Из записок Хранителя: Еду я на родину...
В перечне неотложных дел уже давно на самом первом месте стоял пункт: попроведовать мою старенькую матушку, ныне проживающую в Абатске. Дальше откладывать было уже нельзя. Синоптики обещали на первый день ноября хорошую погоду. И с рассветом, стараясь нигде не задерживаться, я выехал из Омска в сторону Тюмени. Что такое трасса Омск-Тюмень, наверное, объяснять не надо тем, кто хоть разок проехал по ней. Это единственная автомобильная дорога, по которой нынче идёт весь автомобильный транспорт из европейской России и Урала в Сибирь и на Дальний Восток. И такой же поток в обратную сторону. Синоптики почти не обманули: уже от Красного Яра начало пробиваться солнышко. Но неожиданный сюрприз меня ждал между Тюкалинском и Крутинкой, когда автомобиль вошёл в полосу плотного тумана. По неволе пришлось сбрасывать скорость. А вот к Абатску я подъезжал при голубом и безоблачном небе. Несколько часов в Абатске и... в обратный путь. Солнышко ещё светило ярко, хотя уже заметно клонилось к горизонту. И тут сама собой родилась мысль, а не прокатиться ли до родных Мещеряков, наречённых в начале 60-х годов каким-то придурком от власти Востоком. Хотя теперь это уже всё равно, коль настали для родной деревни последние времена.
Как ни странно, но малая родина встретила меня не только по настоящему зимней погодой, но и полицейским УАЗом, остановившем мой автомобиль, когда до деревни оставалось всего каких-то пять километров. В прежние времена здесь годами не видели милиционера, о существовании участковых могли только догадываться по фильмам про Анискина, и вот Вам, здрасьте!:"Предъявите, пожалуйста, документы и откройте багажник!"
Оказывается, в районе идёт операция "Охотник". Так как у меня в багажнике ни лося, ни кабана, ни косули, на худой конец, даже зайца не оказалось, то, пожелав друг другу "Счастливого пути!", мы мирно расстались. УАЗ покатил в сторону Ленинки, если цитировать всем известный фильм, то "за водкой или на задание", а я продолжил путь к родной деревне: на родину! Кажется, в репертуаре "ДДТ" есть песня с таким припевом:
"Родина, еду я на Родину,
Пусть кричат - уродина,
А она нам нравится,
Хоть и не красавица".
Кстати, я никогда не страдал от того, что родился и вырос в маленькой деревне, вдали от так называемой цивилизации. Я никогда не искал дворянских корней, когда, например, в начале 90-х сиё занятие приобрело повальный характер, и категорически отказался, несмотря на неоднократные обращения, от записи в казачье сословие, хотя, глядя на мои усы, новоиспечённые носители украшений в виде лампасов, сапог и нагаек неоднократно принимали меня, как минимум, за потомственного есаула. Меня вполне устраивают мои мужицкие корни. Если у кого-то вдруг возникнет вопрос:"Почему?", то вопрошающему я порекомендую внимательно прочитать, если он никогда не читал, и перечитать, если ранее, но невнимательно читал, известную былину со старейшими дохристианскими образами "Вольга и Микула", где, помните, "сошка поскрипывает, да по камешкам омешики прочиркивает". И после прочтения вопрос отпадёт сам собой.
Деревня встретила полным безлюдьем. Ни души, пока я ехал по бывшей центральной улице, чтобы пробраться, как говорит моя матушка, в наш куток. Жилых всего несколько домов. Остальные - в разной степени разграбления и разрушения. Вот дом Николая Николаевича Беликова и его жены Нины Фёдоровны, в девичестве Никишиной, и Валентина Георгиевича Онтина и его жены Татьяны Ильиничны, в девичестве Русаковой. Я помню, как его строили на месте огорода, который был между двумя домами, построенными в свою очередь в начале 50-х: один - Иваном Фёдоровичем Никишиным, другой - Михаилом Денисовичем Оленниковым. Давно нет ни тех людей, ни тех домов. Кстати, Нина Фёдоровна была родом из Тихвинки, Валентин Георгиевич из Камышенки, а Татьяна Ильинична из Тельцовой. В старшем поколении все были приезжими, так как совхоз Мещеряковский был образован только в 1930 году.
