Концепция внешней политики Российской Федерации. And never the twain shall meet.

[17ur]

Если добропорядочный обыватель увлечётся некоторой экзотической доктриной и достаточно долгое время преследует её, то непременно наступит момент, когда всякое суждение вокруг себя и всякое своё наблюдение за окружающим миром он посчитает доказательством правоты своего извращённого мнения о нём. А такое положение смешно и нелепо, и оттого позволено только клоунам и жрецам.

Хорошо, что мне на это наплевать. Поэтому без особенных забот о своём образе в читательских умах я применю ту рамку, в которой давно и безнадёжно вижу мир, к новому изъявлению Концепции внешней политики Российской Федерации.

Наибольшее внимание гражданина средних или старших лет, изголодавшегося по идеологии, несомненно, привлекли две мысли, изложенные уже в самом начале Концепции. Одно утверждение провозглашает Россию «государством-цивилизацией», другое говорит о «миссии» этого государства в мире.

Выражение «государство-цивилизация» я слышал издавна и прочно относил его к идеям «евразийства», которые в моём представлении выглядели и продолжают выглядеть неубедительно и даже опасно в силу своей оторванности от жизни. В обыденных поступках человека безо всякой его риторики можно распознать либерала или консерватора, утопического социалиста или завзятого читателя Адама Смита, и по своим убеждениям приветить его или опасаться. А вот как отличить евразийца от носителей иных столь же масштабных идей до того, как тот получит в свои руки возможность влиять на участь целой страны? В чём выразится его евразийская повседневность помимо самих рассуждений о евразийстве?

Право, «государство-цивилизация» в Концепции внешней политики выглядит решением неожиданным для своей фундаментальности, а потому требует, как минимум, объяснения, раз уж в обсуждении его отказано.

К постулату о «миссии» применимо то же самое соображение, даже если «человека с миссией» в будничной толпе выделить можно даже против его или Вашего желания. Рюкзак с тротилом на спине, вот это вот всё. Хотя в наше время он может быть на спине и у одноклеточной слизи, которой сказали по сети, что в конце всё будет хорошо. Извините, увлёкся.

Что ж, я отправился искать более или менее современные пояснения к термину «государство-цивилизация». Удача сказалась на моей стороне, и я нашёл научную статью «Модель не-Запада: существует ли государство-цивилизация» за авторством В. В. Наумкина в 2020 году, упорядоченное и взвешенное сообщение восьмидесятилетнего мэтра об интересующем меня понятии. Если такие сообщения делаются не для нужд дилетантов с идеями космического масштаба, то я не знаю, зачем они делаются.

Я, добропорядочный обыватель, читая статью, начал приходить в ажитацию, замечая в тексте всё большее соответствие тем идеям, которые по мере сил исповедую сам, хотя отнюдь не в разрезе евразийства.

Здесь надо всемерно подчеркнуть, что дальнейший анализ не имеет в виду отождествления словарей статьи «Модель не-Запада: существует ли государство-цивилизация» и работы «Поведение», от которой я не перестану отталкиваться в своих рассуждениях на самые разнообразные темы. Искренне надеюсь, что читатель и возможный комментатор не припишет мне этой детской ошибки и сам её не допустит.

Напомню, что Константин А. Крылов в «Поведении» понимает человеческую цивилизацию, как нечто уникальное, состоящее из четырёх «цивилизационных блоков», то есть совокупностей разного вида социальных образований. Каждый цивилизационный блок отличается от всех остальных тем, что там считается общепринятой некая этическая система, задающая особенности коммунальных отношений в обществах, входящих в цивилизационный блок. Напомню, что эти блоки Константин А. Крылов называет «Юг», «Восток», «Запад» и «Север».

Вернусь к статье. В описании В.В. Наумкиным «государств-цивилизаций» легко можно узнать образования на основе «восточных» обществ (в терминах «Поведения»).

«Восточный» этический императив «я не должен делать другому того, чего тот мне не делает», упражняемый в обществе достаточно долго, ведёт к утере поведенческих решений, оказавшихся невостребованными на протяжении некоторого времени. «Хорошо забытое старое» оказывается забытым навсегда, потому что возвращение к нему требует этически осуждаемого решения «начать первым». «Восточное» общество, по Крылову, есть общество не закрытое, но закрывающееся.

