Братья Тур. Жена капитана
Бр.Тур || « Известия» №55, 7 марта 1943 года
Завтра - Международный коммунистический женский день.
«ЦК ВКП(б) приветствует работниц, колхозниц, женщин интеллигентного труда, санитарок, медсестер, врачей, связисток, славных партизанок, всех трудящихся женщин Советского Союза в Международный коммунистический женский день и выражает твёрдую уверенность в том, что советские женщины в решающий момент Отечественной войны отдадут все силы на дело полного разгрома немецких захватчиков». (ИЗ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ЦК ВКП(б) О МЕЖДУНАРОДНОМ КОММУНИСТИЧЕСКОМ ЖЕНСКОМ ДНЕ).
# Все статьи за 7 марта 1943 года.
Мы приехали в полк майора Клямина ночью, когда на старте начиналась жизнь.
Есть нечто торжественное и волнующее в вылете ночных бомбардировщиков на задание. На аэродроме было темно. Только сиреневые венчики выхлопных огней вырывались из патрубков прогреваемых машин. Фиолетовый столб приводного прожектора шатался по небу, как фосфорическая стрелка гигантского компаса. То тут, то там в разных концах лётного поля возникал гром запускаемых моторов и вспыхивала скороговорка пулемётных очередей - это оружейники опробовали оружие. Ветер с мокрым снегом бил в плоскости. Черные громады бомбардировщиков один за другим уходили в ночь.
- Не хотите ли пройти на рацию? - сказал начальник штаба. - Между прочим, обогреетесь малость...
В душно натопленном блиндаже по-комариному пищала морзянка. Самолёты, находившиеся в воздухе, связывались с землёй. Из вьюжной ночи экипажи разговаривали со своим полком.
- Мартьянов радирует: лёг на курс, - сказала радистка.
У радистки была несколько старомодная внешность. Может быть, это так казалось из-за каштанового узла причёски, отягощавшего её голову. Тяжкая, будто литая, коса, свернувшаяся клубком, была схвачена гребнем. И этот гребень тоже выглядел как-то несовременно. Нет, этот гребень, воткнутый в косу, положительно не вязался с пистолетом «ТТ», висевшим на поясе, и кинжалом с прозрачной ручкой из плексиглясса, какие обычно вытачивают на досуге авиационные техники.
В землянке было очень чисто. На маленьком окошке домовито выглядели бумажные кружевца занавесок. «Женская рука, - подумали мы. - Должно быть, она сама вырезывала».
Меж тем морзянка продолжала выпевать дискантом свою однообразную арию, принося сквозь грозовые разряды ночных пространств голоса отправившихся в опасный путь пилотов.
Внезапно в землянку в клубе морозного пара ввалился молодой лётчик, казавшийся огромным в своём комбинезоне и телячьих унтах. Косички проводов ларингофона болтались у его шеи. Свежий зимний загар покрывал его лицо. Синие глаза смотрели так прямо, как смотрят дети и безудержно отважные люди, у которых сердце чисто, как молодой снег.
- До свидания, Дашенька, - сказал он радистке. - Сейчас улетаю.
- Когда вернёшься? - спросила Даша, не отрывая пальцев от ключа.
- Скоро. Схожу вот тут недалече.
- Молоко стоит на столе, - вдогонку произнесла Даша, не обращая к нему взгляда. - Я накрыла одеялом, чтобы не остыло. Когда вернёшься - выпей непременно.
- Есть выпить по возвращении молоко, товарищ старший сержант! - и лётчик нырнул в дверь.
- Вот, товарищи литераторы, - назидательно сказал начальник штаба, бритоголовый пожилой майор. - Между прочим, Дашин муж. Вместе воюют с начала войны. Капитан Кузовкин. Между прочим, один из лучших лётчиков.
Мы взглянули в маленькое окошко землянки. В чёрном метельном небе внезапно зажглось фантастическое созвездие из трёх звезд: рубиновой, желтой и изумрудной. Звёзды медленно поплыли на запад. Вероятно, это блеснул бортовыми огнями поднявшийся в воздух капитан Кузовкин. Вот созвездие растворилось в пурге...
