1937/80
Хотел запостить раньше, но получается только сейчас - во вторник в Институте российской истории РАН состоялся круглый стол «Трагедия 1937 года: 80 лет спустя». Случилось на нём побывать, хотя из-за дел смог выслушать лишь первые два доклада. Но они весьма интересны, поэтому краткую выжимку представлю.
Первым выступал замдиректора С.В. Журавлёв. В программе за ним были обозначены вступительное слово и отдельный доклад («Иностранцы под прицелом репрессии»), но он, похоже, их решил объединить. Сказал прежде всего о том уровне, который нанесли репрессии («1937 год») имиджу СССР и коммунистической идеи, вроде как два крупнейших поражения этих двух это 1937 и 1968, после чего судьба «советского проекта» была предрешена. Непонятно, правда, почему именно 1937, а не 1956, но ладно. Далее обозначил две главные точки зрения на 1937-й - первая это выход из-под контроля руководства НКВД, «ежовщина» (так это называлось в советские времена). Удар в основном пришёлся на партаппарат, что до населения, то оно во многом само виновато в терроре, своими доносами друг на друга провоцируя активность НКВД (эту точку зрения выражал, прежде всего, небезызвестный О. Файджес). Вторая точка зрения это концепция, основанная на рассекреченных в начале 1990-х документах, согласно которой центральную роль в организации репрессий играло руководство страны. Вопрос, по словам докладчика, заключается в том, в какой степени и на каких этапах массовый террор был организован и контролировался, на когда - нет.
Далее был рассказ об изучении операций НКВД во время террора, отмечено, что в отличие от «кулацкой операции» «национальные операции» не имели разнарядок и при их проведении всё зависело, по сути, от местного руководства НКВД. Вообще отмечалась значительная роль именно фактора местных властей, их субъективной позиции, от чего зависела интенсивность террора на местах. При этом в науке, оказывается, до сих пор плохо изучен именно террор на местах, то, как личные связи и личностные характеристики влияли на проведение в жизнь указаний сверху (как интересное исследование отмечена книга А. Ватлина «Террор районного масштаба»). Но известно, что «кулацкая операция» центром контролировалась жёстко, а вот «национальные» были в большей ответственности НКВД.
Собственно, тут уже пошло про иностранцев и репрессии против них. Тему эту изучать трудно, потому что даже в законодательстве до конца 1930-х отсутствовали такие категории как «лица без гражданства» и «лица с двойным гражданством», что затрудняет анализ данных. Ещё одна особенность именно «нацопераций» - их нельзя считать строго террором против определённых национальностей, ибо арестовывались не только поляки, финны и т.п., но и граждане СССР, обвинённые в «шпионаже» на Польшу, Финляндию и пр. Причём на вопросе о шпионаже докладчик особо остановился: сначала сказал, что в польской разведке работало всего несколько сотен человек, а в ходе «польской операции» арестовано за «шпионаж» 170 тысяч человек, - но затем отметил, что о размерах иностранного шпионажа против СССР неизвестно и тема эта плохо исследована.
Потом докладчик вернулся к точкам зрения на причины террора. Первая это влияние международной обстановки, страх войны, необходимость обезопасить страну, «борьба с пятой колонной». Вторая - влияние «демократической конституции 1936», страх перед усилением потенциальной оппозиции, теми, кто мог проголосовать не так или быть выбранными в органы власти вопреки воле режима. Обе точки зрения, получается, о терроре как превентивной мере. В заключении было сказано, что террор, без сомнения, акция не спонтанная, а организованная.
В кратком обсуждении выступил известный Ю.Н. Жуков, который весомо заявил, что до сих пор нерассекреченными остаются материалы отдела административных органов ЦК ВКП(б), через который проходили аресты высших деятелей партии - а без этих документов мы никак не можем выносить окончательных суждений. Ему парировали не менее известные О.В. Хлевнюк, который указал, что рассекречены дубликаты этих материалов и с ними вполне можно работать (что он и делал), и Г.М. Иванова, которая с документами отдела работала в 1990-е и в них ничего критически важного и того, чего бы мы сейчас не знали из других источников, нет. На Жукова эти замечания впечатления не произвели.
