Личное и общественное
То, что раньше считалось преимущественно частным делом - рождение и воспитание детей, занятие ремеслом, возделывание земли, совершенствование мастерства в двух последних и т.п. - ныне решительно невозможно без участия общества в целом, без государственного образования и государственного субсидирования. То есть «канаты» социальной привязанности, посредством которых общество управляет столкновениями и взаимодействиями отдельных лиц в целях устойчивого воспроизводства социальной нормы, в этих сферах стали существенно толще, управление - эффективней и гибче. Другой пример того же самого из другой сферы бытия - 100-150 лет назад исповедаться, излить горе или раскрыть душу было легче всего тет-а-тет и незнакомому человеку, скажем, случайному попутчику. Сейчас то же самое легче сделать публично - на сцене, под телекамерами, в Сети - на чём основан успех «исповедных» вариантов ток-шоу или того же ЖЖ.
Соответственно взгляды, мнения и интересы и подавляющего большинства современников - не личные, а реплицируемые с соответствующих фрагментов «общего мнения», к которым приобщаются выбором соответствующего стиля поведения, музыки, одежды, круга чтения и т.п. признаков, по которым дифференцируются потребительские группы. Исключения - те, кто нашёл силы сопротивляться данной тенденции и специально работает над собой в плане выработки собственного мировоззрения, своего понимания «как мир» устроен и т.п. В общем, те, кому роль ретранслятора штампов общественного сознания недостаточна и противна.
И, переходя от общества к зоологии, скажу, что у всех видов животных, от общественных насекомых до голых землекопов с желудёвыми дятлами впридачу, социальность основана на том, что индивиды кормят друг друга, с кормом распространяются агенты социального управления и социальной регуляции, всякие там феромоны и т.д. Люди ж у нас - «символические животные», действующие на основании определённых идей, которые вырабатываются в обществе «по поводу» существующих противоречий социального бытия (между производительными силами и производственными отношениями, коротко говоря). Как писали бородачи, худший архитектор отличается от лучшей пчелы тем, что прежде чем возвести постройку, он продумал её идею в своей голове, и действует на основании соответствующих идей-посредников, а не под непосредственным действием тех противоречий, которые побуждают к строительству и могут быть типологически сходны «у человека и у пчелы».
Соответственно, социальная жизнь гомо сапиенсов базируется на том, что они «кормят» друг друга идеями, выработанными по поводу жгучих общественных проблем, а «марксовы факторы» детерминации исторического развития человечества и общественного прогресса в ходе этой истории действуют, регулируя выработку и воспроизводство идей, их способность «овладевать массами». А.Н.Барулин удачно назвал это «эйдетическим метаболизмом», опосредующим и регулирующим тот «метаболизм» социального организма, который связан с производством полезных вещей и средств жизнеобеспечения, производительными силами и производственными отношениями, не соединяющимися друг с другом без антагонистических противоречий и классовой борьбы, которая суть источник развития, et cetera.
Но противоречия действуют на людей, составляющих стороны в борьбе, не непосредственно, а через воздействие на умы интеллектуалов, вырабатывающих идеи, кто виноват и что делать, чтобы противоречие разрешить. А идеи (новые, революционные или старые, реакционные) овладевают массами и становятся материальной силой, то есть воспитывают исполнителей, реализующих эту идею в практике и меняющих общественную практику результатами реализации данных идей. Как отметил Кристофер Кодуэлл в «Иллюзии и действительности», если теория представляет из себя обобщение практики, вскрытие существующих в ней противоречий и попытку решения, то усвоение теории следующим поколением в ходе соответствующего обучения само образует практику по созданию «орудий» для воплощения (и проверки, корректировки, развития) данной теории в людей, воспитанных и подготовленных соответствующим образом. Понятно же, что люди, прошедшие подобное обучение и воспринявшие значимую идею от значимого учителя, будут считать её столь же реальной, как окружающая действительность, а может быть и более реальной, чем последняя, автоматически воспримут соответствующие идеи и теории в качестве инструментов социального труда, роль которых в переустройстве общественной жизни никак не меньше, чем просто инструментов - в обустройстве личного быта и которые «даны» столь же непосредственным образом.
Ведь теория есть верный вывод из реальности, квинтэссенция знаний о ней, а сама реальность множественна, сумбурна, и противоречива, теория же даёт смысл: по А.А.Брудному смысл определяется указанием на ту часть реальности, опираясь на которую «мы» (субъект изменений, актор) можем преобразовать её в желаемую для нас сторону без разрушения и деградации данной реальности.
