третье продолжение продолжения 2016
Романская филология, которая закончилась и не закончилась.
1 июня, курсы лекционные закончились уже почти месяц назад. Но я еще какое-то время походил на дополнительные занятия: по испанской литературе это была серия студенческих докладов, а по романской филологии это были лекции в рамках курса по цифровым технологиям в филологии, который профессоресса Маринетти сочинила и кое-как реализовала в своей манере «сначала делаем, потом думаем». Получилось, как обычно, очень плохо и очень интересно. Она пригласила разных своих друзей и коллег. И решила, что студенты придут сами. Но студенты так не решили. Поэтому на лекцию по палеографии пришел только я, на лекцию по интернет-ресурсам для классиков пришли докторанты-классики, загнанные туда насильно заведующим кафедрой, на лекцию по языку XML пришли я, одна студентка и одна безумная бывшая аспирантка, которая занималась древними греками, причем студентка ушла с половины лекции. И все вот так.
Профессоресса склонна отчаиваться даже тогда, когда отчаиваться нечему. Но она же способна совершенно не замечать происходящей вокруг нее трагедии и верить в то, чего не бывает. Я так понимаю, примерно похожим образом выглядел ее брак.
С тех пор, как я описал ей компьютеры и мы перепугали своим хохотом посетителей филологической библиотеки Сапиенцы, наши отношения перешли на принципиально новый уровень. Завидев меня в коридоре или на пятачке между корпусами факультета, она или бросается ко мне, или вытягивает руки в мою сторону, чтобы я сам подошел. Я подхожу, и она немедленно берет меня за локоть или гладит по лопатке. А больше всего ей нравится представлять меня разным людям.
- Это Миша, наш аспирант! - сообщает она, сверкая глазами и выпрямляясь от гордости. Людям обычно совершенно фиолетово, кто я и как меня зовут. Только профессор Кампус, с тех пор, как мы с оргкомитетом конференции попросили его попредседательствовать на одной из секций, смотрит на меня примерно с тем же искренним восторгом.
А еще я таки, оказывается, уговорил ее привлечь к этому курсу аспирантов других университетов: на следующий год у нее соглашение с двумя аспирантурами Сапиенцы, что для них ее курс будет обязательным.
*
Когда мы виделись последний раз, мы расстались на ее фразе: до встречи у меня на приеме.
Я не дурак, я все понимаю, а потому, хоть это и шло вразрез со всеми моими планами, я все, что можно и нельзя, сместил и перенес, - и пришел к ней в приемные часы. Она курила на прилегающем к ее кабинету балконе, поэтому пришлось идти ее отлавливать через лестничное окно, но это ничо, это я тоже умею. Она говорила с кем-то по телефону и, натурально, плакала.
Мне она велела войти в кабинет через дверь и дожидаться ее там.
Когда, мрачная и согбенная, с потекшей тушью, она пришла в кабинет, я осторожно спросил ее, что случилось. Она показала на красиво переплетенную работу своей дипломницы и сказала:
- Кьяра сегодня защитилась. И комиссия была в восторге.
Я приготовился к тому, что, наверное, бедную Кьяру кто-то все-таки запилил. Но профессоресса неожиданно заключила:
- Это единственные вещи, которые в этой жизни имеют смысл. Что Вы сегодня мне интересного принесли? Вы дописали кусок диссертации, который должны были сдать несколько дней назад?
Собственно, его я ей и принес, потому что мне кажется, что, пока я его писал, стало еще яснее, почему мне нужно понимать историю французской лексики. И зачем мне нужна она. Особенно из фрагмента про слово «galant”. Но она меня заставила кратко изложить вообще все написанное и забросала вопросами. Боюсь, что в данный момент жизни это человек, который больше всего мной интересуется. Причем, за исключением редких персональных заскоков, когда я случайно затрагиваю какую-то область, про которую она когда-то много думала, и поэтому излагает что-то, не вполне относящееся к тому, о чем идет речь, - за исключением этих отдельных моментов, она очень хорошо понимает мою работу. Может, я не пишу чего-то гениального, может, я кое-где сильно ошибаюсь, но, по крайней мере, я двигаюсь дальше и в разговоре с ней мне приходит куча идей, которые я потом проверяю и на французском, и на русском материале.
