Миф о добытчике-защитнике (3)
Часть третья. Возникновение современной формы разделения труда по половому признаку. Просвещение и сексуальный договор.
Современная форма разделения труда по половому признак возникла во второй половине 18 века, в эпоху смены общественно-экономической формации и установления капиталистического способа производства (бессмысленно выяснять, кто добывал мамонта, проблема должна рассматриваться в её историческом контексте, а для нас этот контекст начинается с эпохи установления в Европе капиталистического способа производства).
Эпоха Просвещения характеризуется тем, что в качестве эпистемологической базы легитимации общественного порядка оно выдвинуло универсальный эгалитарный принцип - принцип разума и причастности разуму человеческих существ. Просвещение провозгласило эмансипацию человека от традиции и предрассудков, что подразумевало автономию индивида, как в сфере мышления (независимые суждения на базе разума), так и в сфере политики (освобождение от нелегитимной тирании, основанной на традиции). Государственная власть теперь должна была основываться на "общественном договоре" между равными субъектами права - pactum unionis, - когда носителем суверенитета и источником власти является народ.
Главной темой дебатов и дискуссий стала тема гражданства, то есть, определения тех, кто может быть субъектами общественного договора. Статус гражданина означал (и означает) признание со стороны общества прав отдельной личности - гражданских и политических - и гарантию участия этой личности в политическом процессе посредством осуществления права голоса.
Другой базовой темой Просвещения была тема воспитания, его новой модели, ориентированной на воспитание свободного гражданина как залога прогресса.
В этой обстановке встала задача сохранения традиционной системы разделения труда по половому признаку. В этой традиционной системе женщины были репрезентированы как однородная масса, характеризующаяся отсутствием разумности и исключительным образом наделенная способностью к деторождению и выполнению обслуживающих функций. Женщины были заключены в сферу биологической необходимости, в противовес сфере "культуры, свободы и творчества".
На каком основании можно было сохранять прежнее подчинённое положение женщин в новую эпоху, в "эпоху разума"?
В теории "общественного договора" необходимым условием для участия в нем была достаточная разумность (автономная способность к разумным суждениям и различению между здравым смыслом - bon sens - и предрассудками). Мужчины были само-провозглашены как "достаточно разумные" для заключения "общественного договора" (pactum unionis), а женщины - одновременно - были объявлены (процесс гетерономии) "недостаточно разумными" для того, чтобы понимать условия "общественного договора", и как следствие, неспособными давать или не давать согласие на его заключение. В системе "общественного договора" за женщинами вновь был закреплен статус единиц товарного обмена между мужчинами (товарный обмен - процесс обращения объектов собственности посредством возмездных договоров).
Почему было так важно превратить биологическое различие в политическое и исключить женщин из сообщества "равных" (заключив их в рамки группы "одинаковых" или "идентичных" между собой)? Декларированное исключение женщин из разряда разумных существ служило недекларированной цели (декларировать такую цель означало бы вступить в противоречие с фундаментальными принципами Просвещения): поддержание традиционного разделения труда по половому признаку, безвозмездного осуществления женщинами обслуживающих функций, заключение женщин в сфере дома и быта являлось предварительным условием, без которого невозможно было гарантировать автономию общественной сферы и личную автономию нового гражданина.
Именно поэтому женщинам было отказано как в статусе политического субъекта, так и в статусе субъекта разума. Именно поэтому была необходима теория биологического детерминизма, превратившего "женщину в самку" (см. радикальный половой диморфизм).
Вопрос был поставлен предельно конкретно: целесообразно ли сохранение "домашнего рабства" женщин (термин Монтескье) или стоит его отменить? Большинство "достаточно разумных" (за редкими исключениями) сходилось на том, что отмена была бы крайне вредной и совершенно нецелесообразной, так как поставила бы под удар социальную стабильность. Мужчины, которым ежедневно готовят еду, стирают белье и оказывают сексуальные услуги по первому требованию, не стремятся на баррикады и не затевают смуты.
