Продолжим разговор о правопреемстве между большевицким государством и прежней Россией на примере ниццского прецедента - дела, касающегося права собственности на Свято-Николаевский собор в Ницце (первая часть разговора
здесь).
Часто различают правопреемство и континуитет государств;
делает это и проф. Томсинов, но лишь затем, чтобы уколоть эксперта противоположной стороны, проф. Зубова, отождествившего их: Томсинов заявляет что понятия «преемственность (правопреемство)» и «континуитет» в международном праве являются взаимоисключающими (не разъясняя, в чем именно разница и почему эти вещи исключают друг друга). Но дальше он везде настаивает на правопреемстве СССР в отношении исторической России, о континуитете забывает и нигде больше о нем не говорит.
И для нас это различие тоже не имеет важности. Скажем лишь, что континуитет имеет место тогда, когда некий субъект существует непрерывно; так, другой советский эксперт, проф. Черниченко, считал, что "Российская империя, РСФСР, СССР и Российская Федерация - один и тот же участник межгосударственных отношений, один и тот же субъект международного права, не прекращавший своего существования, непрерывный." Это радикальная точка зрения. Те же, кто говорят о правопреемстве, подразумевают, что субъекты все же разные: один "наследует" права после другого, к нему переходят изначально ЧУЖИЕ права - права ДРУГОГО субъекта. Томсинов, а за ним и французский суд, нашли именно правопреемство, а не континуитет в обозначенном выше смысле.
Перейдем к делу. Что вообще мы имеем в виду, говоря о правопреемстве? Как и в любое другое отвлеченное понятие, в него можно вложить разный смысл. В данном случае Томсинову нужно было доказать, что с исчезновением прежнего собственника земли и построек в Ницце - Российского государства - собственность не стала бесхозной: якобы, в качестве собственника нужно рассматривать советское государство, как правопреемника исторической России, к которому перешли права и обязанности этой России, русского государства. А коль скоро собственность не была бесхозной, все эти долгие десятилетия имела "скрытого собственника" в лице советского государства, то РПРА не могла стать стать собственником на основании давности владения. Такова вкратце его позиция, изложенная в заключениях и статьях.
Что тут можно сказать? Правопреемство бывает, как известно, либо универсальным, либо сингулярным. В первом случае к правопреемнику переходят все права и коррелирующие им обязанности, а во втором - лишь некоторые. Наглядным бытовым примером универсального правопреемства является наследование. Очевидно, что правопреемство по отношению к исчезнувшему субъекту права ("умершему государству") также должно быть именно универсальным, как и в случае наследования между людьми; нельзя говорить - это беру, а это не беру, здесь наследую, а здесь не наследую.
То «правопреемство», на котором настаивает Томсинов, явно расходится с подобным пониманием, с универсальностью правопреемства. Как известно, большевики в январе 1918 года, разогнав Учредительное собрание и приступив к строительству коммунистического общества, земшарной республики Советов, вполне логично аннулировали все иностранные займы, то есть отказались от обязательств прежних правительств, очевидно не признавая себя их правопреемниками. Впоследствии вопрос о царских займах обсуждался в контексте признания СССР иностранными государствами, в частности Францией. Франция признала СССР и соввласть в 1924 году, и Томсинов
в своей статье подробно рассматривает обстоятельства этого признания. Из них видно, что вопрос о собственности, займах и т.д. рассматривался как чисто политический, как вопрос дипломатического торга, а не как вопрос правовой. Эта тема - тема торга - в статье Томсинова прямо-таки сквозит, проходит красной нитью.
Интересы, интересы, интересы... А где право?
Но из этого следует, что достижение соглашения между правительством французским и советским, по которому французы передали советским властям бывшую собственность во Франции, а те согласились уплатить кое-какие царские долги, не является правопреемством в нормальном смысле слова. Право не может сводиться к интересу и выгоде - иначе зачем оно? Поясним аналогией: некто вселился в чужой дом, убил хозяина и завладел его имуществом (вспомним солженицынское: "СССР соотносился с Россией как убийца с убитым"). Этот некто настолько оказался силен, что управы на него не нашлось. Окружающие, в том числе кредиторы убитого, помялись-помялись да и вступили с убийцей в переговоры, руководствуясь собственным интересом и собственной выгодой: не согласится ли он, в обмен на добрососедские отношения и передачу ему некоторого имущества, находящегося в залоге у них, кредиторов, уплатить долги убитого? Тот покочевряжился, добился от кредиторов некоторых уступок и долги частично уплатил. Стал ли он действительным правопреемником убитого лишь от того, что у кого-то появился интерес вступить с ним в подобное соглашение? Вряд ли, если мы вообще придаем слову "право" хоть какое-то разумное значение. Между тем, именно это и произошло между СССР и западными державами, в том числе и Францией.
В результате мы видим следующую картину:
1) французское правительство, руководствуясь чисто политическими соображениями, признает СССР преемником исторического российского государства в отношении его собственности на французской территории и т.д.
2) это решение нисколько не обязательно ни для других государств, ни для самого советского правительства: первые могут следовать французскому примеру, когда и как им заблагорассудится, или вовсе не следовать ему, отказываясь признавать СССР и его права на русскую собственность в их юрисдикции; а советское правительство тоже отнюдь не признает себя универсальным преемником умершего русского государства, поскольку не признает его обязательств в отношении собственных подданных, унаследованных от прежнего государства (пенсии за службу царской России, вклады в государственных банках и т.п.).
Французское государство по своим соображениям могло "назначить" кого угодно правопреемником русского государства в отношении собственности последнего, оказавшейся не территории Франции - но любое решение французского правительства вовсе не является истиной в последней инстанции: это было чисто партикулярное решение, продиктованное не правом, а политической конъюнктурой. На отношения с другими государствами-кредиторами соглашение с французами не могло оказать никакого юридического эффекта - с ними Советам предстояло договариваться с каждым по отдельности, с неизвестным результатом.
Следовательно, говорить о правопреемстве СССР/РФ в отношении прежней государственности как не было, так и нет оснований. Чтобы такие основания появились, нужно не избирательное признание отдельных обязательств, диктуемое политической выгодой, а безусловное признание всех обязательств (причем как внешних, так и внутренних) , возникших при существовании прежней государственности - так, как это происходит при наследовании.
Помимо этого общего вывода, любопытно было бы коснуться и отдельных моментов этого дела. Например, возникают такие вопросы: было ли спорное имущество бесхозным с 1918 по 1924 год и могла ли ассоциация (РПРА) завладеть им по давности в случае, если бы срок давности был достаточно коротким? Считало ли советское государство себя собственником собора в Ницце? Почему не расторгало договор аренды в качестве собственника? Ведь получается, что арендаторами были "антисоветские элементы", к тому же считавшие себя не арендаторами, а собственниками. Интересовалось ли оно состоянием этой "своей собственности"? Числился ли собор с участком земли в советских реестрах заграничной собственности СССР?
Это вопросы интересные. Но рассмотрение их может увлечь нас далеко, поэтому ставлю точку.