Страж Преисподней
Он был рожден революцией. Закалился в огне гражданской. Окреп, возмужал. Он не был ангелом, в юности он был слишком горяч, нередко брал через край, перегибал и многое ломал. Он бил наотмашь. Он судил сгоряча и стрелял в упор. Бывало расстреливал.
Но когда случилась беда, когда пришла большая война, когда на землю ступили полчища самой настоящей нечисти - он отбился от нее сам и отбил остальных. Он многих освободил. Он многое отстоял. Он защитил.
Он разогнал, раскидал чертей, вогнал обратно в землю, пойманных судил и бросал в темницы. Он рубил щупальца гидре и прижигал её каленым железом.
Он стал стражем преисподней.
Он не позволял чертям поднимать головы, не позволял ступать на свою землю, гонял их по всему миру, куда только мог дотянуться. Рубил щупальца, стоило только им где-то обнаружиться.
Это не делало его ангелом. У него по-прежнему был трудный характер. Но он был стражем преисподней и знал своё дело.
Однако время шло, время было неумолимо, немилосердно и даже страж преисподней оказался не властен над ним. Он оказался не вечен.
Он стал уставать, всё больше думал о покое, располнел, отрастил живот, который в шутку называл комком нервов. Он стал тяжел на подъем, неповоротлив, где-то даже ленив, если уж быть совсем откровенным.
И еще он стал брюзгой. Он стал нудным. Он всё больше ворчал и нудил, всё больше читал мораль другим.
Он выступал с длинными скучными лекциями о чертях, о нечисти, о борьбе с ними, читал их монотонным голосом, так, что немногим хватало терпения досидеть до конца.
Он стал навязчив.
Он стал таким, про кого сегодня молодежь говорит "токсик абьюзер". Раньше говорили по-другому, но смысл был такой же.
Он начал надоедать.
И что самое страшное - он начал думать сам, будто победил всю нечисть и стал не нужен. Он сам поверил в это. Сам себя убедил в том, что бои с нечистью остались в прошлом, ушли в историю и ему больше нечего делать не этом свете.
И эта мысль, что нечисть побеждена и он стал никому не нужен, подкосила его сильнее, чем что-либо. Эта мысль отняла последние силы, лишила воли к борьбе, а значит и к самой жизни, потому что он был рожден для борьбы и не знал, как иначе жить, как и зачем.
И его собственные дети, которые должны были сменить отца на посту, прийти на смену, принять пост, взять в руки отцовский меч и знамя, чтобы нести дальше - вместо этого казнили того, кто прежде защищал их от нечисти, кто подарил им жизнь, кто охранял их, кто служил им.
Казнили собственного отца, отсекли ему голову и открыли врата, чтобы впустить чертей.
И старший из сыновей поднял отрубленную голову отца над ликующей площадью. И показал восторженной толпе. А после присягнул на верность самому демону и стал служить ему вместе с другими.
И самого убитого отца стали называть чертом, кляли его, вспоминали плохое. А он лежал и действительно походил на черта, черный и багровый. Но черный он был от дыма и угольной пыли, от земли и копоти, а багровый он был от запекшейся крови, что осталась еще с той войны, в которой он защитил, освободил, отстоял половину мира.
Его, мертвого - поносили, над ним потешались, ликовали, глумились, поливали черным, отплясывали вокруг, тешились, занимались непотребством. Водили хороводы, взявшись за руки с самими чертями, одетыми по поводу праздника во всё белое.
А потом просто накрыли и попытались забыть.
И вот - настал день, когда врата преисподней распахнулись вновь, распахнулись настежь и полчища нечисти устремились в мир, старые и новые, разноцветные и черные - они принялись жечь, убивать, обращать всех в свою демоническую веру. Они стали заставлять служить им, а кто не желал - начали отменять, бросать в темницы и уничтожать. Люди стали пропадать без вести и без счета. Люди стали пропадать заживо.
Черти, которые казались давно побежденными - пришли в этот мир снова. Снова повсюду протянулись щупальца страшного чудовища, становясь все длиннее и мощнее. И некому было их рубить. Некому было раскидать чертей, загнать обратно под землю, прижечь, остановить, наказать.
Никто больше не сторожил преисподнюю.
Только надутые подхалимы, парадные генералы, жалкие и жадные чинуши, возглавляемые величественным сладкоречивым нарциссом - все они давеча водили хоровод, держась за руки с самими чертями, вокруг убитого стража преисподней, вокруг отца своего. И потому не им было теперь бороться с нечистью, которую они сами же впустили в этот мир.