Первый кирпичный двухквартирный дом, построенный в нашей деревне. Первоначально в нём слева жили Горчаки, а справа Беликовы. Однофамильцы Николая Николаевича Беликова - он приехал к нам в деревню из Коломенки Крутинского района, а Александр Иванович Беликов - из Казанского района. Оттуда же был и его родной брат Алексей Иванович. Интереснейшие тоже люди с фамилией Беликовы из Казанского района. Встречалась мне эта фамилия в списках раскулаченных и репрессированных по Казанскому району. Последними же жителями этого дома была семья моей младшей сестры Татьяны.
По этим останкам приблизительно можно судить, каким был дом наших соседей Митрофана Романовича Вахова и его жены Клавдии Матвеевны, в девичестве Сергеевой. Свой дом они поставили на несколько месяцев или на год позже нашего. Самым же первым в этом кутке был наш дом. Когда мой отец собрался перевозить дом из Тихвинки, то директор совхоза Вотинцев предложил на центральной улице крайнее место на выезде в сторону Тихвинки, то есть следующим за домом деда Рогеля. Но матушка моя, несмотря на молодость, женщина была очень смелая, с директором совхоза не согласилась и попросила совхозного прораба, а им был её двоюродный брат Григорий Ефимович Булгаков, выделить место рядом с магазинами и строящейся семилетней школой. Остальные: Ваховы, Никишины, Сергеевы, Королёвы и Оленниковы строились уже после нас. Так наш дом оказался ближе всех к магазинам, магазином тогда именовался только тот, в котором торговали промышленными товарами, а продовольственный почему-то все называли "Ларёк". По соседству оказалась школа и школьный сад с праздничной трибуной, спортивной площадкой и заложенным вокруг неё садом (черёмуха, сирень, яблони, липы). Всё это было уничтожено к началу 60-х, но название "Школьный сад" сохранялось за образовавшимся пустырём чуть ли не до последнего времени. Кстати, на фотографии справа от тополя как раз растёт липа из тех самых саженцев, которыми засаживался школьный сад. Она посажена была тогда же Митрофаном Романовичем, он сам лично мне об этом рассказывал, но ей росту нет из-за рядом растущего тополя, посаженного одновременно с ней.
Останки дома Елизаветы Кузьмовны Мошкиной. Знатоков, числящих себя профессиональными филологами или квалифицированными грамотеями, прошу не напрягаться. Я прекрасно знаю, как правильно пишется отчество, производное от имени Кузьма, только вот Елизавета Мошкина имела отчество КУзьмовна, согласно свидетельству о рождении и выданному на основании оного паспорту. Первоначально дом был построен Королёвыми. Но прожили они в нём недолго, когда собрались переезжать в Маслянку, дом продали. Вот тут я не знаю, кто именно купил дом? Или сама тётя Лиза или её второй муж Кузьма Блинов, к тому времени оставшемуся без жены? Дело в том, что они, как принято было говорить в деревне, сошлись и жили, но без официальной регистрации брака. А до переезда в наш куток тётя Лиза жила в своём домике или, правильнее сказать, избёнке на центральной улице напротив Лотовых Фёдора и Евдокии.
Рядом с нами она жила с середины 50-х и до глубокой старости. Сейчас по сохранившимся останкам трудно представить, каким был первоначально этот дом с тремя тополями под окнами, с большой яблоней в палисаднике. Кстати, Елизавета Кузьмовна была одной из старейших жителей Мещеряков. По крайней мере, в 1934 году она уже жила в совхозе. С одной стороны, удивительной, а с другой - очень тяжёлой судьбы был человек. Красавица в молодости, невеста на зависть всем, дочь богатейшего мужика, вопреки всему по любви пошедшая замуж за батрака, который работал у её отца. Потерявшая сначала мужа, потом дочь, а после войны и взрослого сына, убитого здесь, в нашей деревне.