Далее выступал ещё один известный историк, исследователь репрессий В.Н. Хаустов с докладом «Статистика “большого террора”. Спорные моменты остаются?» Он тоже прокомментировал проблему отдела адморганов, сказав, что да, материалы закрыты - но большая часть документов, дающая представление об источниках и ходе террора, всё же стала в своё время доступна и была изучена, так что вряд ли открытие названного фонда что-то в наших представлениях перевернёт. Впрочем, до сих пор закрыты материалы о непосредственном ходе репрессий - оперативные доклады органов НКВД в ЦК, шифровки с мест, так что сложно восстановить именно сам ход террора изо дня в день.
Далее пошла самая интересная часть. Сначала Хаустов отметил, что ситуация в последние годы сильно изменилась и становятся малодоступны или недоступны вовсе формально рассекреченные документы о репрессиях. В провинциальных архивах к исследователям, работающим по теме репрессий, стали подсаживать специальных людей (от ФСБ? не вполне понял), которые смотрят, какую информацию те (исследователи) выписывают. Т.е., получается, «тему прикрывают» под давлением «органов». Вообще Россия очень от бывших союзных республик отстаёт в изучении репрессий, там архивы в массе своей открыты, а у нас...
Далее, уже собственно о статистике, докладчик заявил, что несмотря на все публикации (Земскова и других), открытая статистика репрессий неполна. Более того, цифры меняются - глава «Мемориала» А. Рогинский, которого Хаустов назвал лучшим знатоком цифр в этой области, уже насчитал (лично!) 705 тысяч расстрелянных в 1937-38 вместо прежней цифры 688 тысяч, и это ещё не окончательные данные, скорее всего будет что-то на уровне 725-728 тысяч.
Статистика также очень запутана и, например, в отчётах смешивались национальное и социальное положение, да так, что, например, социальное положение определить невозможно. Больше того - статистика намеренно фальсифицировалась: когда стало понятно, что арестовывается слишком много рабочих и крестьян, их стали записывать как «бывших людей», «деклассированных элементов» и проч., именно чтобы размыть абсолютное преобладание «гегемонов». Причём восстановить точную картину уже невозможно - не только из-за фальсификаций, но и из-за «утери» документов. Об этой «утере» было позже сказано, в ответе на вопрос об агентуре НКВД - во второй половине 1950-х по личному распоряжению Хрущёва масса документов была уничтожена, в основном зачищались личные дела, но и многое другое попало в печь.
Ещё Хаустов отметил систему круговой поруки, которую создал Сталин (1935 - приказ о порядке производства арестов): когда решение принимало вышестоящее лицо - если арестовывался член ЦК, например, то с санкции лично Сталина, если директор завода - то с санкции наркома соответствующего ведомства и т.п. Причём всё шло прежде всего по партийной линии и главенствующую роль играли парторганы, которые давали санкцию на арест члена партии (и только потом это оформлялось через НКВД, суды и пр.). Прокуратура в ход репрессий вмешиваться не могла, жалобы по оперативным делам, поступавшие в ведомство, связывались в пачки и складировались в подвалах.
Комментируя озвученный тезис о страхе перед усилением оппозиции как одной из причин террора, Хаустов отметил, что об отношении к репрессиям Сталину докладывали, причём в зависимости от объективности начальника того или иного управления НКВД с пропорцией либо 50 на 50 (одобрение-негатив), либо 90 на 10. Что тоже влияло на ход террора. Тут он даже привёл отдельных одиозных чекистов типа Дмитриева, особо усердствовавших в душегубстве, которых прямо называл «настоящими уродами».
