Вдогонку Льюису
Цитата из «Английской литературы 16 века» Льюиса навела меня на некоторые мысли по поводу волшебства в историях.
Льюис верно подметил, что автор, верящий в магию, пишет о ней не так, как автор, в магию не верящий.
В пределе произведение может быть насыщено потусторонними силами и сверхъестественными явлениями, но для автора - и его целевой аудитории - оно не будет фантастикой. Он и вправду живёт в таком мире. Все ритуалы и феномены, которые он описывает - часть его повседневной рутины. В событиях своей жизни он видит проявления тех сил, которые описывает.
* Самый, наверное, яркий пример - «Божественная комедия» Данте. Там действие буквально происходит на том свете, но и ад, и чистилище, и рай представлены так, как в них верили сам Данте и его современники. Небесные сферы, например, описаны по последним данным науки 13 века. Не упущено из виду даже то, что опускаться вглубь можно только до центра Земли, а чтобы продвинуться дальше, придётся уже подниматься.
Для своего времени Данте - даже не автор твёрдой НФ, а практически суровый реалист.
В качестве подтверждения (для владеющих буржуинским наречием) - вот текст лекций, читанных на тему дантовского ада для Флорентийской академии не кем-нибудь, а самим основоположником научного метода Галилео Галилеем.
Но и писатель, для которого магия - не более чем часть антуража, может использовать её двумя разными способами.
Один - магия сказочная, магия-чудо. События, которые поражают воображение и будоражат эмоции. Они дают понять, что мир, созданный автором, куда глубже и удивительнее, чем кажется на поверхности. Там совершенно иные границы возможного.
Другой - магия-метод, магия-власть. В очередной раз вспомню тут эссе Крылова «Волшебство и политика». Он там определяет магию как совокупность нетехнических средств воздействия на природу.
И магия-чудо, и магия-власть могут заимствовать внешний облик у реальной магии-колдовства. Но по своей сути они полностью различны и требуют разного подхода от автора.
Магия-чудо обязана быть поразительной и непонятной. Ты видишь, как нечто случается, но понятия не имеешь, как оно получилось. Тебе и не нужно его иметь, это понятие, потому что как только секрет фокуса раскрыт, он перестаёт удивлять.
Третий закон Кларка как раз об этом: достаточно развитая технология становится поразительной и непонятной, то есть сказочной, чудесной.
Магия-власть, наоборот, должна подчиняться правилам и ограничениям, и читатель должен их знать. См. законы Сандерсона. Такая магия играет на стороне героев, а не мира, она не создаёт атмосферу, а работает инструментом решения проблем. Как все остальные инструменты, она должна быть как можно более понятной.
Возьмём, к примеру, наше всё товарища Пушкина. «Руслан и Людмила» - там полно волшебства, и всё оно целиком и полностью сказочное. Колдун летает на бороде - a wizard did it. Отрубленная голова живёт годами, говорит и дует (не имея необходимых для этого лёгких) - a wizard did it. Ведьма превращается в дракона - ну вы поняли.
Вступление - знаменитое «У Лукоморья дуб зелёный» - задаёт общий тон всему произведению. Дело происходит в волшебном, сказочном мире, где возможно всё.
* Кстати, многие ли читатели обратили внимание, что антагонист Черномор не так уж и плох на фоне некоторых других персонажей поэмы?
Он ведёт себя совершенно как чудовище из «Аленького цветочка» - вначале похищает девушку, а затем пытается завоевать её роскошью, подарками и добрым обхождением. Ему и в голову не приходит влюбить её в себя при помощи волшебства.
А ведь приворотные чары в его мире есть, и они достаточно сильны, чтобы подействовать даже на могущественную ведьму Наину.
Ну а на стороне главного героя оказывается волшебник Финн, который в аналогичной ситуации воспользоваться приворотом как раз не погнушался. Да и вообще он повёл себя в истории с Наиной настолько мерзко, что её ненависть к нему более чем понятна. Мне это было ясно уже в детстве, когда я впервые прочитал «Руслана и Людмилу».
Так кто из них добрый волшебник, а кто злой?
А для сравнения возьмём другое наше всё товарища Гоголя. Для образованного городского читателя волшебство в его повестях и рассказах такое же сказочное, как и у Пушкина. Но взято оно не из головы, не из романтической традиции, а из фольклора.
Ведьмы и черти Гоголя - в точности те ведьмы и черти, в которых реально верили современные ему малороссы. Читая эти повести, обитатели Диканьки и Миргорода вполне могли подозревать, что нечто в этом роде происходит прямо сейчас на соседней улице.
