Иов-21
26-27 глава. 8-я речь Иова (ч.1).
Эта большая речь дважды именуется рассказчиком 'возвышенной'. Она самая пространная из всех пока звучавших, а по содержанию - сейчас посмотрим.
Начинается возвышенная речь с сарказма:
'Как ты помог бессильному, поддержал мышцу немощного! Какой совет подал ты немудрому и как во всей полноте объяснил дело!' (ст.2-3).
Затем Иов начинает говорить о Боге, и по тексту - всячески превозносить силу Его и могущество, являемые твари:
'Рефаимы трепещут под водами, и живущие в них.
Преисподняя обнажена пред Ним, и нет покрывала Аваддону.
Он распростер север над пустотою, повесил землю ни на чем.
Он заключает воды в облаках Своих, и облако не расседается под ними.
Он поставил престол Свой, распростер над ним облако Свое.
Черту провел над поверхностью воды, до границ света со тьмою.
Столпы небес дрожат и ужасаются от грозы Его.
Силою Своею волнует море и разумом Своим сражает его дерзость.
От духа Его - великолепие неба; рука Его образовала быстрого скорпиона' (ст.5-13).
Престол Его на облаках, шеол и его обитатели не могут укрыться от Него, Он повелевает стихиями и т.д. Из текста остается непонятным, с какой интонацией произносятся эти слова. Это может быть, действительно, превознесение величия Божия (правда, тогда непонятно, что послужило такой резкой перемене отношения); эти слова могут звучать и как продолжение его сарказма; могут быть и вступлением к очередной попытке найти выход из рассуждения 'Бог велик - человек ничтожен - им невозможно встретиться - праведник страдает, но Бог не вмешивается - Богу на человека наплевать - Он Бог зла'; возможны, вероятно, и какие-то иные варианты слышания этих слов. Завершается эта часть речи выводом:
'Вот, это части путей Его; и как мало мы слышали о Нем! А гром могущества Его кто может уразуметь?' (ст.14).
На этом этапе вопрос об интонации Иова, а значит, и о настоящем смысле его слов, остается открытым.
'И продолжал Иов возвышенную речь свою' (ст.1).
Если исходить из того, что комментатор правильно передает смысл слов своего героя, и именно то, что прозвучало выше, это и есть 'возвышенная речь', то Иов сейчас говорил о Боге всерьез. Из предшествующих его речи слов Вилдада не видно ничего, что могло бы послужить такой перемене. Хотя, конечно, можно услышать это и так: Иов, выплеснув в первых стихах предыдущей главы свое неудовольствие, как бы вздохнул, собрался (мы помним, что недавно он практически скулил, зарыв томагавк войны) и решил еще раз подробно изложить то, что он хочет сказать. Если это так, то за этим началом вскоре должны будут последовать слова о невозможности встречи с Богом, чтобы Иов мог доказать свою непорочность, о несправедливости Божией, о попустительстве (а то и покровительстве) Его злу, о бессилии Иова и его отчаянии - все эти темы уже не раз перетекали одна в другую в разной последовательности у нас на глазах. Величие и всемогущество Божие, о котором только что столь пространно говорил Иов, всякий раз было отправной точкой, безусловным началом движения его переживания.
Итак, это возврат к началу? Примем в качестве рабочей версии. Друзья Иова с этим положением так же были безусловно согласны (едва ли не единственно с этим).
'Жив Бог, лишивший меня суда, и Вседержитель, огорчивший душу мою...' (ст.2).
Знакомый пассаж, однако. Через столетия в Израиле, как мы помним, очень похожие слова станут формой клятвы:
'Жив Господь!' - краткая форма, к которой порой прибавлялось: 'и жива будет душа моя!' (пространная форма) - ср. Суд, 8:19; Руфь, 3:13; 1Цар, 14:39и45, 19:6, 20:3,12и21 и пр.
Всего это выражение в такой форме встречается в Библии 45 раз вплоть до падения царств Израиля, т.е. как раз в тот период, когда древние до- и вне-откровенные влияния на избранный народ более, чем сильны. Специально копать не хочу, но предположу, что столь популярная форма клятвы образовалась путем замены в древней, вероятно, вполне употребительной на Востоке клятве, имени языческого божества на имя, данное в Откровении - Яхве (которое, как известно, в синодальном переводе повсеместно выглядит как 'Господь'). Соответственно, здесь мы видим именно эту самую древнюю форму, еще не испытавшую влияние Откровения [не совсем так; в оригинале стоит 'Эль' - общее имя божества в семиских языках; говорят, что когда-то оно и правда было личным именем какого-то из высших богов, но ко времени фиксации Откровения этого его значение давно забылось]. В эту фразу Иов вносит и ожидавшиеся нами мотивы невозможности встречи его с Богом и оправдания перед Ним ('лишивший меня суда'), и упоминание о своих страданиях и о Боге, как их первопричине ('огорчивший душу мою') - тут можно было бы о многом порассуждать, на основе только одной этой клятвы.
