На берегу бесконечной реки-4
У дождика тысячи ножек. Он прыгает на них снаружи, в пыли, и ему, похоже, весело. Нас же этот весельчак заставил прервать работу и спрятаться в когда-то давно отрытый древнегреческий склеп. Правда, недовольство этим событием выразил один лишь Машинский, начальник нашего раскопа. Втискиваясь в узкую входную дыру, он все кряхтел: «Грязные свиноеды, вам бы только не работать, а на науку всем плевать...»
В склепе накурено. Идет неторопливая беседа, обмен шутками и байками. Тон задаёт в основном Юрик Пашутин: в армии он служил где-то на Новой Земле и, как все, много соприкасавшиеся с морем, знает цену «травле».
Рядом со мной примостился Устинов, начальник соседней «банды». В нашем склепе он находится по великой милости, о чём ему не замедлили сразу же напомнить. С достоинством ответив на нападки, Устинов пока помалкивает и только язвительно усмехается, кося глазом. Он пытается пока зарисовать что-то в своем драном офицерском планшете, кое-как пристроив его на коленях. Работа продвигается туго. Возбужденное неудобством остроумие Устинова настойчиво требует выхода. Но он пока крепится.
В просторе трудно почувствовать тепло чужого плеча. Локоть товарища - мы уже, кажется, забываем, что это такое. Мы отвыкаем от мысли, что на чьё-то плечо можно опереться. Мы привыкаем к тому, что оно да локоть - просто аргументы в очереди и на транспорте. Разумеется, не всегда и не везде, глупо было бы возводить всё в абсолют. Но ведь знакома нам мертвящая слепота магазинной ненависти, не так ли?
А склеп нас объединяет. Объединяет тепло друг друга, общие шутки и рассказы, одинаково у всех затёкшие ноги, на которых кто-то сидит. Объединяет общий кров. И общий труд.
И потом вспоминаешь этот терпеливый склеп с благодарностью: здесь ты ощутил теплоту.
***
По палатке пробежал ветерок. Заколыхались сохнущие на веревках футболки и плавки. Сухо зашелестели листья дерева по соседству.
Вокруг тихо и сумрачно. На сиреневом небе стоит облако, похожее на гриб. Короткий вечер напрягает еще последние силы, но солнце, невидимое уже за деревьями, подбирает забытые лучики. Ночь резко, по южному, должна вот-вот пасть на притихшую землю.
Откуда-то издалека донесся тихий, как вечер, перебор струн. Мы с Серёгой идём посмотреть, кто это играет. С каждым шагом звук слышится яснее, начинает улавливаться мелодия. Что-то необычное, не просто одна из походных, вечно юных песен. Нет, мелодия очень сложная, симфоническая, наверное. Кажется, что для гитары в принципе невозможная. Потом мы узнаем: что-то из Баха. Хорошо излагает, замечает Серёга.
Она и в самом деле чудесная, эта музыка, она словно вплетается всем существом в эти фиолетовые сумерки, она трогательная и нежная, словно забытая уже колыбельная из далеких сиреневых вечеров детства...
Гитарист окружён людьми. Парень ещё незнакомый, приехала их компания только вчера. Он заметно пижонит, друзья его сидят рядом с несколько снисходительным видом: дескать, все мы такие, и мы тоже кое-что умеем. В экспедиции у нас так себя не ведут. Но сейчас меньше всего хочется обращать на это внимание. Да и пижонство куда-то пропадает, как только начинается музыка.
Мелодия околдовывает, и уже не поймешь - то ли с этого лилового неба, то ли с далёких курганов в густеющей темноте, то ли с медных листочков деревьев, вместе с нами склонившихся над гитарой, стекает она… То ли, наоборот, уплывает от нас, от нашего маленького кружка в сумерках, связывая нас с бесконечностью загорающихся звёзд и сгоревших веков.
Нет, гитара инструмент не музыкальный Она средство общения между людьми и эпохами.
И вокруг гитары постепенно собираются люди...