Глава 2. Врата цербера Глава 3. Обитель кошмаров
Пламя свечей неровно мерцало и порождало множество теней, которые плясали на тяжелой темной мебели, до блеска начищенной заботливой матерью, на грузных балках, нависавших над головой, на винтовой лестнице, исчезавшей в тьме. Норван стоял перед отцом и наблюдал, как тот с жадностью уплетает мясо с овощами.
- Ну что, щенок, - пренебрежительно сказал отец, не отрываясь от трапезы, - решил окончательно смешать наш род с грязью, да? Испокон веков он славился сильными, талантливыми рыцарями, а что мой бестолковый сын? В храм подался магию изучать, точно баба. Растили его, учили его, меч ему выковали, а он знай себе о гильдии грезит. Забудь об этом.
- Нет, отец, - возразил Норван.
Много лет он предпочитал смиренно молчать, стойко переносить оплеухи и унижение и тщательно оберегал отчаянное стремление пойти против воли родителя не в угоду духу противоречия, а ради самого себя. Но не сегодня.
- Ишь ты, голос он подал. Не бывать в нашем роду священников. Не при моей жизни уж точно, - его руки лоснились от жира; отец разговаривал, не отвлекаясь от яств, точно боров.
- Дорогой, оставь его, - тихо вступилась за сына мать, незаметно возникнувшая на пороге столовой.
- Кажется, я к тебе не обращался, - огрызнулся тот и зло посмотрел на супругу, - или я ошибаюсь?
Она смолчала и потупила взгляд. Жестокий отец держал всю семью в страхе и не скупился на побои. Именно он взрастил в Норване неприязнь к рыцарям, хамству, грубой силе, хмельному рекой в придорожных тавернах, пирам по поводу и без, глупому хвастовству - ко всему тому, что тот видел почти ежедневно, когда родитель был дома. Он осознавал, что нельзя судить всех воинов по нескольким людям, но все сильнее и сильнее убеждался, что не хочет пополнять ряды мечников, все чаще уходил с головой в книги и свитки, все больше привязывался к спокойствию в храме, иной раз оказывался на пороге гильдии магов, бесцельно прогуливаясь по улицам города.
- Так я ясно выразился, что ни к каким бездельникам ты не примкнешь?
- Мое решение неизменно, отец, - упрямо ответил Норван.
Рыцарь перестал жевать и гневно посмотрел на сына. Какая собака его укусила, что он совсем страх потерял? Отец привстал, мускулистой рукой схватил юнца за шею и рывком ткнул его носом в стол. Норван так и не понял, почудился ему хруст или нет, но в глазах у него потемнело, а из ноздрей заструилось что-то теплое. Мать было ахнула и прикрыла рот рукой, но мгновением позже сорвалась с места и, причитая что-то, вцепилась в супруга. Рыцарь ослабил хватку и отшвырнул ее в сторону. Норван медленно осел на пол. Сквозь мутную пелену ему слышались ругань и глухие удары. Точно заколдованный, он поднялся, мягко взял со стола нож и сделал первый шаг. Сколько еще лет его отец будет над ними измываться? Сколько еще лет его мать будет украдкой плакать по ночам? Сколько еще лет он будет робко надеяться, что родителя найдет лихая стрела на поле боя?
Женщина лежала на полу без сознания. Норвана охватила дрожь, и вместе с ней телом завладела небывалая сила - он в мгновение ока развернул мучителя и без тени сомнения нанес удар. В глазах отца заплясали искры изумления.
- Не смей к ней прикасаться, животное! - губы Норвана непроизвольно шевелились, а руки продолжали наносить удары. - Не смей! - ладони окрасились алым, воздух наполнился запахом крови и смерти, в лицо летели брызги. - Не смей! Не смей!
- Сэр? - пробился сквозь истерику знакомый голос.
Норван дернулся, обнаружил себя восседающим на теле отца, выронил нож и с немым ужасом воззрился на свои руки.
- Сэр?
