Воспоминания Хаима-Зеэва (Владимира) Могилевера - 8
Борис Гапонов
Исключительно интересным событием нашей тогдашней жизни была встреча с Борисом Гапоновым. Впервые я узнал о нем от Авраама Моисеевича Белова, который как-то сказал: «Я получил письмо от Шлёнского, и там рассказывается, что в Грузии, в Кутаиси живет мало кому известный переводчик на иврит Борис Гапонов. Он перевел с грузинского на иврит эпос Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» и отправил этот перевод по почте в Израиль Шлёнскому, который, получив рукопись, по его собственному признанию «чуть в обморок не упал» от восторга и удивления. Этот блистательнейший перевод, написанный замечательными стихами, удивительно, что он появился в таких условиях».
Что имел в виду Шлёнский, мы понимали прекрасно. В стране, где ивритом занимались только узкие специалисты, где не было школ на иврите, в стране, где истребили лучших знатоков иврита и творцов на этом языке, вдруг неожиданно появляется самородок. Авраам Моисеевич рассказал мне то, что он знал про Бориса Гапонова, поделился также и идеей пригласить его в Москву и Ленинград. И в Москве и в Ленинграде было много людей, хорошо знавших иврит или, во всяком случае, могущих оценить переводный иврит - для них это был бы большой праздник, а для Гапонова уникальнейший случай встретиться со своими возможными читателями и почитателями, поскольку жизнь его вообще была ужасна. Человек столь редкого таланта работал где-то в редакции заводской многотиражки, переводя с грузинского на русский. Я избавлю вас от скучных подробностей того, как называлась эта газетенка - «За отличный труд», «Ленинские взоры» или «К коммунизму с помощью автомобиля» - что-то скучное стандартное профсоюзно-партийное. Гапонов получал сущие гроши, вёл полуголодное существование в самом прямом смысле слова, жил в полуподвальном помещении вместе с мамой, и в этом полутёмном подвале переводил и записывал тысячи строф «Витязя в тигровой шкуре» в новой одежде уже древнего и нового языка иврита. Разумеется, на поездку в Ленинград, Москву и обратно на возвращение в Грузию денег у Гапонова не было. Но есть добрые люди, которые готовы помочь, а есть даже очень добрые люди.
Я примерно понимал, о каких людях идет речь: все знали, что на добрые еврейские дела, в особенности на то, что связано с ивритом и литературой на нём, всегда дает деньги, не расспрашивая о подробностях, например, Самуил Яковлевич Маршак, о сионистской молодости которого известно, пожалуй, всем. Но не он один: о том, что академик Исаак Константинович Кикоин всегда помогал в еврейских делах, мы боялись говорить, чтобы не навредить ему. Он учил иврит, интересовался им, помогал тем, кто пишет на этом языке, изучает и преподает его. И всё абсолютно бескорыстно, и, разумеется, всегда без рекламы, без лишних разговоров, это и есть самая святая помощь, как говорили наши мудрецы: «матан басетер» (давать тайно) - тогда, когда никто, в том числе и облагодетельствуемый, не знает, от кого идут деньги. И он был не единственным известным учёным, готовым помочь - приезд Гапонова и все дорожные расходы взял на себя известный учёный биохимик, академик Академии Медицинских Наук Владимир Ильич Иоффе, ныне также покойный. О нём, как и о Кикоине и о многих других, можно говорить часами, а учиться у них всю жизнь. Всё это очень упростило приезд и облегчило наше положение, поскольку наша организация, которая, разумеется, в таких случаях всегда пришла бы на помощь материально, была сама бедна как церковная крыса. Деньги, которые мы собирали, наши пятерки и трёшки - членские взносы, уходили тут же на изготовление учебников, на другие текущие расходы. Помощь со стороны некоторых более старших и авторитетных людей шла туда же. Такие люди были, разумеется, и в Ленинграде и в Москве. Я не буду сейчас перечислять все имена, боясь кого-то забыть или о ком-то рассказать меньше, чем он того заслуживает - это тоже специальная, важная очень тема.
