Свиток целиком в пост не поместился, так что, убедитесь, что
начало главы вы не пропустили.
~ Свиток четырнадцатый. Изнанка императора ~
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ 六 ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
- Раз мы говорим о Кикё-доно, я должен кое-что сказать, - голос сжавшего на коленях кулаки Тоты звучал убийственно серьёзно. - Я никому об этом не говорил, но сейчас, думаю, стоит рассказать.
- Что же это? - спросил Сэймэй.
- Масакадо превратился в железного демона-они не без причины.
- Ранее вы упоминали, что по словам Кикё-доно это было делом рук Окиё-но Оокими.
- Угу, - кивнул Тота. - Впоследствии, когда всё улеглось, я навестил Кикё-доно до её отъезда в храм Ниодзи в Каи…
- …
- Тогда Кикё-доно мне кое-что рассказала.
- Но Кикё-доно говорила, что не знает, какое искусство использовал Окиё-но Оокими, чтобы превратить Масакадо-доно в демона.
- Так и есть. Она этого не знала, но знала кое-что другое…
- Что же?
- Сейчас расскажу, - нахмурился Тота, словно припоминая нечто зловещее, и начал свой рассказ.
Тота навестил Кикё-доно в храме Ниннадзи на южном склоне Оутияма за день до её отбытия в Ниодзи. Тота встретился с ней в одной из монастырских келий. Они были только вдвоём. Он отпустил сопровождающих. И таился от Такико. В конце концов, Тота был тем, кто убил её отца. Ей было не понять тонкостей в отношениях между Тотой и Масакадо, а также Кикё. Что бы она подумала о том, что её мать встречается с убийцей её отца? Встретившись Тота и Кикё говорили обо всём связанном с Масакадо. И если бы Такико присутствовала, то узнала бы, что именно этот человек стал убийцей её отца. По этой причине её на встрече не было.
- Я обязан вам жизнью, - сказал Тота.
- О нет, я ничего не сделала, это всё ваши способности, Тота-сама.
Услышав её слова, Тота наконец-то понял. Скрытое в глубине сердца. Вот, значит как? Он пришёл сегодня, потому что хотел встретиться с ней. Хотел ещё раз услышать этот голос. Хотел дышать одним с ней воздухом. Слова благодарности были лишь поводом для встречи с ней. Встретиться, услышать этот голос, увидеть это лицо, Тота наконец признал это. Тота был с Кикё немногословен. Но чем дольше они общались, тем яснее он видел, как она красива. Чем дольше они были вместе, тем глубже она проникала в его сердце. Тота подумал, что понимает влюблённость Масакадо. Он даже подумал, не сделать ли её своей наложницей. Он вполне мог бы. Он был одним из главнокомандующих, подавивших восстание Масакадо. Не было ничего необычного в том, чтобы победитель забрал себе женщину побеждённого. Вот только… Тота несколько раз остановил готовые сорваться с губ слова. Неприемлемо. Он был убийцей Масакадо, а Кикё и Такико были на его стороне. Кикё уже обрезала волосы. Тота подавил свою страсть.
- Это в подарок, - достал что-то из-за пазухи Тота.
Серебряная шпилька.
- Это?
- Возьмите. Можете использовать сами, а если и нет, то продадите при нужде, - сказал Тота.
Сказать было больше нечего. Тота решил, что пора ему прощаться, как Кикё заговорила:
- Я должна вам кое о чём рассказать.
- О чём? - сердце Тоты забилось быстрее.
Но Кикё заговорила вовсе не о том, о чём о думал.
- Это о Масакадо-сама, - начала было Кикё.
Они уже пару раз упоминали в разговоре Масакадо. Но Тота говорил лишь о временах, когда он встречался с Масакадо в столице и о прочих несущественных мелочах. Он считал, что так будет лучше.
- Я долго сомневалась, рассказывать ли об этом. Думала, что лучше никому постороннему не стоит знать этого о Масакадо-сама. Разумеется, Масакадо-сама восстал против двора, и результат уже известен. Теперь уже не имеет значения хорошо или плохо о нём отзываются, но ради доброго имени Масакадо-сама я хранила молчание… - Кикё оборвала себя и в сомнении посмотрела на Тоту.
- Прошу, продолжайте, - кивнул Тота.
- Мне неприятно говорить о таких ужасных вещах, и, возможно после моего рассказа тот образ Масакадо-сама, что вы храните в своём сердце, исчезнет навсегда, - Кикё замолчала, словно у неё пересохло в горле, и несколько раз сглотнула. - Но, возможно, после моего рассказа вы лучше поймёте, почему это восстание не было замыслом самого Масакадо-сама.
- Ранее вы говорили, что Окиё-но Оокими подбил Масакадо-доно на это.