Он покрутил головой в поисках зовущего, но столовую окутала пелена дыма, а чуть погодя послышался треск, и вокруг него вспыхнул огонь. Жар стремительно добрался до кожи, и мгновения спустя убийца утонул в собственном вопле.
- Сэр?
Норван резко вскочил на постели, едва не закричав. Тяжело дыша, он перевел взгляд на фигуру, застывшую у ложа. Кошмары не оставляли его в Преисподней - лишь изредка удавалось погрузиться в молчаливую темноту; все чаще мнимый отдых полнился жуткими сновидениями, которые напоминали о прошлом и выворачивали его наизнанку.
Корона просчиталась. На поверку демоны, слывшие слабыми и неумелыми воинами, оказались хитрыми и беспощадными, кроме того, их было слишком много. Наверху, при свете дня, с ними было куда легче совладать, чем здесь, в сплетениях подземелий. Против людей ополчились не только слуги Преисподней, но и она сама, с ее условиями, непривычными для эрафийцев. Без солнечного света им было сложно ориентироваться не только в катакомбах, но и во времени. Монахи скрупулезно вели собственный календарь, полагаясь на магические часы, но насколько он был точным, не знал никто. В моменты передышек демоны шумели, мастерски пользуясь хитросплетением ходов и мешая людям спать, но стоило кому-нибудь уснуть, как его одолевали ужасные видения. Из того, что лежало глубоко в душе, из темного прошлого сама Преисподняя усердно ткала кошмары, подтасовывая детали, играя со страхами и пороками. Чем более темным и тернистым был путь человека, тем страшнее были его грезы, тем чаще они омрачали минуты долгожданного отдыха. Эрафийцы были на пределе и лишь чудом с привычным упорством, будто наперекор всему, медленно пробирались в дебри владений демонов. Потери были колоссальными; с каждой неделей было все труднее пополнять запасы провианта, оружия и получать подкрепление. Норван многое учел до выступления в поход, но Преисподняя оказалась сильнее.
- Простите, сэр. С Тринн что-то происходит. Битый час пытаемся ее разбудить - все без толку. Думали, может, вы посмотрите?
Священник смерил воина внимательным взглядом - не насмехается ли? Гарван, один из капитанов крестоносцев, искренне недолюбливал Тринн и, казалось, получал наслаждение, издеваясь над ней. С самого начала похода они не раз сходились на мечах и однажды чуть было не убили друг друга - Норван едва успел их остановить. Их ссоры слишком быстро переходили в дуэли. Они так долго находились под землей, что неприязнь легко могла перерасти в ненависть, но сейчас Гарван был серьезно обеспокоен. Священник еще раз посмотрел на него, потер руками лицо в надежде освободиться от остатков тягучих кошмаров и вышел из шатра.
Редкие магические светлячки парили высоко в воздухе, напоминая о звездном небе, которое с каждым днем все больше и больше походило на сказку, чью-то выдумку, - так давно они его не видели. Всякий раз для привала Норван старался выбрать участок с наиболее высокими сводами, но это не всегда удавалось. Лишенные свободы и лучей солнца грифоны потихоньку сходили с ума - ими было все сложнее управлять. Эрафийские лошади и вовсе оказались неприспособленными к Преисподней. Священник все чаще задумывался о том, чтобы отослать их в Миддлтон, оставив лишь часть кавалеристов, которые могли сражаться и пешими - ведь все они до посвящения были крестоносцами, - и лишь тех коней, что перевозили поклажу, пока не стало слишком поздно, пока они ушли не слишком глубоко, пока еще была возможность вернуться.
Тринн сидела недалеко от шатра командира. Она словно привалилась к валуну отдохнуть да так и уснула, не в силах совладать с усталостью. Норван поманил к себе одного из светлячков - тот замерцал, спустился и засиял ярче. Веки и ресницы рыцаря подрагивали, она изредка морщилась и поджимала губы, точно испытывала сильную боль, дыхание то и дело сбивалось, лоб покрывала испарина. Священник кончиками пальцев дотронулся до ее щеки.
