Триместровый декабрьский отчет по докторантуре прошел - не знаю, как. Две мои коллеги очень тщательно подготовились, все сдали заранее, что нужно было; я сдал очень поздно и очень мало, но мне за это все равно ничего не было.
В Италии очень трудно себе представить то, что я позволял себе в России: сдать полтора листочка вместо пятидесяти страниц, молча подразумевая, что это полтора гениальных листочка. Ну, по крайней мере, талантливых. Итальянцы народ не привыкший к историческим катастрофам и вообще катастрофам, поэтому на качество листочков смотрят только в том смысле, чтоб оно было не совсем уж позорным. Соблюл социальную норму - молодец, живи себе тихо дальше. Не соблюл - имей в виду, что надо соблюдать.
И однако некоторый намек на то, что листочки очень хороши, прозвучал. Во-первых, моему руководителю понравилось то, что я написал, и то, каким боком все развернул.
А дальше начинается характерный для меня водевиль. На заседание неожиданно пришла преподавательница испанской литературы, которая обычно на заседания не ходит. Я ей немедленно дал копию своих листочков. Она поначалу не очень заинтересовалась, а потом, ближе к моему выступлению, резко в них впилась и с интересом прочитала.
И когда мой замечательный руководитель закончил свою речь, она стала тянуть руку, чтобы тоже высказаться. Никто особенно этого от нее не ожидал. Но она в этом смысле со мной одной крови: если ей есть, что сказать, ей совершенно все равно, что думают окружающие. Ей вообще более-менее все равно, что думают окружающие, даром что ничего особо хорошего она от них не ждет. Все сидели к ней спиной, и только я и пара моих коллег видели ее попытки поднять руку. Дать ей слово мог только я. И я даже почти это сделал, когда моему руководителю пришла в голову еще какая-то мысль, которую надо было высказать, поэтому профессорессе опять пришлось ждать.
Пока наконец дорогой руководитель не спросил:
- А на что это, Миша, Вы так смотрите за моей спиной?
Она сама обернулась - и тут профессоресса Ф. наконец смогла взять слово.
*
Мои коллеги потом мне сказали:
- Миша, что ты наделал? Твой руководитель очень обиделся. На него ты ТАК никогда не смотришь!
- Да я просто смотрел, чтобы понять, когда человеку слово дать!
- Не рассказывай, мы-то тебя прекрасно видели. Это был ТАКОЙ взгляд...
*
Она, собственно, сказала то, что на самом деле и есть. Что эти шесть страниц написаны о языке самого сложно испанского писателя человеком, который начал изучать испанский меньше двух лет назад. И что написаны они по делу. И что там резюмированы работы самых важных исследователей по вопросу - всех-всех самых важных исследователей. И что читать эти шесть страниц - интересно. Ей, испанисту, от меня, русиста.
- Миша очень хорошо понимает языковые механизмы, он вонзается в них, а потому может понять Грасиана.
Другие профессора смотрели на нее с равнодушием и недоверием. Она не Умберто Эко и не может сама себя защитить. Она сказала, что думала, а не то, что нужно было, и в очень странных выражениях. Потому что она пыталась описать как можно точнее то, что увидела.
В принципе, все ее выступление было мне нужно в прагматических целях. Мне нужно было, чтобы слависты и германисты услышали от испаниста, что работа моя неплохая. Они очень, очень во мне сомневаются на этот счет.
Уж не знаю, насколько они уверились после этого случая.
Но, по крайней мере, кто-то им сказал открыто и убежденно, что эти шесть страниц - это то, чего не бывает на свете.
*
После чего я ей написал с вопросом, когда она может уделить мне время и объяснить получше, что она имела в виду, когда чего-то не очень понятное сказала про артикль. Так что послезавтра я к ней иду на прием.
*
Мои походы к Зубной Фее продолжаются.
Третий поход был очень сух и малособытиен. Вместо утенка на этот раз я принес свою собственную игрушку. Она даже бровью не двинула. «Да, да, конечно, без проблем». Можешь держать своего лося сколько хочешь, мне он не мешает.
Посреди очередный манипуляций в моей ротовой полости у нее зазвонил телефон. Настойчиво. Она сначала, опять же, не вела бровью. Типа пусть хоть сдохнут там, я клиента оперирую.
Но потом она все-таки спросила:
- Не хочешь ли ты отдохнуть немного?
Да, это был милый и аккуратный способ все-таки ответить на звонок. Я сделал вид, что только и мечтаю захлопнуть рот обратно и операция меня прямо ужасно утомила.