- Да, и вы тоже так решите, после моего рассказа.
Кикё начала свою историю.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ 七 ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Рассказ Кикё-но Маэ.
Когда его жена и дети погибли от рук Тайра-но Ёсиканэ Масакадо был в отчаянии. Он не ел, взывал к богам и буддам или выл в горах словно зверь. Боюсь, что я тогда ничем не могла ему помочь, потому что мы с Такико смогли сбежать из бухты Асидзу, тогда как Кими-но Омаэ-сама была убита. Ёсиканэ-сама нашёл и схватил Кими-но Омаэ-сама с детьми, а мы с дочерью смогли ускользнуть. И я узнала о том, что они были схвачены и убиты только после того, как Масакадо-сама меня спас. Он же рассказал мне о том, что он сам нашёл тела Кими-но Омаэ-сама и детей. И они были убиты жестоким способом. Детям вырвали сердца и отрубили головы, Кими-но Омаэ-сама была неоднократно изнасилована, а затем ей перерезали горло. Спаслись лишь мы с Такико. Узнав об этом, я была готова покончить с собой, но Масакадо-сама меня остановил.
- Я не вынесу если ещё и вы меня оставите, - в слезах сказал Масакадо.
Благодаря этому я отказалась от мыслей о смерти, но какое утешение я могла предложить Масакадо-сама? Если что и способно было смягчить его печаль, так это время, проводимое с Такико.
- Малышка, только ты одна переживёшь своего папу.
Но я видела, что скорбь его с каждым днём становилась только сильнее. Масакадо-сама худел день ото дня и уже совсем не походил на себя. Я не знала, может ли глубочайшее горе убить человека, но глядя на Масакадо-сама, я понимала, что может. Но это не то же самое, что самоубийство от отчаяния. Из-за этой глубокой печали его смерть тоже становилась печальной. И когда я уже задумывалась о том, сколько же ещё дней он проживет, появился тот человек, Окиё-но Оокими. И я должна сказать, что если бы Окиё-но Оокими не появился бы тогда, Масакадо-сама умер бы от истощения.
- Ах, Масакадо, Масакадо, - сказал ему Окиё-но Оокими. - Ты скорбишь. Но что пользы в твоей скорби? Так ли она нужна, Масакадо? Тебя переполняют чувства, они же делают твою скорбь сильнее. Могущественнее. Твоя собственная скорбь уничтожает тебя, Масакадо…
Я до сих пор помню эти его слова. И казалось, что это Окиё-но Оокими практически забавляет.
- Слушай, Масакадо, я пришёл тебя испытать, - сказал Окиё-но Оокими. - Если ты пройдёшь испытание, то снова вернёшься к жизни. А не сможешь, ну… ты всё равно умираешь.
В тот момент Окиё-но Оокими казался мне словно не от мира сего. Не человеком. Чудовищем в человеческой шкуре.
- Масакадо, отбрось скорбь ради жизни. Твоё тело уже горит в пламени скорби. Замени её ненавистью и гневом. Скорбь иссушает тело, ненависть и гнев же иногда могут спасти. - Прошептал Окиё-но Оокими на ухо Масакадо. - Что хорошего в твоём состоянии, Масакадо? Что хорошего?..
Но глаза Масакадо-сама оставались пусты, и он не ответил. Тогда…
- А Ёсиканэ ещё жив.
И эти слова Окиё-но Оокими попали прямо в сердце Масакадо-сама.
- Тайра-но Ёсиканэ, изнасиловавший и убивший твою жену, убивший твоих детей, всё ещё жив.
В этот момент глаза Масакадо-сама вспыхнули.
- Послушай, Масакадо, - продолжал шептать ему на ухо Окиё-но Оокими. - У меня есть кое-что для тебя.
Окиё-но Оокими отодвинулся от уха Масакадо и положил руку ему на плечо.
- К северо-востоку отсюда в Змеином лесу стоит шестигранный храм. Там я кое-что для тебя приготовил. Нынешней ночью возьми факел и приходи туда. Приходи один, - сказал он. - Приходи, если не готов простить Ёсиканэ.
С этими словами Окиё-но Оокими ушёл.
Позже той ночью… Я было остановила Масакадо-сама из-за какого-то неясного предчувствия. Однако он не стал меня слушать и ушёл. Масакадо-сама едва стоял на ногах, его качало на каждом шагу.
- Если вы должны идти - идите. Но, по крайней мере, возьмите с собой меня или кого-то смышлёного в сопровождающие, - сказала я ему.
- Я пойду один!