Когда этот процесс вступает в противоречие с внешними вызовами той группе людей, в которой существует «восточное» общество, то единственным решением по сохранению общества будет отказ от сложившихся экземпляров сложной и разнообразной деятельности в группе. Такое неизбежно влечёт падение общего уровня сложности и разнообразия групповой деятельности. Для внешнего наблюдателя этот процесс может выглядеть как политическая или экономическая катастрофа. Однако на самом деле речь идёт о восстановлении объёма дозволенного поведения для его дальнейшего заполнения решениями, более адекватными окружающей обстановке (format a:\ /f:320 /s).

Константин А. Крылов в качестве примера приводит тот же Китай и утверждает, что своим нынешним подъёмом тот обязан пресловутой «культурной революции», хотя причинно-следственная связь здесь не та, которую назвали бы радикальные левые.

Продолжительное, на протяжении веков понимание такого рода связи людьми, влияющими на принятие «восточными» обществами неких определяющих решений, может создать постоянное стремление к «сбережению поведения», выраженное в поощрении памяти о прошлых поведенческих решениях, в препятствовании их утере. Именно эти решения, отправляемые в административной, культурной и, главное, коммунальной сферах «восточного» общества, отвечают за его выживаемость и продолжение существования с сохранением собственной идентичности, несводимой к идентичности национальной и государственной.

«Может создать», однако, не означает «обязательно создаёт», так что считать тысячелетнюю историю чем-то обязательным для всякого «восточного» общества было бы неправильно. Многие не дотянули.

Если «государство-цивилизацию» легко можно распознать в качестве «восточного» политического феномена, то «государство-нация» указывает на цивилизационный блок «Запада». Образующий этический императив здесь выглядит как «другой должен делать мне то, что я делаю ему». В противоположность «восточному» этическому императиву «западный» прямо поощряет поиск новых решений существующих проблем, «свободу» и «прогресс».

Сама нация в «западном» понимании, более или менее успешно навязанном остальному миру, получается экземпляром особо удачного [сложного и многопланового] решения по долговременной организации человеческого поведения, распространившимся и закреплённом в обществе действием «западного» этического императива. «Государство-нация» выступает средством использования этого решения на благо общества и группы, в которой общество существует. Такое использование подразумевает поддержание нации в форме, адекватной внешним вызовам и внутренним проблемам «западного» общества: то, что называется «национальным строительством».

«Западное» общество Константин А. Крылов называет обществом расширяющимся. На этом пути его подстерегает та же опасность, что и «восточное» общество, а именно опасность несоответствия качества связей в коммунальной сфере общества тем же внешним вызовам. Если у «восточного» общества эти связи оказываются чересчур устоявшимися, сильными и жёсткими, а существующие решения кажутся единственно возможными, то у «западного» общества, напротив, решений слишком много (Буриданов осёл), а связи в коммунальной сфере чересчур разнообразны, то бишь предельно слабы, если помнить о физически и технически ограниченных возможностях человека по их использованию.

Ничто не мешает некоторому «западному» обществу, наблюдаемому со стороны через «государство-нацию», оказаться таким же долгожителем, что и какому-то «восточному» «государству-цивилизации». Правда, здесь вместо пассивного «сбережения поведения» востребована экспансия, своего рода бег вверх по эскалатору, идущему вниз. Эта экспансия выражает себя в постоянном предложении новых и рекомбинации прежних общественных решений в надежде на то, что они породят более прочные общественные связи и окупят вложенные усилия.

Тот же фетиш «свободы» выступает движителем «западной» внешней политики, деловой и государственной. Очень важно понимать, какой бы уникальностью и правильностью субъекта эти усилия ни оправдывались, «западному» обществу де-факто они нужны именно для того, чтобы получить внешнее сопротивление, укрепить об него свои слабеющие внутренние связи и выжить. Нажива здесь будет всего лишь приятным, но не обязательным бонусом. «Западу» как цивилизационному блоку в принципе нужен враг именно в качестве средства выживания, а «государство-нация» со своими военными погремушками оказывается всего лишь инструментом.

Во внутренней политике, а точнее в коммунальной политике «западного» общества по тем же соображениям не может не господствовать вседозволенность. Постоянные пробы новых поведенческих решений, осмысление прежних, попытки совместить всё со всем выглядят единственным способом получить решения, которые будут работать по крайней мере здесь и сейчас, скрепляя «западное» общество. В идеале можно надеяться на некий «философский камень», безразмерно годный, и уж чего-чего, а этой надежды в «западной» гуманитарной мысли хватает. Правда, в разные времена этот камень оборачивается что к самим мыслителям, что к «западным» обществам очень разными гранями.