Авраам Моисеевич выступил, таким образом, только в роли координатора, скажем так. И вот однажды придя к нему на занятия, я увидел сидящего рядом с ним за столом симпатичного улыбающегося человека. «А вот и Владик пришёл, - сказал Авраам Моисеевич, - знакомьтесь, вот это Борис Гапонов, о котором я вам рассказывал». Я очень смутился и сказал, что боюсь, что я помешал чем-то, что может быть, мне прийти в другой раз, в другое более удобное время. Но Гапонов, знавший, что я прихожу заниматься ивритом, сказал: «Почему же это в другое, занятия - это же самое важное!». Гапонов принял участие в уроке. Надо сказать, что даже отдельные замечания человека таких выдающихся знаний являются темой для размышлений на долгое время и некоторым руководством для занятий, а то и для небольших самостоятельных исследований. Помню, что когда он прочел несколько своих переводов на иврит стихов Лермонтова, я пожаловался, что у меня слишком маленький словарный запас, и что многие слова в этих его переводах мне неизвестны. «Ну, это же не проблема, - сказал Гапонов, - Вы знаете, что достаточно прочесть полностью уже первую главу Берешит, и Вы будете знать все эти слова, они все там встречаются». Чем лучше я узнаю иврит, тем больше я убеждаюсь в правоте этого замечательного человека. Свои стихотворные переводы Борис Гапонов подписывал - Дов Гапонов, взяв ивритское имя.
Гапонов был ещё и замечательным лексикографом, составив для себя вначале чисто вспомогательные словарики, которые, будем надеяться, после издания, дополнения и обработки израильскими специалистами станут всеобщим достоянием. Мне запомнились в частности словарь идиоматических выражений, русско-ивритский словарь и другие материалы. Кстати сейчас вклад Гапонова в иврит стал очевиден и общепризнан. В словаре Эвен-Шошана есть много ссылок на перевод «Витязя в тигровой шкуре», и это наряду с ссылками на ТАНАХ, произведения Иегуды Галеви или Ибн Гвироля и современных поэтов.
Из повседневного языка мне запомнилось изобретение Гапоновым слова «машхель» (Мэм Шин Хэт Ламед) - то есть приспособление для вдевания нитки в иголку. Как такое приспособление называется по-русски, я, к сожалению, не знаю, поскольку в массовом порядке оно в те времена не применялось. Недаром Борис Гапонов просил прислать его из Израиля, дело в том, что ему было больно видеть, что пожилая мама при шитье в полутемном помещении затрудняется продеть нитку в иглу. Поскольку он слышал, что в принципе такое приспособление существует, то придумал для него название.
Мы немедленно составили план того, что можно сделать интересного и полезного. У Гапонова были некоторые бытовые проблемы, которые можно было решить в Ленинграде. Чтобы это не звучало таинственно, я вынужден расшифровать эти слова. Речь шла о протезировании зубов. На его гроши и при отсутствии всяческих связей это было необычайно сложно сделать в Грузии. Но мы всё организовали, часть денег Владимира Ильича Иоффе пошла и на это, и вскоре улыбка Бориса стала ещё более сверкающей. Как сказал он сам с грустной иронией: «Благодаря чистоте зубов это, по-видимому, сохранится и дальше» - здесь, разумеется, игра слов. «Никьён шинаим», кроме своего основного значения «чистота зубов», примерно означает голодание, недостаток пищи, нищету, образно говоря. Так описывал своё материальное положение сам Борис, впрочем, как всегда с большим чувством юмора.
Было намечено провести целый ряд встреч Гапонова с заинтересованными людьми, в том числе с семитологами с восточного факультета ЛГУ. Кроме того, в институте востоковедения был организован его доклад о переводе Шота Руставели на язык Библии. Родным языком Гапонова был русский, хотя он знал современный грузинский, а к тому же ещё и древнегрузинский, на котором написан «Витязь в тигровой шкуре», совершенно блестяще. Доклад прошёл с огромным успехом, на нем присутствовали как специалисты-семитологи, так и специалисты по кавказским языкам. С давних времён, как известно, Ленинград является одним из центров изучения этих языков, а академик Иосиф Абгарович Орбели, как сейчас принято говорить «лицо кавказской национальности», был директором Эрмитажа. Его познания в области языков и истории, в частности семитских языков, были невероятными.
