Три Парки (6): Право на шалости. Запретные темы? хо-хо! Обида и ярость - враги:(
Продолжение.
Предыдущая часть - вот здесь.
* * *
Ну вот теперь можно и про конфликты. Для начала - про конфликты интересов.
Подразумевалось, что, с одной стороны, у нас есть общие интересы, связанные с жизнью Дома, в которых мы заединщики - а с другой, у каждого есть свои собственные интересы, которые каждый должен отстаивать против личных интересов других. По дефолту личные интересы общими не поглощались, так что согласование планов вызывало бурю эмоций: кто, как и насколько сделает себе неудобно, чтобы состроить необходимую для всех комбинацию, чем и в каком количестве он готов принять возмещение - всё это обычно решалось в жарких дебатах.
В частности, в отношении детей подразумевалось, что их интерес - баловаться и шкодничать, а интерес родителей - наводить на них порядок. Подчеркну: по дефолту это был не общий интерес, а личный; родители, конечно, могли на этой почве объединяться - так же как и в отношении любого другого из своих личных интересов - но общим интересом Дома он от этого не становился. Из того, что родителям удобно в конкретном случае детей приструнить, отнюдь не следовало, что дети должны отказаться от своего права на шалости и проказы. Образно говоря, это право было конституционным.
По тому же принципу строилось отношение к ошибкам. Подразумевалось, что за свои ошибки ты отвечаешь перед другими лишь тогда, когда твои ошибки их прямо касаются - если же они касаются только тебя, другим соваться нечего. Так мои Три Парки обращались друг с другом, осаживали: "не лезь, сам / сама разберусь, вас не касается!" - и нам с Ланкой с детства тоже так было привычно. У меня не было проблем посылать нафиг насчёт моих троек в школе, несделанных уроков и пр.; разумеется, когда мама прямо ловила меня на неделании уроков, то пилила-бранилась (право мамы - разводить критику, моё право - не принимать к сведению или принимать, игнорировать или отлаиваться - как захочу), однако если уроки всё равно уже оказывались не сделаны - постфактум не лезла, ни проверять ни наказывать меня не пыталась. В поздних классах мама держалась того, что если я хочу поступить в Универ - пусть хорошо доучусь в школе, ну а если я не буду хорошо учиться - она не будет просить за меня своих друзей/учеников, без которых я в Универ ни за что не попаду. Поскольку поступать в Универ всё-таки было и моим личным сознательным решением, а не только результатом маминых манипуляций - то хорошо закончить школу попало в сферу и моих личных интересов тоже.
Тот факт, что мама чуть что норовит выдать свой личный интерес за интерес другого или даже за общий, был мне заметен с юных лет, поскольку ей устойчиво давали отпор папа и бабушка - можно сказать, "партия частности" и "партия честности". Папа Юра настаивал, что прежде всего - свои дела, за которые отвечаешь перед собой, общие же дела идут установленным порядком или по особой договорённости, ну а Бабушка стремилась к игре с открытыми картами - она хуже, чем папа, понимала в частных интересах и, главное, в частных затруднениях других людей (точно так же, как я потом), но сам принцип очень даже секла и ревностно старалась всё учитывать, выводя баланс.
До Ланкиного рождения я был в ведении Бабушки, и мне фактически можно было ФСЁ. Запретов не водилось: от реально опасного она меня физически ограждала, прочее по месту; бывало, конечно, всякое "не надо", которое могло двигаться и в сторону "ну да лааадно!", и в сторону "да нууу, ладно!" - однако прямых безосновательных запретов не было. Сперва, повторю, Бабушка просто силой не допускала того, что считала опасным, затем, на этапе осмысленных разговоров - свои решения всегда мотивировала, и наиболее важным было проходившее по принципу "честно". Как сказано выше, моё баловство было "легальным / конституционным", и я по-честному имел на него право - однако сие не отменяло факта, что последствия баловства иной раз было сложно компенсировать, и по-честному было этого от меня не скрывать. До Ланкиного рождения Бабушка справлялась в общем-то без проблем, с появлением Ланки стало сложнее - мои фортеля начали реально всех затруднять. Конечно же, мне было не оценить усилий, которые требуются чтобы растить двоих, однако я враз оценил, сколь веселей получаются каверзы, задуманные шестилеткой, а производимые годовасиком или же общими усилиями. Естественно, Ланку не ругали ни за что - маленькая же! - а догадаться, что за экстравагантными выходками сосунка стоит изощрённый ум юного Профессора Мориарти, мои Три Парки сумели далеко не сразу.
