Начало:
часть 1,
часть 2.
1995
Милованова Светлана Егоровна поступила к нам интернат, когда я только устроилась туда на работу. Она производила впечатление очень спокойного человека - не то, что наши другие пациенты. Всё-таки заведение у нас психиатрическое, и мы привыкли к тому, что у нас живут люди, мягко говоря, больные на всю голову. Светлану Егоровну перевели к нам из больницы, куда её направили по заявлению соседей. В больнице врачи быстро пришли к выводу, что лечить её не от чего: ну, немножко странное поведение у женщины - так у каждого свои странности, что ж, теперь всех в психи записывать?
Странность нашей пациентки сводилась к тому, что она очень любила ключи. У всех выпрашивала, чтобы ей ключи подарили. И сама другим ключи дарила, причём, как говорили, очень назойливо. Собственно, это всё. Просто угораздило Светлану Егоровну пристать насчёт ключа к одному большому начальнику. Один раз пристала, потом ещё раз, а на третий он вызвал психиатров и написал заявление, что она невменяемая. Начальник был из министерства здравоохранения, поэтому с ним спорить никто не стал, отправили туда, куда он приказал, - в Кащенко. Оттуда уже к нам.
Так Светлана Егоровна оказалась у нас в интернате. Главный врач отнёсся к ней благосклонно:
- Это правда, что вы любите ключи? - спросил он Милованову. Та закивала головой. - Вот и ладненько, будете у нас ключами заведовать. Согласны?
Светлана Егоровна снова закивала.
У нас многие пациенты выполняют несложные обязанности в порядке трудотерапии, вот она и оказалась при своём любимом предмете. Нареканий к ней никогда не было: Светлана Егоровна всегда вешала ключи на нужные крючки, никогда их не путала и всегда помнила, кому какой ключ надо выдать. Психиатр не раз говорил, что её бы надо домой отправить, но главный врач опасался неприятностей со стороны большого начальника.
С другими жителями нашего интерната Светлана Егоровна не любила общаться и делала этого только по необходимости. Но иногда говорила что-нибудь такое, из чего следовало, что она много чего знала и чувствовала, что ли. Вот как-то идёт она мимо меня, и я слышу, как он бормочет себе под нос:
- Маша плакать будет, ох, плакать будет.
А вечером у Маши Калининой - бурные рыдания, истерика прямо. Пришлось вызывать врача - никак не могли в чувство привести. Откуда она знала? Может, от самой Маши услышала о каких-то переживаниях, или от других пациентов?
Или ещё был случай - вдруг подошла к Михаилу Петровичу, который занимался садом и забрала у него лопату - он как раз вскапывал участок под розы - и сказала ему:
- Иди, ляг на скамеечку, отдохни.
И через десять минут у Михаила Петровича - эпилептический припадок.
А с ключами у Миловановой проблем не было. Единственный случай был, но он был такой необычный, что никто и не вспомнил про этот ключ. Началось с того, что появился у нас Валечка - его сразу из детского дома психиатрического перевели. Ему скоро двадцать, а он как ребёнок, сознание - как у трёхлетнего малыша. Но тихий, добрый такой. Его все любили, а Светлана Егоровна, которая всех сторонилась, ему стала вообще как мама. Его собственная-то от него отказалась, в детдом сдала. И Валечка ходил за Светланой Егоровной, как хвостик. О чём-то говорили они, правда, никто не слышал, о чём, потому что, как только кто-нибудь ближе подходил, - они тут же замолкали.
Жили они, понятное, дело, в разных отделениях: Валечка - в мужском, Светлана Егоровна - в женском. Я работала как раз в мужском. Положено у нас, чтобы, помимо медсестры круглосуточно был в отделении санитар. Не санитарка, которая убирает, а санитар-мужчина, физически крепкий. У нас, хоть и не больница, пациентов в остром состоянии не держат, но ведь мозги может переклинить в любую минуту. Всё-таки психи. Так вот: в моё дежурство санитар Витя заболел. Серьёзно так, с температурой 39. Сидит, весь красный, видно, что ему плохо. Стали звонить, искать подмену: один к родителям уехал в другую область, два других в стельку пьяные лежат. Да, у нас случается. А что делать: работа-то нервная. Звоним главврачу: что делать? Главный и отпустил его домой, сказал: заприте отделение на ночь, и пусть идёт брать больничный.
Отделение заперли, что вообще-то тоже не положено. Я сижу одна в коридоре, свет приглушила. Вдруг, как из воздуха, появляется Светлана Егоровна и кладёт мне на стол ключ от отделения. Молча. Я ей говорю:
- Вы зачем ключ взяли? Там сегодня Вити нет, отделение закрыто.
Она посмотрела на меня так тревожно и сказала одно слово:
- Нужно, - и ушла.
