Против абортов или против женщин?
Перевод статьи каталонского социолога Жозепа-Висенте Маркеса Против абортов или против женщин? Софизм жизни и хитрости официального дискурса.
Они объявляют себя противниками абортов, а на самом деле они - сторонники наказаний
Выступающие за пенализацию абортов притворяются, когда говорят, что они выступают против абортов. Уголовно преследовать или наказывать за аборты вовсе не означает возможность избежать или искоренить их, но пролайферы упорно дают понять, что они заняты борьбой и своеобразным крестовым походом именно против абортов. Их аргументация создает видимость теории борьбы с абортами, хотя на самом их дискурс - сугубо об установлении уголовной ответственности за их совершение, а не об их профилактике. С помощью этой видимости пролайферы пытаются загнать противников пенализации абортов в неудобное положение их пропагандистов. Нельзя позволить пролайферам беспрепятственно это проделывать. Если быть противником абортов означает выступать за их профилактику, то единственными антиабортистами являемся мы: те, кто выступает за гендерное равенство, за преодоление коитальной фиксации, за доступность контрацепции и за абсолютный примат социальной защищенности детей. Борцы за пенализацию абортов не могут называть себя противниками абортов, точно так же как не могут называться филантропами те, кто призывает бороться с уличными нищими "твердой рукой".
(Они не хотят, чтобы абортов больше не было, они хотят, чтобы аборты стали подпольными и опасными. Как только наша сексуальность будет свободной и рождение детей станет личным праздником за общественный счет, тогда аборты окажутся никому не нужны. До тех пор, наказание за аборты означает не что иное, как наказание жертвы. Мы - против абортов, они - против женщин).
Их "теория" состоит в одном-единственном утверждении: оплодотворенная яйцеклетка - это жизнь.
Сторонники пенализации абортов на самом деле твердят одно: зародыш - это человек. Остальная часть их дискурса - это просто оскорбления. Однако и главный аргумент пролайферов необходимо отследить среди словесной мишуры и взрывной демагогии. Откровенно и прямо называть зародыш человеком они всё-таки не решаются и предпочитают говорить о жизни или о человеческой жизни, создавая тем самым двусмысленность.
Но, с каких позиций можно упорствовать в приписывании статуса человека оплодотворенной яйцеклетке? - С позиций провиденциализма и асоциальных и недружественных с идеей свободы концепций человека. С позиции провиденциализма (кстати, вполне еретической) можно говорить о том, что у человека есть душа, и что душу человеку дает бог и делает это почему-то (наверное, по причине неисповедимости собственных путей) именно в момент зачатия, а не в момент, когда отходят воды, или в момент прорезания первого зуба мудрости (обратите внимание, что при таком раскладе доказать божье всемогущество представляется трудной задачей. Еще хуже дело обстоит с возможностью осуществления богом собственного всемогущества).
Другие позиции, которые позволяют говорить о человеке до его рождения, состоят в том, что не придается никакого значения принципу минимальной автономии, подразумевающей физическое отделение от другого человека, которое одно и позволяет осуществлять взаимодействие между людьми и тем самым - воплощать человеческое существование как социальное бытие. Ну а свобода тут вообще ничего не значит, ибо даже свобода движения для них ничего из себя не представляет.
Обратите внимание, преувеличительное называние зародыша человеком почему-то не влечет за собой никаких "человеческих" последствий (зародыш не крестят, не делают ему метрику и пр.), а только лишь запрещение аборта.
Они делают усилие по интеллектуальной утонченности и говорят о том, что зародыш - это семя будущего человека. Таким образом они полностью игнорируют дифференциальный эволютивный порог. Ибо на самом деле совершенно не очевидно, что нечто уже есть то, чем оно может стать.
Следите за руками: ловкое жонглирование концепцией жизни.