Разумеется, Ланке наши совместные шалости нравились, хотя бы по одному тому, что совместные, ну и тот факт, что ей никогда не влетало, тоже был в кассу. Мы обожали движуху: учинить разор и залечь в засаде, дожидаясь реакции, если получается - увидеть, если нет - хотя бы услышать, в идеале - вдвоём, как минимум - один, потом доложится другому. О, мириады мгновений чистой, незамутнённой отрады! - Остеровских "Вредных советов" тогда не водилось, но нам с Ланкой они были излишни. Сколько расставленной в неожиданных местах посуды, утопленной в ванне обуви, сколько залитых клеем занавесок, перемазанных пластилином покрывал... На потихоньку обдираемых с парадной скатерти кистях нас, как ни странно, так и не застукали - "ветхая стала скатёрка, совсем ветхая! смотри, Юра, кисточек опять не хватает, надо всё-таки новую покупать!" - а вот зато вид пары ангелочков, с прилежным пыхтением какающих на вощёный паркет гостиной в том самом углу, куда уже несколько раз был поставлен старший из них, без преувеличения произвёл фурор.
Насчёт квашенья капусты - то, конечно, была не шалость, а серьёзный поварской эксперимент. Посмотрев, чем интересным заняты взрослые, мы тоже набили резаной капустой ряд игрушечных плошек и расставили под шкафами. Эффект наступил через недельку: мама всё более и более нервно принюхивалась, оглашая пространство недоумением, прочие безмятежно пожимали плечами (у папы и бабушки обоняние было не ах, мы с Ланкой тоже не могли вычленить волнующее амбрэ из моря запахов, а про капусту таки реально умудрились забыть) - покуда Мама Зоя не улеглась-таки на пол и с торжеством не выволокла одну из "витаминных заначек" лопаткой. Чуть не померли со смеху все впятером, пока объяснялись:)
Полузасохшие сопли на спинке дивана мы развешивали вполне сознательно, со тщанием - выковыривали прямо из носа и наклеивали, стараясь изобразить композицию поэстетичнее. Существовало два варианта: тайный, с оборотной стороны спинки, и явный, с лицевой; лицевой барельеф делать было интереснее, но за него больше ругали. Особый кайф был после круглить глаза: мол, ничего тут нет, и мы ни при чём! - всем было ясно всё, что делало препирательство поистине зажигательным. "И клали рядком на перилах моста!" - вспоминал папа "Крестьянских детей" Некрасова, а мама театрально изображала спазмы отвращения; их нестройное "фууу" было фальшивым и ржачным, порождая подозрение, не развлекаются ли они тем же самым, пока мы не видим.
Надо сказать, что практически любое "фу" в нашем доме было сдобрено юмором, который придавал ему относительность: у моих Трёх Парок радикально не совпадали понятия, поэтому выдать слаженное и, главное, серьёзное "фу" они не смогли бы, даже если б захотели. Собственно, папа и не хотел, бабушке было всё равно, а мама может и хотела, да не получалось. Даже когда кто-то один свирепо разорялся, какое ужасное "фу" представляет собою (нужное подставить) - другой, а то и оба других, по-тихому корчили уморительные морды или неприкрыто ржали; так у нас с Ланкой установилась полезная, украшающая жизнь реакция - на любое "фууу" радоваться как на смешную репризу.
Нетрудно догадаться, что дома практически не было запретных тем, особенно в смысле шуток, однако имел место презанятный выверт: "телесный низ" присутствовал во всех вариантах, кроме собственно секса. Секс не был запрещён, его у нас просто не было. Мой дом был полон любовью - это любили меня! - потом любили нас с Ланкой, но уже всё было другое, всё более и более другое; жарче всего полыхало, когда я был Бабушкин - но, разумеется, никакого намёка на секс в этом горниле не было. Я узнал про секс очень поздно, конечно же вне дома - и не мог поверить, что такое может иметь отношение к моим родителям; я легко мог бы вообразить, что, типа, "всего два разочка и было-то" (по анекдоту) - настолько слабо они друг другом интересовались. Отмечу, что книги и кино про секс устойчиво не вызывали у моих ни любопытства, ни протеста; если смешное - одобряли, если нет - зевали, пожимали плечами.
