Узурпаторы в бытии
В состав счастья как жизненного состояния непременно должны входить: (а) свобода (понятая не как отсутствие привязанностей / связанностей, но как внутренняя нестеснённость) и (б) отсутствие вины (чувства и понимания её).
(Вот, заодно, что такое вина: чувство + понимание того, что ты нанёс какой-то части бытия ущерб той или иной степени непоправимости [в сущности, ВСЁ непоправимо - чуть было не написала «неповторимо» - опечатка по Фрейду. И неповторимо, да - даже то, что повторяется. ОСОБЕННО то, что повторяется: в нём сильнее всего проступают различия.] А тем самым - точно тем же самым - и самому себе, ибо мы и мир, простите за банальность, не две разные вещи, но одно и то же. Просто одно и то же, и ничто сделанное в так называемом внешнем мире не остаётся без последствий для нас самих. Что бы мы ни делали, любым из действий мы что-то делаем с самими собой, и трудно сказать, что тут главное - пожалуй, главное и то, и другое.
В известном смысле, пожалуй, невозможно не быть виноватым - и есть слишком много возможностей быть виноватым нечаянно, незаметно, против собственной воли. Но, похоже, иногда об этом можно забывать: тогда-то и наступает то самое состояние счастья.
В известном смысле мы все - узурпаторы в бытии, существа со «встроенной» виной, уже фактом собственного рождения что-то нарушили и ущемили, а потому очень легко воспринять (я и воспринимаю) собственную жизнь как «отработку» этой первичной, изначальной вины, восполнение того ущерба в бытии, того нарушения равновесий в нём, которые образовались с нашим рождением.
Так вот я о том, что в состав счастья, по моему разумению, входят:
(а) свобода,
(б) отсутствие жгучих, тяжёлых, сущностных форм вины (ибо какая-то есть всегда),
(в) согласие собственного существования с тем, что мы чувствуем главными смыслами своей жизни и даже более того (собственного - недостаточно) - с тем, что мы чувствуем главными смыслами жизни вообще, бытия в целом.
Вот: счастье отличается от эйфории наличием смыслового компонента. Поэтому переживание осмысленности жизни - его непременное условие.
Поэтому, в частности, с тех пор, как guelman написал, цитируя Монтеня, что стремление к счастью - верный путь к тому, чтобы стать посредственностью (http://guelman.livejournal.com/84905.html?view=402857#t402857 ), - я с тех пор об этом думаю и ловлю себя на многообразном внутреннем сопротивлении этому.
(В амбициозной юности казалось: нет ничего хуже, чем стать «посредственностью», поэтому так и реагируется: слишком уж помнится. Рудиментарные смыслы).
Во-первых, проблематично само понятие «посредственности» (подразумевает наличие неких точек отсчёта, которые всегда произвольны сами по себе). Во-вторых, проблематична постановка в качестве ведущей цели того, чтобы так или иначе смоделированной посредственностью НЕ стать, а стать, напротив того, чем-то значительным и особенным (это достижимо разве что в качестве побочного продукта, мнится - а цели должны быть более существенные).
(В той же амбициозной юности думалось мне, что «человек измеряется значительностью целей». Чем дольше живу, тем заметнее сомневаюсь в том, что он вообще ИЗМЕРЯЕТСЯ.)
В-третьих, как только мы вводим в счастье «смысловой» компонент - стремление к нему перестаёт быть уделом «посредственностей» = пустых, не выраженных людей предположим, что такие есть). «Счастье» как состояние = внутренний «индикатор» нашего совпадения с чем-то (для нас) существенным, нашего соответствия этому существенному. Поэтому имеет смысл говорить о стремлении не столько к «счастью», сколько к тому, на что оно указывает.
Забыла добавить, что 3 перечисленных его компонента - в сущности, одно и то же. Просто увиденное в разных ракурсах.
