В.Гроссман. Возвращение
В.Гроссман || « Красная звезда» №185, 7 августа 1943 года
Провал летнего наступления немцев и поражение немецких войск под Орлом и Белгородом говорят о том, что Красная Армия в условиях лета сумела не только закрепить, но и развить свои наступательные успехи. (Из сообщения Совинформбюро).
# Все статьи за 7 августа 1943 года.
(От специального корреспондента «Красной звезды»)
К рассвету замолкли очереди автоматов, треск винтовочных выстрелов, тяжелый, слитный гул артиллерийского огня перенесся с западной окраины города вновь на простор несжатых полей, на шоссейные и грейдерные дороги. С каждым часом грохот битвы становился приглушенней, словно шум уходящей грозы. По мостовым, покрытым битым кирпичей, осколками стекол, расщепленными оконными рамами, шли наши войска.
Шли люди в пыльных сапогах, в белых выгоревших гимнастерках, с лицами, темными от неистового августовского солнца, люди, которые много недель, в зной, в проливные дожди, сквозь огонь и смерть, шаг за шагом, прорывая проволоку, разрушая траншеи, кровью своей поливая каждую высоту и долину, неотступно и неуклонно шли к Орлу с севера и с востока, с юга и с юго-востока. В пять часов утра, по городу прошло управление 380-й, отныне Орловской, стрелковой дивизии полковника Кустова. Впереди несли знамя первого полка, которым командует майор Плотников, полка, одним из первых ворвавшегося в Орел. Командиры шли такие же запыленные, как бойцы, в простреленных и изодранных осколками гимнастерках. Сурово выглядел этот первый парад в дыму пожарищ, в пыли взрывов, в высоком тумане, застилавшем небо над разрушенными кварталами города.
И сотни людей выходили из подворотен, выползали из подвалов, бежали навстречу идущим под красным знаменем советским офицерам и красноармейцам.
Откуда появилось столько цветов в эти минуты - ведь так суров был город в час окончания боя! Казалось, вдруг расцвели они среди изуродованных немцами улиц и дворов - и дети, женщины бросали цветы к ногам шагавших красноармейцев, кричали, аплодировали, плакали. Как всегда, навеки незабываема и для тех, кого встречали, и для жителей освобожденного Орла эта первая минута, этот первый радостный крик встречи, встречи, которую уже пережили тысячи наших сёл, десятки освобожденных городов. И должно быть великая справедливость судьбы в том, что счастье, гордость, радость этой встречи всегда выпадали на долю тех передовых бойцов, которые вынесли на себе главную тяжесть боев, и тех, кто пережил всю тяжесть немецкого гнета. Они-то - матери, жены, сестры и дети красноармейцев и командиров, двадцать два месяца не знавшие о судьбе своих близких, они-то - братья и отцы угнанных в Германию девушек и молодых женщин, они-то - родственники замученных в гестапо и в германских концентрационных лагерях советских людей, - первыми бросаются, еще под взрывы гранат и выстрелы, навстречу нашим бойцам.
Мы приехали в Орел днем 5 августа - по Московскому шоссе. Мы проехали по веселой и деловитой Туле, мимо Плавска, Черни и, чем дальше ехали мы, тем свежей выглядели раны, нанесенные немцами нашей земле.
Развалины мценских домов поросли травой, голубое небо глядит сквозь пустые глазницы окон и сорванные крыши. Почти все деревни между Мценском и Орлом сожжены, развалины изб еще дымятся. Старики и дети копаются в кучах кирпича, ищут уцелевшие вещи - чугуны, сковороды, смятые огнем железные кровати, швейные машины. Какая горькая и какая знакомая картина!
У железнодорожного переезда прибита свежеобтесанная белая доска с надписью «Орел». С холма хорошо виден весь город, та страшная работа, которую в течение пяти суток вели немцы, работа палачей, казнивших огнем и взрывчаткой красивейшие здания и сооружения Орла. Эту злодейскую работу немцы проводили методически и планомерно по приказу генерал-разбойника Модля в течение 5 суток. Но, пожалуй, еще страшней разрушений, произведенных ими, выглядят уцелевшие следы их пребывания в Орле - названия улиц на немецком языке, вывески над солдатскими и офицерскими увеселительными заведениями, об'явления, приклеенные к стенам, жирный знак свастики, нарисованный масляной краской в комнате офицерской столовой, худой с тощей шеей имперский орел, прилепленный к стенам некоторых зданий. На каждой улице можно видеть вывески комиссионных магазинов «Скупка... скупка... скупка...». Через эти комиссионные магазины немцы выкачивали у населения Орла мебель, картины, платья, меха, обувь, носильные вещи. И эти десятки, сотни вывесок над комиссионными магазинами свидетельствуют ярче многих рассказов о характере разбойничьей экономики, введенной оккупантами в Орле. Женщины, дети, старики рассказывали о том, как накануне немцы взорвали здание, где находились 40 тяжелораненых военнопленных красноармейцев, о грубой, наглой германизации, которую пытались проводить гитлеровцы в школах, о подлой черносотенной газетке, издаваемой ими.
