Цукиока Ко:гё и его театральные гравюры (23)
Оригинал взят у umbloo в Цукиока Ко:гё и его театральные гравюры (23)
(Предыдущие очерки - по тэгу « Но»)
Про демонов, духов и чудищ (окончание)
7
Демон ещё незнакомой нам разновидности появляется в действе «Страж полей» (野守, «Номори»). Странствующий монах приходит с далёкого севера в край Ямато и там, в полях возле древнего святилища Касуга, близ пруда встречает старика. Тот читает монаху стихотворение, известное ещё из «Собрания старых и новых песен Ямато» (古今和歌集, «Кокин вака-сю», X в., № 19), немного переиначивая его:
春日野のとぶひの野守いでてみよ今幾程ぞ若菜を摘む
Касугано-но
Тобухи-но номори
Идэтэ миё
Има ику-ходо дзо
Вакагуса-о цуму
В полях Касуга
Полевой сторож в Тобухи
Появляется -
Так долго ли ещё ждать
Сбора весенних трав?
Описывая окрестности, старик говорит о Касуга как обиталище богов и как о месте, священном для монахов и для всех, кто ищет просветления. Он вспоминает стихи старинного поэта Абэ-но Накамаро: (VIII в.), который много лет прожил в Китае и, тоскуя по родине, воспевал именно эти места.
Странник расспрашивает и о том, чем знаменит здешний пруд. Старик отвечает: пруд зовётся «зеркалом стража полей», а назван он в честь зеркала, принадлежавшего демону. Вообще-то «полевой страж» - это дозорный, кого государь назначил следить за сигнальными огнями и при надобности разжигать костёр, чтобы так, по цепочке, передавать вести в Столицу. Но здешний страж был не человеком, а демоном, логово его было вот в этом кургане у пруда. Надобно вспомнить ещё одно знаменитое стихотворение. Однажды государь охотился в полях Касуга, потерял своего сокола, стал расспрашивать поселян - и некий полевой страж посоветовал ему искать сокола на дне вот этого пруда. Сокол на самом деле сидел на дереве, а в воде ясно виделось его отражение. Поэт сложил:
箸鷹の野守の鏡得てしがな思 ひ思はずよそながら見ん。
Хаситака-но
Номори-но кагами
Этэ сигана
Омои омовадзу
Ёсонагара мин
Если бы я поймал
Сокола
В зеркало стража полей,
Тогда бы знал я,
Любишь ты или нет.
(«Зеркало стража полей» как образ источника верных знаний с тех пор не раз появлялось в японской словесности, например, под этим заглавием известен трактат о поэтическом искусстве, составленный на рубеже XIII-XIV вв.)
Хор подговаривает старика показать монаху то самое зеркало. Старик отказывается - и скрывается внутри кургана. Монах молится о том, чтобы увидеть зеркало, отражающее истину как она есть. И вот, из кургана выходит демон с зеркалом.
Поначалу монах не в силах смотреть - так страшно то, что отражено в зеркале. Хор призывает ему на помощь Светлого государя Фудо: и его спутников, защитников Закона. Демон в ночи танцует, поворачивая зеркало в разные стороны, а хор поёт о том, как в нём отражаются все миры, от ада до мира будд. В итоге оказывается, что зеркальный пруд в стране Ямато - это и есть Чистое лазурное зеркало 浄玻璃, Дзё:хари - то самое, что стоит в аду близ престола государя Эмма и отражает все поступки человека, приведённого на посмертный суд. Затем демон возвращается в ад.
Это - не единственное из преданий, соотносящих топографию святых мест , японскую историю и буддийскую теорию; с некоторыми из них мы уже встречались в «Собрании песка и камней». А демон здесь - не злой и не добрый; скорее всего это такой же «служилый» адский дух, выполняющий волю государя Эмма, как служилым государевым человеком является дозорный у сигнальных огней.
8
В действе Дзэами «Покинутая старуха (姨捨, «Обасутэ») главная роль принадлежит не демону, а призраку. Это история приурочена к середине осени, ко времени, когда луна в небе всего ярче (и, как мы уже знаем, большинство историй о демонах - «осенние»). Странник со своими спутниками, направляясь в Столицу, держит путь мимо Горы Покинутых Старух (Обасутэ-яма) в земле Синано.