Сторонники пенализации абортов любят представить себя как защитников жизни. В самом деле, о жизни они говорят гораздо больше, чем о людях. С этой целью они проделывают следующие операции:
1) берут термин жизнь в качестве обозначения, то есть в том смысле, в котором все признают наличие жизни в зародыше, как признают ее наличие в растениях, в клетках и в животных;
2) затем они заряжают термин жизнь в качестве коннотации максимальным количеством аффективности и сакральности, то есть, придают этому термину смысл, который мы специфически соотносим с человеческим существованием;
3) "забывают" сделать (и скромно об этом умалчивают) единственно логический из предыдущих двух пунктов вывод: ультрафранцисканский ужас наступить на живую траву, своеобразный экологический мистицизм;
4) вместо этого прямо переходят к моральному терроризму: "Если ты не хочешь осудить тех, кто делает аборты, значит, ты - против жизни". (Если бы, по крайней мере, они были причастны логике, они бы сказали: "То, что вы называете сбором урожая, есть бесчеловечная бойня". Но их логика такова: зародыш есть жизнь, человек есть жизнь, значит зародыш есть человек. С тем же успехом они могли бы сказать: зародыш есть жизнь, Священный Синод есть жизнь, значит зародыш есть Священный Синод). Пенализаторский дискурс манипулирует понятием фетуса через своеобразный "временной туннель"
Мы уже отметили, что пролайферы идентифицируют семя с плодом, игнорируя тем самым дифференциальный эволютивный порог, с тем, чтобы настоять на том, что зародыш уже представляет собой человеческое существование. Но это не единственная манипуляция или трюк магии. Так, они говорят о "семени", когда просто хотят вкратце упомянуть что-то биологическое, но это "семя" тут же превращается в "ребенка", когда они хотят вызвать эмоции у аудитории описанием аморального поведения "матери" (так как параллельно они упорно называют беременную женщину "матерью").
Однако, когда они начинают расписывать картину мрачных последствий аборта для всего общества, ребенок превращается в будущего гения или "полезного гражданина" - причем надо отметить, что они опускают слово возможно, когда говорят о будущем гении или "полезном гражданине", равно как и не рассматривают возможную гениальность или гражданскую полезность женщины, которая может быть лишена возможности их осуществить на благо общества из-за несвоевременной беременности.
Именно среди магических эффектов и должно быть помещено "право на жизнь", за которое делают вид, что борются пролайферы. Это жонглирование термином "жизнь" в совокупности с иллюзионизмом в отношении времени: зародыш должен одновременно существовать и не существовать как человек, чтобы софизм функционировал. Зародыш должен быть человеком, чтобы иметь право на жизнь, и одновременно не должен им быть, чтобы иметь "необходимость" в помощи третьих лиц по предоставлению ему права на жизнь, которое в действительности было бы неким предполагаемым правом эмбриона на возможность развиться в человека. Дико. Лого-магия "разрешается" утверждением, что зародыш уже есть ребенок, ну а ребенок, разумеется, имеет право на жизнь.
Дополнительное оскорбление как дополнительный аргумент, предваряемое дополнительной ловушкой
Если предположить, что зародыш является человеческим существом, - а это единственное утверждение пролайферов, не являющееся оценочным суждением, - то тогда аборт действительно был бы гомицидом. Но пенализаторы абортов не говорят о гомициде, они говорят об убийстве. Эта ловушка необходима пролайферам потому, что эти ревнивые защитники жизни находят некоторые случаи причинения смерти не только желательными, но и похвальными. Ну, а значит аборт следует объявить убийством.
С этого момента пенализаторский дискурс превращается в нанизывание оскорблений. Аборт оказывается не только убийством, но и убийством беззащитного существа, затем убийством беззащитного существа собственной матерью, затем - влезая в тавтологию голословности - беспричинным убийством беззащитного существа собственной матерью, затем - наддавая прилагательных - беспричинным убийством беззащитного существа собственной бездушной матерью. После того, как возможности предикации в отношении бездушной матери исчерпаны, можно перейти к оскорблениям тех, кто протестует против пенализации абортов. Используется смыслонагруженная терминология: "убить" вместо "прервать беременность" и т.д. (Однако, когда речь заходит об авторитарных политиках, включающих гомицид, они начинают говорить о "выкорчевывании" и "оздоровлении", а трудовой гомицид у них называется "несоблюдением правил техники безопасности").