И она пошла в другую комнату разговаривать. Очень-очень тихим голосом. Я нифига не услышал. Я даже не знаю, были это поставщики зубных щеток, дочь или романтическое знакомство.
Потом она вернулась грустная, как обычно, но совершенно спокойная. Закончила все, что должна была. И мы попрощались без деталей.
Зато на следующий раз событийность опять вернулась в эту историю.
В ней вдруг появился неожиданный третий персонаж - ассистентка.
Ассистентка была новая, это был ее первый раз. Она была симпатичная и немного похожая на саму Фею, но, по-видимости, очень глупая. Уж точно - очень трепетная, где надо и где не надо; преимущественно - где не надо. Фея показывала в ее адрес бескрайнее терпение, бескрайнее. Я, в принципе, тоже, но не такое бескрайнее.
После того, как она у меня пятый раз спросила, все ли в порядке, я вынул изо рта то, что у меня там в тот момент находилось, положил ей руку на локоть и сказал:
- Когда что-то не в порядке, я сам даю об этом знать. Не нужно, пожалуйста, переживать. Все нормально.
Фея спокойным и ласковым тоном сказала:
- Да, когда клиент успокаивает ассистента - это круто.
Не знаю, выжила ли после этого ассистентка. Если да - то в следующий раз я убью ее взглядом. Собственно, я уже попытался. Потому что, я хочу сказать, что она себе позволяет. Мы с дотторессой за три встречи научились понимать друг друга без слов. Я научился выражать боль, спокойствие, сомнение, напряжение, иронию направлением взгляда и изгибом брови, - а она научилась смотреть мне в глаза и быстро все это считывать. Мы с ней прекрасная команда, и она может работать над моими челюстями в комфортной обстановке и всегда рассчитывать на мою своевременную и правильную реакцию.
И тут это суетящееся чучело.
Мне хотелось встать с кресла и сказать ей: «Слушайте, милое создание, Вы здесь для того, чтобы быть третьей рукой дотторессы. Делайте молча то, что Вам говорят, и не нервируйте двух людей, которым без Вас было прекрасно». Но я сдерживался. Я понимаю, что Фее нужен ассистент.
Более того, я понял, что первые встречи она думала, что предстает передо мной в невыгодном свете. И ведь действительно я с ней так и разговаривал поначалу, как будто она и есть ассистент. Как она меня вообще не убила бормашиной.
Она терпеливая. Я тоже. Поэтому, вместо того, чтобы оторвать ассистентке что-нибудь, я ее принялся успокаивать.
Она еще, меняя сверла и размахивая слюноотсасывателем, позволила себе заметить, что Миша - мольто браво. Типа головой вертит, куда надо, рот разевает со всей ответственностью и ни на что не жалуется.
- Да, Миша - мольто браво, - идеально-спокойным тоном сказала Фея и сосредоточилась на мне. Тем более, что больше всего меня в ассистентке раздражало не то, что она не умеет быть ассистенткой, а то, что она отвлекает внимание дотторессы от меня.
*
Почему-то неудачное выступление ассистентки нас сблизило. То ли ее длинный язык развязал языки и нам, то ли на ее фоне мы оба заметили, как же мы хорошо друг друга научились понимать.
Фея распланировала мне сразу несколько следующих встреч (до этого она очень аккуратно и робко назначала одну). Из них одну - 28 декабря.
- Моя дочь уедет в Австралию, мне будет очень плохо, и вы будете меня успокаивать, - сказала она с совершенно неожиданной открытостью.
То есть мы с ассистенткой вдруг оказались узким кругом людей, на поддержку которых можно рассчитывать, не спрашивая.
*
Врачу-гомеопату я позвонил. Она мне назначила встречу аж на конец января. Я прикинул, умру ли я к тому времени или еще не успею, и на всякий случай согласился.
Я продолжаю не верить в гомеопатию. Но мне нравится делать то, что говорит Фея. Нравится переход в ее лице, голосе и жестах от застенчивости к властности, у нее это получается очень натурально, но все равно очень контрастно. И вообще, как бывает с теми крайне немногими людьми, до которых мне есть дело, - я готов на что угодно, чтобы только ее обрадовать.
Она действительно резко изменилась в лице, когда я сказал, что гомеопату позвонил. Но когда я сказал, что прием будет в конце января, - изменилась в другую сторону. У нее даже упали плечи, и она опять стала усталой и грустной.
- Но она сказала, что, если раньше освободится что-нибудь, она мне сообщит! - поспешил я исправить ситуацию.