И действительно, им встречается старуха из селения Сарасина, напоминающая прохожим старинные стихи и связанную с ними печальную историю, изложенную в «Повести из Ямато» и других источниках. Она признаётся, что и сама - одна из таких злополучных женщин, брошенных в горах роднёю, и исчезает, чтобы во второй части появиться уже в обличье призрака. Она танцует под луною, склоняющейся к западу, в сторону Чистой земли будды Амиды, и поёт: «Осень - старость года; тяжела участь стариков; но чем глубже ночь, тем ближе рассвет. Вы возвращаетесь домой, а я исчезаю - старая, одинокая и брошенная, вечно такая же, как когда-то, на этой Горе Покинутых Старух». Путники молятся за неё, и тень старухи скользит всё дальше к западу. (Главная роль в этом действе входит в тройку самых знаменитых старушечьих ролей в Но: - наряду со старухами из « Кипарисовой ограды» и « Комати в Сэкидэра»).
А при чём тут демоны? Дело в том, что было поверье, что в горных ведьм, с которых мы начали наш рассказ, превращаются, в частности, вот такие брошенные и обиженные роднёю старухи.
Правда, в других преданиях происхождение горных ведьм могло объясняться иначе (например, в такого демона превратилась нянька, не уследившая за ребёнком, который упал в колодец и утонул; есть и иные истории - одна из них легла в основу пьесы Тикамацу Мондзаэмона для кукольного театра, впоследствии переделанной и для Кабуки, которую мы авось когда-нибудь ещё перескажем).
А вот, для сравнения, гравюра к «Покинутой старухе» учителя Ко:гё - Огата Гэкко.
9
Но чтобы не заканчивать на такой грустной повести, перескажем напоследок действо «Великое собрание» (大会, «Но: дай-э»), в которм мы вновь встретимся с хиэйским монахом и с демоном в обличье горного отшельника-ямабуси, как в истории про Дзэгая. Обычно в подобных историях монах разоблачает и посрамляет демона, но здесь получилось не совсем так.
Посрамлённый тэнгу из другого действа.
Благочестивый монах-паломник с горы Хиэй странствует в горах, восхваляя учение Будды, свою школу и храмы горы Хиэй, подобной самоцвету среди всех прочих гор. А навстречу ему - ямабуси, который его приветствует: «Уверен, что ты достигнешь просветления; ты вообще хороший человек - когда-то, помнишь, ты спас мне жизнь; и если пожелаешь, я в благодарность выполню сейчас твоё заветное желание!» Монах несколько удивлён - он не помнит, что спасал когда-нибудь горного отшельника; и неудивительно - ведь в облике ямабуси ему встретился длинноносый демон тэнгу, которого он когда-то действительно спас от гибели. Но заветное желание у монаха есть, и он пользуется случаем его высказать: «Мне всегда хотелось увидеть, как Будда проповедует всем живым существам на горе Рё:дзю:!» (На этой горе - по-индийски она зовётся Гридхракута - Шакьямуни открыл миру Лотосовую сутру). «Изволь, - отвечает «отшельник», - но запомни одно: что бы ни предстало твоим глазам - помни, что тебе не следует поклоняться твоему видению, ибо всё это - лишь морок! А теперь закрой глаза и жди!» Монах повинуется - и вскоре слышит голос Будды и грохот шагов бесчисленных толп живых существ, людей, зверей, богов и демонов, сходящихся к горе Рё:дзю: на Великое собрание. А тэнгу тем временем взмахивает веером и, пританцовывая, улетает - с горы на гору, из долины в долину.
