Ванда Василевская. Бессмертие

Feb 21, 2019 04:46


В.Василевская || « Правда» №45, 21 февраля 1944 года

Да здравствует великий советский народ, его героическая Красная Армия и Военно-Морской Флот, успешно изгоняющие немецко-фашистских извергов из пределов нашей Родины! Все силы - на окончательный разгром врага! Пусть наше советское народное знамя ведет наш народ к новым победам! (Из призывов ЦК ВКП(б) к 26-й годовщине Красной Армии)

# Все статьи за 21 февраля 1944 года.




Поднялся северный ветер, ветер с заливов Белого моря, с необ’ятных просторов Ледовитого океана. Навстречу ему ринулся другой, стремительный и теплый, дующий с Черного моря, с далеких южных степей и еще дальше, оттуда, с жарких африканских пустынь. Два вихря встретились на холмах и равнинах Киевщины. И на землю обрушился буйный, проливной дождь и продолжался три дня, заливая мир потоками воды, словно то была не зима, а грозовое лето.

Дождь размыл бесплодный песок, поросший кое-где высохшей травой и колючим репейником, и обнажил белую кость - немецкий череп. Из-под тонкого слоя зыбучего песка выглянула немецкая нога. Дождь обнажил, вымыл, выполоскал лохмотья немецкого мундира и заржавелую каску.

Их было здесь трое - арийских «победителей», «господ мира», укротителей Европы. Дальние дороги были пройдены ими - по окровавленной Польше, по истоптанным полям Франции, по пылающим советским городам и селам.

В песках Киевщины, между Вышгородом и Межигорьем, их настиг мстительный снаряд. Огненным факелом запылала машина, внезапное быстрое пламя охватило их тела. Они умерли в песках Киевщины, между Вышгородом и Межигорьем.

Некогда, много веков назад, здесь проходили татарские орды. Лавиной двинулись батыевы войска. Скрипели телеги, хрипло звучали в воздухе гортанные голоса конюхов. За песчаной равниной, в голубой дали мерцал город, расцветавший на холмах золотыми куполами церквей. Хищно горели косые глаза кочевников. Ноздри раздувались от запаха крови и горького дыма горящих домов. Золотым факелом запылал Киев, полилась по крутым склонам кровь в великий Днепр...

...Шесть раз на протяжении истории пылал Киев, опустошаемый огнем и мечом. Шесть раз восставал он из пепла, отстраивался, зацветал белизной садов, покрывался зеленью деревьев.

А теперь он пылал в седьмой раз. Отступали арийцы, белокурые «господа мира», завоеватели Европы. Их упорно гнали на запад славянские воины, гнали сыны всех народов Советского Союза.

Зубами, ногтями цеплялись немцы за каждый клочок земли, за каждый холм, за каждое деревцо. За их спинами высоко мерцали золотые купола города. Города, который был в их руках.

Далекая песчаная равнина. Вдали направо - Вышгород, налево - Межигорье. Места легенд и сказок, теряющихся в тумане далеких веков.

Там, где кончаются пески, стеной встают сосны, скрепляют корнями зыбучую песчаную почву. Вздымаются ввысь куполами ветвей, живой зеленью хвои. Куда ни кинешь взгляд - пушистый, пахучий, буйный лес.

Теперь здесь проложила кровавый след война. Верхушки деревьев срезаны артиллерийскими снарядами. Взрывами бомб в чаще леса вырваны огромные бреши. Торчат обнаженные корни деревьев, поваленных самой страшной грозой, какую видел мир. Угли чернеют на месте, где были избы ближней деревни, и в грязи дороги валяется солома сорванных крыш.

То тут, то там разбросаны по песчаной равнине танки. Лежат невзорвавшиеся снаряды, обломки железа, изуродованные орудия. И чудится, что в воздухе еще стоит грохот и шум, гром канонады, раздаются возгласы команды, зловещий рокот самолетов.

Равнина живет, дышит. Подбитый танк - в стальном боку зияющая рана. Вздымается дуло пушки, словно живая рука, поднятая к небу в порыве внезапного отчаяния. Это дуло черным силуэтом выделяется на фоне неба. Другой танк, повалившись на бок, словно еще мучительно дышит, пытается приподняться, встать, борясь с охватившим его бессилием. За разрушенной избой - орудие. Притаилось в тени развалин, тихонько прильнуло к земле и, чудится, хочет скрыть изуродовавшую его рану.

Срезанные ураганом огня деревья, поваленные на землю золотисто-рыжие сосновые стволы плачут смолистыми слезами. Под шелушащейся корой еще пульсирует жизнь. Еще сохранился зеленый сок в душистых иглах, в поломанных ветвях, в не успевших развернуться чешуйках.