Забавным образом какое-то время под запретом были карты. Причина неясна мне до сих пор; может, веяние какое, ужастики про лудоманию, шулерство, игру на деньги?.. Во всяком случае, когда мы с Ланкой встретили карты на даче и загорелись, папа категорически заявил: "нет, у нас этого не будет, это только для взрослых и вообще фу!" - Мама Зоя при этом корчила рожи, а Бабушка ржала. Ну, чё? - пожав плечами, мы нарисовали колоду вручную и успешно пользовались ею пару месяцев, пока не попались Папе Юре на глаза; тот побагровел, забулькал как Мама Зоя, взмахнул руками, взрычал, выдохнул, конфисковал наши карты и, по всей видимости, сгоряча уничтожил. Мы были шокированы до предела - брать и портить чужое, грабёж, разбой! - однако вскорости папа повинился, а ещё через недолгое время торжественно притащил нам в подарок новенькую колоду.
Мой переход из царства Бабушки под юрисдикцию родителей, фактически под мамину, начался так примерно с Ланкиного рождения, по ходу того как Бабушка в целом уступала маме власть; повторю, эоны моих Трёх Парок не разделены чёткими линиями - всё переплеталось, накладывалось, смешивалось и разбегалось вновь. Наиболее внятно маркировал смену юрисдикции тот факт, что я освоил метод укрываться у Бабушки от Мамы-Зоиного гнева - на предыдущем этапе такой необходимости не было, хотя номеров я откалывал ничуть не меньше.
...Захлебнувшееся "ох!" - и за ним тишина, предшествующая взрыву: мама видит последствия очередного отжига. Например, солнечные локоны моей косы, вместе с кусочками ленты наклеенные на картон. Лента изрезана не вся, да и коса не вся, однако я отчётливо понимаю, что останки причёски довершат - и в один прыжок вылетаю в коридор, вихрем на кухню - за Бабушкину табуретку, под стол, к батарее. "Бабушка!!!" В тот момент, когда в дверях возникает взбешённая Мама Зоя - Бабушка уже в полуприседе, оскалившись, руки в боки: Ракша-сатана в логове, заслоняющая Маугли. "Ребёнка в обиду не дам!!!" Шер-Хан боится Волчицы, Шер-Хан трус - отступает, ворча, постепенно снижая тон. Ха, кто Мама Зоя против Бабушки?! - Бабушкин встречный шквал гасит истерику, ещё чуть-чуть - и мама уже сможет общаться нормально, особенно если в дело вступит Папа Юра. Бабушка выпускает меня, разбираемся при ней - умиротворённые, благостные: "...и больше так не делай, поняла?" - "ага, поняла!.." Подразумевается, что если обещал, то стараешься выполнять, особенно касаемо общих интересов; коса ведь не только моя, мама вбухивает в неё уйму сил - это её, Мамы-Зоина, краса и гордость. Мне сто лет бы этой косы не видеть, она делает меня беспомощным! - так думается мне, особенно когда Ланка одолевает меня в схватке: Ланка стриженая, и ярость бушует в ней, не зная рамок.
Ланкину чёлку я тоже разок обкорнал, отнеся обещание "больше так не делать" исключительно к моим волосам. Вышло так: Мама Зоя свозила сестру к парикмахеру, вернулась счастливая - "ах, что за стрижечка!" - конечно, мы не вынесли, принялись тут же играть в парикмахерскую, ну и упс:( Чёрный ужас накрыл меня сразу: вопреки надеждам, всё было видно, притом вопиюще. Бабушки дома не было, мама пришла - я спрятался под одеяло, будто сплю, не спасло. Мама ворвалась рыдая, гремя, рыча, во все стороны размахивая ремнём!.. - пару раз попало по мне, я орал - не от боли, от ужаса: хорошо знал, что будет. И таки да! - бросив ремень, она в горьких слезах заперлась: "не могу тебя видеть, не хочу, не приходи!" - ооох!.. Не могу сказать, когда эти штуки у неё начались - явно очень давно, неспроста же я навострился драпать к Бабушке - понимаю лишь, что чем дальше, тем чаще и сильней Мама Зоя капризничала, вынуждая меня буквально выворачиваться наизнанку, чтобы помочь ей со мной помириться, выстелить собою путь к миру. Это было очень, очень, очень изнурительно.