Очень она меня вдохновила своей живейшей реакцией на рассказ о телесных метафорах Волчкова. Я обнаружил, что Волчков многие интеллектуальные концепты типа esprit иногда переводит на язык тела («внутреннее основание головы»). Некоторые примеры действительно трогательные. Но она воодушевилась так, как будто я ей комическую оперу представлял. Главный пример, впрочем, я ей не стал зачитывать - пусть прочитает потом сама. Волчков в одном месте пишет вместо «Часть лучше целого» - «Красота никогда лице свое все не открывает»; и эта метафора у него - из одного из предыдущих фрагментов, где говорится про Сабину Поппею (которая по-испански «Сабина Поппея, впоследствии жена Нерона», по-французски «Сабина Поппея, любовница Нерона», а по русски - «славная в Риме красавица Сабина Поппея»). Очень она его впечатлила, эта Сабина Поппея. Пикантность истории в том, что профессорессу Маринетти зовут точно так же, поэтому рассуждения про «славную в Риме красавицу» приобретают сомнительный привкус. В общем, я решил, что пусть краснеет она, читая мои листочки, чем буду краснеть я перед ней.
*
*
32 года - такой интересный возраст, что, с одной стороны, есть люди, которые дают тебе деньги, потому что они обеспеченные и пожилые, а ты беден, молод, бессердечен и хорош с лица, а с другой стороны - есть люди, которым деньги даешь ты, потому что, хоть с лица ты и не пригож, но зато добр сердцем и зарплата у тебя в евро.
*
*
А еще вдруг приходит смска от Алессандры.
Я в принципе за последние недели понял, что на фиг ей не нужен и что она мне, в целом, наверное, тоже. Очень нравится. Но не очень нужна.
Тем более, что она сказала Джузеппине, что я ей устроил проблемы из-за истории с ключом и шкафчиком. Я проблемы? Да они на мне все проехались, как на туристическом трамвае! Я ей еще после этого свой номер в мобилу вставил, как ангел.
Ну вот, по этому номеру отправила она мне смску. «Миша, как дела?».
Я сразу понял: че-то не так. Не шлет она мне таких смсок. Она мне вообще их не шлет. А если вышла со мной на контакт третий раз за год - значит, ситуация критическая. Кто-нибудь из детей что-то себе сломал, а со страховкой не понятно. Кто-нибудь из коллег завертел такую интригу, что не выбраться. В общем, что-нибудь.
Звоню.
- Алессандра, я прочел твое сообщение. Что-то случилось?
- Нет, ничего не случилось. Я что-то о тебе загрустила и решила написать.
*
Сволочи. Лечи потом после них себе щитовидку.
*
*
Одна часть меня считает, что Хогвартс - это единственное место, где я хоть сколько-то приношу пользу человечеству, а университет - это очень здорово, но эгоистично с моей стороны, потому что там я почти без исключения занимаюсь тем, что мне нравится. Другая часть меня считает, что изучение забористых текстов разных эпох и народов - единственное, что я в жизни делаю интересного.
Где-то между этим всем есть еще организм, который считает, что надо перестать заниматься и тем, и другим, и уж тем более - тем и другим вместе.
С ужасом жду конца каникул.
*
Когда начались мои каникулы - сказать трудно, а вот когда закончился учебный год - было очень хорошо понятно. 9-11 июня проходило трехдневное закрытие учебного года в Хогвартсе, 13-15 - аспирантская конференция в университете. Удивительное дело, я добрался относительно живым до конца обоих мероприятий.
