Искусство и искусственные сближенья
Каждая следующая попытка доказать стилистическое сходство «тоталитарных режимов» в сфере искусства ( марши, парады, плакаты, скульптура, кино и пр.) оборачивается своей противоположностью. Мы видим единство стиля и ориентации массового искусства капстран - что США, что версальской Германии, что Германии гитлеровской, что Италии тех лет, что Англии с Францией - чётко противопоставляемое советскому стилю. Так, искусство фашистских стран и буржуазных демократий едино стилистически, равно опирается на модернизм с последышами, от авангардизма до сюрреализма. В СССР, после кратковременного увлечения, от этого отказались, избрав классику, - чтобы вновь вернуться в эпоху буржуазного перерождения.
Дальше, на Западе политическая пропаганда плаката, кино и пр. заимствует язык, образы, формы, приёмы представления и приёмы воздействия из коммерческой рекламы. Гитлеровские пропагандисты (и обслуживающие их социологи) здесь учились у американских рекламистов, как классики американской социологии создавали системы опросов общественного мнения, отталкиваясь от маркетинговых опросов.
Что внятно показал ещё Виктор Клемперер в «Языке третьего рейха». Его, еврея, гитлеровцы убить не успели благодаря жене-немке, он был в заключении, работая на мебельной фабрике. Там он стал коммунистом, ибо понял, что это единственная антифашистская партия (а потом остался в ГДР, был членом СЕПГ и Культурбунда), и написал свой бестселлер про язык третьего рейха. На Западе книгу бойкотировали и не издавали до 1989 года, когда решили включить в копилку искусственно создаваемой «либеральной традиции антифашизма», полагая что антикапиталистические мотивации автора и его коммунистические симпатии после гибели СССР пройдут незамеченными для публики.
Наконец, при капитализме массовые зрелища - кино и ТВ подчёркнуто мещанские, развлекательные, там никакой идейной борьбы, воспевается частная жизнь, уютное гнёздышко «под оранжевым абажуром». Одним словом, содержание телепрограмм нацистской Германии сложно отличить от большей части телепродукции при Freedom & Democracy - тут и там доминирует цветущая сложность частной жизни индивидов каждого в своей норке или увлекательные перипетии борьбы всех против всех в боевиках и пр.
Поскольку пока где-то там, на фронте, Восточном ли, Корейском, Индокитайском, идёт борьба с красной опасностью, и белые мужчины героически отстаивают «свободный мир», ЕЭС 1.0, «цивилизованную Европу», они должны знать, что дома, в тылу, их ждёт покой и отдохновение. И стимулироваться обеспечить своё гнёздышко за счёт ресурсов периферии, конечно. Делается ли это прямым ограблением, как у гитлеровцев, или неоколониальной эксплуатацией, через зависимое развитие, как у «мировых демократий» во главе с США сейчас, достаточно всё равно. Второе даже эффективней и тише….
Так или иначе, в массовой культуре стран Запада, именно когда они напрягают военные усилия и ведут пропагандистскую войну, в центре внимания - не идейный борец, а мещанин, обыватель, описывается, позитивно показывается не борьба, а частная жизнь с благополучием, потреблением и т.д. Ну и главный стиль - развлекательный, коммунистический враг, с которым идёт борьба, подаётся тоже в развлекательных жанрах - боевики, детективы, ужастики и пр. Сюжеты на тему идейного противостояния и ведущейся борьбы занимают очень узкий сектор масскульта и предназначены не «широкой публике», а непосредственно воинам, и не как источник вдохновения, а скорей руководство для профессионалов.
В СССР и странах социализма всё иначе. Частных людей масскульт пытается если не превратить в идейных борцов за коммунизм и против капитализма, то хотя бы поднять до их уровня в плане идейного багажа, суммы знаний и пр. Поэтому стиль или тон прессы, ТВ, чтива и пр. - просвещающий, сообщающий знания, или, при плохом исполнении, поучающий. Те или иные идеи внедряются рациональным образом, через сообщение знаний, доказательные суждения, критику (хуже - поношение) оппонентов, но брезгают игрой на эмоциях, составляющей девять десятых западной пропаганды (гитлеровской в той же степени что и американской). Частная жизнь не только не является идеалом, предметом любовного показа, но терпима ровно в той степени, в какой в ней «моё» подчинено «нашему» и «общему», в какой эта ячейка общества содействует генеральному тренду просвещения и прогресса, участвует в нём, проникается его плодами. Об отношении к обывателям, мещанам, их мелким интересам и малым миркам и говорить нечего.
Отсюда столь разное изображение учёных и науки, общественных последствий научных открытий. При капитализме учёный изображается или безумцем, или опасным фанатиком, последствия научных открытий - в диапазоне от «проблемы» до «катастрофы». Что в данном обществе вполне осмысленно, см холмсовскую максиму: «Когда врач совершает преступление, он опаснее всех прочих преступников. У него крепкие нервы и большие знания».
В чём видна сугубая противоположность социализма с капитализмом, каковую « теории тоталитаризма» пытаются преодолеть за счёт разного рода пропагандистских уловок, многократного повторения тезисов и обычной лжи. Начиная с банального логического изъяна сближения по критериям, эмоционально значимым для пропагандиста, но неважным для истины и людей вообще. Скажем, католику марксизм и либерализм - "одно и то же", поскольку они отвергают вещи, для него обязательные и важные (непогрешимость папы, непорочное зачатие и пр.). Для либерала коммунизм и фашизм - "одно и то же", поскольку предполагают подчинение обычных влечений "эгоистического индивида" (" внутренней свиньи") общему благу. А что характер этого блага различен - прогресс человечности в первом случае и спасение милого либералу капитализма от "красной опасности" во втором - видят лишь самые умные из либералов.