И Масакадо-сама в одиночестве отправился в Змеиный лес. Я растерялась. Позвать кого-то и отправить вслед за Масакадо-сама? Но я не решилась. Кто знает, что этот человек увидит в Змеином лесу… После некоторого раздумья я решилась, и сама отправилась вслед за Масакадо-сама. К счастью, Такико уснула. Полная луна освещала всё вокруг. Я переоделась в мужское косодэ и не взяв с собой даже факела поспешила за Масакадо-сама. Если бы я шла с зажжённым факелом, он бы тут же меня заметил, а без огня у меня была возможность остаться незамеченной, так я решила. Обычно женщине было бы не угнаться за Масакадо-сама. Но тело его ослабло, а ещё он взял с собой зажжённый факел. Я поспешила в сторону Змеиного леса и там увидела свет его огня. Тогда я замедлила шаг и последовала за ним. Вот уже впереди замаячил чернильно-чёрным Змеиный лес. Освещая дорогу факелом, Масакадо-сама вошёл в лес. Я шла следом.
Лес назывался Змеиным, потому что в нём жила огромная змея, а ещё говорили, что если кто зайдёт глубоко в лес, то непременно заблудится, потеряет дорогу назад да так и сгинет там. Я раньше только собирала травы, растущие у кромки леса, не заходя в чащу, и теперь впервые вошла глубже, чем на десять шагов. Откуда в таком лесу взяться человеческому присутствию, не говоря уже о шестиугольном храме? Я с недоверием отнеслась к словам об этом храме. Даже если он существовал, как было его отыскать в лесу? Не было ли это просто уловкой, чтобы заманить Масакадо-сама ночью в лес?
Но, к моему удивлению, этот храм существовал на самом деле. Мы вышли к словно вырубленной поляне в лесу, в центре которой возвышался жуткий чёрный шестиугольный храм. До этого я шла за светом факела в руках впереди идущего Масакадо-сама, а теперь вокруг него не было деревьев, и огонь едва-едва освещал здание храма. Окиё-но Оокими не соврал.
Пошатываясь, Масакадо-сама поднимался по ступеням вверх, пока наконец не ступил на веранду перед входной дверью. В правой руке он сжимал факел, а левой распахнул дверь и вошёл внутрь. Когда Масакадо-сама вошёл, дверь за ним закрылась сама собой. Я потихоньку подошла ближе. Без колебаний я поднялась по лестнице до самой веранды. И тут… Из храма раздался жуткий, похожий на звериный вой. Он был ужасен. Я почти лишилась чувств, но даже тогда я глубоко в душе подозревала, что это был вовсе не зверь, это был крик Масакадо-сама. О-о-о… А-а-а… Разрывающие в клочья сердце стоны. Подобный звериному полный страдания голос. Га-га-а-а, го-го-о-о! Я знала, что это. Масакадо-сама катался по полу и выл. Что такого он там видел во тьме? Что приготовил для него Окиё-но Оокими? Слыша эти крики, я хотела войти внутрь и молча обнять Масакадо-сама, но не могла этого сделать. Я боялась увидеть то, что там приготовил Окиё-но Оокими. Мне казалось, никто не должен был это видеть. Оно было предназначено лишь для одного Масакадо-сама.
Если бы я вошла туда вслед за ним… Если бы увидела его завывающего этим голосом, что бы подумал Масакадо-сама? Масакадо-сама не любил показывать свою слабость. С такими мыслями я не сделала ни шагу. Затем я подумала о том, когда он выйдет из храма. Что если он выйдет прямо сейчас и поймёт, что я была здесь? Он поймёт, что я не послушалась и последовала за ним, да ещё и слышала его крики. Так что я решила отойти. Я подумала спрятаться в лесу. Я припомнила, что изредка мелькавшая среди деревьев луна была по левую руку, значит на обратном пути она будет справа, и я пошла в ту сторону. Мне казалось, что я смогу выйти из леса даже без путеводного света факела Масакадо-сама.
Той ночью я ждала не смыкая глаз, но Масакадо-сама так и не появился. Он пришёл лишь когда вновь опустились сумерки.
- Я беспокоилась, - сказала я ему. - Что вы делали в лесу?
- Ничего, - ответил Масакадо-сама, и всё на этом.
Сколько я ни спрашивала позже, он так и не ответил. Но самое странное, что после этого его походка стала будто бы увереннее, и он казался, пусть и немного, бодрее. С этого времени Масакадо-сама уходил каждый вечер с наступлением темноты. И всегда возвращался на рассвете.
- Куда вы ходили? - спрашивала я.
- В Змеиный лес, - отвечал Масакадо-сама.