Кроме того, что сами по себе мероприятия довольно выматывающие, но я и до их начала добрался полутрупом. Ко мне в тесную аспирантскую каморку приехал гость на две недели, и в силу неких внешних событий, о которых мне вспоминать не хочется, пришлось гостя увезти в какое-нибудь другое место, по возможности не давая ему понять, что ситуация критическая и все это делается от отчаяния. Между делом я продолжал ездить на работу. Так что, собственно, мне не очень удалось показать, что ситуация не очень критическая: зеленый и остекленевший от усталости, хронического недосыпа и переездов через пол-Италии, я сам по себе был критической ситуацией. Удалось только - совершенно неожиданно - сохранить присутствие духа. Бедный гость смог уехать обратно домой не с первого раза, но, когда это все-таки получилось, у меня на отдых было два часа - столько оставалось до поезда на Ареццо. И было уже 10 июня.
*
Празднование длилось три дня, из них я попал на полтора. Зрелище я представлял собой совсем не праздничное.
Кроме того, что надо было постоянно находится при ласточках, которым официально отрядили 6 часов сна (спасибо тому, кто заказывал автобус из общежития и обратно в него! могли и меньше дать!), - на празднование созвали еще и множество старых лысогорцев. Я их знаю практически всех: кто-то жил на Лысой горе одновременно со мной, кто-то - чуть раньше, но иногда приезжал, а кто-то там был, пока я работал с комитетскими и - позднее - с Четвертым годом. Посмотреть на ветеранов Лысой горы, которые теперь в своих осетиях, палестинах и сербиях работают заместителями министров, директорами компаний и адвокатами, собралось еще и множество прежнего персонала. Например, уборщица Джузеппина - крепкая и грубоватая сицилийка с огромным сердцем и чудесным чувством юмора; она ушла с Лысой горы пару лет назад и открыла ресторан сицилийской кухни, похудела, постриглась, превратилась в элегантную и рафинированную даму, ничего общего с прежней Джузеппиной, энергично и задорно махавшей шваброй.
Короче, за полтора дня я посмотрел фильм о девяти годах своей жизни в кратком содержании.
Если я до этого был сильно потрепан - после этого я был окончательно измочален и ни для какой конференции уже не годился.
*
Прощание с детьми было относительно трогательным, но не сказать, чтобы безумно.
Как-то оказалось, что у меня с ними так и не установилось сколько-нибудь убедительных отношений. И им было не очень до меня, и мне не до них. В эти последние дни было заметно, что меня уважают, но не любят. За редкими исключениями. Нина специально познакомила меня со своими родителями. Родители Лудовики уже и так меня знали - и продолжат знать, потому что к нам приедет в следующем году другая их дочка, тоже замечательная.
Ну, и вот еще Элиза.
*
- Миша, а почему ты в эти дни не плачешь? Все плачут, а ты нет...
Это правда. Рыдали все. Ручьями. Все полтора дня - и еще на следующий день, когда празднование уже закончилось, и плач переместился с Лысой горы в Хогвартс.
Лично мне более всех пришлось утешать Роберту. Она плакала вместе со всеми и чуть ли не горше всех.
Рыдали родители, учителя и тьюторы.
А я, действительно, ни в одном глазу.
Впрочем, не то, чтобы я за этим вовсе не был замечен. Но только и исключительно от усталости. Распластавшись на полу аэропорта. Или в поезде. А вот это вот все про расставания - ой, ну, слушайте, я все время с кем-нибудь расстаюсь. Ничего, потом опять встречаюсь. Я уже с такими неожиданными людьми из своего прошлого перевстречался - самому не верится.
Чего тут плакать-то. Дети, хорошие, 17-18 лет, отучились по интересной программе, друг другу носы не поквасили, набрались самых разнообразных знаний, обзавелись отличными друзьями, вся жизнь впереди. Я тока порадоваться могу от сердца.
*
Роберта, прощаясь со мной, тоже собиралась было расплакаться, но я ей крепко сжал плечи, посмотрел в глаза и сказал:
- С тобой не прощаюсь. Скоро встретимся здесь же!
Она знает, что я всегда прав, поэтому плакать передумала и улыбнулась.
*
А я поехал на конференцию. Там стоял дым коромыслом, каждый час всплывала какая-нибудь новая неожиданная проблема, причем, у половины оргкомитета обязательно были очередные абсолютно безумные идеи, которые даже слушать было стыдно, не то, что реализовывать.