Через несколько минут Даша сказала таким же ровным, почти безразличным голосом:
- Кузовкин радирует - высота 3.700. Курс 260. Квадрат 05.
- Передайте Кузовкину: пусть продолжает полёт, - сказал начальник штаба.
- Заводи, - скомандовала Даша бойцу. Взревела динамо-машина, и пальцы радистки послали в воздух приказ майора.
Снова потекла череда радиограмм, позывных, шифров, кодов... Где-то далеко взлетали в воздух пакгаузы, били зенитки, мела пурга, ревели натруженные моторы ослеплённых машин, попавших в луч вражеского прожектора... А здесь морзянка буднично пела скучным голоском, фиксируя все колебания военного счастья.
Скоро среди других снова мелькнули позывные Кузовкина.
- Волга... Волга... Я Сокол... Я Сокол... Переваливаем линию фронта... Шквальный огонь зениток...
И вдруг радистка сказала изменившимся голосом:
- Кузовкин сообщает - снарядом перебита тяга управления. Продолжает итти на цель.
Свет «летучей мыши» озарил её мигом осунувшееся лицо.
- Передайте Кузовкину - приказываю вернуться.
Снова рёв динамо-машины. И ответный визг морзе.
- Кузовкин просит разрешить отбомбиться - цель близко. Что передать?
Радистка на миг посмотрела на майора. Глаза её стали строгими. Только губы пересохли. Как жарко в землянке... Она расстегнула воротник гимнастёрки.
- Выстучите Кузовкину: если может долететь и цель близка, пускай летит, но рисковать не надо.
- Есть, товарищ майор.
Прошло несколько тягостных минут. И вдруг Даша вскрикнула:
- Радирует Кузовкин: «Благополучно отбомбились, идём домой».
Куда девалась её строгость?! Она даже в ладоши захлопала, как девочка.
- Передайте Кузовкину - молодец, - приказал начальник штаба. И, склонившись к нам, доверительно зашептал:
- Каковы, между прочим, мальчики? А? С перебитым управлением дошли до цели... И положили бомбы, несмотря ни на что. Вот аккуратисты...
Это прозаическое «аккуратисты» в применении к акту незаурядного героизма как-то особенно осветило всё великолепие хладнокровия капитана Кузовкина и его экипажа. На почти неуправляемом самолёте, доворачивая одними моторами, упрямо дойти до цели - это кое-чего стоит, чорт возьми!
И, как бы отгадав наши мысли, Даша горделиво посмотрела на нас. Взволнованные её глаза лучились так, что даже в землянке стало светлей. Или это разгорелась «летучая мышь»?
Снова зажурчала вереница радиограмм:
- Шумидуб бомбит эшелон...
- Квочкин подходит к станции К...
- Нечипоренко вышел на танковую колонну...
- Кузовкин идёт обратным курсом... Подходит к линии фронта... Скоро будет дома...
Даша снова застегнула воротник гимнастёрки. Между прочим, в землянке не так уж жарко. Может, от того, что уже светает... Пальцы как бы срослись с ключом.
И вдруг... Мы никогда не забудем эти глаза, расширенные горем, эти щёки, на которые сразу накатилась бледность.
- Товарищ майор, Кузовкин атакован истребителями противника... Самолёт горит...
И через секунду:
- Стрелок-радист сообщает - капитан Кузовкин, повидимому, убит... Самолёт падает...
- Успокойтесь, Даша... - несвязно повторял растерянный майор, вытирая платком пот с бритой головы. Но этой фразы не надо было говорить. На лице Даши был тот покой огромного горя, который страшнее слёз и воплей. Сухие её глаза, не мигая, смотрели прямо на «летучую мышь» - в упор, как незрячие. Пальцы продолжали машинально выстукивать на ключе. Это было то оцепенение несчастья, которое в одно мгновение иссушивает душу.
Через минуту весь полк знал о гибели капитана Кузовкина. Командир полка и лётчики пришли на рацию к Даше.
- Идите домой, товарищ Кузовкина, - сказал командир полка. - Знайте, что полк отомстит за вашего мужа...