А для наших ребят, то есть фактически для себя, мы устроили вечер-прием в честь Гапонова на квартире Сёмы Дрейзнера. Читались стихи - по-русски и в переводе на иврит, в основном Лермонтова, но кроме этого, насколько я помню, и стихотворения Цветаевой, возможно, кого-то ещё из классиков и современников. А потом уже ближе к завершению было решено спеть замечательный романс «Выхожу один я на дорогу» по-русски и на иврите, как бы вместе с нашим единомышленником Лермонтовым. Он ведь тоже был диссидентом, ещё каким - это он любил страну, в которой родился, странною любовью, это он мечтал уехать и хотя бы за стеной Кавказа избавиться от внимательных глаз и чутких ушей стукачей, и не побоялся назвать её собственным именем «страна рабов, страна господ». Помню, что звучало замечательно: дело в том, что перевод Гапонова ещё и исключительно музыкальный, там строка соответствует строке, совпадает большинство ударений, и то, что поется на языке оригинала, легко петь и на языке перевода, на иврите. Кстати там же выяснилось, что Гапонов пишет стихи и по-русски, иногда это автопереводы с иврита, то есть написанные вначале на иврите стихотворения он сам же переводил на русский, бывало и наоборот. Стихи самые разные, начиная от серьёзных, даже торжественных стихотворений, посвященных нашему народу и Израилю, и кончая шуточными, почти куплетами. Вот как описывает Борис Гапонов свою работу и жизнь:
Я зарабатываю грош
От напечатанного знака.
Я жду вопроса: "как живёшь?"
Чтобы ответить: "Как собака".
Когда бездомен верный пёс,
И хлеба кус во рту случаен,
Не задавай ему вопрос:
Какой же пёс его хозяин?
Автографы Бориса Гапонова:
Перевод стихотворений Лермонтова «Я не для ангелов и рая» и «Чаша жизни».
Легко было видеть, что Гапонов прямо оживает на глазах, от общения с людьми, которые могут его оценить. С такими людьми непосредственно он встречаться не привык. Все они были так далеко, в той самой стране, о которой он мечтал. Но, надо сказать, что в Израиле, его оценили сполна. Не только великий поэт Шлёнский, но и множество других литераторов, учёных и просто знатоков и любителей иврита, просто культурных людей, принимали всяческое участие в помощи Гапонову, в издании его произведений. Издание «Витязя в тигровой шкуре» на иврите на особой, специально изготовленной, похожей на пергамент бумаге, со средневековыми иллюстрациями, присланными из Грузии, это шедевр типографского искусства, как мне кажется. Когда книжка вышла, то по списку, который послал в Израиль Гапонов, её присылали и в Советский Союз. В частности ваш покорный слуга тоже получил свой экземпляр. Восхищению нашему не было предела. А кстати, и сам Шлёнский, через некоторое время прислал мне так же и том своих переводов Пушкина. Я уже говорил, что лично я не был знаком с ним, но он, так получилось, в письмах, в отзывах Авраама Моисеевича Белова и Бориса Гапонова слышал о молодом человеке, который столько сил отдаёт изучению иврита и его преподаванию.
Ну, чтобы закончить с темой «о себе любимом», надо ещё сказать, что нам удалось организовать у нас дома запись переводов стихов Лермонтова на иврит, прочитанных Борисом Гапоновым. Получилась целая плёнка, которую мы смогли переслать в Израиль, и она передавалась по радио, использовалась в разных целях и в дальнейшем, и в какой-то мере помогла изданию весьма примечательной книжки. Эта книга стихотворений Лермонтова и переводов их на иврит, большей частью переснятых с подлинника, с автографом Гапонова. Пару бесценных автографов, которые Борис, расчувствовавшись, подарил мне, я также дал составителю для этой работы. Составителем этой замечательной книжки был Лазарь Любарский, известный своей сионистской деятельностью, помощью многим евреям и вообще всякими добрыми делами. Я получил от него один из экземпляров этой книги, так что в таком систематическом виде мой сын мог читать переводы Гапонова со школьных лет. Сейчас есть уже и типографское издание переводов Лермонтова, куда кроме стихов, кстати, вошёл и переведенный Гапоновым «Герой нашего времени», но по-видимому, какое-то количество стихотворений туда всё-таки не вошло. До сих пор, также не изданы и статьи Гапонова, посвящённые работе над переводом «Витязя в тигровой шкуре», и большой фразеологический словарь, над которым он работал пятнадцать лет. Материалы, оставшиеся после Гапонова, это ещё бесценный материал для дальнейших разработок.
Когда за перевод ему в Израиле присудили премию имени Черняховского, то власти не разрешили Гапонову поехать получить её. Его и наши надежды, что грузинский национализм (в данном случае в хорошем смысле слова), стремление подчеркнуть значение родной культуры, как-то помогут ему, не оправдались, хотя израильтяне пригласили на награждение не только Гапонова, но и академика академии наук Грузии Барамидзе, известного специалиста по Руставели, надеясь, что это облегчит приезд. Ну, разумеется, никто никуда так и не поехал. Единственное, к чему привело внимание к гениальному переводу и переводчику, это то, что кажется всё-таки из подвала Борис с мамой смогли переселиться в какое-то более приличное жилище. Но это было всё равно не то жилище и не там, где мечтал жить Гапонов.
