Кофе
Давайте я расскажу, как я работал бариста. Вы же знаете, кто это такой? Вот. А когда я работал, слово ещё только входило в моду, и многие мои знакомые даже спрашивали: как, тебе платят за то, что ты просто варишь кофе? Тогда я их поправлял: я варил кофе красиво. С шиком. С изюминкой. На дворе был две тысячи пятый, или около того, и потому мои знакомые крутили пальцами у виска. А мне нравилось. Тогда кофейни только открывались, и во всём городе их было что-то около пяти. В трёх из них я поработал.
Проблемы начались, когда я встретил Её. Она была прекрасна как... Даже не знаю. Как чистая барная стойка в утреннюю смену. Она подошла к стойке и улыбнулась - а я тогда был совсем зелёным юнцом, мне там едва восемнадцать стукнуло, а тут Она... Короче, я смутился. Да, я тогда это умел. Так вот, она попросила кофе. В то время рисование сердечек на молочной пене ещё не было мэйнстримом, но я прошёл новомодные курсы, и потому умел. Так вот, нарисовал я ей такое сердечко, что Леонардо бы в гробу перевернулся. И знаете что? Ей, блин, понравилось!
Она приняла у меня чашку, и на секунду наши пальцы соприкоснулись. Я залился краской настолько, что индейцы приняли бы меня за своего. А она снова улыбнулась, но рук не отняла. Несколько секунд мы так стояли, держа кружку и легонько касаясь друг друга кончиками пальцев. Но потом она начала пить.
Простите, опишу я это скупо, потому что до сих пор жутко. Она поднесла кружку к губам, свернула их в трубочку, и втянула воздух, с таким вот звуком, который можно было бы назвать антисвистом. И вся пена, весь узор исчезли в её необъятной глотке. Потом она открыла рот, заглотила, наверное, пол чашки, и с тем же антисвистом. Но этого ей оказалось мало: она поставила чашку на стол, взяла ложечку и начала мешать, постукивая по краям и соскребая с них пенку. И после этого она облизала эту ложку, и язык её был длинным, широким и шершавым. Я так позеленел, что меня могли бы принять за своего уже не индейцы, а рептилоиды. А она облизала внутренность кружки, да так, что кусок пены прилип к её носу, а затем облизала и нос. Да, её язык дотянулся до кончика носа. После этого она залихватским движением утёрлась рукавом, прихрюкнула - и снова улыбнулась.
Знаете, улыбка была очаровательной. Но я не мог этого выдержать. Я спрятался за стойку и до конца смены не выходил.
Наш директор, Виктор Павлович, был на редкость понятливым человеком. Он сразу сказал: ещё раз повторится - уволит. Я вздохнул, надеясь, что Она больше не переступит порога моей кофейни. Но увы: она пришла на следующий же день, в это же время. Я позорно спрятался в кухне, а обслуживал её Костян.
- Ну как? - спросил я его когда Она ушла.
- Да ничего, - ухмыльнулся Костя.
- А девушка как?
Костя похихикал. Да, мы с ним были ровестники.
- А язык?! - уже едва не кричал я.
- А что язык? - не понял Костя. - Русский...
Я махнул рукой. Вечером получил вежливый нагоняй от Виктора Павловича и ушёл домой.
На третий день я решил, что я профессионал. Я прошёл двухдневные курсы, я даже знаю, как называется эта хреновина, ну, которой кофе трамбуют в этой штуке. Я даже сердечки рисовать умею! Я справлюсь.
Увы. Вечером я сам явился к Виктору Павловичу с повинной. Рассказал всё как есть. Он покивал. Сказал, что понимает. Сказал, что даст лучшие рекомендации к своему другу, который открыл кофейню. Уволил без выходного пособия.
Как звали его друга я уже не помню. Несколько дней прошли нормально, пока пообвыкся, пока с оборудованием разобрался. Кстати, у Виктора Павловича было лучше по этой части. Так вот, не прошло и недели, как снова она. У нас за стойкой было двое барист, и я хотел уж откосить, но Она стрельнула в меня своим взглядом и сказала:
- Пусть приготовит он.
Я сглотнул. Приготовил лучший свой кофе, чувствуя себе самураем перед харакири. Принял этот тяжёлый удар, выдержал. Но вечером заявление уже лежало на столе. Кофеен, как я уже говорил, в городе было пять. Устроился я легко, спасибо Виктору Павловичу за его "пожалуй, лучший бариста, что у меня работал."
