Альфред Козинг. «Сталинизм». Исследование происхождения, сущности и результатов. 4.1
4. Сталинизм как теория
4.1. Теоретическое образование Сталина
Важной частью сталинистской системы является система теоретической мысли, которую Сталин со временем создал для придания своей в целом скорее прагматической политике видимости теоретического обоснования и, главным образом, для приведения её в соответствие с «ленинизмом». Вообще Сталин руководствовался при этом не столько интересами развития марксистской теории, сколько относительно краткосрочными нуждами. Поэтому нельзя сказать, что сталинизм является стройной и целостной теоретической системой. Он весьма неоднороден, полон противоречивых тезисов, которые чаще всего не имеют детального теоретического обоснования и по большей части являются лишь категоричными утверждениями и формулировками либо просто лозунгами.
Основой его теоретических взглядов без сомнения является марксизм, но его знание и понимание марксистской теории имеет существенные пробелы и недостатки, несомненно связанные с его образованием. Сталин утверждал, что он уже в 16 лет стал марксистом, когда учился в семинарии. Его история учёбы в религиозной школе и в семинарии отмечена примерно десятилетними занятиями главным образом религиозной и богословской проблематикой, что неизбежно должно было привести к определённой манере мышления, которая, будучи получена в юности, не так-то просто поддаётся изменению.
Богословие и религия занимаются сверхъестественными существами, обладающими необъяснимыми свойствами, якобы недоступными для человеческого разума. Как разум может понять догму «триединства» бога, существующего одновременно в трёх лицах, из которых одно вообще является «чистым духом»? Ясно, что логика со своими строгими правилами в богословии и религии нежелательна и поэтому в учебном плане не играла существенной роли. Человеческое мышление должно привыкнуть к строгому соблюдению логических правил ещё на ранней стадии обучения. Если этого не происходит, позднее это трудно наверстать, и затем ощущаются последствия. Поэтому легко объяснимо, почему Сталин в своих работах и речах зачастую не соблюдает правил элементарной логики.
Кроме того, в богословии существуют лишь абсолютные истины, относительные там не ценятся высоко, и потому мышление знает только истину и ложь, или - или, и никогда не знает промежуточных значений или переходов. Религиозные предписания занумерованы, догмы чётко упорядочены. Именно этот категоричный и схематичный стиль мышления позже постоянно присутствует в работах и речах Сталина. Всё подразделено на «особенности» и занумеровано, а раз так, то «и не могло быть иначе», как зачастую звучит его вывод. Но при таком религиозно-богословском образовании с большой вероятностью должна была возникнуть весьма неприятная черта, а именно способность к лицемерию. Сталин, по всем рассказам одноклассников, был умным и прилежным учеником, всегда получавшим хорошие оценки. Естественно, у него наверняка должны были возникать серьёзные сомнения в истинности непонятных религиозных догм, которые, однако, нельзя было показывать и тем более говорить о них. Поэтому нужно было притворяться, что ты веришь в это, то есть лицемерить. Нельзя отрицать, что Сталин чрезвычайно развил эту способность, он был выдающимся лицемером. Троцкий отмечает в своей биографии Сталина:
«Девятилетний период богословской учебы не мог не наложить глубокий отпечаток на его характер, на склад его мыслей, начиная с его стиля, который составляет существенную часть личности» 1.
То, что он вышел из семинарии образованным интеллигентом - этот тезис, поддерживаемый даже серьёзными историками 2, всё же очень сомнителен. В этом богословском учебном заведении нерелигиозная литература не дозволялась, в таком случае откуда могла взяться образованность? Она не сводится к знанию религиозных догм и церковной истории. Запрещённая подпольная литература, которую семинаристы читали втайне, состояла в основном из научно-популярных книг, которые, возможно, даже годились для того, чтобы поколебать веру в бога и религию. Однако та версия, которую поддерживает и Себаг-Монтефиори, что чтение книги Дарвина о происхождении видов заставило тринадцатилетнего Сталина сразу отказаться от религии и перейти к атеизму, кажется сильно преувеличенной 3. Для этого нужно было бы понимать взгляды Дарвина лучше, чем он сам, так как Дарвин относился к атеистическим выводам из своего учения о происхождении видов, как известно, очень сдержанно и совершенно не высказывался на эту тему, потому что он крайне медленно приходил к атеистическим взглядам.