Я сижу и прислушиваюсь: в отделение всё тихо. Вдруг мне беспокойно стало, никаких причин вроде нет, а мне как-то нехорошо. Думаю, дай проверю, что там и как. Не положено, если санитара нет, но ведь зачем-то этот ключ у меня в руке. Вдруг неспроста?
Открываю я тихонько дверь и иду по коридору. Везде тихо: все спят. Вдруг слышу голоса возбуждённые как раз из палаты, где Валечка. Слышу, как он тихо-тихо всхлипывает и просит:
- Не надо, не надо!
В палате с Валечкой ещё двое было. Старичок Антипов, терявший память время от времени, и Пашка - шебутной такой, очень неспокойный пациент. У меня в голове мысли зароились: чего Валечка просит не делать? Но входить я не стала, а бросилась вон по коридору, не запирая отделения, а сама бегом в женское - звать на помощь санитара Васю. Прибегаем мы с Васей в мужское отделение, он рывком открывает дверь в палату, где были Валечка с Пашкой и старичком, и видим следующую картину. Старичок лежит на кровати мёртвый, а Валечка забился в угол, закрылся руками и только тихонько стонет:
- Не надо, не надо!
Главный действующим лицом тут был Пашка, он сидел на полу рядом с Валечкой и обнимая его, горячо убеждал:
- Надо Валечка, надо, Антипов зовёт, ну как он без нас?
Оказалось, что ночью старик Антипов отдал Богу душу, и Пашка, обнаружив это, объявил, что надо последовать за ним - «Антипов зовёт за собой», сказал он. Он собирался непременно убить себя и уговаривал Валечку вскрыть вены. Это было странно, потому что Пашка раньше никогда не проявлял суицидальных наклонностей. В общем, помощь успела вовремя.
Старика сразу отправили в морг, Пашку изолировали, а чтобы успокоить Валечку, пришлось вызвать из женского отделения Светлану Егоровну. Она не спала: сидела на постели и как будто ждала, что за ней придут. Когда она подошла к Валечке, он вцепился в неё и прижался всем телом, и так они и простояли в коридоре несколько часов. Утром психиатр посмотрела на эту пару, спящую в обнимку на стульях в коридоре, и сказала:
- Будь моя воля - я бы поселила их вместе, в одной палате.
Я посмотрела вопросительно на врача. Она пожала плечами и ответила категорично:
- Нельзя.
- Почему? - удивилась я. - Им же спокойно вместе.
- Потому, - ответила она и пошла прочь.
Про то, почему я оказалась в отделении, запертом по приказу главврача, никто не вспоминал.
Вот такая у нас была удивительная история. Потом я вышла замуж и уехала в другой район. Поэтому ничего не могу больше рассказать про Светлану Милованову. Но лет через десять я встретила одну свою коллегу из интерната, и мы разговорились, вспоминая общих знакомых. Она мне сказала, что Светлана Егоровна умерла:
- Удивительно, ведь она была совершенно здоровая, - сказала она. - Никаких признаков болезни не было. Просто остановилось сердце.
- Жаль Светлану Егоровну, - откликнулась я. - И жаль ещё Валечку, как он теперь без неё?
- С ним теперь всё в порядке, - сообщила моя коллега. - Валечка тоже умер. В тот же день. Их обоих нашли в саду на скамейке, без признаков насилия или самоубийства. Остановка сердца.
- Вот так: оба одновременно? - удивилась я.
Конечно, я встречала в сказках такое: «они жили счастливо и умерли в один день». Но это в сказках, и я никогда не думала, что в жизни люди могут умереть одновременно, потому что друг без друга им просто нет жизни. Потом я вспомнила, что есть выражение «ушли в мир иной», и подумала: а может, этот иной мир действительно существует, и Светлана Егоровна об этом знала?
Эта история меня зацепила за живое, и я долго искала, с кем бы поделиться. И не нашла ничего лучшего, чем рассказать про Милованову и Валечку своей бабушке, которая, как говорят, сама была уж одной ногой в могиле. Бабушку мой рассказ совершенно не удивил.
- Им тут плохо было, они и упросили Бога забрать их к себе, - объяснила она. - Чего им тут делать-то? Кому они нужны были?
Бабушка говорила об этом так естественно, будто это было для всех очевидно и иначе и быть не могло. В этот момент я тоже приняла эту очевидность, хотя никогда раньше не задумывалась о том, что такое смерть.
- Я вот прошу Бога меня к себе забрать, - продолжала бабушка, - да не берёт меня, говорит: поживи тут ещё. Должно быть, не всё я сделала, что мне предназначено было. А Милованова ваша, должно быть, святая была. А сынок её, естественно, дитя, хоть и тридцати годов. Сказал же нам Христос: «Будьте как дети» - вот он и исполнял Христову заповедь.
Поговорили мы с бабушкой о жизни и смерти, а спустя неделю и она отошла в мир иной. Забрал её Бог. Как будто ждал, пока она со мной поговорит об этом.
Продолжение следует.