- Тринн, очнитесь! - мягко, но отчетливо сказал он. - Что бы ни происходило во сне, просыпайтесь.
Норван настойчиво потряс спящую за плечо и вновь окликнул ее по имени. Она пробудилась и с нечеловеческим воплем резко притянула священника к себе, направив острие кинжала прямо в его неприкрытую шею. Находившиеся неподалеку воины с опозданием окружили Тринн и нацелили на нее оружие, но скорее от неожиданности, чем от желания расправиться с ней. Норван щекой чувствовал частое дыхание Тринн, она же продолжала крепко его держать. Кинжал порезал кожу и грозил войти глубже. Командир едва заметным жестом приказал воинам опустить оружие и разойтись. Эрафийцы немного поколебались, но все же отступили.
- Тринн, - как можно тише и спокойнее произнес священник на ухо подчиненной, - все в порядке. Это был кошмар. Очередной кошмар Преисподней.
Рыцарь шумно выдохнула, ослабила хватку, и кинжал упал на рясу Норвана.
- Ужас, - протянула она, на мгновение закрыв лицо руками.
Тринн не знала, что сказать. В голове крутилось множество слов, но все они казались глупыми. Она еще никогда не чувствовала себя так отвратительно - чуть не убила того, чью жизнь поклялась защищать! Незаметно для себя она нервно хохотнула.
- Не стоит искать слова оправдания, - Норван посмотрел ей в глаза; Тринн было сложно не отвести взгляд, но она переборола себя. - Я понимаю вас и не держу зла. Нам всем нелегко приходится в Преисподней, и боюсь, это только начало. Вы не пробовали медитировать?
- Да, но… - Тринн знала, что многие монахи и фанатики медитировали, как только появлялась такая возможность, и меньше других страдали от бессонных ночей и кошмаров. - Это напрасная трата времени для меня. Не могу сосредоточиться. Да и мое прошлое куда темнее жизни служителей храмов, свято чтущих обеты. Подождите…
Она мгновенно переменилась в лице, встала и инстинктивно потянулась к эфесу меча.
- А это еще что за запах?
Словно в ответ на ее вопрос со стороны южного туннеля послышался крик одного из караульных:
- Мертвецы!
Норван взмахнул рукой, несколько монахов последовали его примеру, и магические светлячки засияли ярче, разгоняя полумрак. Люди уже успели привыкнуть к темноте, но все же предпочитали сражаться по старинке, когда позволял запас маны. Враги не заставили себя ждать - из-за поворота медленно показалась толпа скелетов вперемешку с зомби. Чем ближе они подходили, тем сильнее чувствовался смрад разложения, стали лучше видны полусгнившие одеяния, проржавевшие доспехи, мечи и топорища, старые раны.
- Это, Тринн, неживые, или немертвые, как вам больше нравится, - пояснил священник, закончив отдавать приказы.
Арбалетчики отступили вглубь лагеря. Норвану однажды пришлось столкнуться с обитателями ожившего кладбища, потому он знал о малом уроне, который причиняют немертвым стрелы и болты, и не хотел попусту растрачивать ни силы людей, ни столь ценные в подземельях боеприпасы - замену им не всегда удавалось найти.
- Мне нравятся живые, но, вероятно, груды костей и плоти плевать хотели на мои предпочтения, - саркастически заметила Тринн и выступила вперед, прикрыв собой командира.
- Тринн, помогите Гарвану, я справлюсь, - он вскинул руку, и навстречу неприятелю полетела едва различимая волна, сметая первые ряды нежити.
- Да, сэр, - беспрекословно подчинилась она и, выхватив меч, в считанные секунды оказалась в рядах крестоносцев.
- Не ластись ко мне, женщина! - гаркнул их капитан, когда Тринн прикрыла его от топорища одного из зомби.
- Не дождешься! - прошипела она и ринулась в самую гущу мертвецов.