Однако мне хочется идти вперед, и поэтому посмотрим на само смысловое содержание клятвы - не только чем, но и в чем она? (в скобках замечу, что альтернативные переводы строят эту фразу так, что привычная клятвенная формулировка становится не видна). Дык вот, клятву Иов употребляет здесь для того, чтобы опять утвердить свою непорочность перед Богом и людьми, свою правоту:
'Жив Бог..., что... не скажут уста мои неправды, и язык мой не произнесет лжи!' (ст.2-4).
По-человечески рассуждая, это ход, который должен разговор завершить, коли нет других аргументов (а их нет):
'Люди клянутся высшим, и клятва во удостоверение оканчивает всякий спор их' (Евр, 6:16).
К каким из слов Иова относится эта клятва - к уже сказанным, к тем, что сказаны только будут, или, может быть, к тем и другим? Иов употребляет будущее время, однако мы знаем, что образный язык Востока легко заменяет одно время другим, в Писании тому немало примеров. На данный момент у меня нет решения, насколько клятва Иова покрывает зафиксированные в этой книге его глаголы, поэтому для простоты пока предположу, что она относится только к словам, за нею следующим, в соответствии с прямым смыслом использованных глаголов.
Итак. 'Далек я от того, чтобы признать вас справедливыми; доколе не умру, не уступлю непорочности моей. Крепко держал я правду мою и не опущу ее; не укорит меня сердце мое во все дни мои' (ст.5-6).
Что ж, вот и ответ - клятва Иова касается прежде всего того, что он говорил ранее - его уверенности в своей правоте. Заметим, что между делом (заметил ли он это сам?) Иов обозначает найденную им, наконец, точку опоры в своем противостоянии Богу : удостоверение сердца. Далее следует пассаж, в котором я сильно подозреваю (м.б. и беспочвенно) намек на троицу друзей-утешителей:
'Враг мой будет, как нечестивец, и восстающий на меня, как беззаконник.
Ибо какая надежда лицемеру, когда возьмет, когда исторгнет Бог душу его?'(ст.7-8).
В продолжение Иов задает как бы риторические вопросы, которые выглядят довольно странно:
'Услышит ли Бог вопль его, когда придет на него беда?' (ст.9).
В устах человека, который столько кричал, что его самого Бог не слышит в час его беды, это пророчество противникам доставляет. Или не Иов недавно утверждал, что Бог покровительствует негодяям и не вступается за праведника, когда тот в беде; более того, Сам эти беды на него и насылает? Какой-то здесь неожиданный разворот.
'Будет ли он утешаться Вседержителем и призывать Бога во всякое время?' (ст.10).
Это продолжение про все того же противящегося Иову лицемера. Но ведь до начала этой своей речи эти слова были более всего применимы к нему самому - смог ли он сам так утешиться? Может быть, мы здесь свидетели какого-то инсайта, случившегося с ним?
'Возвещу вам, что в руке Божией; что у Вседержителя, не скрою' (ст.11).
Упс. Это, похоже, какое-то откровение случилось (или вот прямо сейчас происходит) - опять же, совсем недавно Иов говорил о своей невозможности понять действия Божии. Что же это за откровение? Да ровно то же, о чем все это время толковали трое друзей, и что яростно отвергал сам Иов: что Бог - таки праведный Судия, Который всенепременно наказывает нечестивых, если не их самих, то уж точно потомков:
'Вот доля человеку беззаконному от Бога, и наследие, какое получают от Вседержителя притеснители.
Если умножаются сыновья его, то под меч; и потомки его не насытятся хлебом.
Оставшихся по нем смерть низведет во гроб, и вдовы их не будут плакать.
Если он наберет кучи серебра, как праха, и наготовит одежд, как брение,
то он наготовит, а одеваться будет праведник, и серебро получит себе на долю беспорочный.
