Не у всех мужчин получается быть в белом
Крис Красс пишет о процессе роста сознания: "Никто не свободен, пока все не свободны".
"Ты знаешь, в какой ты группе?", - как белый мужчина из среднего класса я много раз слышал этот вопрос на факультете Женских и Этнических Исследований (Women Studies and Ethnical Studies). На лекции по Истории Афроамериканских Женщин кто-то решил, что я заблудился, и пытался таким образом направить меня по назначению. Я понимал, почему мне задавали этот вопрос, я понимал, что он относился не только к университетской группе, но и к моей социальной группе, которая осуществляет жёсткий социальный контроль в рамках расистского, патриархатного, гетеросексистского, капиталистического общества. Я прекрасно отдавал себе отчёт, к какой социальной группе я принадлежу, и что мои отношения с Женскими и Этническими Исследованиями были непростыми. Я знал, что многие были против моего присутствия на лекциях, что многие чувствовали себя неудобно рядом со мной. Но с другой стороны, многие преподавательницы/преподаватели и студентки/студенты говорили мне, что они рады видеть меня там. Всё это помогло мне понять, что эта борьба была очень сложной, и что не существовало простых ответов.
Я проучился 4 года в Общественном Университете (Community College) и затем ещё 3 года в Государственном Университете Сан-Франсиско. Большинство моих преподавателей/преподавательниц были женщинами и/или чернокожими и латиноамериканцами/латиноамериканками. Я вырос в замкнутом кругу, в котором не было этнического смешения, и у меня не было преподавателей или авторитетных фигур, которые не были бы белыми. То, что я изучал в Университетах - феминизм чёрных женщин, борьба за освобождение чернокожих, история чиканос, колониализм с точки зрения американских индейцев, история рабочих движений, теория квир, антирасизм с точки зрения женщин-иммигранток и беженок - глубоко потрясло меня. Однако, самым глубинным изменениям в моей психике, о возможности которых я тогда и не подозревал, я обязан тому, что моими преподавательницами и наставницами были женщины и цветные женщины. То, что моим образованием руководили люди других рас и женщины с радикальными политическими взглядами, перевернуло все мои понятия об отношениях власти и стало самым важным предметом в моей образовательной программе.
Обучение в коллективе, где большинство были женщины и цветные люди, сильно повлияло на меня в личном плане, так как первый раз в жизни я оказался в положении гендерного и расового меньшинства. Вдруг оказалось, что гендерные и расовые вопросы были не рядовыми, а основополагающими в восприятии и понимании окружающего мира. Раньше я частенько задавался вопросом о том, зачем столько говорить о гендере и расе? Теперь вопрос сменился на противоположный: "как можно не думать и говорить обо всём этом ежедневно?". Со временем у меня появилась целая стратегия участия в занятиях. В течение первого месяца я старался вести себя скромно, не выделяться и слушать, что говорят другие. Я старался делать комментарии, ясно отделявшие бы меня от мачизма, расизма и - иногда - от капитализма, от эксплуататорских систем, с которых я стриг купоны; такие комментарии обычно вызывали в окружающих реакции удивления и облегчения. Слушая своих сокурсниц/сокурсников, пытаясь поставить себя на их место, принять их точку зрения и их перспективу, я завоёвывал их доверие и начинал понемногу принимать участие в дискуссиях. Целью этой стратегии была борьба с моими собственными мачистскими замашками. Ещё я хотел вести себя более открыто и искренне с другими людьми. Частью стратегии было также затевать дебаты по гендерным и расовым вопросам во время занятий по Западной Цивилизации, Политическим Наукам и другим предметам, на которых присутствовало большинство белых мужчин. Мои цветные товарищи и женщины считали, что это было моим долгом: "Они ждут подобных комментариев от нас, и они презирают нас, считая, что мы говорим так от ярости, из-за эмоциональности или виктимизма. Ты должен использовать твоё привилегированное положение, чтобы заставить мужчин и белых слушать наши аргументы".
Я не ставил себе целью убеждать белых преподавателей и студентов, я хотел открыть пространство для критических дебатов с ними на темы гендера, расы, социальных классов. Это тоже стало ценным опытом для меня, так как я часто замечал, что произвожу впечатление холодного и злого человека, догматика, проповедника и вообще-то не слишком уверенного в том, что говорю. Мне стало ясно, что если я ставлю себе целью облегчить собственное чувство вины за то, что я принадлежу к белым мужчинам, то ругать их на чём свет стоит - правильная стратегия. Но если я хочу, чтобы другие идентифицировались в идеями антирасизма и феминизма, мне надо быть умнее и честнее с самим собой.