Так вот, там я был уже готов. Я ждал, что она вновь придёт за мной. Во сне её видел! Как она тянет свои руки ко мне, берёт ими чашку, затем вытаскивает язык как Джинн Симмонс - и начинает не пить, а всасывать кофе через него как через трубочку, издавая ртом тот же антивсист, а затем облизывает кружку, стучит по ней ложкой с этим жутким звуком... Короче, спал я плохо.
И вот однажды Она пришла. На двери висел колокольчик, и уже по одному его тревожному звону я понял: по мне. Она вошла, и в глазах Её было что-то потустороннее.
- Ты что, избегаешь меня? - спросила Она. Мне тогда показалось, что голос Её идёт из недр преисподней.
Я сглотнул.
- Чего Вам приготовить?
- И давно это мы на вы? - нахмурилась Она.
Я снова сглотнул.
- Мне как обычно, пожалуйста, - спокойно сказала она.
И тут я понял, что я должен сделать. Я должен её убить. Тут уточню. Эта самая третья кофейня принадлежала Боре, местному новому русскому, который насмотрелся на кофейни за бугром. Потому оборудование было новейшим, а темпер - тяжёлым. А ещё иногда сюда приходили попить кофе остепенившиеся дружки Бори, поэтому под стойкоф лежала бейсбольная бита. Короче, я был во всеоружии. Но я бариста, сказал я себе. Я профессионал. Я сделаю это тонко.
Бариста не опустится до ударного оружия. Зачем, если у него есть доступ к напиткам? Да, путь бариста - это путь смерти. Всё такое.
Я не подошёл к кофемашине. Я достал из кармана маленький пакетик, ополоснул стакан кипятком, заполнил им же на три четверти - и высыпал туда содержимое пакетика. Затем достал маленькую такую пластиковую ложечку и размешал. И подал получившуюся субстанцию ей.
- Что это? - спросила она.
- Как обычно, - развёл руками я.
И она поднесла стакан к губам.
Сделала маленький глоток.
Тихий.
А потом подняла на меня глаза.
- Это был, - раздельно сказала она, - не Nescafe.
И в глазах её был приговор.
Короче, больше я в том городе не появлялся, а быстренько, буквально за неделю окончил курсы программиста, устроился в крупную финансовую компанию техническим директором, получал бешенные деньги, перестал волноваться и полюбил ядерную бомбу. Но кофейни до сих пор обхожу стороной.
Проблемы начались, когда я встретил Её. Она была прекрасна как... Даже не знаю. Как чистая барная стойка в утреннюю смену. Она подошла к стойке и улыбнулась - а я тогда был совсем зелёным юнцом, мне там едва восемнадцать стукнуло, а тут Она... Короче, я смутился. Да, я тогда это умел. Так вот, она попросила кофе. В то время рисование сердечек на молочной пене ещё не было мэйнстримом, но я прошёл новомодные курсы, и потому умел. Так вот, нарисовал я ей такое сердечко, что Леонардо бы в гробу перевернулся. И знаете что? Ей, блин, понравилось!
Она приняла у меня чашку, и на секунду наши пальцы соприкоснулись. Я залился краской настолько, что индейцы приняли бы меня за своего. А она снова улыбнулась, но рук не отняла. Несколько секунд мы так стояли, держа кружку и легонько касаясь друг друга кончиками пальцев. Но потом она начала пить.
Простите, опишу я это скупо, потому что до сих пор жутко. Она поднесла кружку к губам, свернула их в трубочку, и втянула воздух, с таким вот звуком, который можно было бы назвать антисвистом. И вся пена, весь узор исчезли в её необъятной глотке. Потом она открыла рот, заглотила, наверное, пол чашки, и с тем же антисвистом. Но этого ей оказалось мало: она поставила чашку на стол, взяла ложечку и начала мешать, постукивая по краям и соскребая с них пенку. И после этого она облизала эту ложку, и язык её был длинным, широким и шершавым. Я так позеленел, что меня могли бы принять за своего уже не индейцы, а рептилоиды. А она облизала внутренность кружки, да так, что кусок пены прилип к её носу, а затем облизала и нос. Да, её язык дотянулся до кончика носа. После этого она залихватским движением утёрлась рукавом, прихрюкнула - и снова улыбнулась.
