Корсини и Висковатовы в Лесном (часть 2)
Часть 2. Мария Антоновна Корсини (урожденная Быстроглазова)
(продолжение, часть 1 - здесь)
Мария Антоновна Корсини (Быстроглазова) была из той плеяды женщин, появление которых на общественной сцене России первой половины 19 века если и не меняло в корне роль женщины, то явно подготавливало изменения этой роли, произошедшие во второй половине века. Она и женщина - мать, но уже мать нового толка, сама занимающаяся воспитанием детей, а не поручающая семерым нянькам, она - участница светской жизни, собирающая у себя дома избранных круг интересных людей, и она же активно действующий литератор, написавшая за немногое отведенное ей судьбой время 9 томов, объединенных в цикл «Очерки современной жизни».
Вот об этой необычной женщине, да к тому же имеющей отношение к жизни Лесного, хочу рассказать то немногое, что удалось собрать.
Мария Антоновна Корсини, урожд. Быстроглазова
Мария Антоновна Быстроглазова родилась в Вятке 24 декабря 1814 (5 января 1815) года. Ее отцом был выходец из семьи священника, украинец («малороссиянин») и врач по профессии Антон Федорович Быстроглазов (около 1764 - 1821). В 1787 году он поступил «лекарским учеником в бывшее при Елисаветградской Генеральной Гошпитали Медико-Хирургическое училище», как было записано в его формулярном списке [РГИА Ф. 759 Оп. 6 Д. 1803]. После обучения и работы в «Гошпитали» в 1793 году его направляют на Черноморский флот. Через 5 лет он перебирается в Вятку, где работает сначала врачом, а затем и инспектором Врачебной управы, получив за это весьма высокий для провинции и врача чин надворного советника.
Интересно, что именно отец Марии Антоновны 12 февраля 1813 г.
подписывал «Рапорт Вятской врачебной управы Вятскому губернатору Ф. И. Фон-Брадке об освидетельствовании ран, полученных поручиком А. А. Александровым (Н. А. Дуровой)», знаменитой «кавалерист-девицей», которая в рапорте неизменно именуется как «поручик Александров». В конце рапорта представлен вывод:
«…врачебная управа долгом поставляет, по рапорту лекаря Вишневского
о невозможности сказанному поручику Александрову за болезнию отправиться в армию, вашему превосходительству донесть.
Инспектор Антон Быстроглазов» [ГАКО. Ф. 582. Оп. 6. Д. 1196. Л. 27-27об.].
Матерью Марии Антоновны была дочь купца С. Я. Машковцева.
Видимо, после смерти А.Ф. Быстроглазова в 1821 году многодетная (семеро! старшему - 14 лет, младшему нет и года) семья попадает в тяжелое материальное положение, и мать Марии Антоновны обращается с просьбой «…о помещении осьмилетней дочери ея в какое-либо учебное заведение для воспитания, коего не может она, Быстроглазова, ей доставить собственными средствами по крайней бедности многочисленного семейства и потери мужа ея, сделавшегося жертвою своего усердия к службе» (из письма Н.П. Новосильцева вятскому губернатору) [РГИА Ф. 759 Оп. 6 Д. 1803].
Здание Екатерининского института благородных девиц на Фонтанке
Марию Быстроглазову в 1826 году устраивают в Екатерининский институт благородных девиц в Петербурге. Он не такой «престижный» как Смольный, сюда принимали девочек из небогатых дворянских семей. Как писала императрица Мария Федоровна «…В этом заведении, учрежденном единственно для недостаточного дворянства, учение и все занятия девиц… приноровлены к их будущему положению, так как большая часть из них, при недостатке родителей, должны будут в самих себе находить все средства к существованию собственными трудами, или к оказанию помощи родителям, занимаясь воспитанием своих младших сестер». И кстати, этот изначальный курс учебного заведения на «находить все средства к существованию собственными трудами» Марии Антоновне в жизни действительно пригодится. Пока же она блестяще учится в институте, одна из лучших учениц. Неоднократно участвует в «показательных» уроках при посещении классов императрицей Александрой Федоровной (супругой Николая I). Заканчивает институт в 1832 году с золотым шифром большой величины (наивысшая оценка для выпускниц). Отмечу, что ее учителями по русской словесности были сначала Петр Александрович Плетнев (1792 - 1865) - человек из близкого окружения А.С. Пушкина, затем Александр Васильевич Никитенко (1805 - 1877). Оба они поддерживали и в дальнейшем отношения с Корсини, и оба - «лесновцы» с большим стажем.