Это была простая и даже чуть шаблонная фраза. Но, сказанная над свежей памятью героя, она прозвучала как высокая воинская клятва.
- Ну, идите же, идите, Даша, - говорил командир, называя её по имени и вкладывая в эту деталь, малозначащую для штатского, всю теплоту военного человека.
Но Даша тихо сказала:
- Я не могу уйти. Сержант Глущенко болен и лежит в госпитале. Меня некому сменить.
Сержант Глущенко был сменщиком Даши.
...Даша продолжала работать. Старший сержант Кузовкина, как обычно, принимала шифры, радиограммы, позывные.
Лишь изредка она подходила к окошку блиндажа и смотрела сквозь бумажные кружевца на видный отсюда старт. В молоке рассвета через каждые несколько минут садились пикирующие бомбардировщики. Низко, как пеликаны, они проносились над ближним леском, осыпая снег с елей, и с разбегу рулили по бетонной полосе, неудержимые и грохочущие, как обвал. И каждый раз пилоты, стрелки и штурманы, едва выскочив из машин, с ещё не оттаявшей изморозью высот на воротниках комбинезонов, вбегали в блиндаж и молча пожимали Даше руку. И когда один из них, кажется, лейтенант Шумидуб, разгорячённый боем, спросил:
- Нет ли у вас попить? - Даша, посмотрев на него, внезапно сказала:
- Вот что, товарищ лейтенант, сходите ко мне в землянку... Там на столе стоит молоко... под одеялом... Наверное, ещё не остыло, выпейте, пожалуйста...
И в первый раз заплакала.
★
Спустя месяц нам снова довелось побывать в этом полку. Вспоминая старых знакомых, мы спросили о Даше.
- О, у неё, между прочим, большая радость, - ответил начальник штаба. - К ней, между прочим, вернулся муж. Ну да, капитан Кузовкин.
И майор рассказал нам, что недели через две после катастрофы в полк пришёл бородатый человек в крестьянской овчине и драных лаптях. Подмышкой он держал ржаной каравай. Когда его спросили, кто он такой, пришелец разломил каравай и вынул оттуда три ордена Красного Знамени. В общем, бородач оказался капитаном Кузовкиным.
Выяснилось, что раненый в воздухе капитан выпрыгнул с парашютом и приземлился на вражеской территории. С неделю лётчика выхаживала на печи деревенская старушка, укрывшая его от немцев. А потом капитан запёк ордена в хлеб и двинулся в путь к своим. И вот пришёл...
- Где же Даша? - нетерпеливо спросил Кузовкин.
- Придётся тебе с четверть часа погодить, - улыбаясь, ответили товарищи. - Скоро Даша явится.
Через четверть часа бомбардировщики, вернувшиеся с задания, разворачивались над аэродромом. И когда из одной машины вышел экипаж, капитан Кузовкин в стрелке-радисте узнал свою Дашу.
- Прямо доняла она меня, твоя жена, - строго сказал Кузовкину командир полка, стараясь не глядеть на счастливую Дашу. - Пусти её в воздух стрелком-радистом, и никаких гвоздей! Хочу, говорит, за своего капитана лично с немцами сквитаться. Целыми сутками канючила. Канючила и стрелять училась. Ну, сердце не камень - разрешил. Вот и воюет...
И, стараясь быть суровым, он отвернулся, чтобы скрыть свое волнение. А начальник штаба добавил:
- И уже сбила одного фрица, между прочим...
И, рассказав нам конец этой истории, он поучающе заключил:
- Вот, товарищи литераторы, какие, между прочим, бывают упрямые женщины... // Братья Тур.
_____________________________________
И.Эренбург: Четверо* ("Правда", СССР)
К.Симонов: Малышка* ("Красная звезда", СССР)
Ю.Либединский: Казачья дочь* ("Красная звезда", СССР)
И.Сельвинский: Девушка из Крыма ("Красная звезда", СССР)
Л.Озеров: Героиня Севастополя Мария Байда ("Красная звезда", СССР)
Газета «Известия» №55 (8048), 7 марта 1943 года