Но на вопрос о том, что он там делал, Масакадо-сама не отвечал. Странно и то, что он почти перестал есть, но день за днём становился всё здоровее и бодрее. Кожа его вернула свой блеск, а похудевшее тело постепенно обретало былую силу. В то же время Масакадо-сама становился всё выше. Может быть, он ел что-то в том шестиугольном храме в Змеином лесу?.. Эта мысль так меня напугала, что все волосы на моём теле стали дыбом, и я не смогла сдержать дрожь. Без сомнения, он что-то там ел. Я была уверенна в этом. Я не знала, что он ел, но это объясняло происходящие с Масакадо-сама изменения. Но что это было?!
Дни шли за днями, речь Масакадо-сама становилась всё более грубой. Но тогда это замечала только я одна. В левом глазу Масакадо-сама появился второй зрачок. Наверное, прошёл месяц с тех пор, как Масакадо-сама впервые отправился в Змеиный лес, потому что снова светила полная луна. Я набралась смелости и снова последовала за Масакадо-сама. Мне было страшно, но ещё больше мне было невыносимо видеть, как он постепенно теряет свою человечность.
Всё было, как и в ту ночь месяц назад. Я вошла вслед за Масакадо-сама в Змеиный лес. Затем снова оказалась перед шестиугольным храмом. Масакадо-сама с факелом в руках поднялся по ступеням и, открыв дверь, вошёл внутрь. Я тихонько поднялась по лестнице до двери, как вдруг…
- О-о, ой, - раздался протяжный и мучительный, похожий на звериный вой, голос из шестиугольного храма.
- Заждались?.. - произнёс Масакадо-сама. - Ёсинао… Масакуни… Кэйто… Тисэмару…
Масакадо-сама называл имена одно за другим. Это были имена детей Масакадо-сама, убитых вместе с Кими-но Омаэ-сама в бухте Асидзу.
- Сацуки…
Следующим Масакадо-сама назвал имя умершей Кими-но Омаэ-сама. А затем раздался леденящий вены звук. И ещё один. И ещё. Звук вонзающихся в плоть зубов. Вонзающихся и разрывающих. Клацающих друг о друга. Клац-клац. Звук словно кто-то что-то жевал и громко проглатывал. Клац-клац. Чавк-чавк. Зубы с хрустом разгрызали что-то твёрдое. Похоже, Масакадо-сама что-то ел в этом шестиугольном храме. Я не знаю, почему я не убежала. Наверное, столкнувшись с ужасным, человек может как-то обрести решимость. Вместо того, чтобы убежать от этого кошмара, я решила заглянуть внутрь этого шестиугольного храма. Дверные панели были неплотно подогнаны, и в щель между досками можно было увидеть происходящее внутри. Я заглянула в щель одним глазком, и увидела, как ест Масакадо-сама. Я сначала даже не поняла, что именно я увидела. На стене в специальном железном креплении висел горящий факел. Он освещал всё пространство шестиугольного храма. Я увидела то, от чего волосы на теле встали дыбом. Что-то странное валялось на полу прямо перед Масакадо-сама. Затем сквозь щель между дверными досками до меня донеслась вонь. Сдерживая рвотные позывы, я смотрела на происходящее внутри шестиугольного храма.
- Масакуни, теперь твоя левая рука?.. Ёсинао, твои внутренности… Тэсимару, хочешь, чтобы я высосал эти глаза?.. Сацуки, мясо с твоих щек?..
Так приговаривая, Масакадо-сама грыз плоть и кости с выкопанных трупов Кими-но Омаэ и четырёх её детей. Масакадо-сама пожирал свою жену и детей. Пять их тел. Из его глаз катились слёзы.
- О, Масакуни… - он вонзил зубы в шею маленького тела, которое держал в руках.
Вот что приготовил Окиё-но Оокими для Масакадо-сама - выкопанные тела Кими-но Омаэ-сама и детей. Я потеряла дар речи. Масакадо-сама рыдал и ел их, и становился здоровее и выше. Я мысленно кричала. А затем, можете посмеяться надо мной, Тота-сама, я позавидовала пожираемой плачущим Масакадо-сама Кими-но Омаэ-сама. Вот так, Тота-сама, съев свою жену и детей, он превратился в того Масакадо-сама, которого вы видели. Наверное, второй зрачок был от ещё не разложившегося глаза Тэсимару-сама. И так он обрёл мощь и вырос до семи сяку.
- Снова пришел, Масакадо?
Я хорошо помню, как Окиё-но Оокими спросил его тогда.
Раньше Масакадо-сама боролся за власть над домом Тайра, но теперь в его сердце не было места даже для поднятия восстания. Мысли об этом пришли только позже. И подбил его на это Окиё-но Оокими.