Он строит, как моль, дом свой и, как сторож, делает себе шалаш;
ложится спать богачом и таким не встанет; открывает глаза свои, и он уже не тот.
Как воды, постигнут его ужасы; в ночи похитит его буря.
Поднимет его восточный ветер и понесет, и он быстро побежит от него.
Устремится на него и не пощадит, как бы он ни силился убежать от руки его.
Всплеснут о нем руками и посвищут над ним с места его!' (ст.13-23).
Что это все значит? 'Старый' Иов сверг главенство 'нового'? Тогда в чем спор? Позиции сторон совпали с точностью до миллиметра. Возможно, общий посыл здесь тот, что если, мол, меня, праведника - вы же не смогли доказать мою виновность - Бог так прессует, то вам, лицемерам, точно легче не окажется. Или что-то еще?
Эта большая речь дважды именуется рассказчиком 'возвышенной'. Она самая пространная из всех пока звучавших, а по содержанию - сейчас посмотрим.
Начинается возвышенная речь с сарказма:
'Как ты помог бессильному, поддержал мышцу немощного! Какой совет подал ты немудрому и как во всей полноте объяснил дело!' (ст.2-3).
Затем Иов начинает говорить о Боге, и по тексту - всячески превозносить силу Его и могущество, являемые твари:
'Рефаимы трепещут под водами, и живущие в них.
Преисподняя обнажена пред Ним, и нет покрывала Аваддону.
Он распростер север над пустотою, повесил землю ни на чем.
Он заключает воды в облаках Своих, и облако не расседается под ними.
Он поставил престол Свой, распростер над ним облако Свое.
Черту провел над поверхностью воды, до границ света со тьмою.
Столпы небес дрожат и ужасаются от грозы Его.
Силою Своею волнует море и разумом Своим сражает его дерзость.
От духа Его - великолепие неба; рука Его образовала быстрого скорпиона' (ст.5-13).
Престол Его на облаках, шеол и его обитатели не могут укрыться от Него, Он повелевает стихиями и т.д. Из текста остается непонятным, с какой интонацией произносятся эти слова. Это может быть, действительно, превознесение величия Божия (правда, тогда непонятно, что послужило такой резкой перемене отношения); эти слова могут звучать и как продолжение его сарказма; могут быть и вступлением к очередной попытке найти выход из рассуждения 'Бог велик - человек ничтожен - им невозможно встретиться - праведник страдает, но Бог не вмешивается - Богу на человека наплевать - Он Бог зла'; возможны, вероятно, и какие-то иные варианты слышания этих слов. Завершается эта часть речи выводом:
'Вот, это части путей Его; и как мало мы слышали о Нем! А гром могущества Его кто может уразуметь?' (ст.14).
На этом этапе вопрос об интонации Иова, а значит, и о настоящем смысле его слов, остается открытым.
'И продолжал Иов возвышенную речь свою' (ст.1).
Если исходить из того, что комментатор правильно передает смысл слов своего героя, и именно то, что прозвучало выше, это и есть 'возвышенная речь', то Иов сейчас говорил о Боге всерьез. Из предшествующих его речи слов Вилдада не видно ничего, что могло бы послужить такой перемене. Хотя, конечно, можно услышать это и так: Иов, выплеснув в первых стихах предыдущей главы свое неудовольствие, как бы вздохнул, собрался (мы помним, что недавно он практически скулил, зарыв томагавк войны) и решил еще раз подробно изложить то, что он хочет сказать. Если это так, то за этим началом вскоре должны будут последовать слова о невозможности встречи с Богом, чтобы Иов мог доказать свою непорочность, о несправедливости Божией, о попустительстве (а то и покровительстве) Его злу, о бессилии Иова и его отчаянии - все эти темы уже не раз перетекали одна в другую в разной последовательности у нас на глазах. Величие и всемогущество Божие, о котором только что столь пространно говорил Иов, всякий раз было отправной точкой, безусловным началом движения его переживания.
Итак, это возврат к началу? Примем в качестве рабочей версии. Друзья Иова с этим положением так же были безусловно согласны (едва ли не единственно с этим).
'Жив Бог, лишивший меня суда, и Вседержитель, огорчивший душу мою...' (ст.2).
Знакомый пассаж, однако. Через столетия в Израиле, как мы помним, очень похожие слова станут формой клятвы:
'Жив Господь!' - краткая форма, к которой порой прибавлялось: 'и жива будет душа моя!' (пространная форма) - ср. Суд, 8:19; Руфь, 3:13; 1Цар, 14:39и45, 19:6, 20:3,12и21 и пр.