Вокруг монаха начинают собираться тэнгу, большие и маленькие, вспоминающие о том, как именно монах некогда спас их вождя и наставника от гибели. Нашему тэнгу-чудотворцу захотелось повидать красоты Столицы, и он полетел туда, обернувшись птичкой. Но для того, чтобы обозреть всё столичное великолепие, двух глаз мало - и тэнгу перекинулся многооким пауком. Волшебным, но очень маленьким; и младенец, заметивший ползущего паучка, сцапал его и раздавил бы, если бы мимо не проходил монах с горы Хиэй, велевший ему бросить бяку и не губить живое существо. Вот за это тэнгу и надумал его отблагодарить. Сам он (меняя маску) принимает вид Будды, во всём величии, со свитком Лотосовой сутры в руках; маленькие тэнгу сгребают кучки мусора - «да предстанут они высокими горами!» - и подводят узкие ручейки - «да покажутся они монаху океанскими пучинами!» Главный тэнгу начинает проповедь, монах открывает глаза и видит перед собою Будду, на которого проливается дождь из цветов, и мириады внимающих ему живых существ (их обличье приняли маленькие тэнгу), от мелких зверушек до самого бога Тайсяку (Индры).
Монах тронут до слёз; забыв о предостережении, он совершает обряд поклонения сидящему перед ним «Будде» и клянётся вечно следовать по его пути. Тэнгу смущён, он чувствует, что перехватил через край и над головою у него уже сгущаются тучи; но, не выходя из роли, он танцует со свитком сутры - потихоньку продвигаясь всё ближе к выходу со сцены.
Поздно! В небе сгустились тучи, а из них грянул громом настоящий бог Индра, возмущённый всем этим балаганом. Тэнгу принимают свой настоящий облик и разлетаются в разные стороны, а грозный Индра лично гоняется за ними, грозя перуном-ваджрой.
В жёлтом и в короне - Индра, с пернатым веером - тэнгу
Главный тэнгу уворачивается, роняя перья, кружащие над ошеломлённым и сконфуженным монахом, и, наконец, ускользает в горную пещеру. А бог, несколько успокоившись, укоризненно смотрит на впечатлительного паломника с горы Хиэй.
Так что, как видим, даже действа на такой священный сюжет (а величие Лотосовой сутры здесь провозглашается искренне и с полной серьёзностью), с участием демонов, богов и подлинных благочестивцев, могут быть вполне забавными - на грани комедии.
(Предыдущие очерки - по тэгу « Но»)
Про демонов, духов и чудищ (окончание)
7
Демон ещё незнакомой нам разновидности появляется в действе «Страж полей» (野守, «Номори»). Странствующий монах приходит с далёкого севера в край Ямато и там, в полях возле древнего святилища Касуга, близ пруда встречает старика. Тот читает монаху стихотворение, известное ещё из «Собрания старых и новых песен Ямато» (古今和歌集, «Кокин вака-сю», X в., № 19), немного переиначивая его:
春日野のとぶひの野守いでてみよ今幾程ぞ若菜を摘む
Касугано-но
Тобухи-но номори
Идэтэ миё
Има ику-ходо дзо
Вакагуса-о цуму
В полях Касуга
Полевой сторож в Тобухи
Появляется -
Так долго ли ещё ждать
Сбора весенних трав?
Описывая окрестности, старик говорит о Касуга как обиталище богов и как о месте, священном для монахов и для всех, кто ищет просветления. Он вспоминает стихи старинного поэта Абэ-но Накамаро: (VIII в.), который много лет прожил в Китае и, тоскуя по родине, воспевал именно эти места.
Странник расспрашивает и о том, чем знаменит здешний пруд. Старик отвечает: пруд зовётся «зеркалом стража полей», а назван он в честь зеркала, принадлежавшего демону. Вообще-то «полевой страж» - это дозорный, кого государь назначил следить за сигнальными огнями и при надобности разжигать костёр, чтобы так, по цепочке, передавать вести в Столицу. Но здешний страж был не человеком, а демоном, логово его было вот в этом кургане у пруда. Надобно вспомнить ещё одно знаменитое стихотворение. Однажды государь охотился в полях Касуга, потерял своего сокола, стал расспрашивать поселян - и некий полевой страж посоветовал ему искать сокола на дне вот этого пруда. Сокол на самом деле сидел на дереве, а в воде ясно виделось его отражение. Поэт сложил:
箸鷹の野守の鏡得てしがな思 ひ思はずよそながら見ん。
Хаситака-но
Номори-но кагами
Этэ сигана
Омои омовадзу
Ёсонагара мин
Если бы я поймал
Сокола
В зеркало стража полей,
Тогда бы знал я,
Любишь ты или нет.