- Слушай, Масакадо, давай уничтожим эту страну. Если её не станет, ты сможешь стать императором новой страны, - так сказал Окиё-но Оокими Масакадо-сама. - Если ты станешь правителем этой страны, то вся твоя борьба за дом Тайра закончится! И ты отслужишь заупокойную по умершим Кими-но Омаэ-сама и детям.
Масакадо-сама согласился с этим и первым делом решил восстановить мир в провинции Канто. Что было дальше вы все знаете. Тота-сама… Мне посчастливилось встретить вас, не думаю, что кто-то ещё кроме вас мог бы спасти Масакадо-сама. Но в том, что Масакадо-сама стал таким, вина Окиё-но Оокими. Отвратительный Окиё-но Оокими… Он манипулировал Масакадо-сама. Я не знаю, что в будущем люди станут говорить о Масакадо-сама, но я рассказала вам, Тота-сама, об этом, чтобы вы знали правду в своём сердце. Я отбросила бренное существование и вошла в храм, и то, что вы меня навестили, неожиданное счастье. Мне повезло, что я встретилась с вами, Тота-сама.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ 八 ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
- Это была моя последняя встреча с Кикё-доно… - опечаленно сказал Тота, словно бы припомнив то время.
Примерно через год после того, как Кикё рассталась с Тотой и вошла в храм, она была кем-то жестоко убита.
- Когда именно умерла Кикё-доно? - спросил Сэймэй.
- Мы встречались с ней в храме Ниннадзи в пятом месяце третьего года Тэнтоку…
- А умерла она в четвертом году?
- В седьмом месяце, - сказал Тота.
- Понятно, - сказал Сэймэй и посмотрел на Оно-но Ёсифуру. - А Тофу-сама столкнулся с тем кошмаром, когда демоны-они съели девушку, с которой он встречался…
- В седьмом месяце девятнадцать лет назад… В четвёртом году Тэнтоку, - ответил Ёсифуру.
- Угу.
Сэймэю на ум пришёл образ парада сотни демонов. Демоны, несущие части человеческих тел. Повозка Камо-но Тадаюки. Слуга, которого эти демоны сожрали. Камо-но Тадаюки возвращался в столицу. Похоже, это тоже случилось в седьмом месяце четвёртого года Тэнтоку.
- Что такое? - спросил Ёсифуру Сэймэя.
- Ничего, - слегка покачал головой Сэймэй. - Просто подумал, что уже столько лет прошло.
Он не стал упоминать о том, что случилось девятнадцать лет назад.
- Окиё-но Оокими использовал какое-то запретное мастерство, тихо пробормотал Дзёдзо, словно только и ждал паузы в разговоре. - Ясунори-доно, вы знаете способ превращения человека в демона, при котором нужно поедать человеческие тела?
- Не думаю, что встречал подобное, ни в хрониках «Чуньцю»
[3], ни в «Ле-цзы»
[4], ни в «Чжуан-цзы»
[5], ни даже в «Каталоге гор и морей»
[6].
- Хм.
- Разумеется человека можно превратить в демона, тут нет ничего невозможного. Более того, человек может стать демоном, если его сердце переполнено глубочайшим страданием, но…
- Но тело Масакадо было словно из железа…
- Позвольте мне сказать, - раздался голос Сэймэя.
- Что такое, Сэймэй? - спросил Ясунори.
- После рассказа Тоты-сама мне кое-что пришло в голову.
- Да?
- Не было ли это кодоку?
- Кодоку?!
Кодоку. Ещё один типичный, наряду с энми, способ наложить проклятье на человека. Для энми в куклу вкладывали ногти или волосы проклинаемого и вбивали в неё гвозди. Проклятый заболевал и со временем умирал. Для кодоку использовали ядовитых существ. Отлавливали множество змей, жаб, пауков, многоножек и крыс, помещали их в большой сосуд и закрывали его крышкой. Там они пожирали друг друга. Можно было использовать только змей, а можно было смешивать разные виды. Через месяц или два крышку открывали. Внутри оставалось одно существо, сожравшее всех остальных. Его превращали в сикигами и использовали, чтобы навести порчу. Единственное выжившее существо впитывало в себя дух всех умерших насекомых и гадов и становилось необычайно сильными сикигами. Разумеется, Ясунори знал, что такое кодоку, но не мог понять, почему Сэймэй о нём заговорил.
- Сэймэй, ты говоришь кодоку… - начал он и прервался на полуслове.
Похоже, ему пришла в голову какая-то идея.
- Хм… Вот, значит, как, Сэймэй?
- Понятно, - кивнул Дзёдзо. - Окиё-но Оокими ужасен. Значит, ты говоришь, что он провёл кодоку над Масакадо-доно, превратив его в сикигами, восставшего против столицы, да?
- Да, - склонил голову Сэймэй.