*
В принципе, нормально прошла конференция. Несколько раз да, пришлось сильно покраснеть за какие-то решения и поступки коллег по оргкомитету. Когда Лидия брала в руки микрофон, я обычно сбегал куда-нибудь подальше. Потом чувство долга заставляло меня возвращаться и отбирать у нее микрофон. Объяснять собравшимся все то же самое, но на литературном итальянском. И с логическими переходами между отдельными высказываниями.
Так мы и работали.
То, что придумали и реализовали Джулио, я и Франческа, а заодно и Анечка, - перевесило то, что сказали, напекли и напечатали Лидия, Валерио и Федерика.
Участники и слушатели в конце подходили и благодарили за полезную конференцию и уверяли отдельной строкой, что простили нам кофе-брейк с моцареллой и яичницей (до сих пор хочется от стыда удавиться, как вспомню). Говорили даже, что это было, по крайней мере, необычно. Сытно, в некотором роде...
*
Да, а у меня еще во время конференции было два отдельных дыма коромыслом. Потому что на второй день, отведя секцию, я побежал на триместровый отчет по докторантуре. И в этот же день надо было отправлять в Вальядолид абстракт на конференцию. Мой первый абстракт на испанском. А на следующий день - сдать запрос на финансирование моих поездок. Потому что это у меня только с виду есть немножко денег после того, как я год получал стипендию и пахал в Хогвартсе. На самом деле все эти деньги уйдут в налоги и пенсионные взносы. Когда - неизвестно, потому что мой налоговый консультант меня мурыжит уже полгода, и этот кошмар никак не наступит и более того - превращается постепенно в кошмар перманентный.
*
*
Понимаю, что вести этот дневник с такими перерывами нет никакого смысла. Но иногда невозможно не. Сейчас конец сентября 2016. Скоро переходной экзамен - со второго на третий год аспирантуры. Тот самый последний год, после которого пустота. Но мне некогда об этом думать. Мне вообще глобально некогда.
Хогвартс поехал по второму разу. Прошлогодние дети уехали, приехали новые. Элиза пишет мне через ФБ. Остальные прежние очень хорошо относятся, но не пишут. Оказалось, что нас ничего не связывает. Но зато некоторые из них уже реализуют собственные социальные проекты. В основном с поддержкой родной школы. Двое детей, шебутные Мария-Джованна и Джулия, поехали на месяц в Албанию, на учебный семинар по правам человека. Четверых отличников взяли в Нью-Йорк на пару месяцев по обмену.
*
Я пробыл с новыми детьми всю первую неделю, а дальше буду только по выходным. Как личности они ярче и интереснее, но и труднее. ЛГБТ-активист Аврора, растерянная и добродушная; не менее информальная веганка Электра, дочь двух чудесных хиппарей в полосатых индийских штанах, сама тоже в индийских штанах; чумовая и энергичная Диаманте, грубоватая, умная и очень привязанная к своей семье; настойчивая и душевная Джоржда, младшая сестра Людовики, которую взяли одним комплектом с лучшей подругой Филоменой по прозвищу Неми, красивой и боевой, обе небольшого роста и от того еще более поражающие своей энергией; серьезная и спокойная сицилийка Марция с древнегреческой внешностью, но все время в просторных футболках; тихая, грустная, очень несчастная и добрая Стефания с совершенно кукольно-фарфоровым лицом и внезапными проявлениями звериного упрямства...
В первую неделю у них проявились: панические атаки у нервной, избалованной и деспотичной Элены, страшная кожная аллергия у робкой и старательной пьемонтки Мириам, легкая аллергия у Электры, которую нельзя лечить лекарствами, потому что родители - натуропаты... И так далее.
Сейчас они немного прижились в Хогвартсе и болеют меньше. Но зато они познакомились со всеми воспитателями Хогвартса.
Когда я уезжал от них в конце первой недели, я удивился, что никто из них не пришел меня обнять. В прошлом году в такой же ситуации на меня набросилась куча-мала.
После моего отъезда они четыре дня пробыли с воспитателями Хогвартса. Когда я вернулся, мне на шею бросались с воплями: «Мишаааа! Наконец нормальный человек!» - и сообщали друг другу на весь коридор: «Девочки, скорей сюда, здесь Миша!!!».
