Не знаю, не помню начала музыки.
Ну, то есть первые пять лет жизни, что я протанцевала непрерывно, я не беру.
Но потом был провал.
Мне даже пытались объяснять, что мне медведь на ухо наступил, потому что при пении я сильно фальшивила.
Что вы думаете, я ведь и теперь сильно фальшивлю - сама фальшивлю и сама слышу.
Просто я голосом не владею от слова "совсем", а медведь тут даже и мимо не пробегал.
Наверное, это началось, когда я в 27 лет приехала в страну и стала слушать Баха в исполнении Гульда и Ландовской.
Причем, слушать - это было серьезно.
В смысле, часами каждый день.
Баха я тогда потребляла литрами внутривенно.
Чего-то в организме недоставало, каких-то питательных веществ.
Баха, я думаю.
Он как кальций, его нужно много.
Чтобы построить из него скелет.
Это было в середине ночи, часа в три, в пустой реформистской синагоге.
Я сидела на полу, мой хороший приятель сидел рядом и обнимал меня за плечи.
Мы слушали, кажется "Искусство фуги".
Мне казалось, что я смирно сижу и слушаю, но в какой-то момент мой друг повернулся ко мне и сказал:
- Послушай, ты же непрерывно танцуешь. Ты вообще-то понимаешь, что у тебя все время непроизвольно сокращаются под музыку мышцы?
Я не понимала, клянусь. Я вообще об этом не знала, пока это другой человек случайно не почувствовал, потому что случайно прикоснулся ко мне в этот момент. И еще он сказал:
- Ты обязательно должна танцевать.
Потом был опять провал, но теперь я уже слушала.
Очень, очень много барокко, средневековой и ренессансной музыки.
Очень, очень много восточной классики.
Да, литрами и внутривенно.
Даже ходила на уроки литургического восточного пения.
Даже думала пойти в Академию Восточной Музыки учиться - а она у нас замечательная.
Вот уж чем мы точно можем гордиться.
А потом случилось танго.
И все переменилось.
Это поразительное чувство, знать, что где-то там - или где-то тут - есть какой-то такой массив? сад? дом? не знаю, не умею сравнить...
Что-то, с чем ты в постоянных отношениях.
В интенсивных. Относительно чего ты движешься.
Даже когда ты, как я сегодня, отворачиваешься нарочно и говоришь:
- Не буду ничего сегодня слушать, не буду делать практику! Устала, не хочу!
Ты это ему говоришь, этому саду.
Ты это с ним разговариваешь о том, как он тебе надоел.
Что бы с тобой ни происходило отныне, ты будешь жить относительно этого пространства, этого сада, этого дома.
Спорить с ним, протестовать, испытывать неудачи, возмущаться ими.
Или нарочно его не замечать, тщательно обходя по периметру.
Или нырять туда с таким глубоким, таким исступленным облегчением, которое способна давать только вода и музыка - твоя музыка.
С абсолютным ощущением гладкой рыбьей свободы.