытается жить, но от упрямства пытается изображать не любящего героя, а поверхностно увлеченного. И потому безупречно его история пока не выстраивается.
А то, как убедительно он смог прожить четыре акта безгрешным сказочным Зигфридом - это просто чудо. (Ведь Зигфрид, наверное, самый ходульный из всех балетных принцев).
Каким бы пленительным ни было полунинское темное обаяние, светлая часть натуры, думаю, в нем гораздо сильнее.
И потому Рудольф, самоубийца, утонувший во внутренней тьме, для Сергея существо чужеродное.
К тому же история погибели принца привязана к разного рода взаимоотношениям со множеством женщин, а Полунин, мне кажется, все загадки и отгадки жизни привык искать в себе самом. Ну, пожалуй, материнско-сыновние взаимоотношения его волнуют (без всяких вывертов). Его бессловесное общение со сценической матерью в ЛО было насыщено множеством разнообразных эмоций, без единой фальшивой нотки.
А вот вживаться в образ человека, позволившего (и даже с охотой!) играть собой кучке порочных женщин, ему заметно непросто.
Но, к чести Сергея как актера, творческий вызов, брошенный самому себе, он принял всерьез.
Первый Майерлинг и второй получились абсолютно разные.
В первом Полунин был как шприц с адреналином, который воткнули прямо в сердце неживого спектакля, и тем самым оживили странное франкенштейнообразное существо по имени "Майерлинг".
Тогда в Сергее, ощущавшем себя последователем всех английский Рудольфов и российским первопроходцем, предвкушение просто бурлило. Набрался темноты он искусственно, как мы все знаем, - насмотревшись триллеров и т.п. Таким образом ему удалось сдемонизировать своего персонажа, сделать его пульсирующим сгустком зла, закономерно спускающимся туда, где ему самое место - в ад. Образ получился сочным, пусть и слегка фантастичным.
Но премьерный драйв долго питать Полунина, конечно, не мог. Он ведь, по счастью, не из тех, кто раз и навсегда заучил роль и будет ее гонять двадцать лет без вариаций.
Он явно каждый раз заново вчувствывается в своих персонажей и каждый раз заново нащупывает себе дорогу.
Что он увидел, когда, отойдя от премьерного приключения, вгляделся в Рудольфа? Нашел ли что-то, близкое себе?
И что подумал, когда увидел Игоря Зеленского, который с первой встречи оказался со своим Рудольфом на "ты"?
Об этом я пофантазировать не рискну)
Так или иначе, Рудольф второй вышел едва ли не полной противоположностью Рудольфу премьерному.
Очень... обычным молодым человеком, волею судьбы рожденным наследным принцем.
Нередко чувствующим себя лишним на этой ярмарке тщеславия и порока.
Никакой фонтанирующей харизмы, никаких исключительных чувств.
Богатая палитра эмоций, убедительных настолько, насколько позволил странноватый режиссер/хореограф Макмиллана.
Упрямство, капризы, неловкости, досада, довольство собой и недовольство, тоска, инфантильность, страдание от своей слабости... и все это, безусловно, на фоне понимания своего особенного положения, от которого невозможно освободиться.
Партнерши, если можно так сказать, "подыграли" замыслу Сергея. Его герой приговорен обитать среди лукавых, малодушных, шальных, балованных... смешных и скучных, тупых, привязчивых...кокеток богомольных...
...Среди вседневных модных сцен,
Учтивых ласковых измен,
Среди холодных приговоров
Жестокосердой суеты,
Среди досадной пустоты...
По ходу спектакля вспомнился мне фильм "8 женщин", когда кучка привлекательных мелкотравчатых чудовищ женского пола доводит до самоубийства своего близкого человека. Здесь чудовищ шесть, но суть одна.
К уже знакомым по первому блоку артисткам, ни одна из которых ни изменила трактовку своей роли, в спектакль добавилась новая императрица, Юлия Белова, и "блеснула" плебейской пошлостью манер. К тому же, прошу прощения за грубость, Елизавета у нее получилась натуральной потаскухой. А кавалер-ухажер полковник Миддлтон, Иван Михалев, жутко смахивал на сутенера. (Да, звучит не очень, но смотрелось именно так.)
Самой правильной аристократкой выглядела Ольга Сизых в роли принцессы Луизы. Манеры, стать, породистость...
Я на нее просто залюбовалась в сцене празднования Дня рождения императора. Жаль, что к этому эпизоду ее карта была уже разыграна, и артистка просто продолжала находиться в образе, как и подобает настоящему профессионалу.
Если б я была на месте принца, свой интерес направила бы именно на нее)
Но увы, пришлось Рудольфу-Полунину жить в обстоятельствах, которые ему предложила история и м-р Макмиллан.
С черепом и револьвером, среди толпы суетливых непоследовательных женщин, которые то к сердцу прижмут, то к черту пошлют, среди бестолково норовистых мужчин (венгерские офицеры, заламывающие руки наследнику трона, это все-таки полная хореографическая чушь, о чем думал Макмиллан, когда это ставил?!)
Жить в этом не очень ладно сконструированном балете непросто. Тем более Полунину, коль Рудольф ему не близок. А в этот раз он, любимец публики, настоящая звезда, безусловно необычный человек, жил неяркой жизнью человека, пусть и высокорожденного, но ординарного.
Честно сказать, меня такой Рудольф не манит как личность. Что поделаешь - ординарность не особо притягательна)
К тому же мне сильно не хватало полунинской энергетики, к которой я успела пристраститься.
А тут я ее ощущала в основном, когда он танцевал сольные куски. Танцевал ошеломляюще безусильно, летал, и даже когда изображал алкоголический угар, это было прекрасно.
Эротического магнетизма тоже, увы-увы, в этом герое не было. В первую очередь это чувствовалось, точнее, НЕ чувствовалось в сцене в таверне ( после Зеленского понижать зрительскую дозу было мучительно сложно) ). Развратничал Полунин не "вкусно", а именно так, как по моим преставлениям, развратничают обычные стреднестатистические люди, не особо поднаторевшие в порочных развлечениях.
В общем, убедил, но не зажег ;)
И точно пытался жить на сцене, а не просто играть. Два эпизода, когда Рудольф наблюдает на любовными играми матери и когда о чем-то думает на фоне романса, в этот раз у Сергея прошли не по-актерски тихо, по ним ничего не читалось. Потому что он пытался чувствовать чувствами своего героя, а много ли можно считать с лица погруженного в себя человека?
Актер же должен "думать" на публику, только не переигрывая с картинностью размышлений.
Т.ч. эксперимент с глубоким погружением оказался не особо удачным. Но дал мне повод для собственных зрительских размышлений)
А вот раздумывать над тем, насколько глубоким было погружение Полунина в роль дальше, мне просто не хочется. Я трушу.
Но весь спектакль было у меня такое тягостное ощущение, что он отдает нам и спектаклю больше, чем у него на тот момент было для свободной раздачи. Черпает из того внутреннего запаса, к которому неблагоразумно обращаться.
Очень бы мне хотелось, чтобы он сделал с Майерлингом перерыв: вглядываться в жутковатое лицо августейшего самоубийцы Рудольфа каждый месяц - этот как играть в русскую рулетку револьвером с холостыми патронами.
Вроде не опасно, но судьба может и наплевать на правила.