Джордж Джильдер ("антифеминист и мачист номер один Америки", как он сам себя определял и на чём сделал имя и деньги) предельно ясно выразил прямую связь между социальной стабильностью и "одомашненным" положением женщин в традиционном браке: "Неженатые мужчины - исключительно неприятные существа, как банда гамадрил или варваров... У них гораздо больше шансов стать наркоманами, алкоголиками, лудоманами, преступниками, чем у женатых. Только брак может приручить варваров... Почему женщины должны выходить замуж за таких непривлекательных людей? Потому что или это, или придется готовиться к смерти. Оттеснённые на периферию общества неженатые мужчины вовсе не бессильны. Они могут купить холодное и огнестрельное оружие, наркотики и алкоголь, и с их помощью добиться господства - пусть короткого, но разрушительного. Эти мужчины будут насиловать, грабить, развращать и воровать. Лучше встретиться с ними у алтаря, чем в тёмном переулке." (“Men and Marriage”, 1986, цитирую по книге С. Фалуди "Реакция").
Для капитализма вопрос социальной стабильности более важен, чем, например, для феодализма. Капитализм имеет дело с многочисленными группами людей, у которых нет прямого доступа ни к ресурсам, ни к средствам производства, а значит, физическое выживание которых чаще подвергается прямой угрозе (экономические кризисы в капиталистическом обществе цикличны и неотвратимы, а безработица имеет пандемический и хронический характер). Необходимо держать их в состоянии минимального "довольства", обеспечить им минимальное "содержание”, как материальное, так и психологическое (последнее даже более важно). Именно это и есть задача "семьи" и конкретно, женщин: в капиталистическом обществе они представляют собой ресурс ресурса.
В этой связи необходимо заострить внимание на том, что уже сказано ранее, только теперь заменяя нейтральные название "подчиненная группа" и "доминирующая группа" на конкретные "женщины" и "мужчины": в процессе эксплуатации женщины производят социальную экзистенцию мужчин за счёт того, что сами лишаются её (что убудет у одних, прибудет у других - это и есть динамика господства/подчинения).
Имплицитная эксплуатация, присутствующая в отношения "капитал"/"труд", имеет ту же структуру, что и эксплуатация, присутствующая в отношениях "мужчины"/"женщины" (при этом необходимо помнить, что эти отношения не идентичны друг другу, они во многом схожи, но не идентичны - нельзя подменить вопрос гендерной эксплуатации вопросом эксплуатации классовой).
В обоих типах отношений представлен неравноценный обмен в том, что касается благ и стоимости: капитал извлекает из наемного рабочего трудовую силу в течение большего времени, чем то, которое оплачивается, и присваивает себе контроль за продуктом этого внеурочного труда. Мужчины присваивают себе силу заботы и витальности (в оригинальном тексте авторка употребляет термин "любовь", но я полагаю его крайне расплывчатым) женщин, не предоставляя взамен то же самое (тем самым нарушаются принципы как взаимности, так и равноценности обмена, при соблюдении которых только и возможно установление социального взаимодействия как такового. Несоблюдение этих принципов неизменно ведет к эксплуатации). Кроме того, отчуждение витальных сил у женщин происходит в условиях, которые приводят к тому, что женщины становятся неспособными к восстановлению своих эмоциональных ресурсов и своих социальных возможностей, которые могли бы быть использованы ими по своему усмотрению на собственное или общественное благо. (Anna Jonasdottir, 1991 "Love Power and Political Interests")
Особо извращённым следствием отказа женщинам в статусе субъекта разума явилось то, что женщинам также было отказано в способности к индивидуации ("женщины" = "идентичные между собой и взаимозаменяемые существа-предметы"). Отказ в такой способности послужил идеологическим фундаментом для телеологического конструирования женской идентичности, которая стала определяться как ориентация на обслуживание и "бытие-для-других". Труд "идентичных и взаимозаменяемых" в частной сфере (репродуктивный труд) и обеспечит как эмансипацию нового гражданина, так и автономию общественной сферы (продуктивного труда).
Установление нового общественного строя сопровождалось процессом приватизации женщин и подчинения сферы репродуктивного труда нуждам сферы продуктивного труда. "Натуральное право" собственности, которое якобы имели мужчины в отношении женщин было преобразовано в гражданское патриархальное право посредством брачного контракта (pactum subjectionis, подчинение в "обмен" на протекцию).
Так как женщины были объявлены недостаточно разумными биологическими существами, необходимо было разработать и применять к ним особые способы воспитания, которые позволили бы женщинам правильно функционировать сообразно присвоенному им общественному статусу. Особыми способы воспитания женщин были постольку, поскольку "строго говоря, речь идёт не о воспитании, а о дрессуре, так как целью является послушание, пассивность и подчинение" (Эмилия Пардо де Базан, 1892).
