Есть два "батальных" стихотворения, от которых у меня всегда мороз по коже и слёзы на глазах - лермонтовское "Бородино" и "Атака лёгкой кавалерии" Теннисона. Оба широко и искренне любимы у себя на родине, разошлись на цитаты, включены в школьную программу, обязательны для заучивания наизусть и оба о невыигранных сражениях.
Описанная Теннисоном атака английской лёгкой кавалерии 25 (по русскому стилю 13-го) октября 1854 года в Крыму под Балаклавой просто не могла не попасть в поле зрение литературы и публицистики. Всё в той сшибке трагично, ярко и возвышенно, как в рыцарском романе. Совершенно бездарный командующий, лорд Реглан, не владея всей информацией о местонахождении противника, по недоразумению послал бригаду лёгкой кавалерии под командованием графа Кардигана, состоящую из 673-х человек, в атаку против всей русской армии, прямо на палящие картечью пушки. За двадцать минут той бойни английская лёгкая кавалерия перестала существовать. Понимая, что атака бессмысленна и самоубийственна, англичане выполнили приказ и отчаянно-бешено рванули навстречу русским по команде Кардигана: с места рысью, галопом и в атаку. Сам Кардиган помчался впереди всех со словами "Вперед, последний из Кардиганов!". "England expects that every man will do his duty. Англия ждет, что каждый выполнит свой долг", - гласил флажковый сигнал, поднятый перед Трафальгарской битвой на флагмане Нельсона. Вот и под Балаклавой английские кавалеристы выполнили свой долг, потому что были офицерами и джентльменами.
Theirs not to make reply,
Theirs not to reason why,
Theirs but to do and die:
Into the valley of Death
Rode the six hundred.
Точно так же во время следующей турецкой кампании наши колонны расстреливались прямой наводкой, но пытались под огнём продолжать держать строй и по приказу командиров ровняли ряды вместо того, чтобы залечь по окопам - ведь "пулям кланяться стыдно". Окопные войны были в будущем, уже недалёком.
Войны всегда бессмысленны, но прежде они были хотя бы иногда красивы. Крымской и турецкой кампаниями завершилась эпоха джентльменских войн. С тех пор они стали делом плебейским, а не рыцарским, скучно-кровавым методичным и рациональным уничтожением живой силы и материальных ресурсов противника. Смена эпох выглядела настолько неприглядно, что - интересная для меня деталь - один из центральных героев романов Акунина о монахине Пелагии, преосвященный Митрофаний, в молодости кавалерийский офицер, побывав в балаклавской мясорубке, ушёл в монахи.
В полку "философа" считали хорошим товарищем и исправным кавалеристом, начальство его любило и продвигало по службе, и к тридцати годам он, верно, вышел бы в полковники, но тут случилась Крымская кампания. Бог весть, какие прозрения открылись будущему заволжскому епископу в его первом боевом деле, конной сшибке под Балаклавой, но только, оправившись после сабельного ранения, вновь брать в руки оружие он не пожелал. Вышел в отставку, распростился с родными и вскоре уже пребывал на искусе в одном из отдаленнейших монастырей. Однако и сейчас, особенно когда Митрофаний служит в храме молебен по случаю одного из двунадесятых праздников или председательствует на совещании в консистории, легко представить, как он раскатисто командовал своим уланам: "Эскадрон, сабли к бою! Марш-марш! ". (Борис Акунин. "Пелагия и белый бульдог").
Оцените теннисоновский оригинал и перевод Юрия Колкера.
The Charge Of The Light Brigade
by Alfred, Lord Tennyson
Memorializing Events in the Battle of Balaclava, October 25, 1854
Written 1854
Half a league half a league,
Half a league onward,
All in the valley of Death
Rode the six hundred:
'Forward, the Light Brigade!
Charge for the guns' he said:
Into the valley of Death
Rode the six hundred.
'Forward, the Light Brigade!'
Was there a man dismay'd ?
Not tho' the soldier knew
Some one had blunder'd:
Theirs not to make reply,
Theirs not to reason why,
Theirs but to do and die,
Into the valley of Death
Rode the six hundred.
Cannon to right of them,
Cannon to left of them,
Cannon in front of them
Volley'd and thunder'd;
Storm'd at with shot and shell,
Boldly they rode and well,
Into the jaws of Death,
Into the mouth of Hell
Rode the six hundred.
Flash'd all their sabres bare,
Flash'd as they turn'd in air
Sabring the gunners there,
Charging an army while
All the world wonder'd:
Plunged in the battery-smoke
Right thro' the line they broke;
Cossack and Russian
Reel'd from the sabre-stroke,
Shatter'd and sunder'd.
Then they rode back, but not
Not the six hundred.
Cannon to right of them,
Cannon to left of them,
Cannon behind them
Volley'd and thunder'd;
Storm'd at with shot and shell,
While horse and hero fell,
They that had fought so well
Came thro' the jaws of Death,
Back from the mouth of Hell,
All that was left of them,
Left of six hundred.
When can their glory fade?
O the wild charge they made!
All the world wonder'd.
Honour the charge they made!
Honour the Light Brigade,
Noble six hundred!
Атака легкой кавалерии
Долина в две мили - редут недалече...
Услышав: «По коням, вперед!»,
Долиною смерти, под шквалом картечи,
Отважные скачут шестьсот.
Преддверием ада гремит канонада,
Под жерла орудий подставлены груди -
Но мчатся и мчатся шестьсот.
Лишь сабельный лязг приказавшему вторил.
Приказа и бровью никто не оспорил.
Где честь, там отвага и долг.
Кто с доблестью дружен, тем довод не нужен.
По первому знаку на пушки в атаку
Уходит неистовый полк.
Метет от редута свинцовой метелью,
Редеет бригада под русской шрапнелью,
Но первый рассеян оплот:
Казаки, солдаты, покинув куртины,
Бегут, обратив к неприятелю спины, -
Они, а не эти шестьсот!
Теперь уж и фланги огнем полыхают.
Чугунные чудища не отдыхают -
Из каждого хлещет жерла.
Никто не замешкался, не обернулся,
Никто из атаки живым не вернулся:
Смерть челюсти сыто свела.
Но вышли из левиафановой пасти
Шестьсот кавалеров возвышенной страсти -
Затем, чтоб остаться в веках.
Утихло сраженье, долина дымится,
Но слава героев вовек не затмится,
Вовек не рассеется в прах.