(«Зеркало стража полей» как образ источника верных знаний с тех пор не раз появлялось в японской словесности, например, под этим заглавием известен трактат о поэтическом искусстве, составленный на рубеже XIII-XIV вв.)
Хор подговаривает старика показать монаху то самое зеркало. Старик отказывается - и скрывается внутри кургана. Монах молится о том, чтобы увидеть зеркало, отражающее истину как она есть. И вот, из кургана выходит демон с зеркалом.
Поначалу монах не в силах смотреть - так страшно то, что отражено в зеркале. Хор призывает ему на помощь Светлого государя Фудо: и его спутников, защитников Закона. Демон в ночи танцует, поворачивая зеркало в разные стороны, а хор поёт о том, как в нём отражаются все миры, от ада до мира будд. В итоге оказывается, что зеркальный пруд в стране Ямато - это и есть Чистое лазурное зеркало 浄玻璃, Дзё:хари - то самое, что стоит в аду близ престола государя Эмма и отражает все поступки человека, приведённого на посмертный суд. Затем демон возвращается в ад.
Это - не единственное из преданий, соотносящих топографию святых мест , японскую историю и буддийскую теорию; с некоторыми из них мы уже встречались в «Собрании песка и камней». А демон здесь - не злой и не добрый; скорее всего это такой же «служилый» адский дух, выполняющий волю государя Эмма, как служилым государевым человеком является дозорный у сигнальных огней.
8
В действе Дзэами «Покинутая старуха (姨捨, «Обасутэ») главная роль принадлежит не демону, а призраку. Это история приурочена к середине осени, ко времени, когда луна в небе всего ярче (и, как мы уже знаем, большинство историй о демонах - «осенние»). Странник со своими спутниками, направляясь в Столицу, держит путь мимо Горы Покинутых Старух (Обасутэ-яма) в земле Синано.
И действительно, им встречается старуха из селения Сарасина, напоминающая прохожим старинные стихи и связанную с ними печальную историю, изложенную в «Повести из Ямато» и других источниках. Она признаётся, что и сама - одна из таких злополучных женщин, брошенных в горах роднёю, и исчезает, чтобы во второй части появиться уже в обличье призрака. Она танцует под луною, склоняющейся к западу, в сторону Чистой земли будды Амиды, и поёт: «Осень - старость года; тяжела участь стариков; но чем глубже ночь, тем ближе рассвет. Вы возвращаетесь домой, а я исчезаю - старая, одинокая и брошенная, вечно такая же, как когда-то, на этой Горе Покинутых Старух». Путники молятся за неё, и тень старухи скользит всё дальше к западу. (Главная роль в этом действе входит в тройку самых знаменитых старушечьих ролей в Но: - наряду со старухами из « Кипарисовой ограды» и « Комати в Сэкидэра»).
А при чём тут демоны? Дело в том, что было поверье, что в горных ведьм, с которых мы начали наш рассказ, превращаются, в частности, вот такие брошенные и обиженные роднёю старухи.
Правда, в других преданиях происхождение горных ведьм могло объясняться иначе (например, в такого демона превратилась нянька, не уследившая за ребёнком, который упал в колодец и утонул; есть и иные истории - одна из них легла в основу пьесы Тикамацу Мондзаэмона для кукольного театра, впоследствии переделанной и для Кабуки, которую мы авось когда-нибудь ещё перескажем).
А вот, для сравнения, гравюра к «Покинутой старухе» учителя Ко:гё - Огата Гэкко.
9
Но чтобы не заканчивать на такой грустной повести, перескажем напоследок действо «Великое собрание» (大会, «Но: дай-э»), в которм мы вновь встретимся с хиэйским монахом и с демоном в обличье горного отшельника-ямабуси, как в истории про Дзэгая. Обычно в подобных историях монах разоблачает и посрамляет демона, но здесь получилось не совсем так.