Я вырос, думая о себе как о последовательно развивающейся независимой личности, не обременённой прошлым. История была для меня конгломератом дат без видимой связи с моей жизнью, а я был особой личностью в своём особом мире. Но вот я начал понимать, что быть белым, мужчиной, из среднего класса, гетеросексуальным и гражданином США не только даёт мне некоторые привилегии, но и наделяет меня прошлым. Я принадлежу к социальным группам, исторически созданным и сформировавшимся: мужчина, белый, гетеросексуальный, среднего класса, которые представляют собой образец "нормальности", а об остальных людях судят по сравнению с этим образцом. К тому образу, который представлял меня как "отдельную личность", присоединились образы суден работорговцев, разрушенных и сожжённых индейских поселений, насилия против женщин, белых мужчин, использующих других белых мужчин с целью господства над женщинами, цветными людьми и над всей планетой.
Я помню, как я сидел на занятии по Истории Афроамериканских Женщин, единственный белый мужчина среди 15 чернокожих женщин. Мы говорили о рабовладении о об Аиде Уэллс (Ida B. Wells), о её борьбе против систематических изнасилований, которым подвергались чернокожие женщины-рабыни со стороны своих белых хозяев, миллионы изнасилований, которые охранялись законом, в то время как сотни чернокожих мужчин линчевали под предлогом защиты белых женщин от чёрных насильников. Я сидел, наклонив голову и чуть не плакал, меня тошнило. Кто были те белые мужчины, что они чувствовали по отношению к самим себе? Мне было страшно и стыдно взглянуть на чернокожих женщин из группы. "Хотя бывают межрасовые браки по любви", - сказала преподавательница, - "в нашем обществе так много оттенков чёрной кожи по той причине, что поколение за поколением рождалось в результате узаконенных изнасилований". Кто я, что я чувствую по отношению к самому себе?
"Это моя борьба"
"Я не имею ни малейшего представления, какую роль могли бы сыграть в революции белые гетеросексуальные мужчины, если они представляют собой основу и плоть реакционной эксплуататорской системы" - Робин Морган, "Сила сёстринства". Иногда у меня бывают периоды ненависти к самому себе, я чувствую себя виновным, мне страшно. Когда это случается, я думаю о том, что у меня есть цель и роль в борьбе за освобождение, я знаю, что я могу быть полезен, но я всё-таки не могу перестать задаваться вопросом: "а что если я просто обманываю себя?" Нет, я уверен в том, чего я хочу, а цитата из Робин Морган - это брошенный мне вызов, но не стоит барахтаться в нём бесконечно. Я вырос, полагая, что у меня есть право на всё. Что я мог пойти, куда угодно, делать, что заблагорассудится, и везде бы меня приняли и признали.
Патриархат и гетеросексизм научили меня, иногда изподтишка, иногда с брутальной откровенностью, что у меня есть право на женские тела, что у меня есть право занимать пространство и выражать собственное мнение, когда и как мне того захочется, не считаясь с остальными. Это процесс социализации, сильно отличающийся от процесса социализации, которому подвергаются большинство людей в этом обществе: их принуждают молчать, платить сторицей за малейший промах, скрывать и прятать собственную идентичность, уступать дорогу и - никогда! - никогда не забывать поблагодарить за то, что им позволено жить. Думаю, что это очень здоровые мысли: понимать, что ты не всегда, не везде и не всем нужен, научиться делиться пространством и властью, работать с связке с другими людьми, чтобы найти ту роль, с которой ты лучше справляешься. А вот что совершенно нездорóво, так это то, что гендерно-привилегированные очень редко говорят друг с другом на эти темы и не поддерживают друг друга в деле личного освобождения.
... У меня было огромное количество таких гендерно-привилегированных друзей, но я испытывал ужас при мысли о необходимости моего политического каминаута, о том, чтобы открыто провозгласить себя перед ними противником мачизма. Я мог публично обличать патриархат и пытаться убедить в чём-то других мужчин, но был ли я способен честно признаться себе в моем собственном сексизме, соединить анализ и политические убеждения с эмоциями и личными переживаниями, способен ли я стать уязвимым? Стоп. Уязвимым в чём? Ведь я же сам говорил, что я против патриархата, расизма и капитализма?
Уровень сознательности в отношении феминизма среди моих университетских приятелей был настолько низким, что я, прочитав пару книг по феминизму и способный сказать "да, я признаю, что сексизм существует", оказывался автоматически впереди их всех. Хотя уровень сознательности и вовлеченности среди активистов политических движений несколько выше, они ушли недалеко. Две вещи всегда сильно волновали меня: истинность моих политических убеждений и моя способность действенно претворять их в жизнь. Мне гораздо легче обличать патриархат на занятиях, на политических собраниях или в моих статьях, чем реально практиковать феминистскую политику в отношениях с друзьями, подругами, в семье...