- Сэймэй-доно, о чём вы говорите? Я ничего не понял, - сказал Оно-но Ёсифуру.
- Я тоже не понял, Сэймэй-доно, - присоединился к нему Хиромаса. - Я знаю, что такое кодоку, но никак не могу понять, какая тут связь с Масакадо-сама.
- Хиромаса-сама, - повернулся к нему Сэймэй. - Окиё-но Оокими использовал Восточные провинции, как сосуд для кодоку.
- Чт-что?!
- Выживший в охватившей Восточные провинции борьбе за дом Тайра Масакадо-сама впоследствии съел тела своих жены и детей.
- И это то самое поедание друг друга?
- Да.
- Такое, такое вообще возможно?
- Думаю, он смог это сделать.
- Окиё-но Оокими?!
- Да, - кивнул Сэймэй.
Хиромаса не находил слов.
- Сэймэй-доно, - сказал Тота. - Мы можем что-то сделать с возродившимся Масакадо?
- Да, - кивнул Сэймэй, но вместо ответа задал встречный вопрос. - Тота-сама, если предположить, что Масакадо-сама вернётся в Восточные провинции и попытается там командовать, что произойдёт?
- Войска Канто не послушаются. В клане Тайра многие сражались против Масакадо.
- Многие?
- Примерно половина.
- Значит, недостаточно, чтобы вновь угрожать столице.
- Однако…
- Однако?
- Не могу сказать, - покачал головой Тота.
- Вы говорите о Митиноку, - сказал Сэймэй.
На лице Тоты отразилось удивление.
- Если вы с лёгкостью это увидели, то мне нет нужды скрывать. Всё, как вы и думаете, Сэймэй-доно.
- Митиноку - земля вне Восточных провинций, там живут отступники, многие из которых с готовностью поддержат восстание Масакадо. Я бы на месте Масакадо-сама сначала направился в Митиноку, затем уладил дела в Восточных провинциях, а уж потом поднимал восстание против столицы…
- Эй, - подал голос Ёсифуру. - Ты говоришь, Масакадо не отправился на восток?
- Да.
- Мы должны как можно скорее выяснить местонахождение Масакадо! - сказал Ёсифуру, пристально глядя на Дзёдзо.
- Вот пепел и пригодился, - сказал Сэймэй Дзёдзо.
- Что?! - перевёл взгляд с Дзёдзо на Сэймэя Ёсифуру.
- У пепла от сгоревшей головы Масакадо-сама есть множество применений. Можно использовать его, чтобы узнать, где сейчас Масакадо-сама, - сказал Сэймэй.
- Вот как…
- Можно-то можно, но это рискованно.
- Рискованно?
- Наш противник в свою очередь может узнать, где находится пепел.
- Кхм-хм… - закашлялся Ёсифуру.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ 九 ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
- Слушай, Сэймэй, - сказал Хиромаса, когда они возвращались в повозке домой.
- Что, Хиромаса?
- У тебя недавно было такое довольное лицо.
- Когда это?
- Когда ты говорил о том, что Масакадо-доно подчинит Митиноку, потом Восточные провинции и пойдёт на столицу.
- Ты так это видел?
- Да.
- Значит, так оно и есть.
- Что?!
- Мне лично, Хиромаса, не важно император ли в столице или Масакадо-доно.
- Почему?
- Вдруг Масакадо-доно сделает эту столицу интересным местом?
- По-подожди, Сэймэй… - Хиромаса огляделся, словно проверяя, что кроме них никого больше в повозке нет. - Ты что такое говоришь?
- Я говорю правду.
- Не глупи, Сэймэй. Я могу понять, что у тебя на сердце, но не смей говорить что-то подобное кому-то ещё!
- Так я и говорю только тебе, Хиромаса, - улыбнулся Сэймэй.
- Ты иногда говоришь возмутительные вещи. Мне страшно даже просто слушать.
- Возмутительные?
- Да, как вот сейчас о действиях Масакадо-доно.
- А что не так?
- Сначала я удивился, но твои слова определённо имеют смысл. Я даже согласно кивнул.
- Так это же хорошо, нет?
- Нет!
- Почему?
- Я тогда ничего не сказало, но если Окиё-но Оокими на самом деле провёл кодоку, используя в качестве сосуда Восточные провинции, то…
- То?
- То получается… - Хиромаса закрыл рот, не договорив, и покачал головой.
- Что получается?
- Прекрати. О таком нельзя говорить.
- Правда?
- Правда.
- Хиромаса, мне сказать это за тебя? - спросил Сэймэй, пристально глядя на Хиромасу.
- За меня?
- То, что ты сейчас не смог сказать.
- О чём ты говоришь? Не думаю, что ты это знаешь.