Дальше, на Западе политическая пропаганда плаката, кино и пр. заимствует язык, образы, формы, приёмы представления и приёмы воздействия из коммерческой рекламы. Гитлеровские пропагандисты (и обслуживающие их социологи) здесь учились у американских рекламистов, как классики американской социологии создавали системы опросов общественного мнения, отталкиваясь от маркетинговых опросов.
Что внятно показал ещё Виктор Клемперер в «Языке третьего рейха». Его, еврея, гитлеровцы убить не успели благодаря жене-немке, он был в заключении, работая на мебельной фабрике. Там он стал коммунистом, ибо понял, что это единственная антифашистская партия (а потом остался в ГДР, был членом СЕПГ и Культурбунда), и написал свой бестселлер про язык третьего рейха. На Западе книгу бойкотировали и не издавали до 1989 года, когда решили включить в копилку искусственно создаваемой «либеральной традиции антифашизма», полагая что антикапиталистические мотивации автора и его коммунистические симпатии после гибели СССР пройдут незамеченными для публики.
Наконец, при капитализме массовые зрелища - кино и ТВ подчёркнуто мещанские, развлекательные, там никакой идейной борьбы, воспевается частная жизнь, уютное гнёздышко «под оранжевым абажуром». Одним словом, содержание телепрограмм нацистской Германии сложно отличить от большей части телепродукции при Freedom & Democracy - тут и там доминирует цветущая сложность частной жизни индивидов каждого в своей норке или увлекательные перипетии борьбы всех против всех в боевиках и пр.
Поскольку пока где-то там, на фронте, Восточном ли, Корейском, Индокитайском, идёт борьба с красной опасностью, и белые мужчины героически отстаивают «свободный мир», ЕЭС 1.0, «цивилизованную Европу», они должны знать, что дома, в тылу, их ждёт покой и отдохновение. И стимулироваться обеспечить своё гнёздышко за счёт ресурсов периферии, конечно. Делается ли это прямым ограблением, как у гитлеровцев, или неоколониальной эксплуатацией, через зависимое развитие, как у «мировых демократий» во главе с США сейчас, достаточно всё равно. Второе даже эффективней и тише….
Так или иначе, в массовой культуре стран Запада, именно когда они напрягают военные усилия и ведут пропагандистскую войну, в центре внимания - не идейный борец, а мещанин, обыватель, описывается, позитивно показывается не борьба, а частная жизнь с благополучием, потреблением и т.д. Ну и главный стиль - развлекательный, коммунистический враг, с которым идёт борьба, подаётся тоже в развлекательных жанрах - боевики, детективы, ужастики и пр. Сюжеты на тему идейного противостояния и ведущейся борьбы занимают очень узкий сектор масскульта и предназначены не «широкой публике», а непосредственно воинам, и не как источник вдохновения, а скорей руководство для профессионалов.
В СССР и странах социализма всё иначе. Частных людей масскульт пытается если не превратить в идейных борцов за коммунизм и против капитализма, то хотя бы поднять до их уровня в плане идейного багажа, суммы знаний и пр. Поэтому стиль или тон прессы, ТВ, чтива и пр. - просвещающий, сообщающий знания, или, при плохом исполнении, поучающий. Те или иные идеи внедряются рациональным образом, через сообщение знаний, доказательные суждения, критику (хуже - поношение) оппонентов, но брезгают игрой на эмоциях, составляющей девять десятых западной пропаганды (гитлеровской в той же степени что и американской). Частная жизнь не только не является идеалом, предметом любовного показа, но терпима ровно в той степени, в какой в ней «моё» подчинено «нашему» и «общему», в какой эта ячейка общества содействует генеральному тренду просвещения и прогресса, участвует в нём, проникается его плодами. Об отношении к обывателям, мещанам, их мелким интересам и малым миркам и говорить нечего.
Отсюда столь разное изображение учёных и науки, общественных последствий научных открытий. При капитализме учёный изображается или безумцем, или опасным фанатиком, последствия научных открытий - в диапазоне от «проблемы» до «катастрофы». Что в данном обществе вполне осмысленно, см холмсовскую максиму: «Когда врач совершает преступление, он опаснее всех прочих преступников. У него крепкие нервы и большие знания».
В чём видна сугубая противоположность социализма с капитализмом, каковую « теории тоталитаризма» пытаются преодолеть за счёт разного рода пропагандистских уловок, многократного повторения тезисов и обычной лжи. Начиная с банального логического изъяна сближения по критериям, эмоционально значимым для пропагандиста, но неважным для истины и людей вообще. Скажем, католику марксизм и либерализм - "одно и то же", поскольку они отвергают вещи, для него обязательные и важные (непогрешимость папы, непорочное зачатие и пр.). Для либерала коммунизм и фашизм - "одно и то же", поскольку предполагают подчинение обычных влечений "эгоистического индивида" (" внутренней свиньи") общему благу. А что характер этого блага различен - прогресс человечности в первом случае и спасение милого либералу капитализма от "красной опасности" во втором - видят лишь самые умные из либералов.