О жизни Марии Антоновны между окончанием института и замужеством мне известно очень немногое.
Письмо П.А. Плетнева Я.К. Гроту от 6 марта 1846 года:
«В понедельник вечером был я у Корсини. Она мне рассказывала подробности смерти княгини Белосельской, при которой до кончины неотлучно находилась она несколько дней, так как княгиня любила ее даже более своих родных (Корсини до замужества жила у нее в компаньонках и ездила с нею заграницу)».
Имеется в виду княгиня Анна Григорьевна Белосельская-Белозерская (1773 - 1846), урожденная Козицкая, вторая жена дипломата князя Александра Михайловича Белосельского-Белозерского (1752 - 1809).
А вот еще одна интересная подробность о жизни Марии, тогда еще Быстроглазовой.
Письмо П.А. Плетнева Я.К. Гроту от 15 декабря 1845 года:
«Сам же я отправился к Балабиным. Прочитал я там перевод из Мицкевича: «Отъезд из Рима» и «Поэзия». Это прелестно. Получил я пьесы от Корсини, для которой поэт и писал это в Риме».
И здесь небольшое пояснение. Наверняка Мария Быстроглазова познакомилась с польским поэтом Адамом Мицкевичем (1778 - 1855) в Риме, в доме Зинаиды Александровны Волконской (1789 - 1862), урожденной Белосельской-Белозерской. Которая приходилась падчерицей (дочерью от первого брака князя Александра Михайловича) Анне Григорьевне Белосельской-Белозерской.
И раз уж заговорил о Белосельских, не могу не упомянуть о странной прихоти судьбы. Многие из знакомых Корсини, из тех, что на слуху сегодня - П.А. Плетнев, В.Ф. Одоевский, А.О. Ишимова - из круга знакомых Пушкина. А семейство Белосельских - так уж вышло - стараниями, правда, в основном, невестки княгини Анны Григорьевны - Елены Павловны Белосельской-Белозерской, урожденной Бибиковой - находились в лагере противников поэта.
Вероятно, к этому же периоду, до замужества, относится и знакомство Марии Антоновны с Николаем Васильевичем Гоголем. Скорее всего, через Плетнева. Несколько позже, но основываясь, по-видимому, на прежнем, до замужества, знакомстве, в письме сестрам от 28 апреля 1838 года из Рима Гоголь дает такую характеристику: «Теперь у вас будет много знакомых, меня знающих, с которыми вы должны будете познакомиться и подружиться как можно покороче, потому что они все мои друзья. Если бы вы знали, какие они все добрые, какие милые дамы. Первая, которая к вам приедет, будет графиня Комаровская… Потом будет у вас Акулова, тоже очень добрая. Еще будет у вас Корсини, такая премиленькая, она вас очень полюбит. Она воспитывалась в Екатерининском институте… Вы должны помнить, что все эти дамы мои друзья, и, стало быть, вы должны с ними быть, как с вашими сестрами». (С 1837 по 1839 год Гоголь жил за границей и с Марией Антоновной вряд ли мог встретиться).