И действительно - она опять выпрямилась и улыбнулась.
Нет, я не хочу, чтобы про нее думали плохое: она человек серьезный, ответственный и даже слишком холодный. Я различаю полутона и незаметные постороннему человеку движения, потому что смотрю на нее слишком внимательно и пристрастно.
*
И таки гомеопатша мне написала в выходные: приходите в понедельник; подтвердите немедленно.
Я аж, чтоб набрать смску, встал со стула и причесался. Подтвердил немедленно и с барочной вежливостью спросил адрес. Ответом мне было молчание. Я устыдился и понял, что адрес должен был, видимо, найти сам.
К вечеру она мне все-таки написала адрес.
На прием собираюсь идти в тщательно выглаженной белой рубашке. Зашел даже в парикмахерскую и постриг челку. Вообще, я очень не люблю людей, даже самых важных на свете, всерьез считающих, что они важные.
Но ради моей Зубной Феи я должен произвести на эту даму серьезное впечатление.
*
В сухом остатке получается, что я завтра прусь к черту на куличики на неудобном транспорте, трачу все свое драгоценное утро и не могу пойти побегать, но что хуже всего - вытрачу кучу денег, - на то, во что сам не верю. Остановите меня, я явно делаю что-то не то.
*
Проблема, собственно, не только в деньгах.
Проблема в том, что нельзя ставить свое настроение в зависимость от постороннего и малознакомого человека.
Завтра понедельник, и сначала я иду к гомеопатше, а потом к ней. Сегодня она мне написала смску в полдесятого вечера: «Миша, мы должны сместить нашу встречу на час». Следующая смска: «...спасибо». Я осторожно ответил: «В смысле, мне придти не в 12.15, а в 13.15? Без проблем».
Она мне написала в одиннадцать: «Ок».
Что значит «ок», я хочу сказать? Во-первых, где «огромное спасибо, прошу прощения, ты очень меня выручил»? Во-вторых, такого себе даже я со своими учениками не позволял - писать смски в одиннадцать вечера накануне встречи. И это я, неорганизованная творческая личности. А тут она - серьезный и педантичный медик.
И я не знаю, как к этому относится. Могу только сказать, что мне очень плохо.
Я сам напросился быть для нее половой тряпкой, и не должен удивляться, что так она меня и воспринимает.
И да, я подозреваю, что меня передвинули, как шкаф, без лишних объяснений, из-за какого-нибудь синьора. Надеюсь, хоть человек хороший.
Но более всего надеюсь, что терапия закончится скоро.
Потому что и так отклеиваться от нее нужно, а если еще затягивать...
*
*
Посещение врача-диагноста-полугомеопата. Если я хотел что-то изменить в своей жизни, это был не лучший выбор. Единственное, чего я этой историей добился, - так это запутаться еще больше в своем общении с Зубной Феей. Ну что ж, теперь мы следуем одной диете. В параллельной вселенной это бы означало, что в ресторан ее могу пригласить только я, потому что нам обоим там почти ничего нельзя. Она бы чувствовала себя менее одинокой. Но в настоящей вселенной одиноким, как обычно, остаюсь я, и даже не могу себя порадовать практически никакой любимой едой.
Оказывается, мне от нее плохо.
Ровно то же, что и с личной жизнью, собственно говоря: чем ты счастливее, тем тебе потом будет хуже. Продолжительное счастье возможно только при продолжительном отсутствии безумной и неправедной надежды на оное.
*
От дотторессы Альчини теперь зависит слишком многое: и мое здоровье, и мое питание, и моя жизнь, в общем-то, потому что лекарство эутирокс может меня убить, но он же может меня и спасти. Она хочет меня с него постепенно снять, и я бы с удовольствием снялся, потому что в России не будет мне никакого эутирокса. (В принципе, если в феврале я успешно из России вернусь, то будет менее страшно, потому что после февраля я никогда в жизни туда не поеду).
Зависит от нее многое, практически моя жизнь, но при этом я совершенно не могу сказать, что ей доверяю и что она мне кажется умным и знающим человеком. Она, несомненно, набралась в каких-то хороших кругах знаний о натуропатии, ароматерапии и прочих небезынтересных, но несерьезных вещах. Я тоже посещаю эти круги, и выношу из них некоторые разумные идеи: вроде того, что валяться на траве полезно для душевного здоровья. Но рак, например, нужно вырезать, и, по возможности, под общим наркозом.