Пыль стоит над городок, ее поднимают тяжелые танки и орудия, со скрежетом и грохотом идущие по улицам на запад, ее подымают тысячи красноармейских сапог. Запах гари стоит в воздухе, голубой молочный дымок поднимается над догорающими пожарищами. Осколки стекла и битый кирпич поскрипывают под ногами. Сквозь выбитые стекла глядят увядшие от жаркого дыхания пожаров комнатные растения и цветы.
Немцы хотели превратить город в кладбище, а он несмотря на весь ужас разрушений выглядит радостно. Люди смеются, возбужденно разговаривают, дети кричат «ура» проезжающим машинам, вокруг красноармейцев собираются группы женщин, мужчин, стариков, все рассказывают быстро, оживленно, обнимаются - и кажется, что каждый красноармеец, стоящий возле дома или сидящий на ступеньках к живо, горячо разговаривающий с жителями, это брат, сын, вернувшийся в родной дом после долгой разлуки. Во всем чувствуется, что, вновь соединившись после тяжелых переживаний и мук, на пороге дома, разрушенного врагом, люди чуют всем сердцем своим, что самое худшее, самое темное и страшное осталось уже позади, что сегодня же, завтра начнется кипучая работа по восстановлению города, что нет больше силы, которая могла бы помешать свободной и дружной жизни орловцев.
Первый день - день начала жизни! Над многими домами уже вывешены красные флаги, ветер расправляет их складки. Двадцать два месяца лежали эти флаги спрятанными в подвалах и тайниках - и вот сегодня снова они украшают орловские здания. Всего 6-7 часов тому назад были здесь немцы, а в городе уже чувствуется первый сильный удар пульса ожившей советской жизни.
Громкоговорящая установка играет на площади «Интернационал», на стенах расклеиваются плакаты и воззвания, жителям раздают листовки. На всех углах стоят румяные девушки-регулировщицы, они лихо машут красными и желтыми флажками. Пройдет еще день, два, и Орел начнет оживать, работать, учиться, станет в славный строй наших городов и сёл, ведущих победоносную борьбу с фашизмом.
В этот первый, беспокойный и радостный день, когда под удаляющийся грохот канонады, среди пыли и дыма воспрял из праха русский, советский Орел, мне вспомнился Орел, который я видел ровно 22 месяца тому назад, в тот октябрьский день 1941 года, когда в него ворвались немецкие танки, шедшие по Кромскому шоссе. Мне вспомнилась последняя ночь в Орле - больная, страшная ночь, гуденье уходящих машин, плач женщин, бегущих следом за отходящими войсками, скорбные лица людей и полные тревоги и муки вопросы, которые мне задавали. Вспомнилось последнее утро Орла, когда, казалось, весь он плакал и метался, охваченный смертной тревогой.
Город стоял тогда во всей своей красоте, без единого выбитого стекла, без единого разрушенного здания. Но являл он собой вид обреченности и смерти. Эта обреченность была во всем. Город плакал весь, словно навеки расставался человек с самым дорогим и близким, что было у него в жизни. И чем нарядней выглядел он тогда, чем ярче блестело осеннее солнце в это последнее советское утро в бесчисленных стеклах домов, тем безысходней была тоска в глазах людей, понявших и знавших, что вечером в Орле будут немцы.
И, вспомнив то горе, ту тревогу, то страшное смятение, которым был охвачен город, я, как-то по особенному глубоко, понял святое счастье сегодняшней встречи разоренного и опоганенного немцами Орла с великой страной, с великой армией, которая гонит и уничтожает орды захватчиков. Я понял, почему плакали женщины, обнимая красноармейцев, и, протягивая им детей своих, просили поцеловать отцовским поцелуем. И слушая речь полковника-танкиста, стоявшего на пыльном боевом танке над телами убитых в бою за Орел офицеров и красноармейцев, прислушиваясь к тому, как его простые, отрывистые слова прощания послушно и гулко повторяли сгоревшие дома, словно оживая и подчиняясь живой силе, которую несут в сердцах своих наши красноармейцы и командиры, я видел и понимал: эта сегодняшняя встреча и то горькое расставание в октябрьское утро 1941 года - едины, связаны между собой. Это проявление великой верной любви народа, Она сильней всего на свете. Сильней смерти. // Вас. Гроссман. г. ОРЕЛ, б августа 1943 года.
__________________________________
Орел и Белгород* ("Красная звезда", СССР)***
И.Бачелис: Салют столицы ("Известия", СССР)
Б.Галин: В нашем Орле ("Красная звезда", СССР)
Б.Полевой: О чем вопиют орловские камни ("Правда", СССР)**
М.Тихомиров: На освобожденной орловской земле* ("Красная звезда", СССР)
Газета «Красная Звезда» №185 (5556), 7 августа 1943 года