Magic Pig of Russia
Немного запоздалая колонка, подводящая итог
московского сезона. По условиям текст получился длинный, и если вы читали
предыдущие записи, которые делались во время сезона, и интервью, ссылку на
которое я давал раньше, читать большого смысла нет. Выкладываю больше для себя,
чтобы текст не потерялся.
Свинья как культурный символ
Разговоры о свинье преследовали меня всю осень. Их было ничуть не меньше, чем в некоторых романах Вудхауза, где свинья стала не только двигателем сюжета, но, как казалось, главной темой обсуждения аристократических семейств. В первой половине 20 века те самые семейства превращались в уходящую натуру, и свинья, надо полагать, отчасти связывала их с реалиями жизни, а другой частью (не иначе, своим оскалом) служила напоминанием о тлене и бренности. Как полагается любому порядочному началу века, второе десятилетие нынешнего наполнено приметами упадка так, что большего и желать страшно, а конец света вообще стал самой модной темой года. В этой ситуации свинья ничуть не хуже феникса или единорога сгодится на роль символа (и уж точно лучше котика).
Перечислю вкратце, что нового я узнал об этом животном за последнее время. Во-первых, ее можно сравнить с культурой, поскольку «шерсти от нее мало, а визгу - много». Так была описана реакция некоего чиновника на разговоры о дегуманизации общества в связи с планами оценки институтов-музеев-библиотек по их вкладу в экономику. Во-вторых, звездный редактор кулинарного журнала весь сезон писал о том, как она демократична, употребить ее со смаком можно целиком, от пятачка до хвоста, а потому любовь к ней может объединить размежеванные страты «от Стрелки до Уралвагонзавода». В моем изложении это звучит не слишком убедительно, однако (и это в-третьих) завершившийся московский сезон довольно живо доказал, что искать красоту экономической целесообразности пока лучше получается на примере свиной туши, но отнюдь не моды.
Упомянутый поиск кажется сейчас неизбежным хоть где, и в гастрономии, и в моде, разница между которыми все больше стремится к нулю. Только потребление «от пятачка до хвоста», кажется, способно обеспечить тот плотный охват аудитории и поток картинок, которые являются теперь залогом экономического благополучия любого производителя. Должная порция визга и шерсти делают явление «актуальным», близким ежедневным интересам потребителей, а это, кажется, единственный способ привлечь их внимание. Ни на какие абстрактные или долговременные задачи этого внимания уже не остается. Из обихода почти вымыты оценки с позиций «красиво/некрасиво», «правильно/ложно», которые совсем недавно казались незыблемыми. Главной становится возможность приспособить что бы то ни было к решению ежедневных вопросов жизни, совсем как в дикие первобытные времена. Конечно же, это очень комфортное одичание, но удобство здесь выступает просто дополнительным современным условием, без него сейчас никуда.
Московский сезон показал сразу несколько рецептов встраивания такого непрактичного явления как «отечественная дизайнерская мода» в отечественную же непростую повседневность.
Ужас как сложно переходить от бесед о свинье к разговору о шоу Алены Ахмадулиной. Очень немногим смена контекста удается непринужденно. Вот знаменитому шефу Алену Пассару случилось с блеском променять три звезды Michelin на турнепс, а цены и одобрение гурманов остались при нем. В этот же момент несколько не менее блестящих поваров променяли кухню гранд-отелей на собственные гастро-пабы. У Алены, кажется, процесс будет не таким органичным.
В ее свежем показе идеи последних сезонов были демократично изложены и приготовлены к расширению тиража. Коллекция была выстроена наподобие капсулы H&M имени себя самой, только без H&M. Кажется, именно такую копию без оригинала Батай предлагал называть «симулякром». Этот термин по каким-то причинам из нейтрального вдруг стал негативным и ассоциируется с плутовством. Наверное, дело в звучании: нечто среднее между «симулянт» и «кадавр». Возможно, со временем Алёне удастся вернуть ему спокойное значение. В конце концов, раньше в профессии ей удавалось почти все. Это ведь так естественно, стремиться перевести известность и успех в продажи, утилизировать весь опыт, «от пятачка до хвоста»: современные шеф-повара уже обратили такой ход в тенденцию, а у дизайнеров он все чаще описывается как вынужденная необходимость. Во главе управления люксовых Домов теперь чаще всего стоят люди с опытом работы на рынках потребительского масс-маркета (йогурта или замороженных овощей, к примеру).
