Дорогами победы. 2. В Одессе

May 31, 2020 10:05


Л.Соболев || « Правда» №130, 31 мая 1944 года

СЕГОДНЯ В НОМЕРЕ: 25 лет Тульского оружейно-технического училища имени Тульского пролетариата (1 стр.). Приветствие товарища Сталина Тульскому оружейно-техническому училищу (1 стр.). Письма товарищу Сталину от трудящихся Советского Союза и ответы товарища Сталина (2 стр.). Указы Президиума Верховного Совета СССР (1 и 2 стр.). Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР о присвоении воинских званий офицерскому составу и генералам Красной Армии (1 стр.). От Советского Информбюро. Оперативные сводки за 29 и 30 мая (1 стр.). Передовые предприятия страны досрочно выполнили месячный план (3 стр.). В.Кетлинская. - Моральная сила советского человека (2 стр.). А.Козлов. - Неоправданный оптимизм (2 стр.). Леонид Соболев. - Дорогами побед. В Одессе (3 стр.). Положение на итальянском фронте. Разгром трех немецких дивизий (4 стр.). Бомбардировка германских авиационных заводов (4 стр.). Обращение Пальмиро Тольятти к населению Центральной и Северной Италии (4 стр.). Отзыв венгерских военных атташе из-за границы (4 стр.). XII пленум ЦИК Гоминдана (4 стр.). Член конгресса США предлагает признать югославское народное правительство (4 стр.). Правительственный кризис в Болгарии продолжается (4 стр.). Разногласия в финском правительстве (4 стр.).

# Все статьи за 31 мая 1944 года.

2. В Одессе




Тени каштанов, начинающих уже одеваться листвой, лежат на мостовых густой чернью, яркое южное солнце слепящим светом заливает широкие и прямые улицы, и в стройной перспективе красивых домов виднеется вдали синее просторное море... Одесса встречает нас праздничной толчеей на улицах, красными флагами на домах, сиянием солнца и моря, улыбками встречных, быстрым певучим говором расспросов и приветствий и - Одесса без этого не Одесса! - шумными стайками черномазых мальчишек с ваксой, щетками и скамеечкой за спиной. Мы покорно подчиняемся неизбежному ритуалу вхождения на Дерибасовскую - и ставим правую ногу на скамеечку.

И кажется - не было этой тридцатимесячной разлуки с Одессой. Она все та же, - живая, шумная, страстная, какой была она в горячие дни обороны. И под каштанами ее снова проходят ладные фигуры красноармейцев с оружием, и моряки в высоких сапогах, оживляя в памяти первые дни морской пехоты, взбираются на деревья с катушкой связисты, и танки грохочут по брусчатой мостовой, и тот же дух неистребимой энергии, живости, жажды деятельности, присущий Одессе, кипит на улицах. Только удивляет тишина в небе и невозмутимая ясность его синевы: тогда, в осаде, в нем постоянно белели облачка шрапнельных разрывов, и вечный гул очередного «Юнкерса» висел над городом, время от времени сменяясь воем бомбы или свистом снаряда с Дофиновки или из-за Дальника.

Но первый же разговор с крохотным жрецом чистоты, колдующим над моим ботинком, сразу напоминает о тридцати месяцах рабства вольного города. Протягивая сдачу, мальчик поднял лицо, и меня поразило полное отсутствие передних зубов. Шепелявя, он об’яснил:

- Офицер румынский... Вакса у меня засохла, я плюнул на щетку, - а он увидел, да как даст мне сапогом в лицо... Так и выскочили...

В серых его глазах промелькнул мрачный огонек. Он оглянулся (видимо, по привычке, нет ли кого чужого?) и докончил:

- Ну, мы им тоже насолили. Две баночки с ваксой стали носить: одну - для наших, другую - для румын. Серной кислотой разбавляли... Ух, и горели у них сапоги... В труху!

Он засмеялся. Выщербленный оскал детского рта остался в моих глазах страшным видением бесправия и рабства. И вся радость свидания с Одессой омрачилась. Я смотрел на улицы - и зияющие провалы разрушенных немецкой бомбежкой домов все время напоминали мне об этом изуродованном детском рте.