*
С воспитателями мы реально попали. Паолу перевели в начальную школу. Мита осталась, и так же ненавидит Лысую гору - но, правда, хорошо относится ко мне. Джузи и Алессандра - те же, что раньше. Кроме того, что Алессандра меня избегает совсем уж откровенно. Зато она подружилась с новой воспитательницей Кьярой. В принципе, я не мешаю ей дружить, с кем она хочет, но то, что мне она предпочла худшую из своих коллег - глупую, упорную и истеричную, - продолжает вгонять меня в некоторую грусть. Ну да с глаз долой из сердца вон - я ее все равно теперь не буду ни встречать, ни слышать в телефоне, так что скоро вообще забуду, чем она была мне так дорога (и в самом деле?). Кроме Кьяры, есть еще воспитательница Брунелла, прозванная разными людьми (в том числе мной) Розовой феей, Конфетной феей, Бонбоньеркой и Золотым локоном. И я какбе все про нее сказал.
И если Джузи и Алессандра вызывают противоречивые мнения, как и в прошлом году, то от остальных у детей волосы встают дыбом. И я их стараюсь призвать к порядку, к уважению по отношению к моим коллегам. Но у меня у самого волосы стоят дыбом. И у Роби тоже.
*
Я должен был уехать на месяц в Испанию, но в итоге никуда не уехал. Может быть, уеду на неделю. Но с детьми все равно два дежурства пришлось пропустить: из-за Миланской конференции аспирантов и из-за приезда одного из работодателей.
Зато пришлось ехать на Лысую гору посреди недели: туда решила заехать с визитом сотрудница Фонда Рокфеллера, а все лысогорцы как раз на неделю уехали на тим-билдинг в Базиликату. Так что начальство позвонило всем бывшим лысогорцам, которые застряли в Италии, в том числе мне.
Я потребовал ночлега на ночь, предшествующую встрече, чтобы не тащиться ранним утром из Рима.
Закончилось все в итоге плохо, потому что мне плохо объяснили, где именно мне приготовили комнату, и находившиеся на Лысой горе работники только что закончившегося тренинга для грузино-абхазских ребят перепутали меня неизвестно с кем и пристроили спать в комнате с грузинским коллегой, который не просто храпит, а выводит носом целые полифонические концерты, да к тому же в пять утра они должны были все уехать, но перед этим позавтракать, - короче, первую половину ночи я провел, скрючившись на икейском диванчике, а утром где-то час по моей голове ходили в разных направлениях, как если бы именно в пять утра им надо было обсудить между собой все самые важные вещи. Кое-как поспав после их отъезда, утром вместо обещанных мне заранее по телефону круассанов и апельсинового сока завтракать пришлось холодной пиццей, водой из-под крана и прогорклым печеньем.
Когда пришла уборщица Адриана, оказалось, что мне была приготовлена отдельная комната совершенно в другом месте, с приветственной надписью «Миша, добро пожаловать!», разноцветной скатертью и роскошным завтраком. Я на это задним числом посмотрел. Взял печенье, на этот раз замечательно вкусное.
Кроме того, что сама Адри очень постаралась, чтобы комната была красивой, выяснилось, что директор Лысой горы Лучия велела, чтобы меня приняли с большой помпой. Как сказала Адри, изначально кто-то даже был назначен играть на скрипке при моем появлении, но эту идею потом отменили.
Я всегда подозревал, что Лучия очень хорошо ко мне относится. На ее плечо всегда было очень удобно класть голову, и она всегда его с радостью подставляла. Те - сколько? - пять-шесть раз, что мы виделись. Но чтобы прямо скрипка - это, конечно, слишком. Если она теперь узнает, что я спал на маленьком диванчике, свесив ноги в неизвестность, и ел на завтрак более-менее солому, она будет в отчаянии.
Вся эта история, конечно, плохо говорит обо мне. Синдром оставленности в чистом виде: даже в ситуации, в которой ты точно знаешь, что тебя ждут, потому что тебе по телефону три человека об этом сказали, ты с легкостью готов поверить, что в последний момент про тебя все-таки забыли.