Общественный процесс обучения и воспитания, в ходе которого «верные теории» создают орудия (кадры) для своей последующей реализации в общественной борьбе (а «неверные теории» создают стойкое неприятие, ибо получают клеймо необсуждаемых в том же процессе, который происходит, конечно же, «по обе стороны» того самого фронта классовой войны, который конституирует каждое общество начиная с Шумера и Хараппы), назван М.К.Петровым социальной трансляцией. См. его «Знак. Язык. Культура». Её следует отличать от производства, в современном обществе производство и социальная трансляция разделены, в этих сферах трудятся разные специалисты, а в традиционном обществе нет.
Близкая аналогия с «эйдетическим метаболизмом» в обществе - синаптическая передача нервного импульса. Как бы ни был последний силён, непосредственно переходить от нейрона к нейрону не может; требуется выработка медиаторов-посредников в специальных структурах - синаптических пузырьках, и набор специальных рецепторов для принятия медиатора с последующим воспроизводством переходящего импульса по ту сторону синаптической щели. Так и у людей: поскольку непосредственное общение душ невозможно, сам факт угнетения помещиками и капиталистами, испытываемый на собственной шкуре (либо, напротив, личный опыт угнетения других/«управления людьми» по ту сторону баррикад), также как эмоции сострадания угнетённым / презрения-равнодушия угнетателя непосредственно не родят ни революционной теории, что и как делать, чтобы успешно сбросить ярмо, ни консервативной теории, что так от веку ведётся, и надо терпеть, чтобы получить награду на небесах.
Нужны «посредники» в виде интеллектуалов (теорию и классификацию которых находим в концепции гегемонии Антонио Грамши), чья функция состоит в выработке соответствующих идей. А те, кто «по поводу противоречий» испытывают только эмоции (скажем, страдание от угнетения и сострадание к угнетённым/ненависть к угнетателям) усваивают идеи, организуются и действуют; ход и результат коллективного действия, наталкивающегося на контрдействие классового врага, дают сигнал к корректировке теорий с обоих сторон фронта классовой борьбы и т.п.
Круг замыкается. Так
1) преодолевается «синаптическая щель» для распространения общественных идей, связанная с тем, что чужая душа потёмки, непосредственное общение душ невозможно и «ад - это другие», то есть человеческое общество как и социум животных, строятся на внутривидовой борьбе за существование, на конкуренции между индивидами, а не на взаимном доверии и общей любви, «полемическое» мировоззрение верней «гармонического» (термины А.А.Любищева) и т.д.
2) история движется вперёд, и происходит общественный прогресс. Почему прогресс, откуда он берётся в схеме, начинающейся со столкновения интересов? Потому что человек - разумное существо; прежде чем начать действовать, он оценивает конкурирующие идеи разумом, а не поротой задницей, требует от них скорей истинности чем практической пользы, поскольку последняя - функция обстоятельств, а они-то как раз и должны быть изменены, когда противоречия делаются нестерпимо остры.
То есть можно надеяться на то, что в условиях конкуренции идей по поводу разрешения общественных противоречий люди предпочтут более истинные идеи более практичным или более льстящим их чувствам. Предпочтение общей истины перед пользой будет тем больше, чем более люди просвещены, что формирует понятно какую положительную обратную связь, наращивающую просвещённость и способность отыскивать истины и т.п. Поэтому in a long run высока вероятность победы идей, предполагающих «снятие» противоречий и переход к новой общественной структуре по сравнению с оппортунистическими идеями приспособления к существующему.
Первые разумней, вторые практичней: первые дают более научную картину мира, более полное и менее противоречивое понимание того, «как мир устроен», так что сегодняшние противоречия становятся признаком неразумности - значит и недействительности! - существующего общественного устройства, побуждают к его изменению и одновременно показывают возможности последнего, вытекающие из требований науки и разума, работающих во имя человека, его освобождения и счастья. Консервативные теории приспособления к существующему максимизируют практичность за счёт истинности, представляют собой рационализацию низкого чувства «не мешайте нам жить так, как мы привыкли» или стремления к сохранению выгодной для себя ситуации. Они могут быть выгодны в краткосрочном аспекте, но ведут к специализации вместо ароморфоза, адаптируют индивидов, но усугубляют противоречия социальной среды, заставляя следующие поколения тыкаться в них снова и снова, как слепые кутята.
Просветительская (и марксистская) вера в прогресс связаны именно с тем, что выбор идей для изменения общественной практики производится разумом, не эмоциями, и не шкурой. Кстати, поэтому «школа» должна быть отделена от «жизни» и от «работы», иначе не может ни порождать, ни ретранслировать идеи, в прогрессивную сторону меняющие первое и второе, а прогресс связан с последовательным ограничением набора средств, приличествующих и допустимых в борьбе за существование. В эпоху Просвещения или во времена Маркса-Энгельса это была надежда на всемогущество разума (знание - сила преобразования общества), подпитываемая успехами наук.
Сейчас это просто эмпирический вывод эволюционной биологией - ключевой адаптацией человеческого вида является разум, то есть способность понимать смысл / делать выводы из происходящего, также как извлекать знание из опыта, накапливать его, передавая следующим поколениям, и перестраивать жизнь на основе добытого знания, результаты переустройства корректируют «добывание» последнего и т.д. и т.п.