Среди знакомых с осады разрушений мы увидели и новые.

Почтамт, уцелевший до нашего ухода из Одессы, стоит теперь одной стеной, зияющей гигантскими проломами, сквозь которые видны небо и заваленный рухнувшей крышей великолепный зал. Немцы, уходя, взорвали почтамт тремя стокилограммовыми бомбами. Здание ЦДКА развалено. Вокзал, изумительный Одесский вокзал, больше не существует: вместо него за деревьями сквера видна низкая груда камней. В подвалах многих домов и особенно учреждений были заложены мины замедленного действия и мины-сюрпризы: те, которые взрываются через месяц-два при повороте определенного выключателя, или при открывании какой-либо двери. Но по всем улицам на воротах мы встречаем успокоительные надписи: «Дом свободен от мин. Старшина такой-то».

Эти разрушения сделаны и подготовлены немцами. 20 марта, не надеясь на стойкость румын, немцы взяли оборону Одессы на себя. Они сменили румынский гарнизон, отослали румынские власти и пытались удержать натиск Красной Армии. Когда дело оказалось проигранным, немцы за 5-6 дней до подхода наших войск к Одессе начали по плану взрывать город и промышленность. Они уничтожили все заводы, порт и его сооружения, зажгли хлебный элеватор. На улицах через каждые два квартала вы натыкаетесь на яму в панели: здесь взрывом мины уничтожался колодец телефонного кабеля. Десятки домов стоят на улицах, еще тлея в перекрытиях.

Так мы увидели у набережной красивейшее здание музыкальной школы имени Столярского. Развалины его еще дымились, огоньки перебегали под пеплом обугленных балок, и странно было услышать из тлеющих руин звуки рояля. Кто-то весело играл чижика одним пальцем, вдохновенно, но некстати барабаня пятерней по басам. Зайдя во двор, мы увидели одесского парнишку за великолепным Стенвеем. Рядом, в нише ворот, стояло еще пятнадцать совершенно целых инструментов. Их вытащили из огня преподаватели школы. И на уцелевшей колонне под’езда уже белел рукописный листок, об’являющий о наборе слушателей в новом помещении школы.

Одесситы спасали не только инвентарь горящих школ и учреждений. Они отстояли и самые здания. Так было с Одесским оперным театром.

Он был намечен немцами к взрыву и сожжению в последний момент - после трех часов дня 9 апреля. Немцы знали, что одесситы, патриоты своего театра, установили за ним наблюдение. Пронести мины в подвалы незаметно было нелегко, а делать это явно немцы не решались: одно дело рвать заводы на окраинах и сооружения порта, куда русским был запрещен допуск, другое - публично расписаться в уничтожении культурных ценностей немцы не решались.

Утром 9 апреля немцы об’явили по городу приказ: с трех часов дня все окна квартир закрыть ставнями или шторами, а все двери - иметь открытыми. Появление на улице или у окна после трех часов дня каралось расстрелом.

Одесситы сидели по домам, со страхом ожидая грабежей, убийств, взрывов домов, из которых запрещено выходить.

Мы разговаривали с женщиной, которая ухитрилась все же смотреть в щелку ставни. Через час после закрытия окон к огромному дому против ее окна, к зданию жандармерии около памятника Ришелье, подошла машина, похожая на бензозаправщик. Немецкий солдат полил из шланга бензином стены до третьего этажа, другой скатил бочку. Машина отошла. Солдат дал очередь зажигательных пуль, бочка вспыхнула. Дом мгновенно загорелся, и машина пошла дальше.

Так и зажигали немцы одесские дома, в том числе и гестапо на Новосельской, где нашли потом в подвалах 240 обгорелых трупов.

Разрушение города, все население которого было загнано в дома, факельщики и подрывники должны были производить в течение 9 и 10 апреля. Но им помешала Красная Армия.

Уже горел на молу элеватор, раздавались взрывы в порту и в городе, летели стекла в расположенных рядом домах, и люди в них со страхом ждали своей очереди, когда в пятом часу дня 9 апреля над Одессой повисло огромное облако черного дыма. Его видели наши передовые части, ворвавшиеся на окраины Одессы, и те из одесситов, которые рисковали выглядывать со дворов. Это был немецкий сигнал «общий отход»: прорыв наших войск был совершен, и поджигателям оставалось убегать за спешно отступающими немецкими полками.