И потому магия у Гоголя отчасти приобретает и черты магии-власти. Там есть методы, которыми могут воспользоваться и герои - и эти методы работают. Круг ведь и в самом деле защищает Хому от нечисти - пока не приходит Вий.
Вообще, все три магии - общение с иным миром, чудо и «нетехническое воздействие» - могут соединяться и переплетаться в одном произведении самыми причудливыми способами. Всё зависит от фантазии и таланта автора.
А главное - литературная магия, если она достаточно убедительна и увлекательна, часто проникает в реальную жизнь и становится объектом веры.
Такое происходило сплошь и рядом все последние две тысячи лет (как минимум). Православие, например, до сих пор находится под влиянием собственной литературной житийной традиции. Житийные чудеса принято считать буквальным описанием реальных событий прошлого. Средний православный уверен, что древние святые на самом деле воскрешали мёртвых, сражались с демонами, ходили по воде и в одно мгновение оказывались в другом месте, а колдуны летали по воздуху и превращали людей в животных.
Гримуары 18-19 столетий и вовсе размыли границы между фикшн и нон-фикшн. Они обещали невероятные чудеса - и люди по этим гримуарам всерьёз практиковали.
Текст 19 столетия Grimoirum Verum («Истинный гримуар») у меня в своё время вызвал искренний восторг. Перечисленные там демоны обладали способностями вроде «сделает тебя привлекательным для власть имущих», «сможет мгновенно перенести тебя с одного места на другое», и среди них, внезапно - «заставит любую девушку танцевать обнажённой». Читая гримуары, не всегда можно понять, где авторы были серьёзны, а где насмехались над читателем.
Оккультизм 20 века подпал под обаяние уже не магии-чуда, а магии-власти. В те времена было множество практикующих магов с совершенно фэнтезийными представлениями о возможностях своего искусства. Роджер Желязны, Роберт Асприн и многие другие авторы внесли в это свою лепту, уж очень качественно у них получалось волшебство.
И даже достаточно здравомыслящим магам никто не мешает одалживаться у массовой культуры удачными образами и символами. Чего стоит один Лавкрафт, чья мрачная мифология легла в основу сразу нескольких постмодернистских культов.
Льюис верно подметил, что автор, верящий в магию, пишет о ней не так, как автор, в магию не верящий.
В пределе произведение может быть насыщено потусторонними силами и сверхъестественными явлениями, но для автора - и его целевой аудитории - оно не будет фантастикой. Он и вправду живёт в таком мире. Все ритуалы и феномены, которые он описывает - часть его повседневной рутины. В событиях своей жизни он видит проявления тех сил, которые описывает.
* Самый, наверное, яркий пример - «Божественная комедия» Данте. Там действие буквально происходит на том свете, но и ад, и чистилище, и рай представлены так, как в них верили сам Данте и его современники. Небесные сферы, например, описаны по последним данным науки 13 века. Не упущено из виду даже то, что опускаться вглубь можно только до центра Земли, а чтобы продвинуться дальше, придётся уже подниматься.
Для своего времени Данте - даже не автор твёрдой НФ, а практически суровый реалист.
В качестве подтверждения (для владеющих буржуинским наречием) - вот текст лекций, читанных на тему дантовского ада для Флорентийской академии не кем-нибудь, а самим основоположником научного метода Галилео Галилеем.
Но и писатель, для которого магия - не более чем часть антуража, может использовать её двумя разными способами.
Один - магия сказочная, магия-чудо. События, которые поражают воображение и будоражат эмоции. Они дают понять, что мир, созданный автором, куда глубже и удивительнее, чем кажется на поверхности. Там совершенно иные границы возможного.
Другой - магия-метод, магия-власть. В очередной раз вспомню тут эссе Крылова «Волшебство и политика». Он там определяет магию как совокупность нетехнических средств воздействия на природу.
И магия-чудо, и магия-власть могут заимствовать внешний облик у реальной магии-колдовства. Но по своей сути они полностью различны и требуют разного подхода от автора.
Магия-чудо обязана быть поразительной и непонятной. Ты видишь, как нечто случается, но понятия не имеешь, как оно получилось. Тебе и не нужно его иметь, это понятие, потому что как только секрет фокуса раскрыт, он перестаёт удивлять.
Третий закон Кларка как раз об этом: достаточно развитая технология становится поразительной и непонятной, то есть сказочной, чудесной.