Все принципы и директивы этого "особого воспитания" вполне актуальны сегодня.
Когда "быть" заменяется на "должна быть": Ж-Ж. Руссо. "Эмиль или О воспитании", книга V, "София".
Руссо декларирует четыре основные задачи, которые должна выполнять женщина в своей жизни, и правильное выполнение которых должно было обеспечить особое воспитание:
- вести домашнее хозяйство (то есть, действенно обеспечивать жизнеспособность семьи);
- обеспечивать психологическую стабильность мужчины (при капитализме "семья является одним из оснований, на котором строится чувство индивидуальности и когнитивной стабильности", Ф. Энгельштад);
- обеспечивать наследственную передачу имущества посредством контролируемого мужчинами материнства;
- обеспечивать моральную стабильность общества (стоять на страже моральных устоев).
Физиология женщины превращает её в средство для достижения практической цели: "сделать жизнь граждан более легкой и приятной" (во Французской Конституции 1793 года указывалось, что "дети, умственно отсталые, несовершеннолетние и женщины не могут считаться гражданами").
В результате целенаправленного воспитания, женщины, по мнению Руссо, должны превратиться в инструментальный придаток к мужчине, в его мать и в гарант его благополучия. Поэтому женщина должна знать и уметь только то, что должна знать и уметь: шить, рисовать, вести домашнее хозяйство. Не следует пространно учить её ни чтению, ни письму, достаточно их основ. Необходимо избегать всего, что может развить способность к обобщению и абстрагированию.
Так как женщина не способна понимать в вопросах вероисповедания, она будет исповедовать сперва религию своей матери, а затем - религию мужа.
Следует воспитывать в женщине предупредительность, внимание к нуждам других, трудолюбие. С детства необходимо развивать в ней привычку к подчинению, чтобы в будущем ей было нетрудно отказаться от собственных желаний и подчиниться желаниям других. "Всё воспитание женщин должно быть отнесено к мужчинам - к тому, чтобы знать мужчин, заботиться о них, уметь удовлетворять их потребности и развлекать их, быть им полезными, быть достойными их любви и уважения, советовать им, утешать их, делать их жизнь приятной и бесхлопотной - вот обязанности всех женщин во все времена и к этому их необходимо приучать с детства" .
Зависимость от мужчин должна культивироваться специально, пресекая любую попытку индивидуальной инициативы. "Все женские размышления, исключая те, что непосредственно относятся к выполнению их обязанностей, должны быть направлены на изучение мужчин или на изучение объектов, доставляющих удовольствие, ибо произведения человеческого гения превосходят их (женщин) способности."
Созданная для того, чтобы подчиняться "столь несовершенному существу, как мужчина", женщина должна быть научена с раннего возраста "переносить несправедливости молча". Практическим методом для воспитания покорности и терпения может быть, например, намеренное вмешательство в детскую игру, прерывание её с тем, чтобы девочка научилась слушаться и не жаловаться. Послушание и покорность - качества, которые будут необходимы женщине на протяжении всей жизни, так как в любой момент она будет "подчинена власти мужчин или их решениям".
В своих действиях женщина должна руководствоваться общественным мнением, то есть, мнением мужчин о её поведении. "Вне дома для неё нет подходящей морали".
Женщина идеологически конструируется как фундаментально релятивное и викарное существо: в то время как быть гражданином является целью в самой себе, быть женой и матерью является средством, с помощью которого мужчина приобретает статус гражданина (не надо забывать, что полноценное гражданство предполагало - до совсем недавнего времени - статус собственника: для того, чтобы приобрести собственность, выйти на улицу и заработать средства для приобретения этой собственности, необходимо свободное время). Женщина релятивна мужу, которому должна подчиняться, и релятивна сыну, как мать живущая ради и посредством сына.
Фигура муже-сына/сыно-мужа не родилась в "глубинах бессознательного", она есть следствие вполне сознательной установки: женщина принимает участие в жизни постольку, поскольку она полезна мужчине, будь то муж или сын. Именно этим объясняется психологическая травля невестки свекровью и показательное соревнование между ними за "самое лучшее обслуживание".
Интересно отметить, что "нейтралитет", который впоследствии соблюдает мужчина в схватке мамы с женой, не случаен, а закономерен. В этой ситуации он, по привычке всей его жизни, перелагает на маму труд по общению с женой (который мама с готовностью выполняет), по доведению до её сведения, что именно от неё требуется в качестве жены.