Так остались целыми многие здания, в том числе оперный театр и одесская городская библиотека с ее двумя миллионами книг.

Как и артисты, работники библиотеки дежурили по ночам, следя за тем, чтобы немцы не проносили мин. Это были О.В.Янушковская, двадцать четыре года заведующая книгохранилищем, М.М.Дерибас, внучка основателя Одессы, работающая на каталоге 46 лет, Котов, Бабышев и директор библиотеки А.Н.Тюнеева, связанная с нею с 1919 года. Этим людям удалось сделать еще одно огромное дело.

По приходе румын в Одессу представитель румынского «министерства просвещения» Видрашко явился в библиотеку с требованием из’ять всю политическую и советскую литературу. Работники библиотеки представили ему каталоги одного только абонементного отдела. Тысячи книг были вывезены из библиотеки. Но все книги основного фонда, каталогов которого патриоты с риском для себя не представили комиссии, остались. И нам показали их в одном из нижних книгохранилищ, вход в которое был замаскирован, - в полной целости и сохранности.

На улицах Одессы мы обратили внимание на кресты, аккуратно по трафарету наведенные белой краской на целом ряде домов. Оказалось, что дом, на котором нарисован белый крест, свободен от евреев; здесь уничтожение еврейского населения было закончено.

Правительственная комиссия установит точные цифры уничтоженного румынами населения Одесщины. Но цифра в 200.000 человек, которую нам называли, не будет преувеличенной.

Сателлиты Гитлера всячески открещиваются от участия в страшном деле уничтожения мирного населения в оккупированных местах. Они утверждают, что это делают фашисты, немцы, гестапо, зондеркоманды.

Но Одесщина и Одесса с первых дней оккупации были отданы румынам. Вся Одесщина до Буга составила область, названную Транснистрией, что означает - Заднестровье. Управлял Транснистрией румынский губернатор, работали румынская жандармерия и полиция, стояли здесь румынские войска.

Уничтожение мирного населения началось сразу же после захвата румынами Одессы. На шестой день вступления румын в город на улицах и в Александровском парке закачались на деревьях тела повешенных «заложников» общим счетом до 600 человек. В селе Богдановка, в 104 км. от Одессы, было согнано и уничтожено 54 000 человек населения Одесщины и Бессарабии.

Все эти страшные дела производились румынами. Таким образом, миф о том, что сателлиты не принимают участия в истреблении гражданского населения, еще раз разрушен историей румынского господства на Одесщине. Ими введено даже нечто новое в ужасное дело массовых убийств. В ров заранее бросали бочки с горючим и поджигали его. Жертвы, привезенные из лагерей и тюрем, прогонялись по краю оврага цепочкой, и каждый, получивший даже легкое ранение, падал в пылающий костер и сгорал, не оставляя следов.

На румынском же языке напечатаны те удостоверения, которые мне показывали в Одессе люди, пережившие унизительные и отвратительные процедуры медицинского осмотра, исследований и свидетельских показаний. После массовых уничтожений румынская полиция придала этому преступлению видимость «законности». Человек, которого обвиняли в принадлежности к еврейской национальности, мог апеллировать к суду. И румынский полевой суд выдавал удостоверение с фотокарточкой: «пред’явитель сего такой-то прошел обследования, и наличия в нем еврейской крови судом не доказано». Я привожу точный перевод документа, который разоблачает ложь о «непричастности» румынского правительства к вопросам расистской теории. Такие удостоверения показали мне интеллигентная женщина Анна К. и парикмахер Опанас Ф.

По этому поводу я имел беседу в лагере для военнопленных с румынским полковником Теофинеску. Я задал ему вопрос, каким образом офицерская честь и достоинство воина могут быть совмещены с уничтожением безоружных жителей города, более того - с уничтожением детей и женщин. Полковник Теофинеску посмотрел на меня круглыми глазами и ответил, что об уничтожении в Одессе населения он «ничего не слышал».