(Еще они не говорят: "То, что вы называете сбором урожая, есть на самом деле постыдное бесчеловечное убийство беззащитной пшеницы").
Чем же так замечателен зародыш? - Противоречия пролайферского дискурса в его же контексте.
Ранее мы рассмотрели собственно пенализаторский дискурс. Если же рассмотреть его в том самом контексте, в котором он возникает, обнаружатся много нестыковок, обычно хорошо известных. Напомним некоторые из них:
1. Предпочтительно "ребенка" защищают в его внутриутробном периоде и забывают о нем, когда он родился. А как тогда с правом "ребенка" жить не в невротизирующем обществе, принадлежать к неэксплуатируемому классу, к неугнетенной нации и т.д.? Где право быть желанным? А быть спрошенным насчет родиться?
2. Противоречие между стремлением к увеличению возможной жизни и безразличию к уже существующей. Во имя чего этот приоритет увеличению количества родов над заботой об инвалидах, стариках или брошенных детях?
3. Противоречие между протестом против абортов и одновременном протесте против доступной контрацепции, сексуального просвещения. Так хотят ли они предотвратить аборты?
4. Противоречие между позицией "против" абортов и "за" смертную казнь, вооружение и перевооружение (они говорят о том, что зародыш "невинен", - а ведь так же "невинны" грибы, которые безнаказанно поедаются).
5. Противоречие между стремлением пенализировать добровольное прерывание беременности женщиной и "натурализацией" абортов от плохих условий работы, материальной нищеты или от побоев будущего папаши. Что, аборты "естественны" только тогда, когда они не добровольны?
6. Противоречие между борьбой с абортами и отсутствием таковой против сведения сексуальности к коитальной продуктивности, против внутрисемейных изнасилований, против подавления сексуальности как причины возникновения ситуаций, ведущих к осложнениям в виде абортов.
Однако, все эти противоречия на самом деле кажущиеся. Так, "против" абортов и "за" смертную казнь логически связаны, так как оба являются пенализацией: "лучше наказать, чем предотвратить". "Против" абортов логически дополняется "против" контрацепции, так как оба служат подчинению сексуальности репродуктивным целям. Точно так же не является противоречивым стремиться увеличить число рождений и в то же время плевать на уже имеющие людские и природные ресурсы - и то, и другое суть проявления инфантилоидной безответственности. Таким образом становится очевидным, что за внешним дискурсом пролайферов стоит скрытая идеология.
Латентная идеология пролайферов
- больше детей, давай-наяривай. Увеличением числа рождений общество обеспечивает себе обильную прибыль людского ресурса. В этом смысле пролайф ничем не отличается от политик запрета на сексуальность без репродуктивных целей, сведения сексуальности к генитальности и высмеивания и запрета на сексуальность после окончания возрастного репродуктивного цикла. Логика этого натализма/репродуктивизма двойная: дешевое обеспечение пополнения людского ресурса в период повышения смертности (войны, экономические и социальные потрясения, периоды после стихийных бедствий или эпидемий) и специфические нужды любой доминантной группы в дешевой рабочей силе. Натализм проектируется доминантной группой, демагогически утверждая большую ценность "новой жизни" в сравнении с качеством таковой у уже живущих, насаждая понятие о ребенке как о родительском подвиге или игрушке, замалчивая драматические данные несчастного детства.
(Не стоит подменять количеством новорожденных качество их жизни. Речь не идет - как они это утверждают - о выборе между рождением ребенка и беззаботной жизнью чайлдфри. Речь идет о выборе между счастливыми и несчастными детьми. Цветы жизни не плачут. Почему они стремятся наклепать как можно больше детей и вырастить как можно меньше цветов? Не потому ли, что людоеды не питаются цветами?)