Все эти замечательные встречи с Гапоновым, о которых я рассказывал, были в 1969 году. Уже тогда он чувствовал себя неважно. Здоровье его было очень слабым, страшное напряжение и жуткие условия жизни повлияли на него не в последнюю очередь, и возможно именно они явились главным толчком к концу. Выяснилось, что у Бориса Гапонова опухоль мозга, и в 1971 году, он снова приехал в Ленинград уже для операции, которая сама по себе не гарантировала, что он останется в живых. Примерно за две недели до этого, он вместе с мамой получил разрешение на выезд в Израиль на постоянное жительство. Гапонов грустно сказал, как Остап Бендер: «Я выиграл миллион, но что я буду с ним делать?» Врачи-нейрохирурги приложили огромные усилия, но после операции Борис остался парализован. Он не мог говорить, но слышал, видел и понимал всё. В Израиль его привезли на носилках. В инвалидной коляске возили по стране, чтобы показать ему ее, и делали всё, что только можно и даже более того, чтобы как-то скрасить последние месяцы его жизни. В 1972 году Гапонов получил премию имени Шазара для писателей-репатриантов. Но это была уже последняя награда и последняя радость в его жизни. В 1972 году Гапонова не стало, ему было всего тридцать восемь лет.
Мне кажется, что любая, даже не очень с виду серьёзная подробность, относящаяся к переводам Гапонова и к его занятиям ивритом, может быть интересна для многих, поэтому, я хотел бы сказать ещё несколько слов о том, как Гапонов изучал иврит. Со стороны матери, он был внуком раввина Шмуэля Мазе, который занимался с любимым внуком, и привил ему начальные знания иврита, Торы, а главное, бесконечную любовь к этим предметам. Занимался он с мальчиком по классической общепринятой системе, то есть, читалась Тора, а потом и комментарии Раши, и давались объяснения, а при необходимости и перевод. Раввин Мазе был прекрасным преподавателем Торы и иврита, как и большинство раввинов, обладал глубокими познаниями, вообще характерными для этой семьи. Он был родным братом раввина Якова Мазе, благословенна память о праведнике, который был раввином московской общины, её нравственным и духовным лидером, и заступником за евреев России. О раввине Якове Мазе, обо всей этой замечательной семье, можно было бы говорить долго. Отметим, что в Краткой Еврейской Энциклопедии, которая вышла в Израиле на русском языке, во втором томе этой энциклопедии есть и статья «Гапонов», где упоминается о его родственной связи с Яковом Мазе.
Но разумеется, недолгие занятия в детстве, не могли бы помочь, если бы Гапонов потом много и систематически не занимался сам. У него, кроме ТАНАХа и Талмуда, были ещё некоторые религиозные книги, а так же стихи, относящиеся уже к новейшему периоду развития иврита, эпохи обновления, когда иврит становился уже общепринятым языком еврейской культуры. Систематическое образование на иврите от детского сада до университета, издание соответствующих учебников по всем предметам, пособия для изучения языка, и многочисленные художественные произведения, включая поэзию, характерны уже для эпохи начала двадцатого века. Кроме того, Гапонов слушал израильские передачи по радио, причём настоящие, предназначенные для слушателей внутри страны - в Грузии их можно было поймать. Что касается его формального образования в области семитских или других языков, то Гапонов начал учиться на персидском отделении в институте восточных языков при Московском университете, но вынужден был оставить занятия из-за тяжелейшего материального положения. Интересно, что дедушка обучал его ивриту с ашкеназийским произношением. «Ну и что, - говорил об этом Борис, - потом я перешёл на сефардское произношение, но зато это помогло мне в правописании, я хорошо знаю, где что нужно писать». Думаю, что мои слушатели не хуже меня знают и могут привести примеры того, как знание произношения слова в двух вариантах, помогает разобраться, где пишут Тав, а где Тет, где Хет и где Хаф. Из своего опыта могу сказать, что даже такой мало знающий человек как я, используя десяток слов, известных мне в ашкеназийском произношении или просто заимствованных из идиша, которого я не знаю, могу иногда сориентироваться, где же действительно надо писать Хет, а где Хаф. Хорошо, что для наших детей этой проблемы нет: те из них, кто родился в стране или приехал маленьким ребёнком, уже просто слышат разницу в произношении, для них это такие же два разных звука, как С и З.
