3 декабря - похороны Уайльда. Лорд Альфред Дуглас.
Под светом позора.
And afterwords, in radiant garments dressed
With sound of flutes and laughing of glad lips,
A pomp of all the passions passed along
All the night through; till the white phantom ships
Of dawn sailed in. Whereat I said this song,
Of all sweet passions Shame is the loveliest.
Lord Alfred Douglas “In Praise of Shame”
I. 1870-1890. Bosie - любящий распоряжаться.
Он родился 22 октября 1870 года. С раннего детства его окружала роскошь домов и столов, множество нянь и слуг - такова была цена принадлежать к старейшему Шотландскому роду, берущему своё начало с Карла Великого и прославленного с 14 столетия. Леди Куинсбери прозвала своего младшего сына Альфреда за необычный повелительный нрав и за «божественную» красоту - Бози (Bosie) от английского “bossy” - «любящий распоряжаться», знала бы она, что это прозвище будет с ним на протяжении всей его жизни и даже переживёт его самого.
В колледже Магдалины, юного Бози особо не любили, причина - бешеный характер, частые смены настроения, порой не подающиеся никакому разумному объяснению, его стремление подчинить всех своей воли: от друзей до неприятелей своим взглядом на вещи, порой касающихся исключительно делом личного.
Когда молодому лорду исполнилась 17 лет, его мать Леди Куинсбери начала бракоразводный процесс с отцом её сыновей и со своим некогда любимым мужем восьмым маркизом Шотто Куинсбери за многочисленные супружеские измены. Бракоразводный процесс привлёк к себе внимание всего Лондона, ведь главный его виновник слыл скандалистом и воинствующим атеистом, за что был исключён из Палаты Лордов. Полный развал семьи сыграл важную роль в формировании Альфреда как психологически травмированную личность. Постоянные ссоры отца и матери, наблюдаемые им с раннего детства; рукоприкладство к братьям и в частности к нему, вызывало у Бози и его двух братьев чувство обиды, которое подкреплённое страданиями матери перешло в ненависть к отцу уже в юности.
Молодой Альфред жил в семье, где обитали ссоры и постоянные судебные разбирательства: будь то судебные процессы его отца с почтенными лицами Лондона, или бракоразводный процесс родителей. Бози не хватало любви и тёплого домашнего очага, в результате чего, он погрузился в себя, в свою красоту, любование которой доходило до открытого проявления нарциссизма. В Оксфорде он начал писать стихи, слишком эмоциональные и дерзкие, но при этом не отличающиеся превосходным стилем и выдержанным размером.
II. 1891-1895. "Любовь, что не смеет назвать своего имени..."
Как бы сложилась судьба Альфреда Дугласа и судьба английского общества конца XIX века не известно, если бы в его руки в 1891 г. не попала замечательная книга, о которой тогда говорил весь Лондон, осуждая её, и называя аморальной. Эта книга была «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда. Перелистывая страницу за страницей, перед юношей представали образы красоты в самых невероятных проявлениях, а главный герой книги стал родным, словно частью него самого, Бози. Перечитав книгу 11 раз, как он сам утверждал, встал вопрос познакомиться с автором книги, что так магически его околдовала.
По воле судьбы хороший знакомый Альфреда поэт Лайонел Джонсон был знаком с Оскаром Уайльдом, поэтому вопрос о знакомстве стал не сложным, ибо, в этом ему виделся будущий успех. Как он надеялся, познакомившись с Уайльдом, он войдёт в поэтические солоны, где получит признание как поэт. И, осенью 1891 года, когда Альфреду исполнилось 21 год, а Оскару Уайльду 37 - произошло долгожданное знакомство в самом доме Уайльда, в котором жили жена Констанс и двое сыновей - Сирил и Вивиан. Альфред робко признался Принцу Парадоксу, что учится в Оксфорде и пишет стихи, что пришлось по душе Уайльду, затем, попросил, называть его просто Бози. Упоённый мелодичной речью Уайльда, юный аристократ вышел из дома на Тайт Стрит 16 под большим впечатлением, в свою очередь Уайльду запомнилось «ангельское выражение» непорочного эллина, словно «воскресшего их давних греческих мифов». И в тоже время, лицо столь знакомое, в котором Уайльд увидел живое воплощение Дориана Грея, словно судьба преподносила ему нечто такое, что могло бы реализовать трагическое представление Уайльда о своей жизни.