В 1837 году в жизни Марии Антоновны происходит важное событие: 20 января в церкви Екатерининского института она венчалась с архитектором Иеронимом Корсини (1808-1876). Интересны поручители со стороны невесты: «генерал-адъютант Иван Онуфриевич Сухозанет, жительство имеет подле Аничкина мосту в Собственном доме. Артиллерии штабс-капитан адъютант генерал-адъютанта Сухозанета Михаил Михайлович Силич». С адъютантом Силичем все понятно: он при своем начальнике Сухозанете. А вот появление на венчании бедной дочери вятского врача самого генерала от артиллерии, одного из любимцев императора Николая I, станет понятным, если вспомнить, что он был мужем Екатерины Белосельской-Белозерской и соответственно зятем той самой Анны Григорьевны Белосельской-Белозерской, у которой компаньонкой несколько лет была Мария Антоновна. Жили они все по соседству с Екатерининским институтом, на Невском проспекте. Дом Сухозанета как раз через проспект от известного дворца Белосельских-Белозерских (правда, при старой княгине дворец тоже был старый, не тот, что стоит сейчас).
В 1838 году у супругов Корсини рождается дочь Екатерина, в 1839 - сын Павел, в 1841 году последняя дочь - Наталья. Кстати, в июне 1840 приобретается участок земли в Лесном.
Участок Корсини в Лесном на современной карте Санкт-Петербурга. Угол Б. Сампсониевского проспекта и улицы капитана Воронина
Мария Антоновна погружена в привычный женский мир небогатой семьи. Уже в 1843 году они снимают дачу в Парголово: видимо, на купленном в Лесном участке дом еще не построен. В письме Плетнева Гроту есть заметка от 11 июня 1843 года: «Утром на даче я оканчивал библиографию Современника № 8. Обедал у Корсини. Перед чаем ездили в Парголово».
А в заметке от 28 февраля 1844 года Плетнев пишет строки, содержащие любопытную характеристику Марии Антоновны: «Чай пил у Корсини. Она (вообрази!) никакого не любит чтения, кроме самого серьезного, и то философического. Так и коптит над изданием «Pantheon», где собраны извлечения из философов всех веков и народов. Да как! Боэция, Платона, Св. Августина, Шеллинга так и цитирует… Признаюсь, мне было несколько досадно такое очерствение воображения в молодой женщине».
Но в 1844 году происходит событие, которое резко меняет привычный уклад жизни семьи Корсини. Как я уже писал в первой части, ее муж-архитектор Иероним Дементьевич из-за обрушения строившегося по его проекту здания попадает под арест. Дело доходит до императора, и Корсини грозит суд с непредсказуемыми последствиями. Происходит это в конце сентября 1844 года. А в начале ноября того же года Мария Антоновна обращается в Министерство народного просвещения с прошением разрешить ей открыть частный пансион для девочек. Связь этих событий очевидна. Заработок ее мужа был единственным источником дохода семьи. Угроза суда и возможная потеря средств к существованию заставила обратиться к полученным в Екатерининском институте знаниям в надежде заработать хоть какие-то деньги.
Но не все так просто. Ее первой просьбе отказывают. В 1833 году, не знаю уж по какой причине, император Николай I запретил открытие новых частных учебных заведений. Казалось, идея Марии Антоновны потерпела крах. Но кроме путей прямых были в той России и пути обходные. Если что-то нельзя, но просит кто-то очень... уважаемый, то ...