Посрамлённый тэнгу из другого действа.
Благочестивый монах-паломник с горы Хиэй странствует в горах, восхваляя учение Будды, свою школу и храмы горы Хиэй, подобной самоцвету среди всех прочих гор. А навстречу ему - ямабуси, который его приветствует: «Уверен, что ты достигнешь просветления; ты вообще хороший человек - когда-то, помнишь, ты спас мне жизнь; и если пожелаешь, я в благодарность выполню сейчас твоё заветное желание!» Монах несколько удивлён - он не помнит, что спасал когда-нибудь горного отшельника; и неудивительно - ведь в облике ямабуси ему встретился длинноносый демон тэнгу, которого он когда-то действительно спас от гибели. Но заветное желание у монаха есть, и он пользуется случаем его высказать: «Мне всегда хотелось увидеть, как Будда проповедует всем живым существам на горе Рё:дзю:!» (На этой горе - по-индийски она зовётся Гридхракута - Шакьямуни открыл миру Лотосовую сутру). «Изволь, - отвечает «отшельник», - но запомни одно: что бы ни предстало твоим глазам - помни, что тебе не следует поклоняться твоему видению, ибо всё это - лишь морок! А теперь закрой глаза и жди!» Монах повинуется - и вскоре слышит голос Будды и грохот шагов бесчисленных толп живых существ, людей, зверей, богов и демонов, сходящихся к горе Рё:дзю: на Великое собрание. А тэнгу тем временем взмахивает веером и, пританцовывая, улетает - с горы на гору, из долины в долину.
Вокруг монаха начинают собираться тэнгу, большие и маленькие, вспоминающие о том, как именно монах некогда спас их вождя и наставника от гибели. Нашему тэнгу-чудотворцу захотелось повидать красоты Столицы, и он полетел туда, обернувшись птичкой. Но для того, чтобы обозреть всё столичное великолепие, двух глаз мало - и тэнгу перекинулся многооким пауком. Волшебным, но очень маленьким; и младенец, заметивший ползущего паучка, сцапал его и раздавил бы, если бы мимо не проходил монах с горы Хиэй, велевший ему бросить бяку и не губить живое существо. Вот за это тэнгу и надумал его отблагодарить. Сам он (меняя маску) принимает вид Будды, во всём величии, со свитком Лотосовой сутры в руках; маленькие тэнгу сгребают кучки мусора - «да предстанут они высокими горами!» - и подводят узкие ручейки - «да покажутся они монаху океанскими пучинами!» Главный тэнгу начинает проповедь, монах открывает глаза и видит перед собою Будду, на которого проливается дождь из цветов, и мириады внимающих ему живых существ (их обличье приняли маленькие тэнгу), от мелких зверушек до самого бога Тайсяку (Индры).
Монах тронут до слёз; забыв о предостережении, он совершает обряд поклонения сидящему перед ним «Будде» и клянётся вечно следовать по его пути. Тэнгу смущён, он чувствует, что перехватил через край и над головою у него уже сгущаются тучи; но, не выходя из роли, он танцует со свитком сутры - потихоньку продвигаясь всё ближе к выходу со сцены.
Поздно! В небе сгустились тучи, а из них грянул громом настоящий бог Индра, возмущённый всем этим балаганом. Тэнгу принимают свой настоящий облик и разлетаются в разные стороны, а грозный Индра лично гоняется за ними, грозя перуном-ваджрой.
В жёлтом и в короне - Индра, с пернатым веером - тэнгу
Главный тэнгу уворачивается, роняя перья, кружащие над ошеломлённым и сконфуженным монахом, и, наконец, ускользает в горную пещеру. А бог, несколько успокоившись, укоризненно смотрит на впечатлительного паломника с горы Хиэй.
Так что, как видим, даже действа на такой священный сюжет (а величие Лотосовой сутры здесь провозглашается искренне и с полной серьёзностью), с участием демонов, богов и подлинных благочестивцев, могут быть вполне забавными - на грани комедии.