Чарли и Цыган: Глава 16
Сначала Ипполит Анатольевич думал только об оставленном Чарли. Он думал о нём и в автобусе, и в гулком аэровокзале - не слишком большом здании с колоннами и острым шпилем посередине крыши, и, тем более, в похожей на могилу бетонной коробке «накопителя», куда пассажиров загнали сразу после регистрации не менее, чем на полтора часа и где его родители с нечеловеческим терпением молча стояли всё это время, прислонившись спинами к нечистой мраморной стене. В конце концов, даже взрослые пассажиры начали роптать, чего уж говорить об Ипполите Анатольевиче, который до того извёлся томительным ожиданием и полным отсутствием какого-либо действия, что даже впервые за последние дни вдруг забыл о своём питомце!
- Папа, когда мы уже полетим? - тянул своё Ипполит Анатольевич, и папа поджимал ставшие злыми и тонкими белые губы. Он несколько раз подряд вытащил из кармана брюк пачку сигарет и с раздражением на неё посмотрел.
- Мама! Мама! Когда мы полетим? - снова спросил Ипполит Анатольевич, и мама с кривой гримасой ответила, но почему-то не Ипполиту Анатольевичу, а папе:
- Давно тебе говорила, надо курить бросать!
Тут же сквозь гул людских разговоров беспрерывно плакал новорожденный, и Ипполит Анатольевич подумал, что, пожалуй, и нельзя таких маленьких возить на самолётах. А из-за железной двери в дальнем конце этого погреба то доносился звук проезжающих мимо больших шин, а то вдруг начинался свистящий пугающий вой, как будто там, на свободе, кто-то включал громадный всё поглощающий пылесос.
- Папа! Папа!
- Да замолчи уже, наконец! - не выдержала мама. Она прошла несколько шагов от стены и тут же вернулась обратно, чтобы никто из бедолаг, стоявших в центре каземата, не успел занять её козырного места около опоры.
Новорожденный принялся надрываться с удвоенной силой, и сквозь гул и запахи толпы прорезалось женское:
- А-а, А-а, А! А-а, А-а, А! - как будто в каком-то отчаянье несчастная мать пыталась переорать своего младенца.
- Воистину это Чистилище! - прошипела стоявшая рядом незнакомая бабка. - И зачем таких недоношенных в самолёт берут?
Папа глянул на старуху криво и зло, ещё раз с чёрной ненавистью посмотрел на мятую пачку сигарет и решительно уступил пожилой женщине место у стены.
- Давайте, давайте! - сказал папа. - Не те годы-то у Вас, ноги бить.
- Да, отобрали ведь чемодан! - оправдывалась бабка. - Не сдала бы багаж - на чемодане сидела бы!
Оба замолчали. Пытка продолжилась. Затем одновременно явилась женщина в синей увешенной значками форме, открылась железная дверь, и замолчал, наконец, как будто его всё-таки выключили, младенец.
Все потянулись толпой через громадную выстланную асфальтом, под которым угадывались бетонные плиты, площадь. Похожие на пластмассовых солдатиков посреди пустого стола, люди, словно к храму, подошли к визжавшему турбинами самолёту и какое-то время стояли, теперь уже на ветру, в ожидании трапа. Только в этот момент Ипполит Анатольевич понял, что совершенно забыл о Чарли. Он даже удивился самому себе, затем расстроился и тут же внутренне дал честное слово думать о своей собаке всё время!
Затем откуда-то издалека по странной траектории прикатил трап, сильно похожий на лермонтовский парусник, который галсами идёт к маяку по безграничной поверхности моря.
- Ему нельзя ездить прямо, - объяснил папа и выбросил уже третий подряд окурок. Оказавшись на свежем воздухе, он всё не мог никак накуриться и, видимо, курил впрок.
- Автомобили по взлётному полю ездят только вдоль специальной разметки. Видишь линии?
Ипполит Анатольевич только сейчас обратил внимание на странные разноцветные линии, которые, подобно пертоглифам Наска, расходились по полю во все стороны.