Кризисы, по Крылову, востребованы «западным» обществом так же, как и «восточным». Другое дело, что к «восточному» обществу кризис приходит сам, а в «западном» не воспрещены усилия по его приближению и провокации. Резоном здесь выступает желание чрезвычайщины, резкого снижения дозволенного с тем, чтобы потом вновь расширяться достаточно долго и успешно. Я бы сказал, что надежда «западных» гуманитариев по сути своей есть надежда на перманентный «мягкий постап», но это уже другая тема.

В статье «Модель не-Запада: существует ли государство-цивилизация» достаточно места отведено рассмотрению панарабского проекта, в общем потерпевшего неудачу и не состоявшегося как «государство-цивилизация». В моём представлении, которое приведённый в статье обзор лишь укрепил, речь идёт о неспособности субъектов «южного» цивилизационного блока к поддержанию сколько-нибудь прочных связей между обществами, из которых тот состоит. Механизм здесь тот же, который воспрещает «югу» поддержание достаточно многочисленных и распределённых человеческих групп, то есть «южный» этический императив: «я должен делать другому то, что он делает мне». Тому, кто не ведёт личным примером, можно не подчиняться, и это «не ведёт» относится не только к качествам характера, но и к технической возможности наблюдать задающее поведение.

Можно отметить, что с развитием средств коммуникации «юг» получает что-то вроде «второго дыхания», однако его возможности по использованию общественных отношений в государственных, деловых или культурных целях по-прежнему вряд ли можно сравнивать с таковыми у «востока» или «запада».

В государственной деятельности «южных» обществ такое проявляется в ограниченной способности к сотрудничеству в самих сообществах, принимающих решения в «южных» государствах (для простоты пусть эти сообщества будут «элитами», хотя самой концепции я не приемлю), и эта способность лишь уменьшается при поиске общих решений на межгосударственном уровне и соблюдению их.

На сём хватит о «юге».

Теперь все мои постоянные читатели и значительная доля непостоянных ждут рассуждений уже о «северных» решениях в рассматриваемой области в применении к делам планетарным, как на протяжении столетий и тысячелетий применяют решения «западные», «восточные» и «южные».

Увы, здесь читатели их не дождутся хотя бы потому, что я не обдумал их в мере, достаточной для предания ознакомлению.

Однако в качестве выводов по уже изложенному я могу сказать вот что.

Противопоставление «государства-нации» и «государства-цивилизации» непродуктивно с точки зрения аналитической этики в её применении к делам международным и межгосударственным. По сути своей это противопоставление лишь «западного» и «восточного» цивилизационных блоков, причём взятое не в причинах их различий, а во внешних проявлениях таковых, зачастую случайных.

Это очень зыбкое основание для каких-то публичных не предложений даже, а уже готовых и обязательных к исполнению решений по самоотождествлению общества, которое вовсе не обязательно относится к «Востоку» или «Западу». Это столь же зыбкое основание для формирования какой-то политики. Оправдывать имеющиеся и выполняемые планы можно чем угодно, кто бы спорил, но вот сохранение этого оправдания уже в качестве обоснования будущих действий может обойтись дорого.

То же самое относится к «исторически сложившейся уникальной миссии по поддержанию глобального баланса сил и выстраиванию многополярной международной системы». Эта посылка не оправдана ничем. Она, очевидно, может быть востребована как раз для ухода от ограничений «государства-цивилизации». Мол, мы вроде такие, «восточные», но всё же особенные. Однако это решение на скорую руку, исторически очень скороспелое в сравнении с теми же дхармой или тянься, да и катехоном, и потому вряд ли рабочее.

Как бы красиво оно ни смотрелось в публичном изложении для аудитории, верящей в неизвестно откуда берущиеся «миссии», вопросы будут накапливаться, причём с самых разных сторон, по самым разным поводам и, боюсь, весьма быстро.

Заявление «я дерусь просто потому, что я дерусь», «мы поступаем в этой области так потому, что мы вообще так себя ведём», обоснование внешней политики государства существующим в обществе понятием о правильном поведении, вероятно, выглядит столь просто и непрезентабельно, что его даже не принимают во внимание разработчики таких, безо всяких шуток, исторических документов.

А жаль.

Конечно, тема «северного» эквивалента «государству-нации» и «государству-цивилизации» чересчур привлекательна, чтобы от неё отказываться, хотя данное обещание порассуждать о «северной» экономике тоже нужно держать. Что ж, посмотрю, что сообразится раньше.

Покамест спасибо за внимание.