Знаете, улыбка была очаровательной. Но я не мог этого выдержать. Я спрятался за стойку и до конца смены не выходил.
Наш директор, Виктор Павлович, был на редкость понятливым человеком. Он сразу сказал: ещё раз повторится - уволит. Я вздохнул, надеясь, что Она больше не переступит порога моей кофейни. Но увы: она пришла на следующий же день, в это же время. Я позорно спрятался в кухне, а обслуживал её Костян.
- Ну как? - спросил я его когда Она ушла.
- Да ничего, - ухмыльнулся Костя.
- А девушка как?
Костя похихикал. Да, мы с ним были ровестники.
- А язык?! - уже едва не кричал я.
- А что язык? - не понял Костя. - Русский...
Я махнул рукой. Вечером получил вежливый нагоняй от Виктора Павловича и ушёл домой.
На третий день я решил, что я профессионал. Я прошёл двухдневные курсы, я даже знаю, как называется эта хреновина, ну, которой кофе трамбуют в этой штуке. Я даже сердечки рисовать умею! Я справлюсь.
Увы. Вечером я сам явился к Виктору Павловичу с повинной. Рассказал всё как есть. Он покивал. Сказал, что понимает. Сказал, что даст лучшие рекомендации к своему другу, который открыл кофейню. Уволил без выходного пособия.
Как звали его друга я уже не помню. Несколько дней прошли нормально, пока пообвыкся, пока с оборудованием разобрался. Кстати, у Виктора Павловича было лучше по этой части. Так вот, не прошло и недели, как снова она. У нас за стойкой было двое барист, и я хотел уж откосить, но Она стрельнула в меня своим взглядом и сказала:
- Пусть приготовит он.
Я сглотнул. Приготовил лучший свой кофе, чувствуя себе самураем перед харакири. Принял этот тяжёлый удар, выдержал. Но вечером заявление уже лежало на столе. Кофеен, как я уже говорил, в городе было пять. Устроился я легко, спасибо Виктору Павловичу за его "пожалуй, лучший бариста, что у меня работал."
Так вот, там я был уже готов. Я ждал, что она вновь придёт за мной. Во сне её видел! Как она тянет свои руки ко мне, берёт ими чашку, затем вытаскивает язык как Джинн Симмонс - и начинает не пить, а всасывать кофе через него как через трубочку, издавая ртом тот же антивсист, а затем облизывает кружку, стучит по ней ложкой с этим жутким звуком... Короче, спал я плохо.
И вот однажды Она пришла. На двери висел колокольчик, и уже по одному его тревожному звону я понял: по мне. Она вошла, и в глазах Её было что-то потустороннее.
- Ты что, избегаешь меня? - спросила Она. Мне тогда показалось, что голос Её идёт из недр преисподней.
Я сглотнул.
- Чего Вам приготовить?
- И давно это мы на вы? - нахмурилась Она.
Я снова сглотнул.
- Мне как обычно, пожалуйста, - спокойно сказала она.
И тут я понял, что я должен сделать. Я должен её убить. Тут уточню. Эта самая третья кофейня принадлежала Боре, местному новому русскому, который насмотрелся на кофейни за бугром. Потому оборудование было новейшим, а темпер - тяжёлым. А ещё иногда сюда приходили попить кофе остепенившиеся дружки Бори, поэтому под стойкоф лежала бейсбольная бита. Короче, я был во всеоружии. Но я бариста, сказал я себе. Я профессионал. Я сделаю это тонко.
Бариста не опустится до ударного оружия. Зачем, если у него есть доступ к напиткам? Да, путь бариста - это путь смерти. Всё такое.
Я не подошёл к кофемашине. Я достал из кармана маленький пакетик, ополоснул стакан кипятком, заполнил им же на три четверти - и высыпал туда содержимое пакетика. Затем достал маленькую такую пластиковую ложечку и размешал. И подал получившуюся субстанцию ей.
- Что это? - спросила она.
- Как обычно, - развёл руками я.
И она поднесла стакан к губам.
Сделала маленький глоток.
Тихий.
А потом подняла на меня глаза.
- Это был, - раздельно сказала она, - не Nescafe.
И в глазах её был приговор.
Короче, больше я в том городе не появлялся, а быстренько, буквально за неделю окончил курсы программиста, устроился в крупную финансовую компанию техническим директором, получал бешенные деньги, перестал волноваться и полюбил ядерную бомбу. Но кофейни до сих пор обхожу стороной.