Одним из главных условий такой конвертации является наличие уникального продукта. Таковых в моде, в сущности, не так и много. Классический пример - сорочка-поло. Рене Лакост создал ее в 1933, вынес наружу узнаваемый логотип и создал систему лицензирования (и то, и другое - также впервые в мире). Одноименная компания до сих пор обеспечивает треть оборота (а это 1,6 млрд Евро в прошлом году) за счет продаж поло, а сама не производит ничего, кроме советов по развитию бренда и поддержанию его философии. Во всем мире бренд и его культовые продукты стали куда важнее дизайнера. Вот этот рецепт кажется идеальным для развития российских Домов, когда б у них был такой продукт. Я уж не говорю о брендах, которые могут сществовать отдельно от основателя.
Здесь моя навязчивая кухонная параллель может оказаться вполне полезной. Кулинарным аналогом такого продукта я бы назвал гамбургер - он не меняет своих базовых свойств в любом исполнении и ценовой категории. И при этом подвержен модным изменениям: в последнее время все, от гастрономических заведений до новомодных стритфудовских палаток, принялись готовить его собственные версии. Есть только одно «но»: ничего похожего у российских дизайнеров пока нет. Есть только рецепты авторских соусов. Кроме того, из свиньи, сколь угодно символической, гамбургер не приготовить никак, нужно чуть более снобское мясо. Аленин опыт создания ассортимента под расширяющуюся дистрибуцию служит тому новым подтверждением: если она вдруг решит отойти от дизайна, продавать станет нечего.
Вот почему тиражирование авторской одежды российских дизайнеров представляется мне таким проблематичным. До совсем свинского демократизма масс-маркета оно спуститься не может, мощностей не хватает, а нынешний уровень предложения сталкивается с проблемами дистрибуции и легко исчерпываемого спроса. Несколько крупнейших имен (в списке которых Алена занимает верхние строки) могут ненадолго «спускаться к массам» вторыми линиями, но неудачный опыт продаж последней коллаборации с Маржелой показывает, что успех отнюдь не гарантирован. Освоение «от пятачка до хвоста» никак не получается. И без государственной программы получится вряд ли. Так же вряд ли на ее появление стоит рассчитывать.
Непосредственно после показа Алены свой способ оптимизации продемонстрировал Александр Арнгольдт (эти показы завершали официальное московское расписание). Дизайнер возвратился на подиум Гостинки после пятилетнего перерыва. Его шоу также представляло собой обобщение идей последних трех сезонов: коллекция объединила варианты конструкций, которые, по статистике Дома, пользовались наибольшим спросом. Одновременно автор отказался от всех способов заострить образный ряд (даже его традиционной сказки про героиню в этот раз не было). Результат одинаково сложно и описать, и позабыть, что, в конце концов, и является одним из признаков хорошо одетого человека.
Это был не самый очевидный способ заявить о своем возвращении на «большой подиум», который требует столь же размашистых имиджевых решений. Наибольшее удовольствие от коллекции получили те немногие зрители, которые наблюдали ее камерную демонстрацию неделей позже и смогли вблизи пообщаться с этими интеллигентными платьями и дивными тканями. Однако показ очень четко сигнализирует о политике развития: создание тотального гардероба на той базе, которая не размывает ценностей марки. Пока это, кажется, единственно возможный способ оптимизации для Дома, клиенты которого ценят люксовую составляющую вещей больше, чем узнаваемость. Если хотите, это стратегия, противоположная описанной выше; ничуть не менее амбициозная, просто не экспансивная.
Если добавить к уже названному лиричнейший показ Виктории Андреяновой, - отличный пример того, как несколько деликатно использованных элементов спортивности могут осовременить высказывания традиционного Дома, - вы получите практически полный список всего приметного, что было сказано под занавес сезона сдержанным тоном. Для описания остального осенний убой кабанчика можно использовать в качестве символа почти без кавычек. Открытый избыточный стиль, одинаково лишенный контроля, поиска и самоиронии, прорвался на подиум, как неумело распоротое брюхо.
При этом экономика таких марок поставлена великолепно - до определенного уровня роста финансовые затруднения, кажется, им неизвестны вообще. Дурному вкусу угодить куда легче (и намного легче его прогнозировать). А потому и Неделям с ними работать куда проще. Как только такой жирный изобильный стиль начинает преобладать в расписании, оно приобретает пугающую актуальность, поскольку отлично выражает общий стремление к одичалости - назад, к кострам. А уж визгу то, визгу от них сколько! А он, скажет вам любой современно мыслящий чиновник, является одним из признаков культуры. Нет, как ни посмотри, символическую роль свиньи нельзя недооценивать.
