О неуслышанности
Прага - город-собеседник, который меня не слушал (да и я его тоже не всегда), которому вечно было не до меня, который вообще не был особенно восприимчив к языку, к языкам, на котором, на которых я по-настоящему могла бы ей что-то сказать. (Да так ли уж хотела? Когда чувствуешь, что не слышат, - язык не очень поворачивается.
Ну да, ситуация невстречи, как назвали бы её Марина Ивановна с Анною Андреевною.)
И всё-таки до сих пор, уже в пору безнадёжности, хочется наговаривать себя этому собеседнику в уши. (Скорее, мечтается иногда).
Человеку ведь нужны и непонимающие, невосприимчивые собеседники, насущно нужны; чужое и глухое не менее нужно, чем своё и чуткое. - Для большего объёма (формирующих говорящего) усилий, например. Или для пущей его независимости, что тоже прекрасно. (Да, пожалуй, - ещё прекраснее.)
А вот Москва слушала и слушает меня всегда. И даже сама договаривает за меня недосказанное. Это уже тот уровень взаимопонимания и взаимочувствования, при котором можно (и это будет переполнено содержаниями) просто молчать.
Ну да, ситуация невстречи, как назвали бы её Марина Ивановна с Анною Андреевною.)
И всё-таки до сих пор, уже в пору безнадёжности, хочется наговаривать себя этому собеседнику в уши. (Скорее, мечтается иногда).
Человеку ведь нужны и непонимающие, невосприимчивые собеседники, насущно нужны; чужое и глухое не менее нужно, чем своё и чуткое. - Для большего объёма (формирующих говорящего) усилий, например. Или для пущей его независимости, что тоже прекрасно. (Да, пожалуй, - ещё прекраснее.)
А вот Москва слушала и слушает меня всегда. И даже сама договаривает за меня недосказанное. Это уже тот уровень взаимопонимания и взаимочувствования, при котором можно (и это будет переполнено содержаниями) просто молчать.