Богородице-Рождественский собор. Часть 2.
О.Николай Добряков. Начало ХХ века.
Могила о.Николая и его супруги Надежды Павловны на Горбачёвском кладбище.
В храме остался один о.Николай. И он принял на себя важный подвиг - продолжать службы в храме. Он один остался из всего клира на свободе и служил тоже один. Вот что вспоминал протоиерей о.Алексий Резухин: «Отец Николай страдал тромбофлебитом, и стояние ему было противопоказано (священническое служение проходит всё время на ногах). Он ушел за штат, и в храме прекратилась служба, замены ему не было. Но отец Николай не смог выдержать своего «отдыха». Он скорбел и через некоторое время после своего «ухода», в одно из ближайших воскресений, вернулся в храм и слёзно просил прощения у народа, что в такой трудный период жизни Церкви он оставил храм. Отец Николай вернулся и стал служить, как говорят, на износ. Во время служения ему подавали табурет, и он клал на него то одну, то другую ногу. В таком положении он читал акафисты, совершал молебны и панихиды, всё старался исполнить, что просили верующие. Во время одного из церковных служений с ним случился приступ, и его из храма на «скорой помощи» увезли в больницу, где он вскоре и умер. Похоронен отец Николай на Горбачевском кладбище, недалеко от храма». В этой могиле он похоронен вместе со своей супругой - Надеждой Павловной. Обычно сообщается, что о.Николай умер в 1939 году, на могиле уже указана другая дата - 1940 год.
После смерти о.Николая встал вопрос о закрытии храма. тем более что уже все прочие очаги православной веры в городе были ликвидированы большевиками. В 1937 году закрыт и снесён летний храм Введенской церкви. 5 марта 1938 года специальным постановлением Президиума Вологодского горсовета закрыты кафедральный Воскресенский собор (напомним, там служили обновленцы) и тёплый храм Введенской церкви. 2 декабря закрыт второй этаж Богородской церкви, а обновленческая община из неё переместилась следом за другими в Лазаревскую кладбищенскую церковь. В холодном храме Богородской церкви же был размещён архив НКВД. К 1940 году обновленческая община самоликивидировалась и Лазаревская церковь закрылась следом за остальными. Встала угроза того, что может закрыться и нижний храм Богородской церкви. Но верующие отстояли его. Некоторое время там служил «старичок из «простецов», отец Николай Кириков». Через три месяца после смерти о.Николая в церкви, наконец, появился постоянный священник - о.Анатолий Городецкий. Он был арестован 23 января 1930 года, а 26 мая 1930 года приговорён к 5 годам лагерей. «Вернувшись на свободу, поступил работать сторожем-дворником Александровского садика г. Вологды», сообщает о.Алексий. Именно он сумел сохранить общину и храм, поддерживать в нём духовную жизнь.
А затем началась война. Церковь однозначно заявила о своей патриотической позиции когда Патриарший Местоблюститель митрополит Московский и Коломенский Сергий (Страгородский) в первый же день войны, 22 июня 1941 года, обратился с письменным воззванием к пастырям и верующим, разосланным в тот же день по всем приходам, в котором он благословлял всех православных на защиту границ нашей Родины. Верующие по всей России горячо молились за дарование победы русскому оружию, шли в храмы, которые ещё функционировали. Вся антирелигиозная политика советской власти провалилась, веру в народе сломить не удалось, тем более, что до войны почти половина граждан СССР не побоялась открыто заявить при проведении переписи о том, что они - верующие. И в ходе войны безбожная власть поняла, что с Церковью лучше сотрудничать и что для народа вера в Бога является очень важной, и пошло навстречу верующим. Стали открываться храмы, ранее закрытые. В нашей области это тоже стало происходить. Началось всё 10 октября 1942 года, когда в селе Носовском (Степановском) [1] было официально дано разрешение на возобновление богослужений и крещений в церкви святых Богоотец Иоакима и Анны (Богоиоакимовская). Служил в ней возвратившийся из лагеря после отбытия срока о.Павел Петрович Орнатский (очевидно принадлежавший к знаменитой священнической фамилии, представители которой были в свойстве и дружбе с о.Иоанном Кронштадтским). Он ранее служил в Чуровской церкви Череповецкого уезда (1920 - 1934), был активным противником обновленчества. 16 января 1934 года был арестован, 3 марта осуждён на 8 лет лагерей. Вернувшись после отбытия срока в Череповецкий район, он стал служить в Богоиоакимовской церкви, добившись официального разрешения на это от власти. В 1943 году он окрестил здесь маленького мальчика, эвакуированного вместе с семьёй из блокадного Ленинграда в Череповец, по инициативе его няни, уроженки этих мест. Имя этого мальчика - Иосиф Бродский. О.Павел, впрочем, этого не знал и вряд ли узнал о том, кого он окрестил. Ему удалось, вскоре, добиться открытия ещё двух храмов - церкви Покрова Богородицы в местечке Погост (Аксёново) под Кирилловым (4 октября 1943 года, протоиерей о.Павел Никитин) и знаменитой [2] Казанской церкви в Устюжне (22 октября 1943 года, протоиерей о.Михаил Смирнов). Т.о. к маю 1944 года в области действовало четыре церкви [3].