Вернее всего, на неизбежном суде истории маршал Антонеску сделает такие же круглые, невинные глаза и ответит той же удобной фразой, что он «ничего об этом не слышал».

Но это видели и слышали тысячи жителей Одессы и окрестных деревень. Это делали румыны, их полиция, их жандармерия, их солдаты, их офицеры. И отвечать за это румынские палачи будут наравне с немецкими.

Румынские захватчики, кроме этого страшного пятна, стяжали себе в Одессе незавидную славу непревзойденных воров и взяточников. По квартирам шатались румынские капралы под предлогом осмотра для постоя, - и каждое такое посещение означало пропажу. Румыны не брезговали ничем: чайной ложкой, шапкой в передней, детским свитером и даже грязными носками.

Особый доход для румынских солдат представлял комендантский час. Артист оперного театра рассказал нам поучительную историю.

Часа за полтора до прекращения движения по городу его остановил румынский солдат с автоматом. Артист показал на часы, румын покачал головой и повел его за собой. Он водил артиста по всему городу полтора часа, вздыхая, ворча и чего-то ожидая. В три минуты одиннадцатого он привел жертву в комендатуру. Когда в следующий раз другой румын на другой улице за час до срока так же подошел к этому артисту со словом «комендатур», наученный опытом артист поспешно выдал ему пять марок - и румын даже любезно довел его до дому, защищая от других любителей легкой поживы.

В Одесском оперном театре стоит своеобразный памятник неизвестному ворюге армии маршала Антонеску. Это бронзовый канделябр - пастух и пастушка. Рука пастушки обломана до локтя: в последние дни румынский капрал польстился на нее, решив, что это не бронза, а золото.

А на улицах висят грозные приказы городского головы о соблюдении порядка и о прекращение краж. Эти приказы начинаются необычайно пышно: «Мы, Герман Пынтя, примарь города Одессы, в соответствии с установлениями германского командования...» и кончаются порой совершенно не в тоне такого манифеста: «...приказываем к такому-то числу очистить выгребные и помойные ямы...».

Немцы, сменив пышного Германа Пынтю, продолжали грабить город, уже до этого разграбленный румынами. За 20 дней своего хозяйничанья они вывозили станки, мебель, посуду, белье... Из оперного театра они украли партитуры и оркестровые партии 136 опер. Наши войска не дали закончить им грабежи и разрушения.

Понятно, как встречали одесситы наших бойцов. Моряки-разведчики рассказали мне об этом кратко и выразительно:

- Влетели мы в Одессу все в пылище, а к центру попали чистыми, как стеклышко: всех нас поцелуями обмыли...

В городе - смешение всех городов. Тут люди с Донбасса, из Харькова, из Киева, с Кубани, из Крыма - те, кого немцы при отступлении уводили с собой. Тысячи трагедий, потерь, разлук...

Сводка, которую мы прочитали в газете, заставила нас спешить в Крым. Снова, как тридцать месяцев тому назад, по Одессе пролетело слово Севастополь. Теперь оно звучало иначе - торжеством, радостью, победой.

И я снова - во второй раз - покинул Одессу для Севастополя.

На прощанье мы вышли к Одесской лестнице. Внизу расстилались гавани, порт, причалы. Все это когда-то кипело жизнью, и все теперь было мертво. Дымился еще огромный элеватор, все еще горело в нем зерно. Несколько раз его тушили, и несколько раз оно самовозгоралось. Глухо рвались внизу мины - иные сами, потому что отработал часовой механизм, иные рвали на берегу наши саперы.

Горький запах дыма, запах, которого не забыть и который томит душу чувством беды, горя и разрушения, тянул от моря. И снова мысль о возмездии заслонила радость свидания с освобожденной Одессой.

Огромное горе видел я здесь, в этом некогда веселом и счастливом городе, в городе-воине, два месяца отбивавшемся от румынских полчищ. Громадные разрушения видел я здесь.

Немцы и их лакеи, румыны, должны восстановить все, что они разрушили. Годы и годы должны они работать - и работать так же аккуратно, истово и настойчиво, как разрушали. //Леонид Соболев.