Среди запрещённых книг, ходивших в семинарии, конечно, были и некоторые произведения марксистской литературы того времени, вероятнее всего, работы Плеханова, тогда как переводы произведений Маркса и Энгельса на русский в то время были ещё мало распространены, поскольку большинство из них появилось между 1905 и 1908 годами. Утверждение, что Сталин в семинарии уже изучал «Капитал» Маркса - чистая фантазия, так как доказано, что в то время в Тифлисе не было ни одного экземпляра «Капитала», хотя он уже некоторое время существовал в нескольких русских переводах.
То же самое относится и к утверждению, что он вышел из семинарии уже «марксистом», так как для этого определённо необходимо более глубокое изучение несколько большего числа произведений Маркса и Энгельса. То, что молодой Сталин тогда понимал под «марксизмом», очень сильно несло на себе печать социальных и политических условий того времени. Это был марксизм, имевший характер
«ограниченного и примитивного, ибо приспособленного к политическим нуждам отсталой провинциальной интеллигенции. Теоретически мало реальный сам по себе, этот марксизм оказывал интеллигенции, однако, вполне реальную услугу, воодушевляя её на борьбу с царизмом» 4.
После начала своей революционной деятельности в социал-демократической организации, Сталин читал «Искру» со статьями Ленина, в той мере, насколько она могла достигнуть Грузии, а затем главным образом ленинские работы «Что делать?» и «Шаг вперёд - два шага назад», вышедшие в 1902 и 1905 году. В своих первых статьях в грузинских газетах он в основном популяризовал взгляды Ленина, ещё с очень неровным стилем и часто с бо́льшим количеством утверждений, чем аргументов.
В своей хвалебной поделке, полной фальсификаций, «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», Берия представляет грузинскую газету «Брдзола» революционным органом, сравнимым с «Искрой». На самом же деле речь шла о маленьком издании в формате листовки, выходившем лишь небольшим тиражом и несравнимом со всероссийской «Искрой». Что касается качества статей, то нет необходимости приводить здесь примеры, так как даже статьи, опубликованные в первом томе собрания сочинений Сталина - а для него, несомненно, были отобраны и переведены самые подходящие - показывают ещё относительно низкий уровень.
Утверждение, выдвигавшееся позже главным образом Берия, что Сталин с самого начала не только принадлежал к течению большевиков, но и сразу принял на себя руководство ими и боролся против меньшевизма, более чем сомнительно в отношении того, что он сразу примкнул к большевикам, но является совершенной фантазией в отношении того, что Сталин сразу стал их руководителем. Строгое разделение двух течений в организациях РСДРП, в противоположность загранице, развивалось лишь постепенно, и в местных организациях ещё долгое время происходило сотрудничество между ними в продолжавшей быть общей партии. Несмотря на некоторые критические споры со сторонниками меньшевизма, Сталин в этом вопросе в течение долгого времени не выказывал решительной позиции. После февральской революции он не только выступал за сотрудничество между большевиками и меньшевиками, но и ещё в марте 1917 года был за «безусловное объединение» большевиков с частью меньшевиков, а именно с их интернационалистским крылом 5.