В начале ноября Корсини обращается лично к императрице Александре Федоровне, супруге Николая I, которая хорошо помнила лучшую ученицу выпуска 1832 года в патронируемом императрицей Екатерининском институте. В деле есть письмо на французском языке в адрес министра просвещения Уварова, которое, если и не написано самой императрицей, то как минимум продиктовано ей. В письме содержится просьба посодействовать прошению Марии Корсини, и прямо в формулировке, взятой из письма (но в переводе, разумеется, на русский), текст попадает в дальнейшие бумаги министерства просвещения по этому вопросу. Министр попал в щекотливое положение: с одной стороны есть недвусмысленный запрет императора, с другой стороны - прямая просьба императрицы. Был избран половинчатый вариант: частный пансион не разрешили, предложив заменить его частной начальной школой для приходящих девочек. Дело двигалось традиционно неспешно, как и параллельно проходившее разбирательство с виной архитектора Корсини в обрушении дома на Моховой. Мне даже кажется, что прошение Марии Антоновны была своеобразным ловким ходом по привлечению к делу архитектора тяжёлой артиллерии заступников в виде императрицы. Об этом свидетельствует ещё одно хронологическое совпадение. В 1845 году Иероним Корсини подаёт прошение о признании его «настоящим архитектором». Очевидно, что к этому моменту вина за обрушение с него была снята или признана несущественной. Ведь звание архитектора он тогда получил. А летом того же 1845 года Мария Антоновна получает наконец-то от Министерства просвещения разрешение на открытие частной школы. Но! - к сожалению - вынуждена от него отказаться. Конечно, стечение обстоятельств нельзя исключать, всякое бывает, но все же версия о том, что с возвращением архитектора Корсини к профессиональной деятельности исчезла и острая необходимость возиться с частной школой, кажется мне вполне правдоподобной.
Однако тем же летом 1845 года предыдущие, полагаю, события дали толчок к ещё одному повороту в жизни Марии Корсини: она начала литературную деятельность! Писала она, наверняка, и раньше, для себя. Ведь переводила же стихи Мицкевича, посвященные ей. Но летом 1845 года в письме Плетнева появляются свидетельства первых публичных литературных опытов. В письме Гроту от 18 августа 1845 года он пишет: «Еще вчера прислан был от Корсини порядочный пакет на мое имя для передачи Александре Осиповне. Теперь его распечатали, и мы нашли там статью: "Парголово и поездка в Осиновую рощу". Надо тебе знать, что недавно Александра Осиповна поручила Корсини перевести с французского для младшего возраста рассказ: "Нюренбергская кукла". Марья Антоновна отваляла ее почти в один день - и прекрасно. Когда ездили мы с нею в Осиновую рощу, то хвалили ее за уменье владеть русским языком. Похвала была и искренняя, и справедливая. Видно, это подействовало на нее. Она в три дня после нашей поездки написала оригинальную статью под вышеупомянутым названием, да такую милую, такую игриво-грациозную, что, читая все четверо вместе (я, Оля, Александра Осиповна и Х. А.), мы пришли в восторг и удивление. Тут совсем другую видишь женщину, нежели в натуре. Тут нет ни изысканности, ни кокетства, ни тщеславия. Это мать, умная, нежная, обнимающая теплою любовью своей всех детей. Ни выдумок, ни прикрас: но идей, картин, живых отступлений, прелестных рассказов и описаний бездна. Словом: если это не призвание ее, то я не понимаю этого слова».
Поскольку рассказ «Нюренбергская кукла» одно из самых ранних опубликованных произведений (в данном случае - перевод) М.А. Корсини, то можно предположить, что и начало ее литературной деятельности относится именно к лету 1845 года. И да - это призвание!
Еще одно небольшое отступление. В рассказе «Парголово и поездка в Осиновую рощу» автор описывает свой дом в Парголово: «Вот уж на левой стороне и последняя дача, а возле нее и последняя, вновь срубленная, крестьянская изба - тут взгляните направо и увидите за жёрдочной, ветхой оградой желтый, двухэтажный, также ветхий дом. В этот дом милости просим, тут живет ваша новая знакомая, то есть, я». Рассказ для детей, но чувствуется, что домик списан с натуры! И где-то до конца 40-х годов семья Корсини снимала дачу в Парголово, в Лесной не переезжала.
Итак, несколько перефразируя известный текст, писательство «…выскочило перед ней, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразило…» А дальше…
Обращаемся снова к письмам Плетнева к Гроту.
От 1 мая 1846 года:
«Корсини употребляет на литературу те часы, когда, уложив детей спать, остается одна без особого дела. Тут худого нет. Зато она не губит время на визиты и вечера».