- Умалишенная ведьма, - пробурчал Гарван себе под нос, отбиваясь от нечисти.
Остановить наступление неживых оказалось куда сложнее, чем демонов, - приходилось рубить их на мелкие кусочки, разбирать по косточкам, после чего из предосторожности сжигать останки. Грифоны обезумели, изредка пытаясь вцепиться в глотки укротителям, и Норван отослал их вглубь лагеря - не хватало еще терять людей по их вине. Когда в подземелье стало невозможно дышать, а поток немертвых иссяк, послышался шорох. Эрафийцы подняли головы и увидели, что под сводами зала парит огромный дракон, сотканный из костей.
- Монашку мне в жены, - ахнул Гарван и осекся.
Люди дрогнули и остолбенели. Тысячное войско с замиранием сердца смотрело на устрашающего вида создание, хищно клацающее зубами, - оно размеренно взмахивало крыльями и будто раздумывало, кого растерзать первым. Норван вскинул обе руки - незримые волны врезались в дракона, не давая ему приблизиться. Нежить тщетно сопротивлялась заклинанию, после чего рассыпалась - на людей пролился дождь из костей и пыли. По рядам эрафийцев прокатился победоносный клич, а их обессиленный предводитель покачнулся, и его подхватила Тринн.
- У меня такое чувство, - заметил священник, потирая переносицу, - что мы поменялись ролями. Я точно хрупкая дева.
Тринн лишь улыбнулась, но ничего не ответила и помогла ему добраться до шатра.
- Позовите Шаелин и Алвена, - попросил Норван алебардщика, стоявшего у входа, после чего добрел до ложа и присел; Тринн застыла поодаль, точно каменное изваяние.
Юная укротительница со всех ног вбежала к командиру и, толком не отдышавшись, раскрыла было рот, чтобы произнести заранее заготовленную речь, но Норван ее опередил:
- Мы должны увести грифонов из подземелий.
- Но сэр! - чуть ли не впервые подала голос Шаелин и тревожно посмотрела на священника.
- Вскоре они совсем обезумеют и перестанут слушаться. В лучшем случае грифоны поубивают друг друга, хотя, скорее всего, набросятся и на людей, как это было сегодня. Им здесь не место. Мы еще не так далеко зашли, поэтому ты поведешь их обратно в Миддлтон, - Норван был непреклонен.
Укротительница пару раз открыла рот и вновь закрыла его, тщетно пытаясь подобрать слова. Она давно знала священника, но никак не ожидала от него подобного решения. Оно было унизительно, оскорбительно, ей казалось, что ее предали и отсылают назад в наказание за то, что она не справилась с вверенными ей грифонами. Шаелин была вне себя от счастья, когда ее включили в войско. Она была уверена, что именно здесь сможет проявить себя и завладеть вниманием священника, доказать, что давно уже не ребенок и достойна большего, чем дружеское или отеческое отношение. Но сначала за его плечами выросла мужеподобная фигура Тринн, преследующая его повсюду, точно тень, а теперь и вообще все пошло прахом.
- Останусь. Я останусь, - упиралась Шаелин, крепко сжимая кулаки, так, что ногти впивались в кожу.
- Нет. Отряд Алвена проводит тебя. Вынужден признать, что животные чувствуют себя в подземельях куда хуже, нежели люди. Придется отказаться и от кавалеристов, в Миддлтоне они будут полезнее.
- Но…
- Шаелин! - Норван встал, начиная выходить из себя. - Прекрати думать о себе и подумай об Эрафии. Ты слишком важна для нее сейчас. Мы - первопроходцы Преисподней, все, что мы здесь выносим, - бесценный опыт для дальнейшей борьбы с демонами.