Исключительно интересным событием нашей тогдашней жизни была встреча с Борисом Гапоновым. Впервые я узнал о нем от Авраама Моисеевича Белова, который как-то сказал: «Я получил письмо от Шлёнского, и там рассказывается, что в Грузии, в Кутаиси живет мало кому известный переводчик на иврит Борис Гапонов. Он перевел с грузинского на иврит эпос Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» и отправил этот перевод по почте в Израиль Шлёнскому, который, получив рукопись, по его собственному признанию «чуть в обморок не упал» от восторга и удивления. Этот блистательнейший перевод, написанный замечательными стихами, удивительно, что он появился в таких условиях».
Что имел в виду Шлёнский, мы понимали прекрасно. В стране, где ивритом занимались только узкие специалисты, где не было школ на иврите, в стране, где истребили лучших знатоков иврита и творцов на этом языке, вдруг неожиданно появляется самородок. Авраам Моисеевич рассказал мне то, что он знал про Бориса Гапонова, поделился также и идеей пригласить его в Москву и Ленинград. И в Москве и в Ленинграде было много людей, хорошо знавших иврит или, во всяком случае, могущих оценить переводный иврит - для них это был бы большой праздник, а для Гапонова уникальнейший случай встретиться со своими возможными читателями и почитателями, поскольку жизнь его вообще была ужасна. Человек столь редкого таланта работал где-то в редакции заводской многотиражки, переводя с грузинского на русский. Я избавлю вас от скучных подробностей того, как называлась эта газетенка - «За отличный труд», «Ленинские взоры» или «К коммунизму с помощью автомобиля» - что-то скучное стандартное профсоюзно-партийное. Гапонов получал сущие гроши, вёл полуголодное существование в самом прямом смысле слова, жил в полуподвальном помещении вместе с мамой, и в этом полутёмном подвале переводил и записывал тысячи строф «Витязя в тигровой шкуре» в новой одежде уже древнего и нового языка иврита. Разумеется, на поездку в Ленинград, Москву и обратно на возвращение в Грузию денег у Гапонова не было. Но есть добрые люди, которые готовы помочь, а есть даже очень добрые люди.
Я примерно понимал, о каких людях идет речь: все знали, что на добрые еврейские дела, в особенности на то, что связано с ивритом и литературой на нём, всегда дает деньги, не расспрашивая о подробностях, например, Самуил Яковлевич Маршак, о сионистской молодости которого известно, пожалуй, всем. Но не он один: о том, что академик Исаак Константинович Кикоин всегда помогал в еврейских делах, мы боялись говорить, чтобы не навредить ему. Он учил иврит, интересовался им, помогал тем, кто пишет на этом языке, изучает и преподает его. И всё абсолютно бескорыстно, и, разумеется, всегда без рекламы, без лишних разговоров, это и есть самая святая помощь, как говорили наши мудрецы: «матан басетер» (давать тайно) - тогда, когда никто, в том числе и облагодетельствуемый, не знает, от кого идут деньги. И он был не единственным известным учёным, готовым помочь - приезд Гапонова и все дорожные расходы взял на себя известный учёный биохимик, академик Академии Медицинских Наук Владимир Ильич Иоффе, ныне также покойный. О нём, как и о Кикоине и о многих других, можно говорить часами, а учиться у них всю жизнь. Всё это очень упростило приезд и облегчило наше положение, поскольку наша организация, которая, разумеется, в таких случаях всегда пришла бы на помощь материально, была сама бедна как церковная крыса. Деньги, которые мы собирали, наши пятерки и трёшки - членские взносы, уходили тут же на изготовление учебников, на другие текущие расходы. Помощь со стороны некоторых более старших и авторитетных людей шла туда же. Такие люди были, разумеется, и в Ленинграде и в Москве. Я не буду сейчас перечислять все имена, боясь кого-то забыть или о ком-то рассказать меньше, чем он того заслуживает - это тоже специальная, важная очень тема.