Такие были основные моменты, дальше надо было убегать и, к сожалению, последующие доклады не слыхал. Но и это, по-моему, весьма интересно и навевает разные (по большей части невесёлые) мысли.
Первым выступал замдиректора С.В. Журавлёв. В программе за ним были обозначены вступительное слово и отдельный доклад («Иностранцы под прицелом репрессии»), но он, похоже, их решил объединить. Сказал прежде всего о том уровне, который нанесли репрессии («1937 год») имиджу СССР и коммунистической идеи, вроде как два крупнейших поражения этих двух это 1937 и 1968, после чего судьба «советского проекта» была предрешена. Непонятно, правда, почему именно 1937, а не 1956, но ладно. Далее обозначил две главные точки зрения на 1937-й - первая это выход из-под контроля руководства НКВД, «ежовщина» (так это называлось в советские времена). Удар в основном пришёлся на партаппарат, что до населения, то оно во многом само виновато в терроре, своими доносами друг на друга провоцируя активность НКВД (эту точку зрения выражал, прежде всего, небезызвестный О. Файджес). Вторая точка зрения это концепция, основанная на рассекреченных в начале 1990-х документах, согласно которой центральную роль в организации репрессий играло руководство страны. Вопрос, по словам докладчика, заключается в том, в какой степени и на каких этапах массовый террор был организован и контролировался, на когда - нет.
Далее был рассказ об изучении операций НКВД во время террора, отмечено, что в отличие от «кулацкой операции» «национальные операции» не имели разнарядок и при их проведении всё зависело, по сути, от местного руководства НКВД. Вообще отмечалась значительная роль именно фактора местных властей, их субъективной позиции, от чего зависела интенсивность террора на местах. При этом в науке, оказывается, до сих пор плохо изучен именно террор на местах, то, как личные связи и личностные характеристики влияли на проведение в жизнь указаний сверху (как интересное исследование отмечена книга А. Ватлина «Террор районного масштаба»). Но известно, что «кулацкая операция» центром контролировалась жёстко, а вот «национальные» были в большей ответственности НКВД.
Собственно, тут уже пошло про иностранцев и репрессии против них. Тему эту изучать трудно, потому что даже в законодательстве до конца 1930-х отсутствовали такие категории как «лица без гражданства» и «лица с двойным гражданством», что затрудняет анализ данных. Ещё одна особенность именно «нацопераций» - их нельзя считать строго террором против определённых национальностей, ибо арестовывались не только поляки, финны и т.п., но и граждане СССР, обвинённые в «шпионаже» на Польшу, Финляндию и пр. Причём на вопросе о шпионаже докладчик особо остановился: сначала сказал, что в польской разведке работало всего несколько сотен человек, а в ходе «польской операции» арестовано за «шпионаж» 170 тысяч человек, - но затем отметил, что о размерах иностранного шпионажа против СССР неизвестно и тема эта плохо исследована.
Потом докладчик вернулся к точкам зрения на причины террора. Первая это влияние международной обстановки, страх войны, необходимость обезопасить страну, «борьба с пятой колонной». Вторая - влияние «демократической конституции 1936», страх перед усилением потенциальной оппозиции, теми, кто мог проголосовать не так или быть выбранными в органы власти вопреки воле режима. Обе точки зрения, получается, о терроре как превентивной мере. В заключении было сказано, что террор, без сомнения, акция не спонтанная, а организованная.
В кратком обсуждении выступил известный Ю.Н. Жуков, который весомо заявил, что до сих пор нерассекреченными остаются материалы отдела административных органов ЦК ВКП(б), через который проходили аресты высших деятелей партии - а без этих документов мы никак не можем выносить окончательных суждений. Ему парировали не менее известные О.В. Хлевнюк, который указал, что рассекречены дубликаты этих материалов и с ними вполне можно работать (что он и делал), и Г.М. Иванова, которая с документами отдела работала в 1990-е и в них ничего критически важного и того, чего бы мы сейчас не знали из других источников, нет. На Жукова эти замечания впечатления не произвели.