- Знаю, - кивнул Сэймэй и спокойно добавил. - Это дела «того человека».
- Чт-что? Какого человека? - растерялся Хиромаса.
- Я прав?
- О чём ты говоришь? Я не понимаю, почему ты всегда называешь императора «тот человек».
- Не называю.
- Как?!
- Я просто сказал «тот человек». Ни слова не упомянул об императоре.
- Чт…
- Если Восточные провинции могут считаться сосудом для кодоку, то почему бы и всей Японии им не быть. Ведь это ты хотел сказать, Хиромаса?
- О чём ты говоришь?
- Продолжаю твою мысль.
- Я такого не говорил.
- Спокойно, Хиромаса, это только между нами.
- …
- Сам император тоже порождён кодоку, сосудом в котором являлась вся Япония, - сказал Сэймэй.
Хиромаса промолчал. Некоторое время был слышен лишь стук колёс бычьей повозки.
- Знаешь, Сэймэй, у меня от твоих слов голова кругом, словно небо с землёй поменялись местами. Всё, во что я привык верить, предстаёт в другом свете…
- Это же хорошо, нет?
- Возможно, что и хорошо, но за сегодня столько всего произошло, что я не могу сказать точно.
- …
- Наверное, Сэймэй, ты говоришь правильные вещи.
- …
- Но мне, чтобы их принять, нужно немного больше времени.
- Угу.
- У меня есть свой темп, не подгоняй меня. Если меня торопить, я вообще сойду с дороги.
- Ты прав, Хиромаса…
- Что, ты вот так просто согласился, Сэймэй?..
- Оставим пока вопрос императора и кодоку. Давай поговорим о воскрешении Масакадо-доно.
- Угу, - кивнул Хиромаса и внимательно посмотрел на Сэймэя. - Что ты планируешь делать, Сэймэй?
- Что я планирую?
- С пеплом, - Хиромаса посмотрел на лежащий на коленях Сэймэя тряпичный мешочек.
Дзёдзо поделился с ними пеплом от сожжённой головы Масакадо.
- Ну, использую для чего-нибудь.
- Для чего?
- Я ещё не решил.
- Как?!
- Разве я не говорил уже, его можно по-разному использовать. Я как раз обдумываю что бы с ним сделать, - сказал Сэймэй.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ 十 ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Гигантский мужчина ростом в семь сяку стоял посреди пещеры. Он был полностью обнажён. Алые отблески огня плясали на его крепком теле. Тайра-но Масакадо был таким же, как и двадцать лет назад. Только без правой руки. Масакадо ощупывал левой рукой свою голову, грудь, живот, ягодицы, бёдра. Повсюду, где он касался, были красные рубцы. Даже на шее.
- Давно я не чувствовал своего тела…
Он сделал шаг, другой.
- Даже забыл, как ходить.
Вокруг Масакадо на коленях сидели мужчины. На ногах были лишь он, человек в чёрных одеждах и девушка в накидке-кацуги.
- Двадцать лет, Масакадо-доно, - сказал мужчина в чёрном.
- Окиё-но Оокими?! - отняв руку от шеи Масакадо посмотрел на мужчину.
Мужчина в чёрном, Окиё-но Оокими, кивнул.
- Двадцать лет? - спросил Масакадо.
- Да.
- Что случилось? Мой клан пал?
- Нет, - сказал Окиё-но Оокими. - Разве вы, Масакадо-доно не вернулись к жизни?
- …
Масакадо стоял, гордо выпрямившись и словно наслаждаясь видом своего тела. Затем он поднял взгляд к тёмному потолку над головой.
- Двадцать лет… - пробормотал он.
- Враг всё ещё жив.
- Враг?
- Дзёдзо, Тавара-но Тота, Оно-но Ёсифуру, Минамото-но Цунэмото…
- Вот как…
- Тайра-но Масаёри-доно, Тадзи-но Цунэаки-доно, Фудзивара-но Харамоти-доно, Бунъя-но Ёситацу-доно, Тайра-но Масафуми-доно, Тайра-но Масатакэ-доно, Тайра-но Масатамэ-доно, все сложили свои головы.
- Правда?
- Кикё-сама тоже не стало.
- Кикё?!
- После войны она стала монахиней и вошла в храм, но на неё напал кто-то по приказу двора…
- Говоришь, её убили?
- Да.
- О-о-о, - Масакадо провёл рукой по волосам, расчёсывая длинные пряди. - О-о-о…
Тело его раскачивалось из стороны в сторону.
- Масакадо-сама, когда вы вернулись в этот мир, многие поспешили вам на встречу. И теперь мы должны слова восстать, чтобы отомстить за двадцатилетние обиды.
