Александр Викеньевич Грибас был директором Кандалакшского заповедника с 1939 по 1944 год. Формально ровно никакого отношения к биологии, охране природы и вообще науке он не имел.
Родился в 1893 году в Риге. По специальности был зубным техником. В 1916 году его призвали в армию. Служил в Преображенском полку, где в марте 1917 года вступил в РСДРП(б). С января 1918 года - в Красной Гвардии, затем в РККА. В гражданскую войну командовал ротой, потом полком, был комендантом Екатеринбурга. После войны окончил Высшую военно-педагогическую школу, Курсы высшего командного состава РККА и продолжал служить, находясь на политической и строевой работе. В 1933 году оставил военную службу по инвалидности. Ко времени вступления в директорскую должность он имел одно легкое и один глаз, другой был искусственный. В заповеднике была его первая "гражданская" работа (В.Н. Карпович "Кандалакшский заповедник", 1984).
Приведенный выше фрагмент из книги В.Н. Карповича долгие годы был единственным, что мы знали о Грибасе. Пока в прошлом году мне в руки не попали письма первого научного сотрудника заповедника Наталии Владимировны Мироновой. Грибас в них упоминается очень часто. И упоминается в таком контексте, что современники, знакомые с нынешними директорами заповедников, впадают в столбняк. Или не знаю, как назвать этот сложный коктейль из восхищения, зависти, горечи. Объяснить происхождение этих чувств тем, кто не знаком с ситуацией в заповедниках, не берусь, так что будем считать, что пост для своих.
На фотографиях 1941 г. (автор фото Г. Скребицкий) предположительно - А.В. Грибас. Предположительно, потому что фотографии не подписаны, а других изображений Грибаса, с которыми их можно было бы сравнить, не осталось. Но, судя по словесным описаниям внешности Грибаса, и по ряду других резонов, это всё-таки именно он.
Далее - цитаты из писем Мироновой 1940 и 1941 года.
Директор очень симпатичный и заботливый, сразу раскритиковал мою обувь, и всё время говорит о том, как бы мне устроить что-нибудь получше.
Сам он очень симпатичный, весёлого характера. Он вообще очень заботится о научных сотрудниках, а обо мне, как о женщине, особенно. Всё время читает мне наставления, категорически запретил мне выезжать куда бы то ни было одной (чего я и без него не стала бы делать), учил командовать дедом и наблюдателями, заботится о здоровье и весьма внимательно расспрашивал о моих нуждах в одежде. Просил не стесняться и если что-то нужно, прямо присылать ему записку.
Володя [Модестов, зам. по науке] говорит, что уговорить Ал. Вик. отпустить меня на зиму в Ленинград будет нетрудно, так как он всецело подчиняется мнению своего зам’а по научной части, чем совершенно не походит на других директоров.
.
Явилась на директорскую квартиру, где меня напоили чаем.
.
В 2 ч. пошла к директору. Там усадили обедать.
.
Вернувшись из города, я зашла к директору и просидела там весь вечер - хорошо и просто. Я с ним удивительно хорошо себя чувствую.
.
Он очень обо мне заботится, обещает выдать замуж, но только за научного сотрудника.
.
Ал. Вик. рассчитывает, что я останусь здесь на всю зиму и очевидно очень этого хочет, так как рассчитывает на мою поддержку.
.
Он до сих пор был военным, занимал довольно высокие посты, но потом по инвалидности (у него один глаз и одно лёгкое) не работал три года. На гражданской службе работает первый раз. Он с большим почтением относится к научным работникам и всеми силами идёт навстречу. Он сам признаётся в своем неведении в данной области, много читает, но вероятно чувствует себя очень неуверенно и ему трудно работать зимой, не имея ни одного научного сотрудника для того, чтобы с ним посоветоваться.
.
Если починена моторка, то приедет и Ал. Вик. Буду ему очень рада, так как человек он симпатичный и поговорить найдется о чём.
.
А.В. Грибас и Н.В. Миронова на заповедном острове, 1941 г.
.
Ал. Вик. входит во все мелочи быта, от обуви до горшков, кадок, зеркала и т.д. Уделяет максимум внимания и вместе с этим относится с уважением, во всём считается и всё время говорит, что я располагаю и собой, и своим временем, и имею право требовать всё, что мне нужно. Могу распоряжаться наблюдателями, а в отсутствие Модестова обладаю правом решающего голоса как единственный представитель науки.
.
Получила прямо приказ от Ал. Вик. позаботиться о своих ногах.
.
Между прочим, Ал. Вик. имел раньше, как я узнала сегодня, 3 ромба!!!
[Ромб - один из знаков различия Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА, 1924-1943 гг.). Три ромба соответствовали званию командира корпуса].
.
Вечером говорили с Ал. Вик. относительно меня. Володя сказал, что считает, что мне здесь делать зимой нечего, а что в Ленинграде я смогу для заповедника собрать большой материал. Ал. Вик. очень хотел, чтобы я осталась, но очень умно ответил, что научные сотрудники находятся в распоряжении Володи, и что он может делать так, как находит нужным.
.
Александр Викентьевич потащил меня к себе обедать - ела уху из трески, с луком жареную треску и кисель из брусники.
Письмо А.В. Грибаса Н.В. Мироновой
13 января 1943 г.
Дорогая Наталия Владимировна!
Большое спасибо, что вспомнили меня - старика.
<…> Мы с Вами хотя и не много проработали вместе, но у меня остались о Вас самые лучшие воспоминания о совместной работе в заповеднике. Я был в начале войны немного обозлившись на Вас и на всех научных работников за поспешную эвакуацию из заповедника. Так жаль было свыкнуться с мыслью, что вся наша работа нарушена и все наши планы о научной работе в заповеднике рухнули на неопределенное время. Постепенно, с тяжестью переживаемого момента это сгладилось.
Извините меня ещё раз за то первое, не особенно любезное письмо, которое я написал Вам в начале войны. Часто и у меня появлялось желание эвакуироваться, как больному инвалиду. Всё же переборол себя. Стыдно было мне, старому командиру, отступать от опасностей жизни прифронтового города. <…>.
Бываю часто на Великом, мало охраны и приходится объезжать самому.. Штат очень маленький: 1 директор, 1 бухгалтер и 5 человек охраны. Сейчас зимой в охране некомплект 2 человека. Сам себе уборщик, пилю дрова, убираю канцелярию, топлю печку, иногда вставляю стёкла, когда в воздухе очень шумно…