Речь - это биприродная практика, с одной стороны, совмещения данных по определенным шаблонам подобного совмещения, с другой стороны, - управления посредством подачи данных вовне некоторым эффекторным механизмом. Реализация некоторого “речевого события” возможна, с одной стороны, исключительно в случае совмещения на уровне данных некоторого состояния актуального побуждения, некоторой модели или шаблона условного “парирования” такого побуждения и некоторого же извлечения из памяти определенного содержательного и исполнительного наполнения некоторой структуры, понимаемой средством такого парирования. Именно в случае речи и проявляется отличие человеческого высокоразвитого интеллекта от менее развитого интеллекта животных - животные, если не вдаваться в детали, используют именно готовые реакции, а не осуществляют синтез некоторых “текущих конфигураций” их откликов из конструктивных элементов содержательного и исполнительного наполнения (плана содержания и плана выражения). С другой стороны, реализация “речевого события” - это уже отсылка заготовленной на уровне данных используемой для “парирования” комбинации данных эффекторному механизму и его запуск. Как бы то ни было, но речевая деятельность человека, если это не автоматизм бездумных выкриков, типа предупредительных выкриков при трудовой деятельности или военных команд - это обязательно такая структура отклика, условный “график” которого непременно включает в себя и паузу на обдумывание.
Если приведенные нами первыми физиологические в их основе механизмы деятельности интеллекта фактически и не нуждаются в особой иллюстрации, то случай речи предполагает уже иной подход. И в этом нам помогут некоторые удачно оказавшиеся в тексте “Поэтики мотива” примеры. Во-первых, существенно, что наш источник определяет речь именно в качестве нечто “функциональной реализации языка как системы инвариантов” - речь это и есть определенная практика комбинирования данных, обязательно сохраняющихся в памяти в формате инвариантов. В этом смысле речь различна именно в качестве разнообразного выбора всевозможных структурных форм - это и “подчеркнуто банальная речь героев”, и те или иные устойчивые “речевые употребления”, а также и “отдельные высказывания скрепленные единым смыслом и единой интенцией”. То есть речь - это огромная свобода выбора - от не предполагающих распространенной структуры высказывания затверженных оборотов до искусной организации пространного повествования как пронизанного общим смыслом. Точно так же и одной из форм “обустройства” речи можно понимать ее обращение нечто “коммуникативным целым” - нечто, слагаемым “отдельными высказываниями, скрепленными единым смыслом и единой интенцией”. Специфику речи следует видеть еще и в ее качестве именно “вероятностной” природы речевого смысла слов - слова действуют в речи не в качестве как бы слов “само собой”, но именно в качестве “слов как контекстных актуализаций их вероятностного языкового значения”. Речь также способна отличать еще и сам выступающий носителем речи конкретный интеллект как наделенный тем “вероятностным дифференциальным признаком”, что и выделяет такой интеллект на положении погруженного в “конкретные речевые контексты”. В смысле именно источника структур речи (скажем, слов) речь видится “выборкой из языка” или - осуществляемой самим носителем речи “вероятностной дифференциации” корпуса составляющих язык средств. В этом смысле “язык” и “речь” понимаются “наличествующими в сознании говорящего двумя системами” - языка как комплекса опыта (объема данных) и речи как практики использования подобного опыта. Когда же, что важно в нашем смысле, рассмотрение предмета речи переходит уже к рассмотрению предмета речевых операций, то важным аспектом собственно подобных операций оказывается в некотором отношении собственно “тактика” их совершения. В частности спецификой речи можно понимать не только “унылую манеру чтения пономаря”, но и, например, “полушуточное, но в душе серьезное и потому до некоторой степени перформативное произнесение вслух”. Или - речевое высказывание не просто требует его понимания одним лишь “высказыванием”, но и, помимо того, еще и нечто несущим “актуальный порядок членения” высказывания, его разделение, положим, на фокусирующие внимание и вспомогательные элементы содержания. Всех названных здесь возможностей просто не могло бы не быть в том случае, если собственно “началами” речи непременно не служил бы определенный комплекс факторов, и если бы речь не предполагала бы возможности придания ее эффекторной схеме “текущей”, подстраивающейся под определенную задачу конфигурации. А собственно же основу подобной возможности явно образуют некоторые физиологические ресурсы, такие, как разные виды и типы памяти и - еще и некоторое разнообразие непосредственно эффекторных модулей.