Могила о.Анатолия и его супруги Аполлинарии Константиновны.
Иустин (Мальцев), епископ Вологодский и Череповецкий (1945 - 1949).
Тем временем у о.Анатолия появился помощник - в 1943 году к нему пришёл протоиерей о.Иоанн Мальцев, который прежде был обновленцем: вовлечён в 1922 году тогдашним архиереем Вологодским Александром (Надеждиным), с 1924 по 1931 годы служил настоятелем кафедрального Воскресенского собора Череповца и был фактическим главой Череповецкой обновленческой епархии в сане протоиерея, с 1931 по 1936 годы служил в Кинешме, в 1942 году овдовел и вернулся в Вологду. Здесь он принёс покаяние и был принят в октябре 1943 года в лоно Церкви, став вторым клириком Богородского храма. После смерти о.Анатолия в 1944 году (похоронен на Горбачёвском кладбище у стены Лазаревского храма, в этой же могиле покоится и его супруга, Аполлинария Константиновна) о.Иоанн стал настоятелем Богородской церкви. С нею он был связан весьма близко: дело в том, что его отец диаконом этого храма и жил в доме недалеко от кладбища.
Тем временем возник весьма важный вопрос - об архиерее. Дело в том, что с 1940 года Вологодская епархия оставалась вдовствующей. (23) 13 сентября 1937 года епископом Вологодским был назначен епископ Георгий (Анисимов), но смог отслужить в Вологде только лишь одну всенощную. 13 апреля 1938 года арестован 4-м отделом УГБ УНКВД Вологодской области, 23 декабря 1939 года определением особого совещания при Президиуме Верховного Совета СССР приговорён к ссылке в Алма-Ату на 5 лет. 13 августа 1940 года в связи с преклонностью лет и болезненным состоянием епископа ссылка была заменена гласным надзором, местом проживания определён город Молотовск (ныне Нолинск) Кировской области. С сентября 1940 года жил там на покое, перестав быть епископом (хотя 22 сентября 1942 года в этом качестве подписался под решением Патриархии по делу митрополита Сергия (Воскресенского), но уже через год послал избранному Патриархом Сергию (Страгородскому) телеграмму, подписанную без титула). Вплоть до 1944 года епархия пребывала без главы. С 28 августа 1944 года по 8 января 1945 года епархией временно управлял архиепископ Псковский и Порховский Григорий (Чуков). Местная община обратилась с просьбой к Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Алексию (Симанскому), который замещал скончавшегося Патриарха Сергия вплоть до выборов нового главы русской Церкви, о возведении о.Иоанна в сан епископа, каковая и была удовлетворена. 5 января 1945 года с благословения митрополита Алексия в Никольском соборе Ленинграда архиепископом Псковским о.Иоанн был пострижен в монахи с именем Иустин. На следующий день, там же, состоялось наречение его во епископа Вологодского и Череповецкого митрополитом Алексием и архиепископом Григорием. И, наконец, 8 января в Спасо-Преображенском соборе Ленинграда ими же иеромонах Иустин был рукоположен в сан епископа вологодского и Череповецкого. «Так, после семи лет отсутствия архиерея в Вологде опять воссияло в этом древнем городе святительское служение».
О.Александр Беляев.