Магия-власть, наоборот, должна подчиняться правилам и ограничениям, и читатель должен их знать. См. законы Сандерсона. Такая магия играет на стороне героев, а не мира, она не создаёт атмосферу, а работает инструментом решения проблем. Как все остальные инструменты, она должна быть как можно более понятной.
Возьмём, к примеру, наше всё товарища Пушкина. «Руслан и Людмила» - там полно волшебства, и всё оно целиком и полностью сказочное. Колдун летает на бороде - a wizard did it. Отрубленная голова живёт годами, говорит и дует (не имея необходимых для этого лёгких) - a wizard did it. Ведьма превращается в дракона - ну вы поняли.
Вступление - знаменитое «У Лукоморья дуб зелёный» - задаёт общий тон всему произведению. Дело происходит в волшебном, сказочном мире, где возможно всё.
* Кстати, многие ли читатели обратили внимание, что антагонист Черномор не так уж и плох на фоне некоторых других персонажей поэмы?
Он ведёт себя совершенно как чудовище из «Аленького цветочка» - вначале похищает девушку, а затем пытается завоевать её роскошью, подарками и добрым обхождением. Ему и в голову не приходит влюбить её в себя при помощи волшебства.
А ведь приворотные чары в его мире есть, и они достаточно сильны, чтобы подействовать даже на могущественную ведьму Наину.
Ну а на стороне главного героя оказывается волшебник Финн, который в аналогичной ситуации воспользоваться приворотом как раз не погнушался. Да и вообще он повёл себя в истории с Наиной настолько мерзко, что её ненависть к нему более чем понятна. Мне это было ясно уже в детстве, когда я впервые прочитал «Руслана и Людмилу».
Так кто из них добрый волшебник, а кто злой?
А для сравнения возьмём другое наше всё товарища Гоголя. Для образованного городского читателя волшебство в его повестях и рассказах такое же сказочное, как и у Пушкина. Но взято оно не из головы, не из романтической традиции, а из фольклора.
Ведьмы и черти Гоголя - в точности те ведьмы и черти, в которых реально верили современные ему малороссы. Читая эти повести, обитатели Диканьки и Миргорода вполне могли подозревать, что нечто в этом роде происходит прямо сейчас на соседней улице.
И потому магия у Гоголя отчасти приобретает и черты магии-власти. Там есть методы, которыми могут воспользоваться и герои - и эти методы работают. Круг ведь и в самом деле защищает Хому от нечисти - пока не приходит Вий.
Вообще, все три магии - общение с иным миром, чудо и «нетехническое воздействие» - могут соединяться и переплетаться в одном произведении самыми причудливыми способами. Всё зависит от фантазии и таланта автора.
А главное - литературная магия, если она достаточно убедительна и увлекательна, часто проникает в реальную жизнь и становится объектом веры.
Такое происходило сплошь и рядом все последние две тысячи лет (как минимум). Православие, например, до сих пор находится под влиянием собственной литературной житийной традиции. Житийные чудеса принято считать буквальным описанием реальных событий прошлого. Средний православный уверен, что древние святые на самом деле воскрешали мёртвых, сражались с демонами, ходили по воде и в одно мгновение оказывались в другом месте, а колдуны летали по воздуху и превращали людей в животных.
Гримуары 18-19 столетий и вовсе размыли границы между фикшн и нон-фикшн. Они обещали невероятные чудеса - и люди по этим гримуарам всерьёз практиковали.
Текст 19 столетия Grimoirum Verum («Истинный гримуар») у меня в своё время вызвал искренний восторг. Перечисленные там демоны обладали способностями вроде «сделает тебя привлекательным для власть имущих», «сможет мгновенно перенести тебя с одного места на другое», и среди них, внезапно - «заставит любую девушку танцевать обнажённой». Читая гримуары, не всегда можно понять, где авторы были серьёзны, а где насмехались над читателем.
Оккультизм 20 века подпал под обаяние уже не магии-чуда, а магии-власти. В те времена было множество практикующих магов с совершенно фэнтезийными представлениями о возможностях своего искусства. Роджер Желязны, Роберт Асприн и многие другие авторы внесли в это свою лепту, уж очень качественно у них получалось волшебство.
И даже достаточно здравомыслящим магам никто не мешает одалживаться у массовой культуры удачными образами и символами. Чего стоит один Лавкрафт, чья мрачная мифология легла в основу сразу нескольких постмодернистских культов.