Может быть, стоило бы добавить ещё одно (но не следствие ли это, скорее, счастья, чем условие его?):
цельность самоощущения, согласие и слитность разных своих сторон и частей, отсутствие разлада, зазоров и уж тем более конфликта между ними.
http://lj.rossia.org/users/argjath/1895.html
(Вот, заодно, что такое вина: чувство + понимание того, что ты нанёс какой-то части бытия ущерб той или иной степени непоправимости [в сущности, ВСЁ непоправимо - чуть было не написала «неповторимо» - опечатка по Фрейду. И неповторимо, да - даже то, что повторяется. ОСОБЕННО то, что повторяется: в нём сильнее всего проступают различия.] А тем самым - точно тем же самым - и самому себе, ибо мы и мир, простите за банальность, не две разные вещи, но одно и то же. Просто одно и то же, и ничто сделанное в так называемом внешнем мире не остаётся без последствий для нас самих. Что бы мы ни делали, любым из действий мы что-то делаем с самими собой, и трудно сказать, что тут главное - пожалуй, главное и то, и другое.
В известном смысле, пожалуй, невозможно не быть виноватым - и есть слишком много возможностей быть виноватым нечаянно, незаметно, против собственной воли. Но, похоже, иногда об этом можно забывать: тогда-то и наступает то самое состояние счастья.
В известном смысле мы все - узурпаторы в бытии, существа со «встроенной» виной, уже фактом собственного рождения что-то нарушили и ущемили, а потому очень легко воспринять (я и воспринимаю) собственную жизнь как «отработку» этой первичной, изначальной вины, восполнение того ущерба в бытии, того нарушения равновесий в нём, которые образовались с нашим рождением.
Так вот я о том, что в состав счастья, по моему разумению, входят:
(а) свобода,
(б) отсутствие жгучих, тяжёлых, сущностных форм вины (ибо какая-то есть всегда),
(в) согласие собственного существования с тем, что мы чувствуем главными смыслами своей жизни и даже более того (собственного - недостаточно) - с тем, что мы чувствуем главными смыслами жизни вообще, бытия в целом.
Вот: счастье отличается от эйфории наличием смыслового компонента. Поэтому переживание осмысленности жизни - его непременное условие.
Поэтому, в частности, с тех пор, как guelman написал, цитируя Монтеня, что стремление к счастью - верный путь к тому, чтобы стать посредственностью (http://guelman.livejournal.com/84905.html?view=402857#t402857 ), - я с тех пор об этом думаю и ловлю себя на многообразном внутреннем сопротивлении этому.
(В амбициозной юности казалось: нет ничего хуже, чем стать «посредственностью», поэтому так и реагируется: слишком уж помнится. Рудиментарные смыслы).
Во-первых, проблематично само понятие «посредственности» (подразумевает наличие неких точек отсчёта, которые всегда произвольны сами по себе). Во-вторых, проблематична постановка в качестве ведущей цели того, чтобы так или иначе смоделированной посредственностью НЕ стать, а стать, напротив того, чем-то значительным и особенным (это достижимо разве что в качестве побочного продукта, мнится - а цели должны быть более существенные).
(В той же амбициозной юности думалось мне, что «человек измеряется значительностью целей». Чем дольше живу, тем заметнее сомневаюсь в том, что он вообще ИЗМЕРЯЕТСЯ.)
В-третьих, как только мы вводим в счастье «смысловой» компонент - стремление к нему перестаёт быть уделом «посредственностей» = пустых, не выраженных людей предположим, что такие есть). «Счастье» как состояние = внутренний «индикатор» нашего совпадения с чем-то (для нас) существенным, нашего соответствия этому существенному. Поэтому имеет смысл говорить о стремлении не столько к «счастью», сколько к тому, на что оно указывает.
Забыла добавить, что 3 перечисленных его компонента - в сущности, одно и то же. Просто увиденное в разных ракурсах.
Может быть, стоило бы добавить ещё одно (но не следствие ли это, скорее, счастья, чем условие его?):
цельность самоощущения, согласие и слитность разных своих сторон и частей, отсутствие разлада, зазоров и уж тем более конфликта между ними.
http://lj.rossia.org/users/argjath/1895.html