Далее выступал ещё один известный историк, исследователь репрессий В.Н. Хаустов с докладом «Статистика “большого террора”. Спорные моменты остаются?» Он тоже прокомментировал проблему отдела адморганов, сказав, что да, материалы закрыты - но большая часть документов, дающая представление об источниках и ходе террора, всё же стала в своё время доступна и была изучена, так что вряд ли открытие названного фонда что-то в наших представлениях перевернёт. Впрочем, до сих пор закрыты материалы о непосредственном ходе репрессий - оперативные доклады органов НКВД в ЦК, шифровки с мест, так что сложно восстановить именно сам ход террора изо дня в день.
Далее пошла самая интересная часть. Сначала Хаустов отметил, что ситуация в последние годы сильно изменилась и становятся малодоступны или недоступны вовсе формально рассекреченные документы о репрессиях. В провинциальных архивах к исследователям, работающим по теме репрессий, стали подсаживать специальных людей (от ФСБ? не вполне понял), которые смотрят, какую информацию те (исследователи) выписывают. Т.е., получается, «тему прикрывают» под давлением «органов». Вообще Россия очень от бывших союзных республик отстаёт в изучении репрессий, там архивы в массе своей открыты, а у нас...
Далее, уже собственно о статистике, докладчик заявил, что несмотря на все публикации (Земскова и других), открытая статистика репрессий неполна. Более того, цифры меняются - глава «Мемориала» А. Рогинский, которого Хаустов назвал лучшим знатоком цифр в этой области, уже насчитал (лично!) 705 тысяч расстрелянных в 1937-38 вместо прежней цифры 688 тысяч, и это ещё не окончательные данные, скорее всего будет что-то на уровне 725-728 тысяч.
Статистика также очень запутана и, например, в отчётах смешивались национальное и социальное положение, да так, что, например, социальное положение определить невозможно. Больше того - статистика намеренно фальсифицировалась: когда стало понятно, что арестовывается слишком много рабочих и крестьян, их стали записывать как «бывших людей», «деклассированных элементов» и проч., именно чтобы размыть абсолютное преобладание «гегемонов». Причём восстановить точную картину уже невозможно - не только из-за фальсификаций, но и из-за «утери» документов. Об этой «утере» было позже сказано, в ответе на вопрос об агентуре НКВД - во второй половине 1950-х по личному распоряжению Хрущёва масса документов была уничтожена, в основном зачищались личные дела, но и многое другое попало в печь.
Ещё Хаустов отметил систему круговой поруки, которую создал Сталин (1935 - приказ о порядке производства арестов): когда решение принимало вышестоящее лицо - если арестовывался член ЦК, например, то с санкции лично Сталина, если директор завода - то с санкции наркома соответствующего ведомства и т.п. Причём всё шло прежде всего по партийной линии и главенствующую роль играли парторганы, которые давали санкцию на арест члена партии (и только потом это оформлялось через НКВД, суды и пр.). Прокуратура в ход репрессий вмешиваться не могла, жалобы по оперативным делам, поступавшие в ведомство, связывались в пачки и складировались в подвалах.
Комментируя озвученный тезис о страхе перед усилением оппозиции как одной из причин террора, Хаустов отметил, что об отношении к репрессиям Сталину докладывали, причём в зависимости от объективности начальника того или иного управления НКВД с пропорцией либо 50 на 50 (одобрение-негатив), либо 90 на 10. Что тоже влияло на ход террора. Тут он даже привёл отдельных одиозных чекистов типа Дмитриева, особо усердствовавших в душегубстве, которых прямо называл «настоящими уродами».
Такие были основные моменты, дальше надо было убегать и, к сожалению, последующие доклады не слыхал. Но и это, по-моему, весьма интересно и навевает разные (по большей части невесёлые) мысли.