Подобная встреча с ремнём была в моей жизни раза два, в крайнем случае три; кроме косы, точно была ситуация, когда я "потерялся" на пляже: мы детской компанией ушли гулять, не следили за временем, разбрелись... - короче, я обнаружился последним, в одиночестве, когда Мама Зоя уже была на грани сердечного приступа. Ну, может и ещё разок было, на сто процентов не поручусь, что только два. И, конечно, в любом случае не ремня я боялся, чтó мне до чисто символической этой фигни! - а вот выцарапывать маму из ненависти, из неприятия самой-себя-из-за-меня-и-меня-впридачу - вот это всегда был ад кромешный. И случалось оно без всякого ремня, стоило ей только всерьёз разозлиться.
С высоты прожитых лет вижу так. Будучи детсадовским ребёнком, вышколенной примерной девочкой, для которой заведомо недопустимы, ужасны, запретны агрессия и гнев - Мама Зоя после волны гнева чувствовала себя столь "замаранной", что вынуждена была возлагать за это "падение" вину на меня: "довела!!!" - так что и ответственность за восстановление отношений оказывалась на мне. Ни Бабушка, ни Папа Юра, ни я подобным образом от гнева не страдали, скорее уж наслаждались им (по анекдоту:)) - мы с Бабушкой вообще берсерки, а папа гневался крайне редко и не склонен был постфактум себя винить, так что и проблем насчёт помириться никогда не было. Когда я успевал прибегнуть к защите Бабушки - та встречным шквалом пресекала мамин гнев на корню, поэтому эффекта отвращения к себе и ко всему миру у мамы не возникало.
Я очень поздно узнал, что если детям запрещают гнев и злость, то взамен они приучаются использовать куда более страшное оружие - обиду; социуму до чьей-то обиды дела нет, а вот в личной жизни её последствия разрушительны. Положение Мамы Зои было сложное: с одной стороны, она была покалечена детсадом и школой, где проявлять отрицательные эмоции младшим воспрещалось, с другой - имела возможность дома общаться с Бабушкой, которая полагала детский гнев абсолютно легитимным, зато и не считала нужным скрывать свой - а вот к обидам, к надутым губкам относилась довольно-таки нетерпимо. Не удивительно, что в голове у растущей Зоиньки постоянно побулькивал ядовитый компот. Мама неоднократно сетовала, пеняла мне: "Как, как ты смеешь на меня кричать?! я ни-ко-гда на свою маму не кричала, ни-ко-гда!" - "Ну а что ж ты делала, когда она поступала с тобой несправедливо?!" - встречным образом дивился я. - "О, я уходила в уголок, там тихо плакала, тихо-тихо, чтоб никто не видел! я же знала, что моей маме так трудно, так тяжело..." - её глаза наполнялись слезами, а я недоумевал: не было оснований думать, что мама врёт, раз уж она плачет даже сейчас - но вместе с тем я регулярно видел, как легко они с Бабушкой друг на друга орут, поэтому представить, что в далёкие годы было не так, я затруднялся. Теперь мне ясно, что в этом-то всё и дело: Мама Зоя чересчур поздно стала позволять себе выражать гнев, поэтому в её подсознании он по-прежнему оставался запретным, преступным; на уровне разума она уже понимала, что договариваться с Бабушкой, да и вообще со всеми нами, куда более эффективно, когда никто не скрывает своих чувств - но разобраться с остатками стародавнего компота в мозгах не могла. Что-то уже сгнило, превратилось в компост, что-то укоренилось на нём и взошло спорыньёй.
Продолжение текста книги - в ближайшем посте, изо-пост будет позже, один к трём главам сразу.
