Статья "Образ Церкви в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: возврат от предания к Писанию".

[andudarev]

      В последнем номере "Сибирских огней" вышла моя статья "Образ Церкви в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: возврат от предания к Писанию". Почитать эту статью можно на сайте "СО": sibogni.ru/archive/116/1431/ или в Журнальном зале: magazines.russ.ru/sib/2011/1/du16.html Спасибо главному редактору "СО" Владимиру Берязеву beryazev .

Comments

[dmatveev]

Спасибо, прочитал! Жаль, что статья очень короткая.
Для меня большой вопрос насчет "святого остатка" как мейнстрима. По-моему, с XIX в. до наших дней это чисто восточно-православная тема, и то у отдельных авторов. У Петра Иванова, например, она явно звучит.
Запад в этом смысле более универсалистичен, что ли... во всяком случае, больше сконцентрирован на константах человеческого существования как такового, на всем, что может касаться каждого. Экзистенциализм, теология культуры... в общем, не припомню ни одного западного писателя, касающегося темы "остатка".

[andudarev]

Да, эта тема, действительно, не очень характерна для, скажем так, современности. Хотя она очень существенна для всего Ветхого Завета. Собственно сама линия Авраам-Исаак-Иаков-.....-Давид-.....-Иисус. Церковь тоже по-началу также воспринимает себя как остаток. А потом эта тема куда-то уходит. Хотя, монашество, допустим, долгое время считало себя тоже своего рода остатком, "хранящим святость". Но после Достоевского, по-моему, здесь происходит какой-то крен или разворот... Вот это, мне кажется, интересно.

[dmatveev]

Образ остатка мне кажется пророческим символом, выходящим на первый план в ситуациях, когда необходимо обличение. При этом реальный прототип остатка может оставлять желать лучшего. Так, мне кажется, обстоят дела у Хомякова с русским народом и, м.б., у Достоевского тоже.

[andudarev]

Да, конечно, образ остатка может стать символом как, собственно, и образ пророчества. Однако можно вспомнить ситуации, когда именно реальность, стоящая за этим символом, выходила на первый план. При этом, естественно, как и в случае лжепророчества может быть и подмена смысла "остатка" (русский народ, секты и проч.). Мне думается что сама эта тема остатка всё-таки вполне может быть характерна и для Нового завета тоже, т.к. она связана с некоторой активностью и движенчеством. В истории России, например, можно указать на духовные движения, связанные с именами преп. Сергия Радонежского и преп. Серафима Саровского.
И эта тема, что немаловажно, обладает положительной эсхатологичностью, связанной с особым пространством действия промысла Божия в противовес отрицательной эсхатологии разрушения, смерти, антихриста и проч.

[dmatveev]

Скажу еще о самом Достоевском, раз уж речь зашла. Для меня он остается жутко неоднозначным писателем. Те же "Карамазовы" очень неровны: "Легенда о Великом Инквизиторе" действительно пророческая вещь, контраст Зосимы и Ферапонта тоже сильная линия, а вот Смердяков - сугубо идеологический персонаж, этакий загнивающий западник.

[andudarev]

Смердяков, по-моему, - это один из т.н. эпилептиков Ф.М. вместе с князем Мышкиным и Кирилловым (линия западничества в Смердякове присутствует очень слабо). Что характерно для эпилептика? Умение мыслить "до конца", своего рода вариант предельной заботы. То что не договаривает (не домысливает) Иван Карамазов, домысливает Смердяков, также как домысливает ставрогинские мысли Кириллов... Достоевский, конечно, экзистенциалист, но не только экзистенциалист. Я бы назвал его метаэкзистенциалистом.

[dmatveev]

Вот это, по-моему, интересное наблюдение. Домысливающий до конца у Достоевского становится одновременно и негативным персонажем?
А что означает "метаэкзистенциалист"?

[andudarev]

Любимый прием Достоевского показывать антиномии и в этих антиномиях доходить до последних пределов. Поэтому неудивительно, что эти последние пределы штурмуют эпилептики: Мышкин, Кириллов, Смердяков. Из этого психопатического круга выходит только Алексей Карамазов - он тоже экстатик (удостаивается встречи с воскресшим Христом), но его уже не трясет. Преп. Силуан Афонский объяснил бы это тем, что появляется навык пребывания в Божьем присутствии.
... а в целом Достоевский прав в том, что пределы есть и со знаком "плюс" и со знаком "минус". Не знаю, есть ли у Тиллиха что-то в этом роде. Алексей Карамазов здесь интересен именно тем, что он как бы выпрыгнул за предел, совершил метафизический скачек (об этом скачке в жизни верующего, когда можно различить тех кто верит в Бога, и тех кто знает Его мы недавно говорили в ХК с Львом Регельсоном - он разделил эти интуиции).
Метаэкзистенциалист - это экзистенциалист, совершивший метафизический скачек. :)