московского сезона. По условиям текст получился длинный, и если вы читали
предыдущие записи, которые делались во время сезона, и интервью, ссылку на
которое я давал раньше, читать большого смысла нет. Выкладываю больше для себя,
чтобы текст не потерялся.
Свинья как культурный символ
Разговоры о свинье преследовали меня всю осень. Их было ничуть не меньше, чем в некоторых романах Вудхауза, где свинья стала не только двигателем сюжета, но, как казалось, главной темой обсуждения аристократических семейств. В первой половине 20 века те самые семейства превращались в уходящую натуру, и свинья, надо полагать, отчасти связывала их с реалиями жизни, а другой частью (не иначе, своим оскалом) служила напоминанием о тлене и бренности. Как полагается любому порядочному началу века, второе десятилетие нынешнего наполнено приметами упадка так, что большего и желать страшно, а конец света вообще стал самой модной темой года. В этой ситуации свинья ничуть не хуже феникса или единорога сгодится на роль символа (и уж точно лучше котика).
Перечислю вкратце, что нового я узнал об этом животном за последнее время. Во-первых, ее можно сравнить с культурой, поскольку «шерсти от нее мало, а визгу - много». Так была описана реакция некоего чиновника на разговоры о дегуманизации общества в связи с планами оценки институтов-музеев-библиотек по их вкладу в экономику. Во-вторых, звездный редактор кулинарного журнала весь сезон писал о том, как она демократична, употребить ее со смаком можно целиком, от пятачка до хвоста, а потому любовь к ней может объединить размежеванные страты «от Стрелки до Уралвагонзавода». В моем изложении это звучит не слишком убедительно, однако (и это в-третьих) завершившийся московский сезон довольно живо доказал, что искать красоту экономической целесообразности пока лучше получается на примере свиной туши, но отнюдь не моды.
Упомянутый поиск кажется сейчас неизбежным хоть где, и в гастрономии, и в моде, разница между которыми все больше стремится к нулю. Только потребление «от пятачка до хвоста», кажется, способно обеспечить тот плотный охват аудитории и поток картинок, которые являются теперь залогом экономического благополучия любого производителя. Должная порция визга и шерсти делают явление «актуальным», близким ежедневным интересам потребителей, а это, кажется, единственный способ привлечь их внимание. Ни на какие абстрактные или долговременные задачи этого внимания уже не остается. Из обихода почти вымыты оценки с позиций «красиво/некрасиво», «правильно/ложно», которые совсем недавно казались незыблемыми. Главной становится возможность приспособить что бы то ни было к решению ежедневных вопросов жизни, совсем как в дикие первобытные времена. Конечно же, это очень комфортное одичание, но удобство здесь выступает просто дополнительным современным условием, без него сейчас никуда.
Московский сезон показал сразу несколько рецептов встраивания такого непрактичного явления как «отечественная дизайнерская мода» в отечественную же непростую повседневность.
Ужас как сложно переходить от бесед о свинье к разговору о шоу Алены Ахмадулиной. Очень немногим смена контекста удается непринужденно. Вот знаменитому шефу Алену Пассару случилось с блеском променять три звезды Michelin на турнепс, а цены и одобрение гурманов остались при нем. В этот же момент несколько не менее блестящих поваров променяли кухню гранд-отелей на собственные гастро-пабы. У Алены, кажется, процесс будет не таким органичным.
В ее свежем показе идеи последних сезонов были демократично изложены и приготовлены к расширению тиража. Коллекция была выстроена наподобие капсулы H&M имени себя самой, только без H&M. Кажется, именно такую копию без оригинала Батай предлагал называть «симулякром». Этот термин по каким-то причинам из нейтрального вдруг стал негативным и ассоциируется с плутовством. Наверное, дело в звучании: нечто среднее между «симулянт» и «кадавр». Возможно, со временем Алёне удастся вернуть ему спокойное значение. В конце концов, раньше в профессии ей удавалось почти все. Это ведь так естественно, стремиться перевести известность и успех в продажи, утилизировать весь опыт, «от пятачка до хвоста»: современные шеф-повара уже обратили такой ход в тенденцию, а у дизайнеров он все чаще описывается как вынужденная необходимость. Во главе управления люксовых Домов теперь чаще всего стоят люди с опытом работы на рынках потребительского масс-маркета (йогурта или замороженных овощей, к примеру).