Между ними началось общение, пока очень редкое, Уайльд подарил Дугласу книгу своих стихов 1881 г. и «Портрет Дориана Грея» с дружеской надписью. Быть может, этим знакомство бы и ограничилось, если бы не «щепетильный» случай жизни Дугласа. Бози гостил в доме своего несовершеннолетнего друга (в Англии в то время совершеннолетие получали в 21 год, Дугласу на 1892г. уже было столько), к которому испытывал открытую страсть, но родители друга нашли письма Дугласа с довольно «странным содержанием» и принялись его шантажировать, с целью получения денег от богатого семейства. Не зная никого из близкого окружения, кто мог бы его понять и помочь, он обращается к Уайльду, чья приверженность к уранической любви, несомненно, была известна Дугласу, и получает обещание о помощи. Связавшись с адвокатом, Уайльд выкупает через посредников письма, даёт взятку шантажистам, спасая Дугласа от позора.
Спустя годы, после того как Уайльд выйдет из тюрьмы, Дуглас скажет ему, что их дружба «с самого начала была с душком», но тогда в 1892 году, всё было совсем по-другому. Бози занимает место возлюбленного Уайльда, сместив с этого места Джона Грея, поэта и доброй души человека, а также, посягнул на самое святое, что было у Художника слова - на одиночество, в союзе с которым были созданы шедевры мировой литературы. Неумение оставаться одному и считаться с предпочтениями других, Бози отрывал «пустыми разговорами» Уайльда от творчества и семьи, в результате чего Уайльд так и не смог закончить две свои трагедии «Флорентийская трагедия» и «Святая блудница», но самое главное, не мог проводить время с детьми, которых, несомненно, любил.
Но любовь к Бози была сильнее всего, пребывая с ним, он словно был в самое святых Искусства, явно рискуя респектабельностью, семьёй, творчеством. Бози влиял на Уайльда, больше, чем Уайльд влиял на него, увы, но тогда это знали лишь их друзья, тогда как общество и родственники Дугласа винили Уайльда в развращении прекрасного и невинного юноши. В реальности, Уайльд лишь познакомил Дугласа с кругом людей, общаясь с которым можно было легко найти подходящего спутника на ночь, что Бози и делал. Уайльд только приоткрыл ворота в залу яств, Бози же распахнул их на всю. Вся вина Уайльда состоит именно в этом, а также в том, что он позволял Бози идти по дороге наслаждений, нередко участвуя в них. Поэтому, говорить о том, что Уайльд совсем не повлиял на Бози не справедливо. Дуглас же в первый период их знакомства, когда сплетни только начинали бродить по Лондону, стал ключом в высший свет английской аристократии, несомненно, с помощью Дугласа количество титулованных знакомых Уайльда пополнилось.
В их отношениях было много страстей, признаний в любви, так и слёз, расставаний. Они дополняли друг друга и губили с одинаковой успешностью. Их дружба вызывала отвращение и насмешки везде, где бы они ни появлялись, будь то Лондон, Париж, Флоренция или Алжир. И тоже время их любовь, и ничем не объяснимая, фатальная страсть, вызывали ревность у друзей Уайльда, особенно у Роберта Росса, молодого литератора, который первый соблазнил ещё не искушённого Уайльда в 1886 году (на тот момент Россу было 17, а Уайльду 32). Эта ревность копилась долго и выражалась порой в ссорах с Бози, которого вывести из себя ничего не стоило. И действительно за три года отношений Уайльда с Бози, вплоть до суда, Роберт Росс, он же Робби играл второстепенную роль друга, первое же место принадлежало Дугласу.