Трап подкатил и аккуратно прирос верхней резиновой частью к овальному пещерообразному провалу в корпусе самолёта. Пассажиры потянулись по крутой прорезиненной лестнице с белыми металлическими поручнями, но папа решил напоследок выкурить ещё одну сигаретину, и поэтому они всем своим семейством оказались в хвосте очереди. Ветер на этой пустынной плоскости колотил в спину, провожавшая их женщина в синей форме смотрела вопросительно, протяжный свистящий вой больше не пугал, а скорее вызывал восторг. Всё это вместе создавало ощущение какой-то потерянности, беззащитности перед силами природы и могуществом техники. Когда двинулись по трапу, Ипполиту Анатольевичу даже стало жалко, что он скоро не услышит ни ветра, ни свиста, потому что окажется внутри этого дышащего силой белесовато-синего монстра. Чтобы попасть вовнутрь, взрослым пришлось чуть пригнуть голову. Красивая тётя в форменной одежде приветливо улыбнулась Ипполиту Анатольевичу и взяла у папы из рук какие-то бумажки.
- Справа по салону! - сказала она, и они дальше поплелись гусиным шагом в самом хвосте состоявшей из уставших людей змеи мимо одинаковых трёхрядных с одной стороны и двухрядных с другой, похожих на автобусные, кресел. Наконец, папа остановился, хмыкнул и, ухватив Ипполита Анатольевича большой шершавой пропахшей табаком рукой за затылок, протолкнул его через две седушки к третьей, к самому иллюминатору. Ипполит Анатольевич уселся и несколько раз подпрыгнул на не очень мягком основании кресла, после чего немедленно и непрерывно принялся смотреть в это необычное, прохладное овальное оконце.
Он увидел, что находится довольно высоко и взлётное поле теперь кажется картой настольной игры, по которой, словно фишки по номерам, перемещаются вдоль тех самых линий диковинные, никогда им ранее не виданные автомобили - тягачи, уазики сервисных служб, бензовозы, пищевозки и что-то ещё совершенно непонятное. Самолёт качнулся, и Ипполит Анатольевич увидел, как от самолёта отделился и поплыл куда-то вдоль жёлтой полосы трап. Что то ударило по железу возле уха Ипполита Анатольевича, папа сказал, что, кажется задраили люк. Самолёт дёрнулся, качнулся и покатился. Он двигался не быстро, раскачиваясь вверх и вниз, словно лодка на малой волне. Мимо проплыл арэовокзал и другие стоявшие в ряд самолёты, какой-то забор. Затем забор кончился и взлётное поле превратилось в шоссейную дорогу, вдоль которой росли лопухи и какая-то ещё высокая и яркая полевая трава. Они ехали так, как будто и не надо было взлетать, как будто вот так и можно было доехать до самого пункта назначения.
Затем самолёт остановился и медленно развернулся. Он замер и вдруг взвыл всеми своими двигателями, словно военная сирена пилой прошлась по натянутым скрипичным нервам. Ипполит Анатольевич оторвался от иллюминатора и увидел, как побелело мамино лицо, как папа крепко держит мамину руку и внимательно, словно больному ребёнку, выговаривает что-то, глядя прямо в мамины полные ужаса, совершенно неподвижные глаза.
- Это Ил-18! Самый современный в СССР лайнер! - говорил папа. - Это самый надёжный в мире самолёт, с ним никогда ничего не случается!
- Ага, никогда! - выдохнула мама. - А в прошлом году, помнишь, на горе приземлился?
- Так ну и что? Погибших же не было! Были бы погибшие, по новостям бы передали.
- По твоим новостям и о горе ничего не было...
Самолёт затих, и вдруг где-то за потолком ожил динамик. Безразличный мужской голос проговорил что-то дежурное и неразборчивое.
Вновь всё завыло, всё затряслось, и самолёт помчался вдруг по той же самой дороге, по которой приехал, только теперь гремя и подпрыгивая. Его подбросило раз, тут же ещё раз, и он полетел! Полетел!
В желудке Ипполита Анатольевича что-то ухнуло вниз вместе с асфальтовой дорогой и заросшим травой полем рядом с ней, а затем и тёмно-зелёной, похожей отсюда на неаккуратный мох, тайгой. Вдруг он увидел свой город, в котором родился и рос, дружил и враждовал, помогал друзьям и спасал Чарли...
- Папа! Папа! - ухватился Ипполит Анатольевич за папин локоть. - Где наш дом?
Пап перегнулся через колени Ипполита Анатольевича и ткнул пальцев в прохладное стекло:
- Вон там - с жёлтой крышей!
Тут же Ипполит Анатольевич поднял голову вверх и увидел, как прямо над самолётом на фоне ровного слоя плотных вечерних облаков летит, раскинув руки, прозрачное существо.