Одним из главных условий такой конвертации является наличие уникального продукта. Таковых в моде, в сущности, не так и много. Классический пример - сорочка-поло. Рене Лакост создал ее в 1933, вынес наружу узнаваемый логотип и создал систему лицензирования (и то, и другое - также впервые в мире). Одноименная компания до сих пор обеспечивает треть оборота (а это 1,6 млрд Евро в прошлом году) за счет продаж поло, а сама не производит ничего, кроме советов по развитию бренда и поддержанию его философии. Во всем мире бренд и его культовые продукты стали куда важнее дизайнера. Вот этот рецепт кажется идеальным для развития российских Домов, когда б у них был такой продукт. Я уж не говорю о брендах, которые могут сществовать отдельно от основателя.
Здесь моя навязчивая кухонная параллель может оказаться вполне полезной. Кулинарным аналогом такого продукта я бы назвал гамбургер - он не меняет своих базовых свойств в любом исполнении и ценовой категории. И при этом подвержен модным изменениям: в последнее время все, от гастрономических заведений до новомодных стритфудовских палаток, принялись готовить его собственные версии. Есть только одно «но»: ничего похожего у российских дизайнеров пока нет. Есть только рецепты авторских соусов. Кроме того, из свиньи, сколь угодно символической, гамбургер не приготовить никак, нужно чуть более снобское мясо. Аленин опыт создания ассортимента под расширяющуюся дистрибуцию служит тому новым подтверждением: если она вдруг решит отойти от дизайна, продавать станет нечего.
Вот почему тиражирование авторской одежды российских дизайнеров представляется мне таким проблематичным. До совсем свинского демократизма масс-маркета оно спуститься не может, мощностей не хватает, а нынешний уровень предложения сталкивается с проблемами дистрибуции и легко исчерпываемого спроса. Несколько крупнейших имен (в списке которых Алена занимает верхние строки) могут ненадолго «спускаться к массам» вторыми линиями, но неудачный опыт продаж последней коллаборации с Маржелой показывает, что успех отнюдь не гарантирован. Освоение «от пятачка до хвоста» никак не получается. И без государственной программы получится вряд ли. Так же вряд ли на ее появление стоит рассчитывать.
Непосредственно после показа Алены свой способ оптимизации продемонстрировал Александр Арнгольдт (эти показы завершали официальное московское расписание). Дизайнер возвратился на подиум Гостинки после пятилетнего перерыва. Его шоу также представляло собой обобщение идей последних трех сезонов: коллекция объединила варианты конструкций, которые, по статистике Дома, пользовались наибольшим спросом. Одновременно автор отказался от всех способов заострить образный ряд (даже его традиционной сказки про героиню в этот раз не было). Результат одинаково сложно и описать, и позабыть, что, в конце концов, и является одним из признаков хорошо одетого человека.
Это был не самый очевидный способ заявить о своем возвращении на «большой подиум», который требует столь же размашистых имиджевых решений. Наибольшее удовольствие от коллекции получили те немногие зрители, которые наблюдали ее камерную демонстрацию неделей позже и смогли вблизи пообщаться с этими интеллигентными платьями и дивными тканями. Однако показ очень четко сигнализирует о политике развития: создание тотального гардероба на той базе, которая не размывает ценностей марки. Пока это, кажется, единственно возможный способ оптимизации для Дома, клиенты которого ценят люксовую составляющую вещей больше, чем узнаваемость. Если хотите, это стратегия, противоположная описанной выше; ничуть не менее амбициозная, просто не экспансивная.
Если добавить к уже названному лиричнейший показ Виктории Андреяновой, - отличный пример того, как несколько деликатно использованных элементов спортивности могут осовременить высказывания традиционного Дома, - вы получите практически полный список всего приметного, что было сказано под занавес сезона сдержанным тоном. Для описания остального осенний убой кабанчика можно использовать в качестве символа почти без кавычек. Открытый избыточный стиль, одинаково лишенный контроля, поиска и самоиронии, прорвался на подиум, как неумело распоротое брюхо.
При этом экономика таких марок поставлена великолепно - до определенного уровня роста финансовые затруднения, кажется, им неизвестны вообще. Дурному вкусу угодить куда легче (и намного легче его прогнозировать). А потому и Неделям с ними работать куда проще. Как только такой жирный изобильный стиль начинает преобладать в расписании, оно приобретает пугающую актуальность, поскольку отлично выражает общий стремление к одичалости - назад, к кострам. А уж визгу то, визгу от них сколько! А он, скажет вам любой современно мыслящий чиновник, является одним из признаков культуры. Нет, как ни посмотри, символическую роль свиньи нельзя недооценивать.