Во время путешествия Уайльда и Бози по Алжиру в январе 1895 г. за 3 месяца до суда, они встретили в Бискре молодого и начинающего французского писателя Андре Жида (Лауреат Нобелевской премии по литературе 1949 г.), на которого произвели впечатление на всю оставшеюся жизнь. Андре Жид посчитал Дугласа не таким уж и красивым, каким его всегда описывал Уайльд, но точно подметил то огромное влияние, оказываемое Бози на Оскара: от выбора блюд в ресторане до прямого указывания что делать. В своёй автобиографии “Если зерно не умрёт» Жид писал: «личность Дугласа была более сильной и ярко выраженной, чем личность Уайльда; да, у Дугласа была действительно более развитая индивидуальность, проявлявшаяся в страшном эгоизме; им руководила какая-то фатальная предопределённость, моментами казалось, что он не несёт ответственности за свои поступки; он никогда не противился своей натуре и не допускал, чтобы что-либо или кто-либо ей противился. По правде говоря, Бози меня крайне интересовал, но он и впрямь был «ужасен», и думаю, это он виноват во всех бедах Уайльда. Рядом с ним Уайльд казался мягким, нерешительным и слабовольным. Дуглас, словно испорченный ребёнок, норовил разбить свою самую лучшею игрушку, он ни чем не был удовлетворён и что-то его толкало всё дальше». Под этой оценкой расписались бы многие, кто видел Дугласа и Уайльда вмести, о правоте же и истинности характера Бози говорить нельзя и в тем более не следует судить его по огромному письму Уайльда из тюрьмы «De profundis».
III. 1895 - 1900. Судьба или фатальная предопределённость.
Но, перед тем как приступить к письму под названием «De profundis» - к его правдоподобности и рассудительности по отношению к Бози, вначале необходимо разобраться в следующем.
Так, например, о том, как развивались события весной 1895 года написано в каждой биографии Уайльда, как впрочем, и то, что главным виновником, а вернее источником бед называется ни кто иной, как сам Бози. Биографы Уайльда слишком буквально воспринимают тюремную исповедь Короля жизни (так Уайльда назвал Ян Парандовский в одноимённой биографии) и не пытаются разобраться в виновности Бози, изучить саму его жизнь из других источников. Ведь что знает мир об Альфреде Дугласе? Только то, что он погубил Великую жизнь, и всё! Конечно, это представление о Дугласе создали биографы и литераторы.
Так кем же был на самом деле Бози?
Несомненно - поэтом. И не смотря на то, что в известном письме из тюрьмы Уайльд назвал стихи Бози ученическими, он, тем не менее, после тюрьмы и до конца своих дней хвалил Дугласа как «единственного, современного английского поэта», давая наставления издателям печатать его стихи.
Не смотря на заявления Роберта Росса, что Дуглас пользовался Уайльдом, миру известна любовь, сам Оскар которую считал даже перед смертью, находясь в нищете и позоре, самой лучшей и единственной в своей жизни.
Когда Уайльд сидел в тюрьме, Бози не написал ему ни одного письма. В «De profundis» Уайльд указывает на это несколько раз, несомненно, получив хотя бы одно письмо от Дугласа, Уайльд, быть может, и не написал это обвинительное по отношению к Бози письмо, и оправдательное по отношению к себе. Биографы вторят Уайльду и его письму, называя Бози поверхностным и бесчувственным. Но, почему-то выслушать самого Дугласа общество не пожелало. Потому что тогда стало бы ясно, что Дуглас не писал письма, опасаясь того, что они могли быть прочитаны начальником тюрьмы, который, несомненно, передал бы их в соответствующие инстанции, что навредило бы Уайльду ещё больше. По тем же причинам не писал и сам Уайльд Бози. Информацию о состоянии своего друга, Бози получал от так называемых «приближённых» Уайльда: Роберта Росса, Мора Эйди, Рэджинальда Тернера, что после суда весьма холодно относились к Бози и видели в нём прямого виновника в беде Оскара; информация была скудной, причём каких либо «тёплых слов» от Уайльда Дуглас так и не получил, за исключением запрета посвящать свою первую книгу стихов Уайльду (вышла в 1896 г.) и не писать «защитные» статьи.