В награду за правильное поведение женщинам был обещан официальный статус домо-Хозяйки, но это будет стоить женщине:
- лишения автономии;
- ограничения субъективности;
- подавления собственных желаний и отказ от них.
В "Эмиле" содержится вся теория буржуазной модели семьи (а другой до сих пор не было и нет):
- неравноправные отношения между членами семейной пары, на которые женщина соглашается добровольно, ради соответствия собственной природе;
- экзальтация материнства (особенно грудного вскармливания, как символа предназначения женщины-кормилицы, дающей, жертвующей собой и живущей для других);
- семья как инструмент передачи собственности и правильной социализации детей.
Две чётко разделенные сферы - общественная и частная, политическое и личное - и единый субъект в обоих сферах - мужчина, - который их связывает и соотносит между собой, так как мужчина является субъектом не только политической сферы, но и субъектом сферы личной. Роль правильной, достойной жены заключается в том, чтобы желать то, что желает муж, и выполнять то, что прикажет муж, как в идеальном государстве достойное правительство расторопно выполняет общественную волю.
Те женщины, которые будут "следовать своей природе", через соблюдение правил особого воспитания, смогут прийти к полноте жизни через материнство в законном браке и реализовать себя в "самоотдаче и счастливом самопожертвовании". Полное посвящение себя счастью других и материнское самоотвержение не сможет не вызвать у мужа женщины чувства восхищения и желания быть с ней, а значит, "всё более (?) нежные и верные" отношения между супругами будут обеспечены. Вот такой стратегический (а главное, вполне актуальный и сегодня) план.
Упор на теорию радикального полового диморфизма с постоянным соотношением "женщины=природа" приводит к тому, что всё, что так или иначе связано с атрибуцией "женский", в первую очередь, материнство и затем репродуктивный труд в целом, воспринимается как своеобразный партеногенез или как стихийное возникновение. Материнство и репродуктивный труд, для которого якобы женщины созданы природой, выполняются "сами по себе", без усилий, что-то вроде "суп варится" (сам), "котлеты жарятся" (сами), "дети рождаются" (тоже сами) и т.д. А значит, ничего не стоят ни "продукты" такой стихийной деятельности, ни те женщины, которые их создают.
С другой стороны, оплачиваемый труд в продуктивной сфере, за который получают материальное вознаграждение, воспринимается как результат личных усилий, гениальности или незаурядности исполнителя (чем выше вознаграждение, тем больше предполагаемая личная незаурядность). Труд в продуктивной сфере предполагает заслуги и возможности, а возможности - это источник прав (на деле это так, и раньше это декларировалось. Парадигма сменилась только после Второй Мировой Войны, с принятием Декларации Прав Человека, когда право стало пониматься как источник возможностей, вот такая современная утопия).
Для современников г-на Руссо и впоследствии для деятелей Революции было ясно, о чём шла речь, и они это открыто обсуждали, называя вещи своими именами, как противники радикального полового диморфизма и сегрегации женщин, так и их сторонники.
Отец Олимпии де Гуж писал дочери после прочтения её "Декларации Прав Женщины и Гражданки" (1791): "Не надейтесь, сударыня, что я соглашусь с Вами по этому пункту. Если люди Вашего пола возымеют претензию стать разумными и дальновидными в делах своих, во что превратимся мы, мужчины, уже и сегодня легкомысленные и поверхностные? Прощай тогда превосходство, которым мы так гордимся. Так женщины, чего доброго, начнут диктовать законы. И эта революция станет тогда опасной. Таким образом, желаю, чтобы женщины немедленно сняли докторский колпак и сохраняли бы легкомысленность даже в том, что пишут. Они будут приятны только в том случае, если будут лишены здравого смысла. Мудрые женщины Мольера смешны" (цитирую по книге "El mito del varon sustentador", Laura Nuño Gómez, 2010, Barcelona).
Сам г-н Руссо сильно переживал по поводу критики в его адрес, особенно, если она исходила от женщин. "Все эти способные и талантливые женщины внушают уважение разве что дуракам... Всё это шарлатанство недостойно честной женщины... Достоинство настоящей женщины в том, чтобы быть незаметной; её слава заключается в уважении со стороны её мужа; её наслаждение заключается в счастье её семьи... Все эти молодые писательницы останутся незамужними на всю жизнь, как только не останется на земле иных мужчин, кроме разумных" (1763).