От 10 января 1848 года:
Вчера вечером был я у Корсини. Она беспрестанно пишет новые повести и намерена издавать их, как Гребенка, маленькими особыми томиками. Она читала мне некоторые места из повести "Современные люди", где, между прочими, выведен на сцену и князь Одоевский. Все это довольно интересно; но я не люблю такой ражи к авторству. С нею и говорить ни о чем нельзя, кроме литературы новых книжек журнальных».
От 24 ноября 1851 года:
«Корсини я не видал давно. Она, конечно, все пишет. Это теперь страсть, ее снедающая».
Литературная плодовитость Марии Антоновны и впрямь поражает. Первый её сборник «Мысли и повести, посвященные юношеству» вышел уже в следующем, 1846 году. Затем с 1848 по 1851 год она публикует главное свое произведение - «Очерки современной жизни» в 9 (!!!) томах. Это сборник романов, повестей, очерков, пьес разных жанров, комических, сатирических, но обязательно нравоучительных, назидательных. Эта же черта прослеживается и в других ее творениях, одни названия которых говорят сами за себя: «Где трудолюбие, там бедности нет, а только лень нищету на себя накликает» (1851), «Счастье христианской жизни, сочинение опытной старушки, посвященное девицам и молодым женщинам» (1856). Всего по словам самой Марии Антоновны [«Писательницы России (материалы для биобиблиографического словаря) составитель Ю. А. Горбунов] ею были подготовлены 17 томов (еще раз восклицательные знаки) различных книг.
Мария Корсини "Очерки современной жизни", том 1
Плоды литературной деятельности Марии Корсини оценивались современниками по-разному.
Как видно из письма Плетнева о поездке в Парголово и Осиновую рощу, поначалу он отзывался о ее рассказах с восторгом. А вот к 1851 году он даже не скрывает раздражение: «Корсини я вижу очень редко. Она погрузилась в писательство. Ея комедия - ужасная чушь. На театре она упала; да и читать-то нечего, не только представлять. Теперь Корсини пустилась в стряпню народного чтения и выпустила книжоночку. Я не читал ее. Жена говорит, что это недурно» [Плетнев - Гроту от 28 апреля 1851]
Отмечу отдельно: в отличие от самого Плетнева «Жена говорит, что это недурно».
От демократической печати, например, журнала «Современник», Корсини доставалось сильно. Ее учитель русской словесности в Екатерининском институте А.В. Никитенко писал о своей работе в «Современнике»: «Они, то есть издатели, в свою очередь восстали против очень умеренной и учтиво написанной критики на книгу М.А. Корсини - книги плохой, хотя автор ее очень милая и умная женщина, моя бывшая ученица и большая приятельница. Но ведь и умный человек может написать неудачную книгу».
Но тем не менее в 1853 году «Очерки современной жизни» Корсини были изданы повторно, что говорит об их востребованности у читающей публики!
И кстати, в конце 40-х семейство Корсини, по-видимому, проводит лето уже на своем участке в Лесном. В письме от 24 августа 1848 года Плетнев описывает Гроту празднование своего дня рождения на даче на Спасской мызе и замечает: «Наконец, пришла Корсини». Из Парголова в район современной площади Мужества пешком не пойдешь, а вот с участка на Большом Сампсониевском - минут 40 неспешной ходьбы.
А в какой-то момент Мария Антоновна вернулась к давней идее, но уже гораздо серьезнее. Она снова захотела открыть частную школу, тем более что разрешение - тогда, в 1845 году - от Министерства просвещения она получила. Позже, в газете «Иллюстрация» [№ 58 за 1859 год] это намерение Марии Корсини описывалось так:
«Она принадлежала к числу редких у нас матерей, которые с самых молодых лет замужества посвящали всю жизнь воспитанию своих детей. Получив сама образование в одном из первых столичных женских институтов, она не отдала своих дочерей в подобное же заведение, но воспитывала их у себя дома, под непосредственным своим надзором: сама составляла для них записки к разным отраслям наук, практически знакомила их с необходимыми потребностями домашнего быта, развивала в них светлые понятия женщины о жизни и ее назначении в общественном быту, поставила себя в отношении к детям на самую интимную ногу и была для них искренним другом - матерью. Она всю жизнь свою энергически заботилась устроить домашнюю школу для образования и воспитания девиц по своей методе, составила для этого особый план и успела отчасти осуществить его на деле, но обстоятельства остановили дальнейшее существование учрежденного ею заведения и впоследствии она ограничилась воспитанием собственных детей по задуманной системе».