После исключения из семинарии, Сталин действовал в кавказском регионе как «профессиональный революционер», причём его участие в терактах по «экспроприации» банков, которые в то время были привычными в Грузии, было подтверждено заслуживающими доверия свидетельствами 6. Из-за этого его жизнь тогда была чрезвычайно нестабильной и едва ли давала ему время для углублённого изучения марксизма. Не будем это рассматривать как упрёк, а лишь как констатацию факта. Частые аресты, тюрьма и ссылка также не годились для спокойного сидения за книгами. Во всяком случае, в течение самой продолжительной ссылки в Сибири во время Первой мировой войны он не воспользовался случаем добыть литературу и серьёзно заняться марксистской теорией, что подтверждалось Свердловым и Каменевым, которые были с ним в сибирской ссылке. Полное волнений и тревог время подготовки и осуществления Октябрьской революции и установления советской власти, скорее всего, тоже не давало случаев для углублённой учёбы, тем более что Сталин, кроме поста члена Политбюро, после установления советской власти отвечал одновременно за два наркомата. Во время гражданской войны даже и подумать нельзя было о такой учёбе, так как он постоянно был в разъездах на разных фронтах с поручениями Политбюро.
Поэтому будет лишь простой констатацией, если мы скажем, что Сталин занял пост генерального секретаря с большим практическим, особенно организационным опытом, главным образом касающимся многонационального состава партии и межнациональных отношений, но однако со скромным уровнем общего и марксистского образования. Он сам очень часто называл себя «практиком», и в предисловии к первому тому своих сочинений сказал прямо, что «мы, практики», не имели «достаточной теоретической подготовленности» и относились к теоретическим вопросам с «беззаботностью» 7.
Итак, нужно предполагать, что Сталин только на своём посту генерального секретаря смог несколько более серьёзно заняться марксистской теорией, и, вероятно, весьма избирательно, согласно соответствующим приоритетным практическим задачам. Это должны были быть основные проблемы переходного периода от капитализма к социализму в особо сложных условиях отсталой России. Но как мы видели, эти вопросы в течение долгого времени не были приоритетными, вместо этого Сталин вместе с Зиновьевым и Каменевым в правящем триумвирате начал долгую теоретическую и идеологическую борьбу во имя «ленинизма» против «троцкизма». Но так как на самом деле не существовало ни особой теории ленинизма, ни особой теории троцкизма, Сталин вынужден был сначала изобрести эти якобы теории - тем способом, что он из произведений Ленина и Троцкого собрал цитаты из разных периодов (или, может быть, велел своим помощникам подыскать их), чтобы из них скроить особые самостоятельные теории. Постоянные ссылки на Ленина и ленинизм стали для Сталина в этих спорах стереотипным аргументом и главным теоретическим оружием.
Из-за этого он, видимо, очень глубоко занялся произведениями Ленина. Без сомнения, позже он обладал выдающимися знаниями работ Ленина, так что он всегда имел под рукой подходящие цитаты и мог применить их. Однако он также знал, какие цитаты Ленина не следует использовать и каким работам Ленина лучше оставаться неизвестными. При этом нельзя сказать, что его зачастую весьма грубые нападки на «троцкизм» отличались теоретическим уровнем, зато они отличались ложными обвинениями и прямыми фальсификациями. На следующем этапе борьбы против троцкизма последовали споры о теории социализма в одной отдельной стране. Они были весьма обширными, но происходили главным образом на уровне чаще всего очень поверхностной интерпретации немногих ленинских цитат и категоричных утверждений, выведенных из них, в то время как десятки противоположных высказываний Ленина, с которыми Сталин без сомнения был знаком, не упоминались, замалчивались или фальсифицировались.