- Смотри, папа, ангел, - сказал Ипполит Анатольевич, и папа тоже посмотрел в небо.
- Нет, это не ангел, - сказал папа. - Это тень на облаках... - солнце низко.
В этот же момент, словно напоминание о том, что жизнь никогда не прекращается, где-то в хвосте самолёта проснулся и с прежней силой заголосил младенец.
Конец первой части
Глава 1 ... Глава 15
- Папа, когда мы уже полетим? - тянул своё Ипполит Анатольевич, и папа поджимал ставшие злыми и тонкими белые губы. Он несколько раз подряд вытащил из кармана брюк пачку сигарет и с раздражением на неё посмотрел.
- Мама! Мама! Когда мы полетим? - снова спросил Ипполит Анатольевич, и мама с кривой гримасой ответила, но почему-то не Ипполиту Анатольевичу, а папе:
- Давно тебе говорила, надо курить бросать!
Тут же сквозь гул людских разговоров беспрерывно плакал новорожденный, и Ипполит Анатольевич подумал, что, пожалуй, и нельзя таких маленьких возить на самолётах. А из-за железной двери в дальнем конце этого погреба то доносился звук проезжающих мимо больших шин, а то вдруг начинался свистящий пугающий вой, как будто там, на свободе, кто-то включал громадный всё поглощающий пылесос.
- Папа! Папа!
- Да замолчи уже, наконец! - не выдержала мама. Она прошла несколько шагов от стены и тут же вернулась обратно, чтобы никто из бедолаг, стоявших в центре каземата, не успел занять её козырного места около опоры.
Новорожденный принялся надрываться с удвоенной силой, и сквозь гул и запахи толпы прорезалось женское:
- А-а, А-а, А! А-а, А-а, А! - как будто в каком-то отчаянье несчастная мать пыталась переорать своего младенца.
- Воистину это Чистилище! - прошипела стоявшая рядом незнакомая бабка. - И зачем таких недоношенных в самолёт берут?
Папа глянул на старуху криво и зло, ещё раз с чёрной ненавистью посмотрел на мятую пачку сигарет и решительно уступил пожилой женщине место у стены.
- Давайте, давайте! - сказал папа. - Не те годы-то у Вас, ноги бить.
- Да, отобрали ведь чемодан! - оправдывалась бабка. - Не сдала бы багаж - на чемодане сидела бы!
Оба замолчали. Пытка продолжилась. Затем одновременно явилась женщина в синей увешенной значками форме, открылась железная дверь, и замолчал, наконец, как будто его всё-таки выключили, младенец.
Все потянулись толпой через громадную выстланную асфальтом, под которым угадывались бетонные плиты, площадь. Похожие на пластмассовых солдатиков посреди пустого стола, люди, словно к храму, подошли к визжавшему турбинами самолёту и какое-то время стояли, теперь уже на ветру, в ожидании трапа. Только в этот момент Ипполит Анатольевич понял, что совершенно забыл о Чарли. Он даже удивился самому себе, затем расстроился и тут же внутренне дал честное слово думать о своей собаке всё время!
Затем откуда-то издалека по странной траектории прикатил трап, сильно похожий на лермонтовский парусник, который галсами идёт к маяку по безграничной поверхности моря.
- Ему нельзя ездить прямо, - объяснил папа и выбросил уже третий подряд окурок. Оказавшись на свежем воздухе, он всё не мог никак накуриться и, видимо, курил впрок.
- Автомобили по взлётному полю ездят только вдоль специальной разметки. Видишь линии?
Ипполит Анатольевич только сейчас обратил внимание на странные разноцветные линии, которые, подобно пертоглифам Наска, расходились по полю во все стороны.
Трап подкатил и аккуратно прирос верхней резиновой частью к овальному пещерообразному провалу в корпусе самолёта. Пассажиры потянулись по крутой прорезиненной лестнице с белыми металлическими поручнями, но папа решил напоследок выкурить ещё одну сигаретину, и поэтому они всем своим семейством оказались в хвосте очереди. Ветер на этой пустынной плоскости колотил в спину, провожавшая их женщина в синей форме смотрела вопросительно, протяжный свистящий вой больше не пугал, а скорее вызывал восторг. Всё это вместе создавало ощущение какой-то потерянности, беззащитности перед силами природы и могуществом техники. Когда двинулись по трапу, Ипполиту Анатольевичу даже стало жалко, что он скоро не услышит ни ветра, ни свиста, потому что окажется внутри этого дышащего силой белесовато-синего монстра. Чтобы попасть вовнутрь, взрослым пришлось чуть пригнуть голову. Красивая тётя в форменной одежде приветливо улыбнулась Ипполиту Анатольевичу и взяла у папы из рук какие-то бумажки.