*
*
Надо было это записывать с самого начала, но раз в голову не пришло, теперь запишу так - конспектом.
Очень интересный жизненный опыт получается благодаря такой формальной структуре, как airbnb. Особенно, если делать, как я, и выбирать себе дома не по территории, не по цене и не по каким-нибудь умным критериям, - а по хозяину.
*
Хозяйка мадридской квартиры оказалась килограммов на 40 больше, чем была в момент фотографирования, и вместо шевелюры до пояса - с короткой шерстью цвета «элегантная лиса». Если бы не это, я, наверное, никуда бы не уехал из ее квартиры.
У нее очень сильный характер и привычка командовать бестолковыми старичками, потому что она работает медсестрой - хотя это совершенно не соответствует ее интеллектуальным данным. Это один из тех случаев, когда человеку дурной характер и хорошая семья помешали получить нормальное образование, адаптируясь под все проблемы, которые в любой образовательной системе есть в больших количествах.
Поначалу она мной командовала и заставила меня сократиться до размеров муравья. Я тихо и послушно ходил по стеночке. Мой неблестящий испанский помог делу: она меня сочла за умственноотсталого, которому надо объяснять самые банальные вещи.
Проблема моего испанского, однако, в том, что при нехватке лексики и при ошибках в грамматике, я быстро наращиваю его конструкциями из речи собеседника, а кроме того, употребляю высокие архаизмы - из латыни и итальянского, а также и прямо из Грасиана.
Так что она мной заинтересовалась, налила вкусного чаю с перцем, молоком и кориандром и велела вкратце рассказать, откуда я и зачем приехал в Мадрид.
А это вкратце не расскажешь.
*
Когда ей стало по-настоящему интересно, отступать уже было нельзя. Наше общение покатилось, как лавина.
*
Она носит только белую одежду, потому что ей нравится белый цвет. Дом тоже почти весь белый. С яркими цветными пятнами буддистской символики в разных видах.
В гостевой комнате цветов еще больше - но над белой кроватью нависает белый тюлевый полог, отчего становится сразу понятно, что эта кровать - для принцесс. А не для академических бродяг.
В гостиной стоят книги - процентов на девяносто тоже буддизм и разного рода медитация. А среди прочих десяти нашлось ненавистное мне упрощенное издание Грасиана.
Я ей рассказал об этом издании. Собственно, дал ей прочитать несколько строчек из предисловия. Было бы лучше, если бы просто рассказал. Она бы могла не поверить. А что там все честно написано, просто она никогда не замечала, - это ее убило.
*
- Мне сестра все время говорит: не гоняйся за тем, чего нет, позволь кому-то тебя любить, а сама забей. Но я так не могу. Я еще не встретила того, кто бы зажег искру в моей голове.
*
Я ничего не умею. Я не понимаю, как люди готовят, потому что вынужден есть в столовых, на ходу, в поезде, в аэропорту... Я не умею убираться, потому что в большинстве мест, где я ночую, убирается кто-нибудь другой. Я плохо складываю простыни, у меня в жизни нет времени на то, чтобы складывать простыни. Мне наступают на пятки финансовая служба, миграционное законодательство, сроки сдачи статей и подачи заявок... В абсолютном большинстве жизненных ситуаций я ни к чему не пригоден.
Я умею только то, чего не умеют другие.
*
В стоимость жилья кое-как входил завтрак.
В моем случае уже на второй день туда вошел специально приготовленный для меня ужин.
- Я люблю очень острую еду, но, раз ты острого не ешь, я приготовила вообще без специй. Чтобы ты мог со мной поужинать.
*
Она очень долго и скучно рассказывала мне об испанской политической ситуации языком самых замшелых комплотистов. Она ненавидит все то, что принято ненавидеть среди неуравновешенных и подозрительных одиноких людей, которые читают ерунду в интернете. Она ненавидит Америку, крупные компании, группу Бильдерберг, но больше всего на свете она ненавидит евреев.