Оглавление "Трёх Парок" с приложениями - вот здесь.
Предыдущая часть - вот здесь.
* * *
Ну вот теперь можно и про конфликты. Для начала - про конфликты интересов.
Подразумевалось, что, с одной стороны, у нас есть общие интересы, связанные с жизнью Дома, в которых мы заединщики - а с другой, у каждого есть свои собственные интересы, которые каждый должен отстаивать против личных интересов других. По дефолту личные интересы общими не поглощались, так что согласование планов вызывало бурю эмоций: кто, как и насколько сделает себе неудобно, чтобы состроить необходимую для всех комбинацию, чем и в каком количестве он готов принять возмещение - всё это обычно решалось в жарких дебатах.
В частности, в отношении детей подразумевалось, что их интерес - баловаться и шкодничать, а интерес родителей - наводить на них порядок. Подчеркну: по дефолту это был не общий интерес, а личный; родители, конечно, могли на этой почве объединяться - так же как и в отношении любого другого из своих личных интересов - но общим интересом Дома он от этого не становился. Из того, что родителям удобно в конкретном случае детей приструнить, отнюдь не следовало, что дети должны отказаться от своего права на шалости и проказы. Образно говоря, это право было конституционным.
По тому же принципу строилось отношение к ошибкам. Подразумевалось, что за свои ошибки ты отвечаешь перед другими лишь тогда, когда твои ошибки их прямо касаются - если же они касаются только тебя, другим соваться нечего. Так мои Три Парки обращались друг с другом, осаживали: "не лезь, сам / сама разберусь, вас не касается!" - и нам с Ланкой с детства тоже так было привычно. У меня не было проблем посылать нафиг насчёт моих троек в школе, несделанных уроков и пр.; разумеется, когда мама прямо ловила меня на неделании уроков, то пилила-бранилась (право мамы - разводить критику, моё право - не принимать к сведению или принимать, игнорировать или отлаиваться - как захочу), однако если уроки всё равно уже оказывались не сделаны - постфактум не лезла, ни проверять ни наказывать меня не пыталась. В поздних классах мама держалась того, что если я хочу поступить в Универ - пусть хорошо доучусь в школе, ну а если я не буду хорошо учиться - она не будет просить за меня своих друзей/учеников, без которых я в Универ ни за что не попаду. Поскольку поступать в Универ всё-таки было и моим личным сознательным решением, а не только результатом маминых манипуляций - то хорошо закончить школу попало в сферу и моих личных интересов тоже.
Тот факт, что мама чуть что норовит выдать свой личный интерес за интерес другого или даже за общий, был мне заметен с юных лет, поскольку ей устойчиво давали отпор папа и бабушка - можно сказать, "партия частности" и "партия честности". Папа Юра настаивал, что прежде всего - свои дела, за которые отвечаешь перед собой, общие же дела идут установленным порядком или по особой договорённости, ну а Бабушка стремилась к игре с открытыми картами - она хуже, чем папа, понимала в частных интересах и, главное, в частных затруднениях других людей (точно так же, как я потом), но сам принцип очень даже секла и ревностно старалась всё учитывать, выводя баланс.
До Ланкиного рождения я был в ведении Бабушки, и мне фактически можно было ФСЁ. Запретов не водилось: от реально опасного она меня физически ограждала, прочее по месту; бывало, конечно, всякое "не надо", которое могло двигаться и в сторону "ну да лааадно!", и в сторону "да нууу, ладно!" - однако прямых безосновательных запретов не было. Сперва, повторю, Бабушка просто силой не допускала того, что считала опасным, затем, на этапе осмысленных разговоров - свои решения всегда мотивировала, и наиболее важным было проходившее по принципу "честно". Как сказано выше, моё баловство было "легальным / конституционным", и я по-честному имел на него право - однако сие не отменяло факта, что последствия баловства иной раз было сложно компенсировать, и по-честному было этого от меня не скрывать. До Ланкиного рождения Бабушка справлялась в общем-то без проблем, с появлением Ланки стало сложнее - мои фортеля начали реально всех затруднять. Конечно же, мне было не оценить усилий, которые требуются чтобы растить двоих, однако я враз оценил, сколь веселей получаются каверзы, задуманные шестилеткой, а производимые годовасиком или же общими усилиями. Естественно, Ланку не ругали ни за что - маленькая же! - а догадаться, что за экстравагантными выходками сосунка стоит изощрённый ум юного Профессора Мориарти, мои Три Парки сумели далеко не сразу.