Страж Преисподней не был ангелом.
Но дети, убившие отца своего, ангелами не стали и вовсе.
Этот текст в Телеграм, Дзене и ВК
Но когда случилась беда, когда пришла большая война, когда на землю ступили полчища самой настоящей нечисти - он отбился от нее сам и отбил остальных. Он многих освободил. Он многое отстоял. Он защитил.
Он разогнал, раскидал чертей, вогнал обратно в землю, пойманных судил и бросал в темницы. Он рубил щупальца гидре и прижигал её каленым железом.
Он стал стражем преисподней.
Он не позволял чертям поднимать головы, не позволял ступать на свою землю, гонял их по всему миру, куда только мог дотянуться. Рубил щупальца, стоило только им где-то обнаружиться.
Это не делало его ангелом. У него по-прежнему был трудный характер. Но он был стражем преисподней и знал своё дело.
Однако время шло, время было неумолимо, немилосердно и даже страж преисподней оказался не властен над ним. Он оказался не вечен.
Он стал уставать, всё больше думал о покое, располнел, отрастил живот, который в шутку называл комком нервов. Он стал тяжел на подъем, неповоротлив, где-то даже ленив, если уж быть совсем откровенным.
И еще он стал брюзгой. Он стал нудным. Он всё больше ворчал и нудил, всё больше читал мораль другим.
Он выступал с длинными скучными лекциями о чертях, о нечисти, о борьбе с ними, читал их монотонным голосом, так, что немногим хватало терпения досидеть до конца.
Он стал навязчив.
Он стал таким, про кого сегодня молодежь говорит "токсик абьюзер". Раньше говорили по-другому, но смысл был такой же.
Он начал надоедать.
И что самое страшное - он начал думать сам, будто победил всю нечисть и стал не нужен. Он сам поверил в это. Сам себя убедил в том, что бои с нечистью остались в прошлом, ушли в историю и ему больше нечего делать не этом свете.
И эта мысль, что нечисть побеждена и он стал никому не нужен, подкосила его сильнее, чем что-либо. Эта мысль отняла последние силы, лишила воли к борьбе, а значит и к самой жизни, потому что он был рожден для борьбы и не знал, как иначе жить, как и зачем.
И его собственные дети, которые должны были сменить отца на посту, прийти на смену, принять пост, взять в руки отцовский меч и знамя, чтобы нести дальше - вместо этого казнили того, кто прежде защищал их от нечисти, кто подарил им жизнь, кто охранял их, кто служил им.
Казнили собственного отца, отсекли ему голову и открыли врата, чтобы впустить чертей.
И старший из сыновей поднял отрубленную голову отца над ликующей площадью. И показал восторженной толпе. А после присягнул на верность самому демону и стал служить ему вместе с другими.
И самого убитого отца стали называть чертом, кляли его, вспоминали плохое. А он лежал и действительно походил на черта, черный и багровый. Но черный он был от дыма и угольной пыли, от земли и копоти, а багровый он был от запекшейся крови, что осталась еще с той войны, в которой он защитил, освободил, отстоял половину мира.
Его, мертвого - поносили, над ним потешались, ликовали, глумились, поливали черным, отплясывали вокруг, тешились, занимались непотребством. Водили хороводы, взявшись за руки с самими чертями, одетыми по поводу праздника во всё белое.
А потом просто накрыли и попытались забыть.
И вот - настал день, когда врата преисподней распахнулись вновь, распахнулись настежь и полчища нечисти устремились в мир, старые и новые, разноцветные и черные - они принялись жечь, убивать, обращать всех в свою демоническую веру. Они стали заставлять служить им, а кто не желал - начали отменять, бросать в темницы и уничтожать. Люди стали пропадать без вести и без счета. Люди стали пропадать заживо.
Черти, которые казались давно побежденными - пришли в этот мир снова. Снова повсюду протянулись щупальца страшного чудовища, становясь все длиннее и мощнее. И некому было их рубить. Некому было раскидать чертей, загнать обратно под землю, прижечь, остановить, наказать.
Никто больше не сторожил преисподнюю.
Только надутые подхалимы, парадные генералы, жалкие и жадные чинуши, возглавляемые величественным сладкоречивым нарциссом - все они давеча водили хоровод, держась за руки с самими чертями, вокруг убитого стража преисподней, вокруг отца своего. И потому не им было теперь бороться с нечистью, которую они сами же впустили в этот мир.
Страж Преисподней не был ангелом.
Но дети, убившие отца своего, ангелами не стали и вовсе.
Этот текст в Телеграм, Дзене и ВК