Но едва ли можно найти у него тщательный марксистский анализ необходимых шагов советской власти для построения социалистического общества в этой крестьянской стране. Тогдашних экономических познаний Сталина, очевидно, не было достаточно, чтобы несколько больше углубиться в этот материал. На XII съезде РКП(б) Троцкий по поручению Политбюро представил детальные тезисы об индустриализации страны как об основе социалистического развития и сделал доклад об этом. Сталин не высказался на эту тему, но тезисы о промышленности были единодушно приняты съездом. Когда вскоре в Политбюро возникли разногласия по экономической политике, Сталин также не имел собственного мнения, а после некоторого колебания присоединился к группе Бухарина, Рыкова и Томского, у которой было большинство и которая хотела в первую очередь усиленно развивать сельское хозяйство. Так взгляды этой группы о постепенном врастании крестьянства в социализм путём широкого строительства кооперативного движения в основном в сфере обращения стали на довольно долгое время «линией партии», которая, естественно, решающим образом определялась генеральным секретарём. Сталин, однако, оставил теоретическое обоснование этой политики Бухарину.
Возможно, при выборе этого пути сыграла определённую роль его враждебность к Троцкому, так как Сталин даже и не собирался основывать экономическую политику на единогласно принятых XII съездом тезисах об индустриализации как главном пути движения к социализму. Он проигнорировал решение съезда и объявил намерения Троцкого «сверхиндустриализацией». Поскольку он решил взять курс на преимущественное развитие сельского хозяйства, Бухарин в результате этого стал главным идеологом, поставлявшим аргументы против к тому времени уже объединившейся оппозиции Троцкого, Зиновьева и Каменева, видевшей индустриализацию страны решающим путём для укрепления союза с середняками и сельской беднотой на экономической основе общих интересов и в то же время для ослабления капиталистических элементов в деревне и в городе. Только когда выяснилось, что оппортунистический «кооперативный путь» не принёс ожидавшихся результатов, а потерпел крах, Сталин сделал резкий поворот к ускоренной индустриализации и к насильственно навязанной коллективизации сельского хозяйства, но при этом не дал ни критического анализа прежней партийной линии, ни логического объяснения внезапной смене курса.
Его чисто прагматическое или, точнее говоря, утилитарное отношение к марксистской теории проявилось, когда он внезапно объявил прежний курс «правым уклоном» и возложил ответственность за это на Бухарина, Рыкова и Томского, несмотря на то, что он как генеральный секретарь нёс главную ответственность за «линию партии». В необходимости серьёзных корректив прежнего курса к тому времени убедилось большинство членов Политбюро. Бухарин, Рыков и Томский считали так же и выработали предложения, которые они представили Политбюро. Но Сталин проигнорировал их, стремясь идти другим путём, более соответствовавшим его натуре и его намерениям.
Поскольку он обладал лишь слабыми познаниями в экономической теории, он не видел экономических путей и средств для преодоления кризиса нэпа, поэтому он хотел использовать насильственные средства. Уже во время своей инспекционной поездки в Сибирь он начал применять их, и, очевидно, он намеревался идти по этому пути, так как видел в нём возможность построить своё единоличное правление, к которому он стремился, и освободиться от последних членов ленинского Политбюро.
Поэтому он сразу стал использовать в дебатах очень личный тон против Бухарина и Рыкова. Орджоникидзе был очень обеспокоен этим и написал уже упоминавшееся выше письмо Рыкову, в котором предупреждал об опасности конфликта между Сталиным и Бухариным и требовал сделать всё, чтобы помирить их.
Но помирить их было невозможно, так как Сталин не хотел этого и к тому же преследовал другие цели; чтобы достигнуть их, он начал нападать на Бухарина, дискредитировать его интригами и представлять его раскольником Политбюро, в то время как он сам выступал защитником «единства» Политбюро. Не было дано подробного объяснения нового пути ускоренной индустриализации и срочной принудительной коллективизации в соответствии с теорией научного социализма. Внезапно объявленная им мудрость, что Россия на сто лет отстаёт от развитых капиталистических стран, не была новостью, однако планы ликвидировать этот разрыв за десять лет были нереальной иллюзией, которая не вытекала ни из какого анализа объективных возможностей, а была лишь проявлением субъективистского волюнтаризма.