- Справа по салону! - сказала она, и они дальше поплелись гусиным шагом в самом хвосте состоявшей из уставших людей змеи мимо одинаковых трёхрядных с одной стороны и двухрядных с другой, похожих на автобусные, кресел. Наконец, папа остановился, хмыкнул и, ухватив Ипполита Анатольевича большой шершавой пропахшей табаком рукой за затылок, протолкнул его через две седушки к третьей, к самому иллюминатору. Ипполит Анатольевич уселся и несколько раз подпрыгнул на не очень мягком основании кресла, после чего немедленно и непрерывно принялся смотреть в это необычное, прохладное овальное оконце.
Он увидел, что находится довольно высоко и взлётное поле теперь кажется картой настольной игры, по которой, словно фишки по номерам, перемещаются вдоль тех самых линий диковинные, никогда им ранее не виданные автомобили - тягачи, уазики сервисных служб, бензовозы, пищевозки и что-то ещё совершенно непонятное. Самолёт качнулся, и Ипполит Анатольевич увидел, как от самолёта отделился и поплыл куда-то вдоль жёлтой полосы трап. Что то ударило по железу возле уха Ипполита Анатольевича, папа сказал, что, кажется задраили люк. Самолёт дёрнулся, качнулся и покатился. Он двигался не быстро, раскачиваясь вверх и вниз, словно лодка на малой волне. Мимо проплыл арэовокзал и другие стоявшие в ряд самолёты, какой-то забор. Затем забор кончился и взлётное поле превратилось в шоссейную дорогу, вдоль которой росли лопухи и какая-то ещё высокая и яркая полевая трава. Они ехали так, как будто и не надо было взлетать, как будто вот так и можно было доехать до самого пункта назначения.
Затем самолёт остановился и медленно развернулся. Он замер и вдруг взвыл всеми своими двигателями, словно военная сирена пилой прошлась по натянутым скрипичным нервам. Ипполит Анатольевич оторвался от иллюминатора и увидел, как побелело мамино лицо, как папа крепко держит мамину руку и внимательно, словно больному ребёнку, выговаривает что-то, глядя прямо в мамины полные ужаса, совершенно неподвижные глаза.
- Это Ил-18! Самый современный в СССР лайнер! - говорил папа. - Это самый надёжный в мире самолёт, с ним никогда ничего не случается!
- Ага, никогда! - выдохнула мама. - А в прошлом году, помнишь, на горе приземлился?
- Так ну и что? Погибших же не было! Были бы погибшие, по новостям бы передали.
- По твоим новостям и о горе ничего не было...
Самолёт затих, и вдруг где-то за потолком ожил динамик. Безразличный мужской голос проговорил что-то дежурное и неразборчивое.
Вновь всё завыло, всё затряслось, и самолёт помчался вдруг по той же самой дороге, по которой приехал, только теперь гремя и подпрыгивая. Его подбросило раз, тут же ещё раз, и он полетел! Полетел!
В желудке Ипполита Анатольевича что-то ухнуло вниз вместе с асфальтовой дорогой и заросшим травой полем рядом с ней, а затем и тёмно-зелёной, похожей отсюда на неаккуратный мох, тайгой. Вдруг он увидел свой город, в котором родился и рос, дружил и враждовал, помогал друзьям и спасал Чарли...
- Папа! Папа! - ухватился Ипполит Анатольевич за папин локоть. - Где наш дом?
Пап перегнулся через колени Ипполита Анатольевича и ткнул пальцев в прохладное стекло:
- Вон там - с жёлтой крышей!
Тут же Ипполит Анатольевич поднял голову вверх и увидел, как прямо над самолётом на фоне ровного слоя плотных вечерних облаков летит, раскинув руки, прозрачное существо.
- Смотри, папа, ангел, - сказал Ипполит Анатольевич, и папа тоже посмотрел в небо.
- Нет, это не ангел, - сказал папа. - Это тень на облаках... - солнце низко.
В этот же момент, словно напоминание о том, что жизнь никогда не прекращается, где-то в хвосте самолёта проснулся и с прежней силой заголосил младенец.
Конец первой части
Глава 1 ... Глава 15