Новорукоположенный епископ сам служил в Богородском храме, а помогал ему уже упоминавшийся ранее протоиерей о.Александр Беляев, некогда служивший в Вознесенской церкви. Первый раз арестован в 1931 году и осуждён на 2 года лагерей, но через 9 месяцев освобождён и реабилитирован. Второй раз арестован в 1937 году и приговорён к 7 годам лагерей. Отбыв срок, вернулся в Вологду и стал дворником при храме. «Вскоре его освободили от этой должности и привлекли к священническому служению. Ночным сторожем и истопником храма был игумен Симеон, старец по возрасту, бывший строитель Семигородской пустыньки Вологодской епархии. Он тоже участвовал при архиерейском служении. Диаконом в то время был отец Николай Антонов, скромный, пожилых лет человек, имевший очень небольшой голос. Регентом правого клироса стал Василий Николаевич Баклановский», вспоминает о.Алексий Резухин. У левого хора регента не было и часто обязанности его приходилось исполнять самому владыке. «В последующее время руководил левым хором и был псаломщиком Мальцев Сергей Николаевич, родной брат владыки Иустина. Иподиаконствовали Виктор Иванович Львов и старичок Николай Андреевич - это церковнослужители еще тридцатых годов. Старостой храма был Дмитрий Африканович Завьялов».
Епископ Иустин стал устроителем Вологодской епархии границах Вологодской области, освящал вновь открываемые храмы и назначал в них духовенство. 21 октября 1945 года в Вологде снова была открыта Лазаревская кладбищенская церковь. Её настоятелем был назначен о.Александр Беляев и был в этой должности до 1959 года (умер в 1966 году). В 1945 - 1946 годах были открыты и возвращены церкви следующие храмы: Воскресенский собор в Череповце, Богоявленская и Успенская церкви в Белозерске, Воздвиженская церковь в Грязовце, Ильинская церковь близ Кадникова (Сокольский район), Покровская церковь в Усть-Печенге (Устье) Тотемского района. Всего в 1948 году функционировало уже 17 (по другим данным - 19) храмов на территории области (в этом же году был открыт храм Стефана Пермского в Великом Устюге). «Владыка много трудился как требоисправитель. Он ездил на лошадке в деревни по просьбе верующих. Жил епископ в домике-сторожке на территории Богородского кладбища. Занимал две комнаты», вспоминал о.Алексий.
Гавриил (Огородников), епископ Вологодский и Череповецкий (1949 - 1959).
К 1948 году «клир Вологодского собора нормализовался. Настоятелем был протоиерей отец Николай Гусев. Клир состоял из трех священников и диакона, затем он еще увеличился. На Горбачёвском служили два священника». 15 августа 1949 года владыка Иустин был назначен епископом Псковским и его сменил на вологодской кафедре епископ Гавриил (в миру - Дмитрий Иванович Огородников, участник Первой мировой и поручик армии Колчака, бывший эмигрант, ставший священником и возвратившийся на Родину в качестве духовного лица). Он возглавлял епархию до 1959 года. На момент его архипастырства в епархии было 17 действующих храмов. Ни один из них не был закрыт. Такое число сохранялось вплоть до конца 1980-х годов. Епископ Гавриил организовал епархиальное управление, перевёл всех священников на постоянные оклады, навёл строгий порядок в храмах епархии. За период его управления епархией не был закрыт ни один из её храмов, но все ходатайства об регистрации новых приходов оставались без удовлетворения. Часто совершал богослужения, на которых присутствовало много верующих, в том числе молодёжь. Рукополагал в священный сан недостаточно «благонадёжных», с точки зрения светской власти, кандидатов, среди которых будущий митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай (Кутепов) (в 1953 году принят в клир Вологодской епархии, назначен сверхштатным псаломщиком при Череповецком Воскресенском соборе, 12 июля рукоположен во диакона к Казанской церкви Устюжны; в 1954 году уехал на учёбу в Ленинградскую духовную академию) и будущий архиепископ Вологодский и Великоустюжский Михаил (Мудьюгин) (в 1958 году рукоположен в диаконы, а затем в священники; в 1958 - 1960 годах служил в кафедральном соборе Вологде, а затем в Казанской церкви Устюжны).
О.Вячеслав Якобс с семьёй. Накануне ареста. 25 февраля 1957 года.