Иди в гору осторожно по крутой тропинке. Здесь лежат невзорвавшиеся снаряды, путаются мотки колючей проволоки. У продолговатого пруда немцы похитили его красу - шпалеры черной смородины, тесным кругом охватывавшие сонную воду. Они выкопали с корнями молодые кусты и далеко увезли свою добычу от этих мест, мест, где некогда утомленный далекими походами запорожский казак стучался в ворота Межигорского монастыря, чтобы найти там тихую пристань на старости лет.

Иди медленно. Здесь, где некогда расцветали клумбы, расположены могилки. Стремительные потоки дождя смыли имена, написанные на деревянных дощечках. Остались лишь красные звезды.

Придет весна, и в Межигорье зацветут фиалки, как цвели они здесь каждый год. Мелкими листочками, душистыми цветами, нежнейшим ароматом покроют они могильные холмы. И умершие будут глядеть глазами фиалок на вечно живую зелень, на катящий внизу свои волны вечный Днепр.

Говори тихо. Не нарушай покоя тех, кто умер за свою землю, на своей земле. Пусть шумит им Днепр, уже наполовину освободившийся от ледяных оков, пусть шумит он им песню о родине.

Чья-то рука, дружеская и нежная, положила бумажные цветы на могилки. Но весной они зацветут настоящей жизнью - фиалками и ландышами. И чудится, будто в шуме Днепра слышатся слова песни, простые, сильные слова:

«Кто погиб за Днепр, будет жить в веках...»

Уже не пылает пожар над Киевом. Лежит в развалинах Крещатик. Мертвая улица? Нет, нет, живая улица! Зовут, кричат, говорят развалины. Железные рельсы словно извиваются в нечеловеческих муках. Будто вырванные из живого тела, истекающие кровью жилы - стальные прутья бетонных стен. Будто темные от отчаяния глаза - отверстия, где когда-то были окна.

Пройди здесь в сырую февральскую лунную ночь. Крещатик говорит, шепчет, рассказывает что-то. В развалинах бьется сердце города. Раздавленная улица вздыхает. Играют тени в руинах. Крещатик живет тайной, непобедимой, скрытой жизнью.

Выйдут на работу тысячи людей. Исчезнут развалины. Поднимутся к небу белые, солнечные дома. Шесть раз пылал Киев, и шесть раз он вставал из пепла и вновь вырастал. Он вырастет и в седьмой раз.

Отрастет черная смородина над межигорским прудом. И лес покроет свои раны свежей зеленью. Придут люди и заберут из песков подбитые танки. В заводских печах железо и сталь будут переплавлены в трактор, пашущий золотоносную землю, в комбайн, собирающий стократный урожай. В фиалках и ландышах, в легендах и песнях воскреснут лежащие в могилах герои, вырвавшие родную землю из рук врага.

Иди же, взгляни на трех арийских завоевателей, которым грезился сон чингисханова внука, сон Батыя. И убеди себя: то, что здесь лежит, - человеческие тела. Белый череп, отмытый дождями от песка,- человеческий череп. Ступня, на которой еще сохранилось мясо, - нога человека. Этот грязный, измятый лоскут, лежащий рядом, - это кусок загорелой человеческой кожи.

Нет, ты смотришь спокойно. Как на вещь. Как на мертвую вещь, которой и следует быть мертвой.

Там где-то, далеко, в унылой, мрачной стране арийских завоевателей, быть может, ожидает какая-нибудь Грета или Лотта, стирая присланные ей отсюда окровавленные детские платьица. Быть может, она пишет сентиментальное письмо и вкладывает в конверт засушенную незабудку.

Но он - лишь мертвая вещь.

Воскреснет в светлых домах Киев. В песнях, в легендах воскреснут погибшие за свою землю герои. В новой зелени воскреснет лес. Полные новых сил, тракторами на полях воскреснут танки и орудия.

Только эти трое не воскреснут. Они - лишь мертвая вещь.

Оживут города и села. И здесь, и в попранной немецким сапогом польской земле, и дальше, дальше, всюду, где прошла железная лавина войны. И всюду, в песнях и легендах, воскреснут те, что пали за родную землю. Из их тел вырастут цветы и колосья, из их подвига и мужества - свобода и счастье.

Но арийские завоеватели никогда не воскреснут из могил. Их кости рассыплются в прах и пыль в бесплодном песке. Над ними не вырастет даже бурьян, даже сухая трава.

Ибо они - лишь мертвая вещь. // Ванда Василевская. (Перевод с польского).

______________________________________________
И.Эренбург: Помнить!*|| «Правда» №302, 17 декабря 1944 года
А.Фадеев: Бессмертие || «Правда» №229, 15 сентября 1943 года
С.Голованивский: Бессмертны храбрые*|| «Известия» №117, 20 мая 1943 года
С.Галаджев: Слава погибших воинов*|| «Красная звезда» №76, 1 апреля 1943 года
Вечная слава героям, павшим в боях за Советскую Родину!*|| «Известия» №113, 16 мая 1945 года

Газета «Правда» №45 (9502), 21 февраля 1944 года

1944, зима 1944, февраль 1944, Ванда Василевская, газета «Правда»

Previous post Next post
Up