Авраам Моисеевич выступил, таким образом, только в роли координатора, скажем так. И вот однажды придя к нему на занятия, я увидел сидящего рядом с ним за столом симпатичного улыбающегося человека. «А вот и Владик пришёл, - сказал Авраам Моисеевич, - знакомьтесь, вот это Борис Гапонов, о котором я вам рассказывал». Я очень смутился и сказал, что боюсь, что я помешал чем-то, что может быть, мне прийти в другой раз, в другое более удобное время. Но Гапонов, знавший, что я прихожу заниматься ивритом, сказал: «Почему же это в другое, занятия - это же самое важное!». Гапонов принял участие в уроке. Надо сказать, что даже отдельные замечания человека таких выдающихся знаний являются темой для размышлений на долгое время и некоторым руководством для занятий, а то и для небольших самостоятельных исследований. Помню, что когда он прочел несколько своих переводов на иврит стихов Лермонтова, я пожаловался, что у меня слишком маленький словарный запас, и что многие слова в этих его переводах мне неизвестны. «Ну, это же не проблема, - сказал Гапонов, - Вы знаете, что достаточно прочесть полностью уже первую главу Берешит, и Вы будете знать все эти слова, они все там встречаются». Чем лучше я узнаю иврит, тем больше я убеждаюсь в правоте этого замечательного человека. Свои стихотворные переводы Борис Гапонов подписывал - Дов Гапонов, взяв ивритское имя.
Гапонов был ещё и замечательным лексикографом, составив для себя вначале чисто вспомогательные словарики, которые, будем надеяться, после издания, дополнения и обработки израильскими специалистами станут всеобщим достоянием. Мне запомнились в частности словарь идиоматических выражений, русско-ивритский словарь и другие материалы. Кстати сейчас вклад Гапонова в иврит стал очевиден и общепризнан. В словаре Эвен-Шошана есть много ссылок на перевод «Витязя в тигровой шкуре», и это наряду с ссылками на ТАНАХ, произведения Иегуды Галеви или Ибн Гвироля и современных поэтов.
Из повседневного языка мне запомнилось изобретение Гапоновым слова «машхель» (Мэм Шин Хэт Ламед) - то есть приспособление для вдевания нитки в иголку. Как такое приспособление называется по-русски, я, к сожалению, не знаю, поскольку в массовом порядке оно в те времена не применялось. Недаром Борис Гапонов просил прислать его из Израиля, дело в том, что ему было больно видеть, что пожилая мама при шитье в полутемном помещении затрудняется продеть нитку в иглу. Поскольку он слышал, что в принципе такое приспособление существует, то придумал для него название.
Мы немедленно составили план того, что можно сделать интересного и полезного. У Гапонова были некоторые бытовые проблемы, которые можно было решить в Ленинграде. Чтобы это не звучало таинственно, я вынужден расшифровать эти слова. Речь шла о протезировании зубов. На его гроши и при отсутствии всяческих связей это было необычайно сложно сделать в Грузии. Но мы всё организовали, часть денег Владимира Ильича Иоффе пошла и на это, и вскоре улыбка Бориса стала ещё более сверкающей. Как сказал он сам с грустной иронией: «Благодаря чистоте зубов это, по-видимому, сохранится и дальше» - здесь, разумеется, игра слов. «Никьён шинаим», кроме своего основного значения «чистота зубов», примерно означает голодание, недостаток пищи, нищету, образно говоря. Так описывал своё материальное положение сам Борис, впрочем, как всегда с большим чувством юмора.
Было намечено провести целый ряд встреч Гапонова с заинтересованными людьми, в том числе с семитологами с восточного факультета ЛГУ. Кроме того, в институте востоковедения был организован его доклад о переводе Шота Руставели на язык Библии. Родным языком Гапонова был русский, хотя он знал современный грузинский, а к тому же ещё и древнегрузинский, на котором написан «Витязь в тигровой шкуре», совершенно блестяще. Доклад прошёл с огромным успехом, на нем присутствовали как специалисты-семитологи, так и специалисты по кавказским языкам. С давних времён, как известно, Ленинград является одним из центров изучения этих языков, а академик Иосиф Абгарович Орбели, как сейчас принято говорить «лицо кавказской национальности», был директором Эрмитажа. Его познания в области языков и истории, в частности семитских языков, были невероятными.