В чем же я боюсь себе признаться? В том, что мне трудно слышать голоса, которые я идентифицирую как "женские", я их не слышу. В том, что подсознание не обмануть: для меня мнение мужчины важнее. В том, что, приходя на собрание, я тут же делю людей в соответствии с их "статусом" и местом в иерархии (сколько времени они в движении, к каким фракциям относятся, что они написали и где опубликовали, с кем они дружат). Я сравниваю себя с ними и чувствую, что мужчин мне надо обогнать, заткнуть за пояс. С теми, кого я маркирую в голове как женщин, происходит похожий процесс сортировки, но к нему примешивается компонент сексуального влечения. Что значат здоровое влечение и желание и могут ли они выжить в компании с моей привычкой сексуализовать всех окружающих меня женщин? Проблема обостряется в повседневности, в обществе, которое изображает женщин как немые тела, которым только и забота, чтобы удовлетворять сексуальные потребности гетеросексуальных мужчин. Как всё это отражается на моём отношении к коллегам по работе, соратницам по движению и к тем женщинам, к которым я привязываюсь любовно? Как всё это отражается на том, как я занимаюсь любовью, как испытываю необходимость, как выражаю свою любовь, как я себе её представляю? Я сейчас не о том, занимаюсь ли я со своей подругой оральными сексом, и не о том, говорю ли я ей, что люблю её. Я задаюсь вопросом, а действительно ли для меня важнее равноправие в наших отношениях, важнее, чем возможность регулярно кончать?
Я прекрасно осознаю, что я никогда не отвлекался от смысла сказанного мужчиной, потому что не был занят сексуальными фантазиями о нём. Однако, я неоднократно ловил себя на том, что полностью увлечён сексуальными мыслями о выступающих с речью женщинах, о женщинах, которые являются моими соратницами, коллегами. Я за любовь, за здоровый секс, за либеральную сексуальную политику, проблема не в этом. Проблема во "власти", в "праве", которое чувствуем мы, мужчины, обращаться с женщинами как с сексуальными объектами и "фильтровать" их в соответствии с нашими сексуальными предпочтениями. Мне бы хотелось огрызаться поменьше, поменьше злобствовать, но я этим занимаюсь - я обороняюсь, когда спорю с моей подругой о том, что между нами существуют отношения власти, о том, каким образом мы устанавливаем взаимоотношения с миром и как это влияет на наши с ней отношения. Мне прекрасно известно, что я говорю: "Хорошо, я об этом подумаю" и думаю: "Отстань от меня".
Это не исповедь для выпрашивания прощения. Это постоянная борьба за то, чтобы честно относиться к тому глубокому влиянию, которое патриархат имеет надо мной. В патриархате мне не сладко. Я сильно сомневаюсь, что когда-нибудь смогу честно и искренне кого-то любить. Сомневаюсь, что смогу стать честным с самим собой и не жадным с другими. Сомневаюсь, что буду искренне сотрудничать и делиться. Я могу видеть шрамы патриархата на телах всех людей, с которыми я общаюсь, и когда я заставляю себя рассматривать их и размышлять о них, я бешусь и грущу. Белл Хукс в книге "Всё о любви" говорит о том, что никакая любовь невозможна, когда есть воля к господству. Так способен ли я на любовь? Мне хочется верить, что да. Что буду способен через политические практики белого мужчины, находящегося в оппозиции к патриархату.
Я думаю, что в борьбе с угнетением, в воплощении наших политических компромиссов мы реализуем и выражаем наши лучшие человеческие качества. Бывают моменты, опыт, ситуации, когда я чувствую, что мы противостоим патриархату все вместе, и это показывает нам, на что мы способны. Я думаю, что это дело всей жизни, и что это также и борьба за спасение наших собственных жизней. В этой борьбе мы начинаем понимать, что наша способность любить, наша красота, наша страстность, наше творчество, наше достоинство и наша власть растут. Мы добьёмся.
"Работать так, чтобы борьба была конкретной и эффективной"
Хотя работать с психологическими и эмоциональными проблемами очень важно, существует несчётное количество конкретных шагов, которые мы можем предпринимать в борьбе с мачизмом. Одна активистка движения за освобождение Палестины написала мне, предлагая следующее: "есть задания, с которыми вполне могут справиться мужчины: вести протоколы на собраниях, снимать под них помещения, сидеть с детьми, делать ксерокопии - любое негламурное дело. Они могут воодушевлять женщин выполнять роли, которые обычно присваивают себе мужчины (разрабатывать тактики и стратегии, модерировать собрания, официально представлять группу)... Осознавать, к кому они прислушиваются больше, и сдерживать желания протагонизма". Вот точные и конкретные шаги, которые могут предпринять мужчины в борьбе с мачизмом...