О статьях для французского журнала Маркюр де Франс написано много, но о мотивах Бози говорится очень мало. Так к 1896 году он уже написал несколько рукописей для журнала, который пошёл ему навстречу в желании опубликовать статьи о суде над Уайльдом. Бози думал, что этим он сумеет склонить общественное мнение на сторону Оскара, тем самым, воздав долг Уайльду за «трагическое присутствие» в его жизни. Он хотел написать, о своей семье, о «злодеяниях» своего отца, о том, что его следовало остановить «любой ценой», что из-за него покончил жизнь самоубийством брат Бози Драмплинг, а Оскар Уайльд стал очередной жертвой «багрового» маркиза. Кроме этого, Бози желал рассказать миру о своей «чистой» любви к Уайльду, о том, как положительно последний влиял на него, в разрез общепринятому мнению. При всей своей наивности и желании хоть как-то помочь, Бози и не думал, что получит столь резкий поток негодований от Роберта Росса, Тернера и самого Уайльда. До конца своих дней Дуглас винил себя в том, что поддался влиянию Росса и не опубликовал уже готовые статьи в Маркюр де Франс.
Обвинения в том, что Дуглас только «поглощал» деньги Уайльда тоже рушатся, когда становится известным, что более 1000 фунтов стерлингов (по тем временам сумма, на которую можно было жить человеку целых 4 года) Бози тратит на Уайльда осенью 1897 года, когда они жили вмести в Неаполе, после примирительной встречи, в результате которой, казавшаяся утраченной страсть вспыхнула с новой силой.
Бози желал оставаться с Оскаром и далее в Неаполе, но его мать и «приближённые» друзья Уайльда словно сговорились, чтобы не допустить этого. Так Леди Куинсбери (мать Дугласа) писала сыну, что лишит его ежегодных доходов и ренты в случае, если он не покинет Уайльда, а если же это произойдёт, то она брала обязательство «заплатить» Оскару Уайльду сумму в 200 фунтов, что, несомненно, хватило бы на год при умеренном образе жизни. Роберт Росс, в свою очередь тянул время с публикацией «Баллады Редингской тюрьмы» Уайльда, ибо, поступление денег в карман Оскара означало бы рост уверенность в необходимости остаться вмести с Бози. Несомненно, Дуглас это понимал, но что деньги так легко могут разрушить любовь, он не знал. Оказавшись в капкане, что соорудили самые близкие люди для них, они предпочли отступить, дав массу фантазий для биографов в выяснении истинных причин разлуки.
Этот «Неаполитанский инцидент» подвёл итог над творческой жизнью Уайльда, ибо означал расставание с Бози, без которого, как говорил сам Уайльд, он не мыслит своё творчество. Но вся суть инцидента заключалась в следующем: Уайльд должен был написать письмо Бози, явно оскорбляющее письмо, в котором шла бы речь о разлуке. Но, как мы видим из письма Дугласа к своей матери, довольно смелом заявление, если принять во внимание известность отношений двух персон: «если бы он хотел (Уайльд прим. автора), чтобы я остался, я бы никогда не оставлял его… и, сейчас, мне следовало бы идти к нему». Из этого видно, что инициатором расставания был Оскар Уайльд, подстрекаемый Робертом Россом: речами, что Дуглас подлец, и женою: угрозами оставить без денег и возможности увидеть детей.