А для наших ребят, то есть фактически для себя, мы устроили вечер-прием в честь Гапонова на квартире Сёмы Дрейзнера. Читались стихи - по-русски и в переводе на иврит, в основном Лермонтова, но кроме этого, насколько я помню, и стихотворения Цветаевой, возможно, кого-то ещё из классиков и современников. А потом уже ближе к завершению было решено спеть замечательный романс «Выхожу один я на дорогу» по-русски и на иврите, как бы вместе с нашим единомышленником Лермонтовым. Он ведь тоже был диссидентом, ещё каким - это он любил страну, в которой родился, странною любовью, это он мечтал уехать и хотя бы за стеной Кавказа избавиться от внимательных глаз и чутких ушей стукачей, и не побоялся назвать её собственным именем «страна рабов, страна господ». Помню, что звучало замечательно: дело в том, что перевод Гапонова ещё и исключительно музыкальный, там строка соответствует строке, совпадает большинство ударений, и то, что поется на языке оригинала, легко петь и на языке перевода, на иврите. Кстати там же выяснилось, что Гапонов пишет стихи и по-русски, иногда это автопереводы с иврита, то есть написанные вначале на иврите стихотворения он сам же переводил на русский, бывало и наоборот. Стихи самые разные, начиная от серьёзных, даже торжественных стихотворений, посвященных нашему народу и Израилю, и кончая шуточными, почти куплетами. Вот как описывает Борис Гапонов свою работу и жизнь:
Я зарабатываю грош
От напечатанного знака.
Я жду вопроса: "как живёшь?"
Чтобы ответить: "Как собака".
Когда бездомен верный пёс,
И хлеба кус во рту случаен,
Не задавай ему вопрос:
Какой же пёс его хозяин?
Автографы Бориса Гапонова:
Перевод стихотворений Лермонтова «Я не для ангелов и рая» и «Чаша жизни».
Легко было видеть, что Гапонов прямо оживает на глазах, от общения с людьми, которые могут его оценить. С такими людьми непосредственно он встречаться не привык. Все они были так далеко, в той самой стране, о которой он мечтал. Но, надо сказать, что в Израиле, его оценили сполна. Не только великий поэт Шлёнский, но и множество других литераторов, учёных и просто знатоков и любителей иврита, просто культурных людей, принимали всяческое участие в помощи Гапонову, в издании его произведений. Издание «Витязя в тигровой шкуре» на иврите на особой, специально изготовленной, похожей на пергамент бумаге, со средневековыми иллюстрациями, присланными из Грузии, это шедевр типографского искусства, как мне кажется. Когда книжка вышла, то по списку, который послал в Израиль Гапонов, её присылали и в Советский Союз. В частности ваш покорный слуга тоже получил свой экземпляр. Восхищению нашему не было предела. А кстати, и сам Шлёнский, через некоторое время прислал мне так же и том своих переводов Пушкина. Я уже говорил, что лично я не был знаком с ним, но он, так получилось, в письмах, в отзывах Авраама Моисеевича Белова и Бориса Гапонова слышал о молодом человеке, который столько сил отдаёт изучению иврита и его преподаванию.
Ну, чтобы закончить с темой «о себе любимом», надо ещё сказать, что нам удалось организовать у нас дома запись переводов стихов Лермонтова на иврит, прочитанных Борисом Гапоновым. Получилась целая плёнка, которую мы смогли переслать в Израиль, и она передавалась по радио, использовалась в разных целях и в дальнейшем, и в какой-то мере помогла изданию весьма примечательной книжки. Эта книга стихотворений Лермонтова и переводов их на иврит, большей частью переснятых с подлинника, с автографом Гапонова. Пару бесценных автографов, которые Борис, расчувствовавшись, подарил мне, я также дал составителю для этой работы. Составителем этой замечательной книжки был Лазарь Любарский, известный своей сионистской деятельностью, помощью многим евреям и вообще всякими добрыми делами. Я получил от него один из экземпляров этой книги, так что в таком систематическом виде мой сын мог читать переводы Гапонова со школьных лет. Сейчас есть уже и типографское издание переводов Лермонтова, куда кроме стихов, кстати, вошёл и переведенный Гапоновым «Герой нашего времени», но по-видимому, какое-то количество стихотворений туда всё-таки не вошло. До сих пор, также не изданы и статьи Гапонова, посвящённые работе над переводом «Витязя в тигровой шкуре», и большой фразеологический словарь, над которым он работал пятнадцать лет. Материалы, оставшиеся после Гапонова, это ещё бесценный материал для дальнейших разработок.
Когда за перевод ему в Израиле присудили премию имени Черняховского, то власти не разрешили Гапонову поехать получить её. Его и наши надежды, что грузинский национализм (в данном случае в хорошем смысле слова), стремление подчеркнуть значение родной культуры, как-то помогут ему, не оправдались, хотя израильтяне пригласили на награждение не только Гапонова, но и академика академии наук Грузии Барамидзе, известного специалиста по Руставели, надеясь, что это облегчит приезд. Ну, разумеется, никто никуда так и не поехал. Единственное, к чему привело внимание к гениальному переводу и переводчику, это то, что кажется всё-таки из подвала Борис с мамой смогли переселиться в какое-то более приличное жилище. Но это было всё равно не то жилище и не там, где мечтал жить Гапонов.