- Ха-ха, - шумно выдохнул вцепившийся в голову Масакадо и замер.
Взгляд Масакадо остановился на единственной женщине. Женщине укрытой белой накидкой-кацуги. Она подняла покрывало. Из-под него показалось её белоснежное прекрасное лицо. Со слезами на глазах она смотрела на Масакадо.
- Ты…
- Такико.
- Та-такико… Малышка Таки?
- Давно не виделись, отец.
- О, Такико! Такико-химэ. Ты жива, жива…
- Счастлива снова видеть вас, отец, - Такико в несколько шагов подошла к Масакадо. - Вы снова начнёте войну?
Такико стояла прямо перед Масакадо.
- Такико… - из глаз Масакадо катились слёзы.
- Я не хочу воевать. Больше не хочу, - сказала Такико, глядя на Масакадо.
- Масакадо-доно, - позвал Окиё-но Оокими и положил руку на плечо Масакадо. - Нам есть о чём поговорить, но сначала вам нужно одеться. А затем я вам всё расскажу. Выпейте горячей воды и отдохните.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ 十一 ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
- Меня беспокоит эта Кисараги-доно, - сказал Сэймэй, пока они ехали в повозке.
- Кисараги-доно? - спросил Хиромаса.
- Помнишь рассказ Тофу-доно?
- Угу.
- Как он сказал, девятнадцать лет назад загадочный мужчина с помощью демонов-они собирал из частей человеческое тело.
- Это Окиё-но Оокими собирал тело Масакадо-доно, да?
- Скорее всего.
- И что же?
- Там была девочка.
- Да.
- Эта девочка смотрела на части тела и каким-то образом выбирала нужные.
- Угу.
- Предположим, что той девочкой была пропавшая в тот год из храма Ниодзи Такико-химэ.
- Хм.
- Окиё-но Оокими забрал из храма Ниодзи Такико-химэ и отобрал с её помощью части тела её отца, Масакадо-доно. Такой напрашивается вывод, да?
- Возможно.
- К тому же, кто-то в то же время лишил жизни Кикё-доно.
- Ты считаешь, Окиё-но Оокими её убил?
- Точно не знаю. Но думаю, что да.
- Ох…
- Если Окиё-но Оокими стал Сёсэном, то Кисараги-доно, что была при нём…
- Такико-химэ.
- Угу.
- Тогда та женщина, что виновата в болезни Цунэмото-доно, и приходившая украсть Коганэмару Тоты-доно, и та, что появлялась у Тофу-доно…
- Такико-химэ или же Кисараги-доно.
- Слушай, Сэймэй, похоже, ты прав. Я тоже что-то такое подозревал…
- Я об этом не говорил, но Дзёдзо-доно и Ясунори-доно наверняка догадались.
- Я понимаю. Но ты недавно сказал, что Кисараги-доно тебя беспокоит, что ты имел в виду?
- Я боюсь, что она в опасности.
- В опасности? Кисараги-доно?
- Да.
- Почему?
- Потому что Такико-химэ, Кисараги-доно - единственная слабость воскресшего Масакадо-доно, - сказал Сэймэй.
- Что?!
- Завтра нужно кое-куда съездить.
- Куда?
- В усадьбу Тайра-но Садамори-сама.
- Зачем тебе туда?
- Встретиться с Корэтоки-доно и кое о чём его попросить.
- О чём?
- Узнаешь, если поедешь.
- Если поеду?
- Угу, - кивнул Сэймэй и спросил Хиромасу. - Поедешь?
- С тобой?
- Угу.
- По-поеду, - кивнул Хиромаса.
- Значит, едем.
- Едем.
И они поехали.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~конец свитка~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
3. Чуньцю («Вёсны и осени») - анналы древнекитайского государства Лу, охватывающие период Чуньцю (с 722 по 479 гг. до н. э.).
4. «Ле-цзы - название древней китайской книги, иногда также применяется по отношению к её автору. Буквально переводится как «[Трактат] учителя Ле». В книге излагаются представления даосской натурфилософии, онтологии и космологии, прежде всего учение о развертывании единого первоначала в мир «тьмы вещей».
5. Чжуан-цзы - даосская книга притч, написанная в конце периода Сражающихся царств (III век до н. э.) и названная по имени автора. Наряду с Дао дэ Цзином является основополагающим текстом даосизма.
6. Шань хай цзин, то есть «Книга гор и морей» или «Каталог гор и морей» - древнекитайский трактат, описывающий реальную и мифическую географию Китая и соседних земель и обитающих там созданий. Это произведение, создание которого традиционно приписывается легендарному Великому Юю, в действительности было написано в течение последних веков до нашей эры и первых веков нашей эры (период Сражающихся царств - династия Хань).