Разумеется, Ланке наши совместные шалости нравились, хотя бы по одному тому, что совместные, ну и тот факт, что ей никогда не влетало, тоже был в кассу. Мы обожали движуху: учинить разор и залечь в засаде, дожидаясь реакции, если получается - увидеть, если нет - хотя бы услышать, в идеале - вдвоём, как минимум - один, потом доложится другому. О, мириады мгновений чистой, незамутнённой отрады! - Остеровских "Вредных советов" тогда не водилось, но нам с Ланкой они были излишни. Сколько расставленной в неожиданных местах посуды, утопленной в ванне обуви, сколько залитых клеем занавесок, перемазанных пластилином покрывал... На потихоньку обдираемых с парадной скатерти кистях нас, как ни странно, так и не застукали - "ветхая стала скатёрка, совсем ветхая! смотри, Юра, кисточек опять не хватает, надо всё-таки новую покупать!" - а вот зато вид пары ангелочков, с прилежным пыхтением какающих на вощёный паркет гостиной в том самом углу, куда уже несколько раз был поставлен старший из них, без преувеличения произвёл фурор.
Насчёт квашенья капусты - то, конечно, была не шалость, а серьёзный поварской эксперимент. Посмотрев, чем интересным заняты взрослые, мы тоже набили резаной капустой ряд игрушечных плошек и расставили под шкафами. Эффект наступил через недельку: мама всё более и более нервно принюхивалась, оглашая пространство недоумением, прочие безмятежно пожимали плечами (у папы и бабушки обоняние было не ах, мы с Ланкой тоже не могли вычленить волнующее амбрэ из моря запахов, а про капусту таки реально умудрились забыть) - покуда Мама Зоя не улеглась-таки на пол и с торжеством не выволокла одну из "витаминных заначек" лопаткой. Чуть не померли со смеху все впятером, пока объяснялись:)
Полузасохшие сопли на спинке дивана мы развешивали вполне сознательно, со тщанием - выковыривали прямо из носа и наклеивали, стараясь изобразить композицию поэстетичнее. Существовало два варианта: тайный, с оборотной стороны спинки, и явный, с лицевой; лицевой барельеф делать было интереснее, но за него больше ругали. Особый кайф был после круглить глаза: мол, ничего тут нет, и мы ни при чём! - всем было ясно всё, что делало препирательство поистине зажигательным. "И клали рядком на перилах моста!" - вспоминал папа "Крестьянских детей" Некрасова, а мама театрально изображала спазмы отвращения; их нестройное "фууу" было фальшивым и ржачным, порождая подозрение, не развлекаются ли они тем же самым, пока мы не видим.
Надо сказать, что практически любое "фу" в нашем доме было сдобрено юмором, который придавал ему относительность: у моих Трёх Парок радикально не совпадали понятия, поэтому выдать слаженное и, главное, серьёзное "фу" они не смогли бы, даже если б захотели. Собственно, папа и не хотел, бабушке было всё равно, а мама может и хотела, да не получалось. Даже когда кто-то один свирепо разорялся, какое ужасное "фу" представляет собою (нужное подставить) - другой, а то и оба других, по-тихому корчили уморительные морды или неприкрыто ржали; так у нас с Ланкой установилась полезная, украшающая жизнь реакция - на любое "фууу" радоваться как на смешную репризу.
Нетрудно догадаться, что дома практически не было запретных тем, особенно в смысле шуток, однако имел место презанятный выверт: "телесный низ" присутствовал во всех вариантах, кроме собственно секса. Секс не был запрещён, его у нас просто не было. Мой дом был полон любовью - это любили меня! - потом любили нас с Ланкой, но уже всё было другое, всё более и более другое; жарче всего полыхало, когда я был Бабушкин - но, разумеется, никакого намёка на секс в этом горниле не было. Я узнал про секс очень поздно, конечно же вне дома - и не мог поверить, что такое может иметь отношение к моим родителям; я легко мог бы вообразить, что, типа, "всего два разочка и было-то" (по анекдоту) - настолько слабо они друг другом интересовались. Отмечу, что книги и кино про секс устойчиво не вызывали у моих ни любопытства, ни протеста; если смешное - одобряли, если нет - зевали, пожимали плечами.