Она внимательно посмотрела на священника, учащенно дыша от переполнявших ее эмоций, и, бросив злой взгляд на Тринн, вылетела из шатра со слезами на глазах. Норван снова устало опустился на ложе. Шаелин иной раз походила на грифонов, такая же бесстрашная и непокорная. Даже здесь, в бесконечных кошмарах и кровавых сражениях, она ни на миг не задумалась о том, что может глупо погибнуть в столь юном и, казалось бы, нежном возрасте, хотя в Миддлтоне или в любом другом городе Эрафии смогла бы продолжить тренировать грифонов, сделать их более выносливыми, подготовиться к следующей войне с демонами, которая непременно будет. Священник едва покачал головой - отчего-то в последнее время он слабо верил в победу, но упорно продолжал выполнять приказы короны.
- Сэр, - в шатер вошел Алвен, один из кавалеристов.
- Мне тяжело это признавать, но, боюсь, чем глубже мы погружаемся в Преисподнюю, тем дурнее становятся лошади. Я не могу более рисковать конной армией, но в то же время не могу и остаться без столь искусных мечников. Прошу вас, Алвен, решите с Тринн, кто из вас останется здесь, а кто сопроводит отряд Шаелин в Миддлтон. Вместе с вами пойдет часть лучников и монахов. Присмотрите за ней, пожалуйста, уберегите ее по возможности от глупостей. И передайте вот это королю, - Норван протянул ему нечто увесистое, бережно завернутое в грубую ткань. - Это мои записи. Там все, что может пригодиться в борьбе с демонами.
Воин молча выслушал командира, принял сверток, после чего они обменялись кивками, и Алвен вышел из шатра в компании Тринн. Ему было тяжело принять доводы Норвана, но священник был прав. Лошади часто отказывались слушаться, сбрасывали наездников, в ужасе шарахались от любого звука, убегали от кавалеристов и пропадали в дебрях Преисподней. Вместо ударной силы конная армия превратилась в обузу, непредсказуемый и неуправляемый сброд.
Когда они отошли на значительное расстояние от остальных участников похода, Алвен первым нарушил тишину:
- Тринн, поговори с Норваном, позволь мне остаться.
- Ты о чем? - нахмурилась рыцарь. - Тебя дома, небось, уже младенец ждет. Это исключено.
- Да при чем здесь… - начал было он.
- Алвен, - оборвала его Тринн, - ты ведь не хуже меня понимаешь, что вероятность успеха в войне тает с каждым днем. Лишь благодаря Норвану страху подвержены единицы.
- Ты предлагаешь мне спасать свою шкуру, пока остальные ежедневно захлебываются собственной кровью?
- Это не спасение шкуры, Алвен! Что за чушь ты несешь? Это не наказание за провинность. Это важная миссия, ты понимаешь? Это бесценная посылка в будущее.
- Толку-то от моего понимания, когда душу рвет на клочки от осознания того, что я могу никого из вас более не увидеть.
- Знакомое чувство, но приказ командира от этого не становится обычной просьбой с возможностью выбора. И передай моей семье, - Тринн на мгновение запнулась, - что я их люблю.
- Старик мне этого не простит, ты понимаешь? - не унимался тот.
- Алвен! - взревела Тринн, пытаясь совладать с собой. - Ты можешь просто перестать препираться и замолчать?!
- А ты думаешь, мне легко, да? Ты думаешь, мне легко вот так просто уйти, поджав хвост? Ты думаешь, мне вот так легко бросить всех, бросить тебя, бросить Норвана, пусть и в угоду священной миссии доставить Шаелин с жалкими остатками прежнего сонмища грифонов в Миддлтон? Ты так думаешь, да?
- Нет, - тихо сказала Тринн, направив на Алвена меч, - но ты сделаешь это, и конец разговору.
Воин отстранил тыльной стороной ладони лезвие, притянул ее к себе и крепко обнял.
- Дура. Не вздумай умирать, слышишь? Я лучше перед владыкой Преисподней предстану, чем перед стариком. Понятия не имею, как я ему скажу, что оставил тебя здесь.
- Скажи ему, - пробормотала Тринн, утирая скупые слезы, - что это мой долг. Он поймет.
Продолжение