К слову, именно потому, что люди разумные существа, имеющие извлекать теории из обобщения практики, и использовать теории для планирования деятельности, а результаты последней - для совершенствования теорий, благодаря наличию языка, межиндивидуальная конкуренция в человеческом обществе принимает характер классовой борьбы. Даже когда «напряжение жизни» таково, что борьба за существование происходит один на один, как некогда в первобытной дикости (что умел описывать Джек Лондон и не хуже - Е.Н.Панов в «Бегстве от одиночества») человеку присущ категоризирующий ум и язык, закрепляющий категоризацию в соответствующих понятиях, тем более что у человека, в отличие от животных, речь становится интеллектуальной, а мышление речевым, у животных обе сферы разделены.
Поэтому все участники борьбы, даже ведущейся один на один по сугубо индивидуальной причине, выступают как представители «типов», борющихся друг с другом, и конституирующихся, осознающих себя именно в этой борьбе. Работой нашего разума типологизируются и категоризируются ситуации, в которых происходит борьба, а дальше происходит анализ, задачей которого является определение «типов» (между кем и кем происходит борьба, кто такие «мы» и «они»?) и определение существующего мироустройства, которое держится на этой борьбе, поддерживается данной борьбой.
Мысль работает здесь путём восхождения от регулярностей поведения к структуре (процессы воспроизводства которой рождают соответствующие регулярности - М.К.Петров). Сперва происходящая борьба переживается как групповая, ибо неопытный ум цепляется за внешние характеристики участников - пол, возраст, раса и этнос, или же личные особенности индивидов. По мере осмысления происходящего его участники проходят путь от переживания к пониманию существа борьбы, и от групповых признаков переходят к дедуцированию классовых различий, которые и являются единственно существенными для системы.
Такой путь - от кажимой очевидности к неочевидным сущностям, являющимся истинным регулятором происходящего, проходит в своём развитии всякая наука; заходы и восходы солнца мы переживаем непосредственно, а гелиоцентрическая концепция дедуцируется сопоставлением разнородных данных ради того, чтобы получить менее противоречивое объяснение мира в целом.
Также важно, что добывание знания всегда происходит кооперативно. Как бы ни был гениален ты сам, всегда необходимы отклики других на твои идеи и на твой результат, шлифующие и производящие отбор - что в науке, что в жизни, что в общественной борьбе. Как сказано одной хасидской истории, лучшее нельзя создать в одиночку, требуется встреча разных людей в нужное время и в нужном месте, отклики других на твоё собственное усилие, придающие последнему форму, гарантирующую истинность и действенность, которых не было у «предшественника». Поэтому в ходе общественного прогресса чудовищно возрастает социальная связанность людей, всё частное (но не личное!) делается функцией социального, о чём говорилось в самом начале. Исчезает та архаическая независимость людей, которая характерна для варварства, и воспевание которой присуще внутренним варварам - либертарианцам и прочим рыночным фундаменталистам, чьей активностью движемся в новое Средневековье. См. анализ их восторгов по поводу ситуации в Сомали, основанных на тотальном непонимании происходящего.
Если частное в ходе прогресса связывается общественным (чем, кроме прочего, изживается животное в человеке, структура и система, которой усмиряется присущее «эгоистическим индивидам» злое начало), то личное, наоборот, освобождается и расцветает. Скажем, вопросы любви и дружбы сейчас переданы на усмотрение отдельных индивидов, так же каждый выбирает сам, каких взглядов по жизни придерживаться. В традиционном обществе (как и в «доброе старое время» либерального капитализма) всё это было слишком важным делом, чтобы доверить его индивиду: взгляды и круг друзей определяло общество, любовь и брак конструировали родители-другие родственники, исходя из интересов дела и местной общины.
Сейчас, конечно же, и Другие, и общество, изощряются в попытках на всё это повлиять, иногда (или даже часто) эти попытки успешны, а выбор несвободен. Но идеалом - и нормой - является именно свобода личного выбора, а не «слушаться старших» (кюре, президента, досточтимого учителя), и в этом прогресс уже необратим. Соответственно, возрастает роль «эйдетического метаболизма» и сознательного выбора (отбора) личностью идей, которые будут её воспитывать направлять её действие в следующий период, но падает роль бессознательных механизмов солидарности со «своими» (все наши идут - и я пошёл), которые действуют между родственниками, в общине, в толпе. По способу действия они представляют собой подсознательное внушение определённого чувства, в отличие от убеждений, получаемых в процессе индивидуального восприятия идей.
Написанное выкристаллизовалось под влиянием долгой дискуссии с caliban_upon, за что ему большое спасибо, как и за блистательную книгу Кодуэлла.