В 1853 году она снова подает прошение о разрешении на открытие частной школы для девочек. К прошению приложена программа изучаемых предметов и разрешение от мужа (да, вот так!). И уже новый министр просвещения, осторожно ссылаясь на решение предыдущего, дает свое разрешение [РГИА Фонд 733 опись 8 дело 576]. Однако, и на этот раз план полностью не удалось реализовать. Уже в 1855 году некая «русская подданная девица Мария Кюль» обращается с просьбой о «дозволении ей открыть в С.Петербурге частную школу для девиц».
«Имея в виду, что ныне закрыта в С.Петербурге частная школа Г-жи Корсини, по домашним обстоятельствам этой содержательницы, я не встречаю препятствия к удовлетворению просьбы Г-жи Кюль…» - пишет попечитель Санкт-Петербургского учебного округа [РГИА Фонд 733 опись 10 дело 352] в 1855 году. Возможно, здоровье уже действительно не позволяло Марии Антоновне осуществить свою мечту.
11 февраля 1859 года, в возрасте всего 43 лет, она умирает «от грудной болезни», как написано в метрической книге [ЦГИА Фонд 19 опись 124 дело 787 стр. 1203] Некролог в газете «Иллюстрация» добавляет драматические обороты: «Она умерла в средних летах от мучительной болезни, которая постепенно развивалась в ней от сидячей, труженической жизни. На вынос и похороны тела ее собралось много ученых, профессоров, писателей».
И два отклика на ее смерть людей, которые знали Марию Корсини.
А.В. Никитенко. Дневник.
Запись от 13 февраля 1859 года:
«Пятница. Сейчас получил приглашение на похороны Марии Антоновны Корсини, или Быстроглазовой. Это одна из моих бывших учениц, с которой у нас до последней минуты сохранились самые теплые, дружеские отношения. Она была тогда, да и теперь еще редкой красоты. А какой возвышенный ум, какое прекрасное сердце!... И этого ничего нет уже! Мелькнула, как падучая звезда, - и погасла! Бедная Мария Антоновна! Как все это жалко, ничтожно - красота, ум, высшие качества сердца».
Запись от 14 февраля 1859 года, суббота
«Похороны Марии Антоновны Корсини… Лицо ее приняло величественное, строгое выражение. Я был у обедни и на панихиде и проводил ее до могилы… Непонятно, как можно предаваться пошлым житейским сплетням после того, как встретишься со смертью и побеседуешь с могилами!
Две живые развалины подошли ко мне на похоронах: Дубельт, столь некогда страшный - впрочем, страшный только своим местом, а не сердцем и характером, - и Греч, тоже некогда знаменитый. Обменявшись общими местами, мы расстались».
Здесь: Леонтий Васильевич Дубельт (1792 - 1862) - начальник штаба Корпуса жандармов и управляющий III отделением.
А. В. Тыранов. Портрет П. А. Плетнёва. 1836
И еще одно письмо.
Плетнев П.А. Вяземскому от 13 февраля 1859 года:
«А третьего дня (11 февр.) скончалась, если ее помните еще, Марья Антоновна Корсини. Очень жаль ее. Она покинула двух дочерей, уже, как говорится, невест, и сына студента. Муж ее весь погружен в свое архитекторство».
Горькая шпилька в адрес архитектора свидетельствует о том, что отношения между супругами Корсини не были особенно душевными. А о судьбе детей - рассказ впереди, в следующей части ( https://agbutin.livejournal.com/15873.html).