Забавным образом какое-то время под запретом были карты. Причина неясна мне до сих пор; может, веяние какое, ужастики про лудоманию, шулерство, игру на деньги?.. Во всяком случае, когда мы с Ланкой встретили карты на даче и загорелись, папа категорически заявил: "нет, у нас этого не будет, это только для взрослых и вообще фу!" - Мама Зоя при этом корчила рожи, а Бабушка ржала. Ну, чё? - пожав плечами, мы нарисовали колоду вручную и успешно пользовались ею пару месяцев, пока не попались Папе Юре на глаза; тот побагровел, забулькал как Мама Зоя, взмахнул руками, взрычал, выдохнул, конфисковал наши карты и, по всей видимости, сгоряча уничтожил. Мы были шокированы до предела - брать и портить чужое, грабёж, разбой! - однако вскорости папа повинился, а ещё через недолгое время торжественно притащил нам в подарок новенькую колоду.
Мой переход из царства Бабушки под юрисдикцию родителей, фактически под мамину, начался так примерно с Ланкиного рождения, по ходу того как Бабушка в целом уступала маме власть; повторю, эоны моих Трёх Парок не разделены чёткими линиями - всё переплеталось, накладывалось, смешивалось и разбегалось вновь. Наиболее внятно маркировал смену юрисдикции тот факт, что я освоил метод укрываться у Бабушки от Мамы-Зоиного гнева - на предыдущем этапе такой необходимости не было, хотя номеров я откалывал ничуть не меньше.
...Захлебнувшееся "ох!" - и за ним тишина, предшествующая взрыву: мама видит последствия очередного отжига. Например, солнечные локоны моей косы, вместе с кусочками ленты наклеенные на картон. Лента изрезана не вся, да и коса не вся, однако я отчётливо понимаю, что останки причёски довершат - и в один прыжок вылетаю в коридор, вихрем на кухню - за Бабушкину табуретку, под стол, к батарее. "Бабушка!!!" В тот момент, когда в дверях возникает взбешённая Мама Зоя - Бабушка уже в полуприседе, оскалившись, руки в боки: Ракша-сатана в логове, заслоняющая Маугли. "Ребёнка в обиду не дам!!!" Шер-Хан боится Волчицы, Шер-Хан трус - отступает, ворча, постепенно снижая тон. Ха, кто Мама Зоя против Бабушки?! - Бабушкин встречный шквал гасит истерику, ещё чуть-чуть - и мама уже сможет общаться нормально, особенно если в дело вступит Папа Юра. Бабушка выпускает меня, разбираемся при ней - умиротворённые, благостные: "...и больше так не делай, поняла?" - "ага, поняла!.." Подразумевается, что если обещал, то стараешься выполнять, особенно касаемо общих интересов; коса ведь не только моя, мама вбухивает в неё уйму сил - это её, Мамы-Зоина, краса и гордость. Мне сто лет бы этой косы не видеть, она делает меня беспомощным! - так думается мне, особенно когда Ланка одолевает меня в схватке: Ланка стриженая, и ярость бушует в ней, не зная рамок.
Ланкину чёлку я тоже разок обкорнал, отнеся обещание "больше так не делать" исключительно к моим волосам. Вышло так: Мама Зоя свозила сестру к парикмахеру, вернулась счастливая - "ах, что за стрижечка!" - конечно, мы не вынесли, принялись тут же играть в парикмахерскую, ну и упс:( Чёрный ужас накрыл меня сразу: вопреки надеждам, всё было видно, притом вопиюще. Бабушки дома не было, мама пришла - я спрятался под одеяло, будто сплю, не спасло. Мама ворвалась рыдая, гремя, рыча, во все стороны размахивая ремнём!.. - пару раз попало по мне, я орал - не от боли, от ужаса: хорошо знал, что будет. И таки да! - бросив ремень, она в горьких слезах заперлась: "не могу тебя видеть, не хочу, не приходи!" - ооох!.. Не могу сказать, когда эти штуки у неё начались - явно очень давно, неспроста же я навострился драпать к Бабушке - понимаю лишь, что чем дальше, тем чаще и сильней Мама Зоя капризничала, вынуждая меня буквально выворачиваться наизнанку, чтобы помочь ей со мной помириться, выстелить собою путь к миру. Это было очень, очень, очень изнурительно.