А вот наш старый дом. Ему больше ста лет. Его ещё до революции построил вернувшийся по ранению с Германской войны мой дед Беляев Григорий Трофимович. В этом доме в 1918 родился и вырос мой отец Беляев Андрей Григорьевич. Только тогда дом стоял в деревне Тихвинке. После смерти деда и за три месяца до моего рождения отец перевёз дом из Тихвинки в Мещеряки. В нём он прожил всю оставшуюся жизнь и в нём же умер, теперь уже в далёком 1983 году, не дожив один месяц до 65 лет. Я уже заканчивал университет, когда мы рядом со старым построили новый дом. Но перейти в него жить отец тогда отказался, категорически заявив:"Я в этом доме родился, в этом доме и умру". А на предостережение о том, что дом может завалиться, отвечал:"Не шахта - не завалит".
Отца нет уже почти 35 лет, а дом, давно и безвозвратно брошенный, не завалился и всё ещё стоит. "Добрые" люди разобрали печи, выломали полы, унесли всё, что можно было унести, а дом вопреки всему не умер. Поставить бы его в своё время на фундамент, да подновить, он бы, наверное, ещё одну сотню лет верой и правдой служил в качестве жилья. Но, как говорят, не судьба.
Старая вешалка. Сколько же ей лет? Сколько помню себя, столько она была здесь на этой стене. Сохранилась, наверное, только потому, что её невозможно оторвать, гвозди на 120 или даже на 150 вбиты в высохшее берёзовое бревно. А оно от времени сделалось, как каменное.
Вот в эту матицу был вбит крюк, на котором висела зыбка, в которой качала нас матушка по мере появления на свет. А нас было не один и не два. Пятеро выросли, да двое умерли в младенчестве.
Здесь был наш огород. Про огород тоже можно много интересного рассказать. Сегодня в это трудно поверить, но моя матушка была первая, кто завёл свой огород. А было это весной 1947 года. С 1930 по 1947 год ни одного огорода в деревне не было. Об этом я впервые узнал от нашей соседки Клавдии Матвеевны, незадолго до её отъезда к дочери в Омск. А потом уточнил у матушки. Действительно весной 1947 года она взялась копать грядки, а помогала ей Ульяна Полтавенко. Никто не верил, что что-нибудь вырастет. Мол, здесь такая земля, на которой никакие овощи не растут и расти не будут. Семнадцать лет жили люди и ни одного огорода, ни одной грядки. Интересный штрих к характеристике людей, населявших тогда совхоз. С другой стороны, в оправдание можно сказать, что в первые годы существования совхозов в них законодательным путём запрещалось работникам иметь личное подсобное хозяйство. Теперь мало кто об этом знает: ни скота, ни птицы, ни огородов. Одним из поставщиков овощей в совхозную столовую был другой мой дед Алексей Степанович Чижов, проживавший в соседней Тихвинке. Выращивала их моя бабушка Варвара Адамовна. Уникальная была огородница, я успел в своё время попробовать её дыни и арбузы. До сих пор помню её большой и ухоженный огород. Мне, мальчишке, было интересно то, что она все семена выращивала сама. Сегодня не каждый опытный дачник может сказать, как, например, получают семена капусты. А я это видел собственными глазами. Про свёклу и морковку и говорить не стоит.