Все эти замечательные встречи с Гапоновым, о которых я рассказывал, были в 1969 году. Уже тогда он чувствовал себя неважно. Здоровье его было очень слабым, страшное напряжение и жуткие условия жизни повлияли на него не в последнюю очередь, и возможно именно они явились главным толчком к концу. Выяснилось, что у Бориса Гапонова опухоль мозга, и в 1971 году, он снова приехал в Ленинград уже для операции, которая сама по себе не гарантировала, что он останется в живых. Примерно за две недели до этого, он вместе с мамой получил разрешение на выезд в Израиль на постоянное жительство. Гапонов грустно сказал, как Остап Бендер: «Я выиграл миллион, но что я буду с ним делать?» Врачи-нейрохирурги приложили огромные усилия, но после операции Борис остался парализован. Он не мог говорить, но слышал, видел и понимал всё. В Израиль его привезли на носилках. В инвалидной коляске возили по стране, чтобы показать ему ее, и делали всё, что только можно и даже более того, чтобы как-то скрасить последние месяцы его жизни. В 1972 году Гапонов получил премию имени Шазара для писателей-репатриантов. Но это была уже последняя награда и последняя радость в его жизни. В 1972 году Гапонова не стало, ему было всего тридцать восемь лет.
Мне кажется, что любая, даже не очень с виду серьёзная подробность, относящаяся к переводам Гапонова и к его занятиям ивритом, может быть интересна для многих, поэтому, я хотел бы сказать ещё несколько слов о том, как Гапонов изучал иврит. Со стороны матери, он был внуком раввина Шмуэля Мазе, который занимался с любимым внуком, и привил ему начальные знания иврита, Торы, а главное, бесконечную любовь к этим предметам. Занимался он с мальчиком по классической общепринятой системе, то есть, читалась Тора, а потом и комментарии Раши, и давались объяснения, а при необходимости и перевод. Раввин Мазе был прекрасным преподавателем Торы и иврита, как и большинство раввинов, обладал глубокими познаниями, вообще характерными для этой семьи. Он был родным братом раввина Якова Мазе, благословенна память о праведнике, который был раввином московской общины, её нравственным и духовным лидером, и заступником за евреев России. О раввине Якове Мазе, обо всей этой замечательной семье, можно было бы говорить долго. Отметим, что в Краткой Еврейской Энциклопедии, которая вышла в Израиле на русском языке, во втором томе этой энциклопедии есть и статья «Гапонов», где упоминается о его родственной связи с Яковом Мазе.
Но разумеется, недолгие занятия в детстве, не могли бы помочь, если бы Гапонов потом много и систематически не занимался сам. У него, кроме ТАНАХа и Талмуда, были ещё некоторые религиозные книги, а так же стихи, относящиеся уже к новейшему периоду развития иврита, эпохи обновления, когда иврит становился уже общепринятым языком еврейской культуры. Систематическое образование на иврите от детского сада до университета, издание соответствующих учебников по всем предметам, пособия для изучения языка, и многочисленные художественные произведения, включая поэзию, характерны уже для эпохи начала двадцатого века. Кроме того, Гапонов слушал израильские передачи по радио, причём настоящие, предназначенные для слушателей внутри страны - в Грузии их можно было поймать. Что касается его формального образования в области семитских или других языков, то Гапонов начал учиться на персидском отделении в институте восточных языков при Московском университете, но вынужден был оставить занятия из-за тяжелейшего материального положения. Интересно, что дедушка обучал его ивриту с ашкеназийским произношением. «Ну и что, - говорил об этом Борис, - потом я перешёл на сефардское произношение, но зато это помогло мне в правописании, я хорошо знаю, где что нужно писать». Думаю, что мои слушатели не хуже меня знают и могут привести примеры того, как знание произношения слова в двух вариантах, помогает разобраться, где пишут Тав, а где Тет, где Хет и где Хаф. Из своего опыта могу сказать, что даже такой мало знающий человек как я, используя десяток слов, известных мне в ашкеназийском произношении или просто заимствованных из идиша, которого я не знаю, могу иногда сориентироваться, где же действительно надо писать Хет, а где Хаф. Хорошо, что для наших детей этой проблемы нет: те из них, кто родился в стране или приехал маленьким ребёнком, уже просто слышат разницу в произношении, для них это такие же два разных звука, как С и З.