***********************************************************************************************
Как был взят в плен немецкий генерал на острове Крит

ЛОНДОН, 29 мая. (ТАСС). В Лондон доставлен немецкий генерал Крейпе, недавно захваченный в плен английскими офицерами-«командос» во время их высадки на острове Крит.

Каирский корреспондент агентства Рейтер сообщает подробности этого рейда «командос» на остров Крит. По словам корреспондента, английские офицеры, высадившиеся на острове, остановили автомобиль командира 22-й германской бронетанковой дивизии генерала Крейпе неподалёку от его штаба, подняв красный фонарь. Когда автомобиль остановился, один из английских офицеров занял место шофёра и повёл машину по направлению к городу Гераклиону. Другой офицер сидел рядом с Крейпе в машине и держал в руках заряженный револьвер. Благодаря специальному пропуску, имевшемуся на машине, офицеры без помех проехали мимо 22-х военно-контрольных постов. В 38 километрах от Гераклиона офицеры вместе с Крейпе вышли из машины и пересели на борт английского судна. В этом деле английским офицерам помогали солдаты греческой армии на Ближнем Востоке, служившие им проводниками.



Бегство эсэсовцев в Швецию

СТОКГОЛЬМ, 30 мая. (ТАСС). Газета «Дагенс нюхетер» сообщает, что два немецких солдата-эсэсовца, одетые в свою форму, перебрались в Швецию через шведско-норвежскую границу. В шведской полиции они заявили, что им «все опротивело, и поэтому они решили бежать в Швецию».



Распространение «нервирующих слухов»

СТАМБУЛ, 29 мая. (ТАСС). Гитлеровская печать высказывает крайнее озлобление по поводу широкого распространения среди населения «союзных» с Германией стран «нервирующих слухов» в связи с неудачами немцев на фронтах.

Выходящая в Будапеште немецкая газета «Дейче цейтунг ин Унгарн» в передовой статье пишет, что «по всей Венгрии упорно распространяются тревожные слухи. Они намеренно передаются из уст в уста и нервируют всех». Гитлеровская газета «Дейче цейтунг ин Кроатиен» также жалуется на «обилие слухов» в Хорватии. «Хорваты не довольствуются радиопередачами своей страны, - пишет газета, - а передвигают стрелку приёмника чуть дальше, ибо им нужно непременно узнать, что говорят наши противники. Будучи в курсе всех новостей, они комментируют события и распускают слухи, похожие на отраву».

В таком же духе пишет издаваемая гитлеровцами в Румынии газета «Бухарестер тагеблат». Фашистский листок при этом напоминает о румынских законах, угрожающих суровыми наказаниями «нарушителям общественного порядка».



Увертки гитлеровских приспешников

ЛОНДОН, 29 мая. (ТАСС). Голландское агентство печати получило любопытную брошюру, изданную одним из немецких приспешников в оккупированной Голландии - генеральным секретарём так называемого министерства юстиции Шрике. Заголовок этой брошюрки - «Оккупированная Голландия и Гаагская конвенция о законах и обычаях сухопутной войны, заключенная в 1907 году».

Содержание брошюры свидетельствует о нарастающем страхе немецких приспешников в оккупированной Голландии перед приближающейся расплатой за предательство. Автор брошюры ставит своей целью внушить чиновникам «министерств», что они не подлежат ответственности за помощь гитлеровцам. Шрике утверждает, будто чиновники «министерств» «могут быть совершенно спокойны, потому что согласно международному праву тот, кто подчиняется приказам оккупационных властей, может впоследствии оправдаться, сославшись на своё добросовестное выполнение профессиональных обязанностей, которого от него требовали».

___________________________
И.Эренбург: Мысли о будущем ("Правда", СССР)
Е.Кригер: Шеф-повар из Ялты ("Известия", СССР)
А.Платонов: Сын народа ("Красная звезда", СССР)
Я.Макаренко: Снайпер Максим Брыксин ("Правда", СССР)
B.Кожевников: Кавалер ордена Славы || «Правда» №125, 25 мая 1944 года

Газета «Правда» №130 (9587), 31 мая 1944 года

май 1944, весна 1944, Леонид Соболев, газета «Правда»

Previous post Next post
Up