В 1951 - 1957 годах в соборе служил о.Вячеслав Якобс (будущий митрополит Эстонский Корнилий). По воспоминаниям Никиты Кривошеина (внук знаменитого министра Александра Васильевича Кривошеина), отбывавшего с ним срок в лагере, «на приходе в Вологде, проповедовал проникновенно, раздал несколько бердяевских книжек молодым людям, устраивал музыкальные вечера. Было в нём такое сильное «не наше», что долго ждать лагерного срока ему не пришлось». Молодой священник стал душой общества среди тех, кто в годы безверия страдал от духовного голода. Жил в Вологде он на улице Ворошилова (ныне - Галкинская, сейчас на месте дома 45, где он жил - автостоянка). Вот что вспоминал сам владыка Корнилий о своей службе в Вологде:
«В Вологде я развил довольно большую активность, стал ездить по деревням. Там было 800 приходов в свое время, а тогда из них только 18 действовало. Деревни были целые, где от 18 лет все были некрещеные. Запомнился такой случай. Как-то я в такой деревне всех покрестил, а потом смотрю, запыхавшийся паренек бежит: «Батюшка, я был в соседней деревне, а здесь всех окрестили, у меня 5 рублей есть, за пять рублей окрести!» Не взял я его 5 рублей и окрестил, конечно.
У нас в вологодском Богородском соборе была одна старушка, Аннушка-алтарница. Она меня предостерегала: «Батюшка, смотрите! У нас один батюшка ходил по деревням, а потом его арестовали». Вокруг меня организовывалась молодежь, они бывали и у нас в доме. Моя покойная супруга была глубоко верующим и интересным человеком, до замужества принимала деятельное участие в молодежном студенческом движении, писала иконы, была тонким музыкантом: играла на пианино, пела в церковном хоре. Все это привлекало в нашу семью разных верующих людей. Приходили врачи, медсестры, студентки музыкального училища, подолгу засиживались у нас. Были интересные разговоры и беседы на духовные темы, много пели и музицировали, где-то фотографировались. Потом эти фотографии попали в ЧК. Следователь мне показывал: «Ишь, в какой малинник забрался!» Оказывается, велась за нами постоянная слежка. Как-то пришел «мастер» под предлогом, что надо переключать радиоточку (тогда радиоприемники считались почти роскошью), а на следствии выяснилось, что тогда было установлено подслушивающее устройство! Незадолго до ареста все какие-то типы ходили около нашего дома.
Вот так пять с половиной лет прослужил я в Вологде. Меня должны были наградить к Пасхе наперсным крестом по представлению владыки Гавриила, но 27 февраля 1957 года меня арестовали...
У меня много книг было, надо было своевременно все перебрать и ликвидировать те, которые могли показаться подозрительными. А я по наивности все сохранил. Когда пришли с обыском, для них это было настоящее открытие. Каждую строчку старались определить как антисоветскую. Были вырезки из газет с иллюстрациями, со статьями духовного содержания, я их хранил, давал читать, если меня просили, а на обратной стороне могла быть какая-нибудь антисоветская статья без начала и конца. Ведь ничего существенного. Но все это мне приписали. Из книг в основном в моем деле фигурировали Бердяев, потом «Былина о Микуле Буяновиче» и еще пара книг. Изъяли гораздо больше, но ничего потом не вернули. Должен сказать, что у меня каких-то обид ни на кого не было - ведь, давая читать что-то людям, я считал, что приношу духовную пользу, и меньше всего предполагал, что можно мои действия истолковать как антисоветские!
Начались допросы. Все это время я в одиночной камере сидел, но не голодал, питание было. Передачи передавали. Меня очень интересовало, как отнеслись к моему аресту прихожане. Осуждают или сочувствуют? По передачам, по тому, что передавали, я догадался, что посылают не только из дома, а и из других мест. Переписка с женой разрешалась. Когда ей разрешили свидание, я узнал, что по городу распространяются слухи о том, что «попа посадили, который в Причастие рак клал», она как-то слышала сама, когда в магазине в очереди стояла.
Был собран материал. Следователь как-то целый конверт вынул, в котором была масса семейных фотографий. Откуда он их взял? Например, я мальчиком с отцом сфотографирован. Отец мой был офицером царской армии, после революции попал в Эстонию, а в 1942 году его расстреляли. Но я только недавно об этом узнал, так как после его ареста не мог добиться о нем никаких сведений.
Следователь спрашивал: «А это кто? А кто это?» Значит, все эти годы материал тщательно собирался, только ждали момента, когда можно будет сфабриковать «дело». И, конечно, такой момент настал в хрущевское гонение. Надо было в разных местах захватить деятельное духовенство и припугнуть.