Поначалу я ничего на эту тему не говорил, потому что бесполезно.
Но когда она уже ловила каждое мое слово, я все-таки пояснил, что я отнюдь не ариец.
Это ее не оттолкнуло, наоборот. Это ее как будто оправдало в собственных глазах. Антисемитизм - это всегда сложение с себя ответственности. Здесь это сработало вдвойне. Ей стало легче от знания о том, что во мне есть еврейская кровь. Потому что это означало, что она не виновата.
*
Ей 62 года, и у нее очень красивый и избалованный кот. Кот быстро понял, кого к кому надо ревновать, и с какого-то момента перестал со мной разговаривать.
Но она очень хотела, чтобы все-таки кот со мной общался, и приложила к этому все возможные усилия. Ни одно из них не сработало.
*
Пожалуй, сейчас мне все это очень напоминает «Горькие слезы Петры фон Кант», только с уточнением. Манипулятор не всегда на самом деле манипулятор. Иногда ему дают эту роль - именно для того, чтобы снять ответственность себя. Манипулируй мной, используй меня, будь больше и сильнее меня, даже если ты вдвое младше.
И растерянный манипулятор стоит посреди комнаты с поводком в руках. Если поводок откинуть - «жертва» останется в одиночестве и отчаянии. Если поводок взять - «жертва» будет счастлива.
*
Я сделал два неправильных шага, за которые мне сейчас стыдно.
Один - через Вотсапп. Она сводила меня на праздничную процессию, в ходе которой стадо овец гонят через весь Мадрид; а оттуда - в дорогую кофейню. Там она попросила дяденьку из-за соседнего столика сфотографировать нас.
Посмотрев на фотографию, она сказала:
- Белый кит и черная сардина.
Она действительно бела и необъятна. Наверное, это не единственное, что меня в ней смущает, но да, я бы предпочел ее такой, какой она была на фотографиях в эйрбнб.
Отправив ей по возвращении домой фотографию через вотсапп, я написал что-то вроде «вот фотография» и приложил несколько вотсапповых смайликов: белого единорога, черного муравья и нескольких овечек.
Она не сразу получила сообщение, а когда получила - пришла сказать, что она тронута изображением единорога.
Вторая моя ошибка - я решил оставить ей подарок, и мне попался очень подходящий. Черный карандаш с надписью «Твоя необычность делает тебя замечательным». Я хотел как-то указать на тот факт, что ее странности - это ничего страшного, в этом даже есть положительные стороны.
Она, опять же, не смогла сразу прочитать фразу - потому что была без очков.
Зато потом она отправила мне сообщение: «фраза на карандаше очень волнующая».
*
Стоит ли говорить о том, что она меня теперь готова принять бесплатно и в любое время года, дня и ночи.
Мой доклад она прослушала, внесла исправления, которые не могла внести Фраттале, ну и вообще я напрактиковалась в испанском совершенно бессовестно.
Про еду уж не говорю. Последние полтора дня я ее вообще не покупала.
В заботе о голодном гении она нашла всю себя. Это очень просто и это сделало ее жизнь осмысленной.
Пока я не уехал.
*
Уезжал я утром, она предупредила, что будет спать, поэтому я должен оставить ключи на тумбочке.
На самом деле она не только не спала - в явно самой торжественной из своих индийских ночных рубашек она приготовила мне завтрак.
И очень просила прощения за то, что не может сдержаться и не расцеловать меня на прощание.
*
Иногда мне кажется, что я сам готов последовать совету ее сестры.
Часто случается, что мной начинают интересоваться только потому, что я какого-то там пола и какого-то возраста и прилично выгляжу. Это не тот случай. Это та реакция на меня, которая кажется мне совершенно адекватной. Вообще, если у человека не съезжает крыша от общения со мной, то в глубине души я считаю, что он меня не понимает.
*
Кота зовут Картари, это что-то сложно-буддистское. В первый день она нас с ним друг другу представила: «Миша - Картари. Картари - Миша». Перед отъездом я застал ее, гладящей кота по мохнатому пузу и повторяющей в оцепенении эту же фразу.