- "поставить женщину на место" и поместить в нее зародыш. Всякий натализм подразумевает сведение женщины к более-менее приукрашенной роли инкубатора. Однако, самое откровенное проявление мизогинии в натализме - это отказ женщине в способности морального различения посредством пенализации абортов. Хотя время от времени пролайферский дискурс "сочувствует" имиджу доведенной до отчаяния, загнанной в угол обстоятельствами женщины (любимое занятие мачизма: наслаждаться зрелищем женской "слабости"), возможность прерывания женщиной беременности по субъективным этическим причинам даже не рассматривается, отказывая таким образом женщине в возможности решать, готова ли она предоставить свое тело выполнению материнских функций или нет. По их мнению, женщине не дано элементарно озаботиться будущими условиями существования рожденного ребенка, материнство инстинктивно - и точка. Точно так же пролайферов не заботит тот аспект проблемы, что аборт является насильственным вмешательством и видом насилия над телом женщины. А между тем, именно это в первую очередь делает аборт нежелательным.
(Женщина - нечто большее, чем мать. Мать - нечто большее, чем родильная машина).
- заставить заплатить цену "за удовольствие". За пенализацию абортов выступают те, кто уверен, что сексуальное удовлетворение - это извращение, и удовольствие, получаемое от секса, должно иметь "темную" обратную сторону. Всякое удовольствие должно быть отомщено. За него надо нести наказание и желательно пожизненное. Поэтому им так нравятся торжественные фразы замогильным тоном: "Надо было раньше (головой) думать", "Теперь пеняй на себя", "Любишь кататься, люби и саночки возить," "Взялся за гуж, не говори, что не дюж". Стремление пенализировать аборты здесь идет рука об руку с борьбой с контрацепцией, потому что и то, и другое позволяет "уйти от расплаты". Заодно они называют половые инфекции "карой". Их культура - это мракобесие и зависть, дискурс, катящийся по плоскости "подавление-фрустрация-проекции на соседа-зависть-морализм/ханжество-личная месть на службе социальных репрессий". Или разговорным языком: "Если "эти" себе все "это" позволят и при этом не понесут ответственности, я буду выглядеть идиотом".
(Рождение ребенка спустя девять месяцев после коитуса, не делает коитус лучше или хуже, он так и останется либо актом наслаждения, свободных взаимоотношений, либо их противоположностью. Наслаждаться, не причиняя вреда другим, не является менее честным, чем страдать, не принося никому пользы (ну, кроме тех, кто наживается на эксплуатации "юдоли скорби")
Почему бы не назвать скотством усилия, прилагаемые к тому, чтобы наслаждение казалось скотством?
- хотя постойте, какое там наслаждение? Заметим, что обсессивное стремление заставить "заплатить цену" действует несколько странно в случаях, когда зачатие происходит в результате сомнительного для женщины удовольствия от подчинения или в качестве гарантии - чаще всего полностью нафантазированной - "удержания мужчины". Здесь антиабортивный дискурс опять поворачивается к нам своей мизогинной стороной: женщина должна заплатить цену не за собственное удовольствие, а за удовольствие мужчины. Так замыкается круг и сексуальные предрассудки уступают место мачистским. Тут уже невозможно не утверждать, что запрет на аборты является частью мужского господства, и что зародыш - действительно человек и даже больше: ему приписано исполнять обязанности тюремщика женщины. Феминистки совершенно правы в своем подозрении о том, что если бы рожать приходилось церковникам и политикам, право на аборт было бы священным. Знаете, мне, как социологу, приходилось иметь дело с предположениями гораздо менее вероятными.
(Аборт незаконен, потому что это "женское дело". Зато война - мужское).
Поклонение зародышу не есть гуманизм, лишь антифеминизм.