Подобная встреча с ремнём была в моей жизни раза два, в крайнем случае три; кроме косы, точно была ситуация, когда я "потерялся" на пляже: мы детской компанией ушли гулять, не следили за временем, разбрелись... - короче, я обнаружился последним, в одиночестве, когда Мама Зоя уже была на грани сердечного приступа. Ну, может и ещё разок было, на сто процентов не поручусь, что только два. И, конечно, в любом случае не ремня я боялся, чтó мне до чисто символической этой фигни! - а вот выцарапывать маму из ненависти, из неприятия самой-себя-из-за-меня-и-меня-впридачу - вот это всегда был ад кромешный. И случалось оно без всякого ремня, стоило ей только всерьёз разозлиться.
С высоты прожитых лет вижу так. Будучи детсадовским ребёнком, вышколенной примерной девочкой, для которой заведомо недопустимы, ужасны, запретны агрессия и гнев - Мама Зоя после волны гнева чувствовала себя столь "замаранной", что вынуждена была возлагать за это "падение" вину на меня: "довела!!!" - так что и ответственность за восстановление отношений оказывалась на мне. Ни Бабушка, ни Папа Юра, ни я подобным образом от гнева не страдали, скорее уж наслаждались им (по анекдоту:)) - мы с Бабушкой вообще берсерки, а папа гневался крайне редко и не склонен был постфактум себя винить, так что и проблем насчёт помириться никогда не было. Когда я успевал прибегнуть к защите Бабушки - та встречным шквалом пресекала мамин гнев на корню, поэтому эффекта отвращения к себе и ко всему миру у мамы не возникало.
Я очень поздно узнал, что если детям запрещают гнев и злость, то взамен они приучаются использовать куда более страшное оружие - обиду; социуму до чьей-то обиды дела нет, а вот в личной жизни её последствия разрушительны. Положение Мамы Зои было сложное: с одной стороны, она была покалечена детсадом и школой, где проявлять отрицательные эмоции младшим воспрещалось, с другой - имела возможность дома общаться с Бабушкой, которая полагала детский гнев абсолютно легитимным, зато и не считала нужным скрывать свой - а вот к обидам, к надутым губкам относилась довольно-таки нетерпимо. Не удивительно, что в голове у растущей Зоиньки постоянно побулькивал ядовитый компот. Мама неоднократно сетовала, пеняла мне: "Как, как ты смеешь на меня кричать?! я ни-ко-гда на свою маму не кричала, ни-ко-гда!" - "Ну а что ж ты делала, когда она поступала с тобой несправедливо?!" - встречным образом дивился я. - "О, я уходила в уголок, там тихо плакала, тихо-тихо, чтоб никто не видел! я же знала, что моей маме так трудно, так тяжело..." - её глаза наполнялись слезами, а я недоумевал: не было оснований думать, что мама врёт, раз уж она плачет даже сейчас - но вместе с тем я регулярно видел, как легко они с Бабушкой друг на друга орут, поэтому представить, что в далёкие годы было не так, я затруднялся. Теперь мне ясно, что в этом-то всё и дело: Мама Зоя чересчур поздно стала позволять себе выражать гнев, поэтому в её подсознании он по-прежнему оставался запретным, преступным; на уровне разума она уже понимала, что договариваться с Бабушкой, да и вообще со всеми нами, куда более эффективно, когда никто не скрывает своих чувств - но разобраться с остатками стародавнего компота в мозгах не могла. Что-то уже сгнило, превратилось в компост, что-то укоренилось на нём и взошло спорыньёй.
Продолжение текста книги - в ближайшем посте, изо-пост будет позже, один к трём главам сразу.
Оглавление "Трёх Парок" с приложениями - вот здесь.