Вот здесь стоял наш новый дом. Старшая моя сестра Галина с севера привезла, если не онибаюсь, в ведре крошечные пихты, ели и кедр. Мы с ней посадили их вокруг нового дома. Когда садили, подошёл отец и поинтересовался, через сколько лет будут орехи на кедре? И разочарованный отошёл, услышав, что минимум через сорок лет. Деревья выросли, а дома нет. Стоят сиротами наши ели, пихты и наконец-то заметно пошедший в рост кедр. Очень трудно рос он в первые годы. Отстал от соседок.
Этот дом пока жилой. Но, думаю, недолго ему таковым оставаться. Правая половина тоже была нашей. Здесь много лет жила моя матушка, пока не уехала в Абатск.
Эту веранду от первого гвоздя и до последнего строил для матушки я. Всё сделано моими руками. И красил я. Хорошая краска, возил из Омска, железный сурик называется. Свободного времени не было, вырывался на день-другой, но, начав в одно лето, на следующее закончил.
Удивительно. Безвозвратно исчезли ворота, а калитку почему-то не тронули. Калитка - это тоже моё произведение. Как говорит мой младший сын, сразу видно чьих рук дело. В прежние времена я все калитки, хоть сплошные, хоть нет, делал сверху такими остроугольными. Если их показать профессиональному психологу, как своеобразный тест, то он однозначно определит мастера, как личность агрессивную. И разубедить его будет невозможно. Благо, что я далеко не всегда верю психологам. Если же быть точным, я перестал им на слово верить очень давно, если не ошибаюсь, с третьего курса университета, когда "Судебную психологию" читал нам некий доцент, кандидат психологических наук. Именно тогда я убедился, что не каждый психолог, кто психологом называется.
День идёт к своему логическому завершению, солнце неумолимо приближается к горизонту. Окидываю напоследок усадьбу. Боже мой! Столько лет прошло, а как ни в чём не бывало висит поставленный мною скворечник. Скворцы навряд ли в нём селятся из-за трещины, а вот воробьи, наверное до сих пор в нём живут. Нет уже многих домов, вместо кирпичного клуба, построенного хохлами из Ровно, кстати, хорошие были ребята, большая куча мусора, а скворечник как висел, так и висит. Оказался долговечней кирпичного строения с бетонными перекрытиями.
Всё, иду к машине. Когда-то на людной улице теперь ни человеческого голоса, ни даже человеческого следа. Только зайцы пятнают снег новой зимы. Подмораживает и снег к вечеру начинает поскрипывать под ногами.
Компанию им составляют лисы, как эта, незадолго до моего появления обследовавшая бывшую нашу усадьбу. Что зайцам, что лисам, наверное, удобнее скрываться на территории деревни, вряд ли тут будут свирепствовать охотники на снегоходах и с многозарядными ружьями. Не приспособлены развалины строений под катание на снегоходах. Хоть в этом есть плюс.
Уже из машины ещё раз оглядываюсь на тот дом, где я когда-то родился и вырос. Сколько же лет этому забору? Его я ставил через несколько лет после смерти отца. Уезжаю. По радио звучит какая-то музыка. Чего-то не хватает. Молча смотрю на заснеженную дорогу и тут до меня доходит, что музыка не совсем та. Сюда бы сейчас знаменитый полонез Огинского, который вообще-то называется "Прощание с Родиной". Он был бы как раз к месту. Но у меня нет его на флэшке, но, утешаю себя, это поправимо.
Уже на трассе меня догоняет ночь. За Крутинкой ночную темноту дополняет густой туман. Ничего не видно, кроме ослепляющего света фар потока встречных фур. Я тоже пристраиваясь за фурой идущей в попутном направлении. Точнее, даже не за фурой, а за её задними красными фонарями, которые только и видно в тумане. Скорость 80-85 меня вполне устраивает. Такое впечатление, что я не в автомобиле на трассе Тюмень-Омск, а смотрю кадры фильма про звёздные войны. К полуночи я благополучно вернулся домой. Съездил я на родину:
"Родина, еду я на Родину,
Пусть кричат - уродина,
А она нам нравится,
Хоть и не красавица".