В выступлениях Сталина того времени нельзя найти серьёзных исследований и размышлений о том, каким могло бы быть социалистическое общество в конкретных условиях Советского Союза и его капиталистического окружения, каким основным критериям в отношении уровня развития производительных сил, производительности труда, культуры, просвещения, условий жизни и благосостояния оно должно удовлетворять. И, как ни странно, он также не приводил цитаты из Ленина, которые всё же могли бы дать хотя бы какую-нибудь информацию, хотя обычно он сыпал ленинскими цитатами. Однако и раньше, в споре с Троцким на заседании Исполкома Коминтерна, в ответ на его аргумент, что Советскому Союзу, изолированному от мирового рынка и от международного экономического разделения труда, вероятно, понадобилось бы пятьдесят лет, чтобы достичь высокого уровня производительности труда, необходимого для полного социалистического общества, Сталин утверждал, что этого можно достичь за десять лет.
А теперь он уже во время второй пятилетки заявил, что социализм на девять десятых уже построен и что даже классы практически уничтожены. Вскоре после того он объявил победу социалистического общества и сформулировал в качестве насущной задачи постепенный переход к коммунизму, что было зафиксировано в новой конституции СССР и повторено в «Кратком курсе истории ВКП(б)», но и там без достаточного теоретического обоснования. Однако тезис, что и коммунистическое общество можно построить в одной отдельной стране, является теоретическим вопросом, содержащим даже больше подводных камней, чем вопрос о социализме в одной стране.
Несмотря на огромные успехи и прогресс Советского Союза, достигнутый на тот момент уровень развития, если оценивать его реалистично, можно было рассматривать в лучшем случае как фундамент и каркас социалистического общества. Поскольку не было проведено теоретического анализа реального состояния развития общества, в результате наряду с существовавшей на практике моделью социализма возникла очень урезанная, упрощённая и ограниченная идея социализма, полностью игнорировавшая важные и необходимые взгляды, поэтому в ней по большей части было выхолощено гуманистическое содержание и гуманистический характер социалистического общества, что было ещё чрезвычайно обострено существованием и воздействием сталинистской системы власти.
Конечно, не случайно, что слов гуманизм и гуманистический в произведениях и словарном запасе Сталина нет. Если посмотреть на теоретическую карьеру Сталина в её историческом развитии в контексте политических решений и рассмотреть, какими темами и аспектами марксизма он более детально занимался и как он применял теоретические познания научного социализма к особым русским условиям, то найдётся лишь немного указаний, позволяющих сделать вывод о глубоком знании и владении теорией марксизма, не говоря уж о творческом развитии, которое мы находим, например, у Ленина.
1Л. Троцкий. Сталин.
2Simon Sebag-Montefiore: Der junge Stalin [Молодой Сталин], Франкфурт-на-Майне, 2008, стр. 94, 106 и далее. Вообще из такого рода высказываний историка можно получить впечатление, что он слишком некритически следует некоторым источникам, которые чаще всего указаны весьма неточно, так как они существуют только на грузинском языке. Конечно, семинарист Джугашвили читал запрещённые романы, особенно Виктора Гюго и Эмиля Золя, но то, что он читал Платона и другие иноязычные произведения в оригинале, чрезвычайно сомнительно. Также замечания о его «стремлении в течении всей жизни выучить иностранные языки, особенно немецкий и английский» (с. 108) очевидно очень преувеличены, так как Сталин не мог читать ни немецкую, ни английскую литературу и не мог объясняться на этих языках, что Себаг-Монтефиоре сам отмечает в сноске.
3Там же, стр. 89.
4Л. Троцкий. Сталин.
5Это Сталин писал ещё в марте 1917 в «Правде». Этой статьи нет в его собрании сочинений.
6Себаг-Монтефиоре цитирует свидетельства об этом в: Der junge Stalin [Молодой Сталин], стр. 33 и следующие.
7И. В. Сталин. Предисловие автора к первому тому. Сочинения, т. 1, стр. XIII.
Комментариев:
Комментировать