Мы с ней сходимся в идее, что пациента нужно осматривать и изучать всего, а не только отдельную его часть. А то ему одну часть пропишешь - а он, может, сорок сигарет в день курит. Так что она во время визита спрашивает всякое разное кажущееся посторонним, но им не являющееся. И это хорошо. Плохо, что на самом деле она совершенно не знает, что на самом деле с этим делать. Ее человеческий опыт ограничивается средней и высокой буржуазией. Психоанализировать меня при таком кругозоре - дело совершенно бессмысленное: она просто не понимает, о чем я. «На щитовидке обычно отображаются проблемы с отцом». А, хорошо, скажите сразу, на чем отображаются проблемы с матерью, и там давайте просто все ампутируем к чертовой бабушке.
Она много занимается питанием, и идея о том, что у меня постоянно вздутый живот и очень плохое питание, с которым мой пищеварительный тракт не справляется, - в принципе, интересная. Тракт мой бедный действительно на своем веку навидался, я ей даже не стал рассказывать, зачем пугать женщину. Но лечить щитовидку только этим и гомеопатией - тут у меня сильные сомнения. Главным образом потому, что до причин моей болезни она так и не стала докапываться. А мне было именно это от нее нужно. Я понимаю, что это непросто, что возможно, что моя щитовидка уже много лет не работает, а возможно, что она только временно от чего-то с ума сошла. Но я хотел бы видеть некоторое умственное усилие в этом направлении.
Выписать диету - это легко. Это и я могу после небольшой тренировки.
*
От нее я пешком пошел к Зубной Фее.
Там где-то час ходьбы. Пока шел, было время подумать о том, что в одном она точно права. Я не умею слушать свое тело, плохо о нем забочусь и требую от него многого.
Но ведь есть люди, которые работают в десять раз больше меня, не спят ночами, живут от дедлайна до дедлайна. На них не надо смотреть. Может, их кормили в детстве нормально. Может, у них щитовидка здоровая. Может, их тело так просит. Мое - явно хочет питаться нежирной пищей и много спать. По возможности, не в поезде. Вузовским преподавателем на хорошей зарплате я такими ритмами никогда не стану - но ведь и так было ясно, что не стану.
*
Не то, чтобы лечиться у того, кому ты не доверяешь, только потому, что ему доверяет кто-то, кто тебе в этот момент очень нравится, было сколько-нибудь правильным. Просто я больше вообще не знаю, куда мне податься. Хороших, умных, внимательных эндокринологов, судя по всему, не существует.
Поэтому я пытаюсь соблюдать диету. Лекарства она сказала не покупать, пока не будут готовы анализы гормона tsh. По ее прогнозам, он должен быть вообще на нуле.
Так что мне еще раз прокололи вену. Чувствую себя лимоном, которого, чуть что, слегка надрезают, но это ничего.
*
Дойдя пешком до Зубной Феи по загадочным закоулкам римской полу-периферии, я ей сообщил, что сходил к дотторессе Альчини.
- Она тебе все запретила? - спросила с ехидной улыбкой прекрасная Зубная Фея.
*
Идея насчет ресторана в параллельной вселенной не имеет, конечно, никакого отношения к реальности, но тема еды теперь действительно нас сближает.
Собственно, мне кажется довольно подозрительным уже само то, что я с моей щитовидкой должен следовать примерно той же диете, что и человек, у которого нет никаких проблем с щитовидкой; то есть я понимаю, что мы оба приводим в порядок пищеварительный тракт, и согласен на это; я не понимаю, что будет с моей болезнью.
Одно я понимаю точно - как только мы с Зубной Феей долечим все мои зубы, а будет это уже скоро, меня ждет примерно месяц относительно адовых мук, которые прервет только поездка в ад куда больший. Дедушка Мороз, отправь меня в кому до марта.
А, черт, нельзя в кому до марта, нужно же диссер писать.
*
Нет, у меня даже есть уже идея, как не повеситься в конце января. Нужно наконец сесть в самолет и поехать к Мерседес Бланко. Даже если она закроет дверь перед моим носом. Хоть на дверь посмотрю. Будет, о чем вспомнить, опять же.
*
В конце приема Фея велела ассистентке:
- Приведи Мишу в порядок.
Она выписывала мне счет-фактуру, а я стоял посреди кабинета, и ассистентка Лучилла, добрая и бестолковая, вытирала с меня остатки зубного клея, протезного материала и слюней. Она обходила меня кругом на цыпочках и аккуратно, как царскую куклу, гладила по щекам и подбородку дезинфецирующей салфеткой.