Больше они никогда не жили вмести, были лишь незначительные встречи на улочках Парижа. После разлуки в декабре Бози Дуглас вёл разгульную жизнь, имея любовников в Англии, Франции и Алжире, с некоторыми из них он совершал небольшие путешествия по Европе, чтобы быть незамеченным строгим семейным взором от которого, он тогда ещё материально зависел.
В начале 1900 года умер маркиз Куинсбери, завещав сыновьям приличное состояние. Ходили слухи, автором которых был сам Дуглас, что отец оставил ему, Бози, более 20000 фунтов. Уайльд отреагировало на это сразу, посчитав, что Альфред «должен возместить» деньгами его банкротство и крах. Он писал Дугласу письма, длинные письма, в которых шла речь только о деньгах, приводя в бешенство Бози контрастом отношений, ведь ранее Оскар писал ему письма полные любви и красоты. От такой меркантильности Бози стал питать к Уайльду отвращение, сиюминутное отвращение, словно сбылись его собственные слова, что он писал Уайльду в письме от 16 октября 1894 г. (в 40 летие Уайльда): «Когда вы не на пьедестале - вы совершенно неинтересны».
Как гласят биографы, чьи источники можно подвергнуть сомнению, о встречи Уайльда и Бози весной 1900 года, когда Уайльд просил деньги у Бози ради их когда-то большой дружбы, на что Бози кинул немного денег на пол, сказав «Наша с тобой дружба с самого начала была с душком», данное событие наверняка имело место, как известно, Уайльда тогда просил деньги у большинства своих друзей.
Но тем не менее Бози не забывал Уайльда, он всегда проявлял интерес к его персоне, узнавал у Росса состояние здоровья Уайльда, что постоянно ухудшалось, но не испытывал особого желания встретиться с когда-то не раставаемым другом.
Известие о сильном ухудшении здоровья Уайльда, Бози узнал телеграммой от Роберта Росса 27 ноября 1900 г., но смог приехать лишь на следующий день после 30 ноября, дня смерти Уайльда.
На смерть Оскара Уайльда Альфред Дуглас откликнулся несколькими сонетами, один из которых, самый первый переведённый стих Дугласа в России, является показателем преданности Бози к своему другу:
МЕРТВЫЙ ПОЭТ
Он снился мне счастливым и безгневным,
Цвела улыбка на лице его,
С неуловимой музыкой родство
Сквозило в нем, простом и повседневном, -
Я, потрясенный голосом напевным,
Следил, как всё растет из ничего:
Посредственность, пройдя сквозь волшебство,
Преображалась чудом задушевным.
Но миг прошел, захлопнулись врата:
Я плакал, я ловил обрывки слов -
Бесценные фантазии и были.
Чиста бумага, сеть ловца пуста:
Увы, не дался в руки мне улов.
Проснувшись, вспомнил я: поэт - в могиле.
(перевод Е. Витковского)
Взято отсюда.
Это был дождливый понедельник, 3 декабря 1900 года, на парижское кладбище Баньо пришло немного людей, было смелым шагом с их стороны прийти на похороны известного гения, переступившего порог своей гениальности: Оскара Уайльда. Некто отдал распоряжение опустить гроб и, постепенно, под капли дождя, и приглушённый плач друзей начала уходить целая эпоха, принёсшая с собой новые рассветы Красоты и произведения Искусства, и забирающая с собой неповторимую атмосферу салонов. Как вдруг, в могильную яму едва не упал молодой человек, дамы закричали, а два джентльмена подхватили его в шоковом состоянии и ещё более сильном рыдании. Спустя несколько минут все расходились по экипажам, лишь этот молодой человек шёл один по грязи и лужам, сутулившись от холода и ледяного дождя, его лицо изображало страдание и ужас от произошедшего, а его имя было - лорд Альфред Брюс Дуглас.
Продолжение в следующей записи...