Потом вдруг как-то ко мне приходят в камеру и говорят: «Вот тут сосед в камере больной, у него сердце больное, надо, чтобы он был с кем-то вместе». Он оказался священником, который отсидел уже срок. И опять-таки я проявил наивность, надо было молчать. А наши разговоры то ли подслушивались, то ли передавались, и после этого изменился стиль допросов.
Без конца вызывали разных свидетелей. Таскали на допросы всех близких к нам, всех, кто часто бывал у нас дома. «Малинник этот» - девушек верующих. У нас была одна на инвалидной коляске с парализованными ногами, даже и ее привозили для допросов. А иногда устраивали и очную ставку. Некоторые глупые показания давали. Я не могу обвинять, что они хотели меня засадить или что-либо сделать. Но кто-то был напуган, а кто-то, наоборот, держался смело и независимо, и ничего с ними поделать не могли. Задавали провокационные вопросы. Была одна медсестра, я говорил ей: «Вы и за братом больным должны ухаживать, и на работу ходить, да еще и общественной работой занимаетесь! Выберите что-нибудь одно!» А она сказала, что я отговаривал ее от общественной деятельности! Мне устроили с нею и еще с одной девушкой очную ставку. Следователь старался всячески запугать их, так поставить вопрос, чтобы показания обернулись против меня. Говорят мне: «У вас есть вопросы к свидетелю?» И я спросил: «Разве я вас антисоветски настраивал?» Она так горячо ответила: «Да что вы, нет, конечно, никогда!» Следователь и прокурор, которые тоже там был, головы опустили, замолчали: «Ну что ж, придется и это записать».
Предъявлялись мне главным образом два обвинения: то, что не был в немецкой армии, а раз не был, значит, специально вел какую-то работу. Это было основное. Все и вертелось вокруг этого. Книги я действительно давал читать. Бердяева дал одному священнику, который учился в Ленинградской семинарии заочно. Он показал книгу профессору, который был известен как стукач - оттуда это и пошло. А второе - разрешение на поездку в Псков покупать лошадь для Печерского монастыря, которое им попалось. «Вы не за лошадью ехали, а со специальным заданием!» Крутили с этой бумажкой, наверно, почти недели три. Не вызывали на допросы, следователь ездил в Псков и в Ригу. А когда суд был, то обвинял меня прокурор области, и он кричал: «Надо ему 25 лет дать, у него руки в крови, но нам не удалось доказать этого и всего прочего». Ничего такого, конечно, и нельзя было доказать, чтобы приписать измену родине. Обвинение было предъявлено по статье 58.10: «Хранение и распространение антисоветской литературы и клевета на советскую действительность», причем по второй части. Во второй части 25 лет можно было дать... Суд рассмотрел дело, а в нем было нарушено два пункта, некоторые вопросы адвокат вообще не затронула, так как считала, что достаточно моих показаний, чтобы их не включили в дело, а их все-таки включили. Но то, что она опровергла, уже не смогли включить в обвинение. В общем, суд переквалифицировал обвинение со второй части на первую, и дали мне десять лет лишения свободы. Возили на суд в «воронке» в отдельном бункере, где можно было только сидеть, а если охрана прислонялась к стенке, то дышать становилось трудно. После объявления приговора на меня надели наручники, хотя и не положено было - я же не уголовник какой-то опасный! Адвокат предположила, что для того, чтобы не смог людей благословлять! Народа на суд пришло много, но в зал пускали только свидетелей. Следствие шло почти четыре месяца: в феврале меня арестовали, а в мае осудили».
26 апреля 1959 года (на Вербное воскресенье) во время богослужения в переполненном верхнем храме кафедрального собора Вологды кто-то крикнул «Пожар!» и началась паника. Епископ Гавриил и священнослужители пытались навести порядок, но давки на единственной узкой лестнице избежать не удалось. В результате погибли люди. Светские власти признали владыку невиновным в этой трагедии, но он всё равно был переведён в другую епархию (Астраханскую). В окружении владыки эти события считали провокацией со стороны противников Церкви.
[1] Тоншаловское с/п, Череповецкий район. Вологодская область.
[2] Является одним из редких памятников архитектуры строгановского барокко.
[3] Церковь Покрова Богородицы в Кичьменгском Городке была снята с регистрации в 1944 году из-за того, что там долго не проводились богослужения.