Всего это выражение в такой форме встречается в Библии 45 раз вплоть до падения царств Израиля, т.е. как раз в тот период, когда древние до- и вне-откровенные влияния на избранный народ более, чем сильны. Специально копать не хочу, но предположу, что столь популярная форма клятвы образовалась путем замены в древней, вероятно, вполне употребительной на Востоке клятве, имени языческого божества на имя, данное в Откровении - Яхве (которое, как известно, в синодальном переводе повсеместно выглядит как 'Господь'). Соответственно, здесь мы видим именно эту самую древнюю форму, еще не испытавшую влияние Откровения [не совсем так; в оригинале стоит 'Эль' - общее имя божества в семиских языках; говорят, что когда-то оно и правда было личным именем какого-то из высших богов, но ко времени фиксации Откровения этого его значение давно забылось]. В эту фразу Иов вносит и ожидавшиеся нами мотивы невозможности встречи его с Богом и оправдания перед Ним ('лишивший меня суда'), и упоминание о своих страданиях и о Боге, как их первопричине ('огорчивший душу мою') - тут можно было бы о многом порассуждать, на основе только одной этой клятвы.
Однако мне хочется идти вперед, и поэтому посмотрим на само смысловое содержание клятвы - не только чем, но и в чем она? (в скобках замечу, что альтернативные переводы строят эту фразу так, что привычная клятвенная формулировка становится не видна). Дык вот, клятву Иов употребляет здесь для того, чтобы опять утвердить свою непорочность перед Богом и людьми, свою правоту:
'Жив Бог..., что... не скажут уста мои неправды, и язык мой не произнесет лжи!' (ст.2-4).
По-человечески рассуждая, это ход, который должен разговор завершить, коли нет других аргументов (а их нет):
'Люди клянутся высшим, и клятва во удостоверение оканчивает всякий спор их' (Евр, 6:16).
К каким из слов Иова относится эта клятва - к уже сказанным, к тем, что сказаны только будут, или, может быть, к тем и другим? Иов употребляет будущее время, однако мы знаем, что образный язык Востока легко заменяет одно время другим, в Писании тому немало примеров. На данный момент у меня нет решения, насколько клятва Иова покрывает зафиксированные в этой книге его глаголы, поэтому для простоты пока предположу, что она относится только к словам, за нею следующим, в соответствии с прямым смыслом использованных глаголов.
Итак. 'Далек я от того, чтобы признать вас справедливыми; доколе не умру, не уступлю непорочности моей. Крепко держал я правду мою и не опущу ее; не укорит меня сердце мое во все дни мои' (ст.5-6).
Что ж, вот и ответ - клятва Иова касается прежде всего того, что он говорил ранее - его уверенности в своей правоте. Заметим, что между делом (заметил ли он это сам?) Иов обозначает найденную им, наконец, точку опоры в своем противостоянии Богу : удостоверение сердца. Далее следует пассаж, в котором я сильно подозреваю (м.б. и беспочвенно) намек на троицу друзей-утешителей:
'Враг мой будет, как нечестивец, и восстающий на меня, как беззаконник.
Ибо какая надежда лицемеру, когда возьмет, когда исторгнет Бог душу его?'(ст.7-8).
В продолжение Иов задает как бы риторические вопросы, которые выглядят довольно странно:
'Услышит ли Бог вопль его, когда придет на него беда?' (ст.9).
В устах человека, который столько кричал, что его самого Бог не слышит в час его беды, это пророчество противникам доставляет. Или не Иов недавно утверждал, что Бог покровительствует негодяям и не вступается за праведника, когда тот в беде; более того, Сам эти беды на него и насылает? Какой-то здесь неожиданный разворот.
'Будет ли он утешаться Вседержителем и призывать Бога во всякое время?' (ст.10).
Это продолжение про все того же противящегося Иову лицемера. Но ведь до начала этой своей речи эти слова были более всего применимы к нему самому - смог ли он сам так утешиться? Может быть, мы здесь свидетели какого-то инсайта, случившегося с ним?
'Возвещу вам, что в руке Божией; что у Вседержителя, не скрою' (ст.11).
Упс. Это, похоже, какое-то откровение случилось (или вот прямо сейчас происходит) - опять же, совсем недавно Иов говорил о своей невозможности понять действия Божии. Что же это за откровение? Да ровно то же, о чем все это время толковали трое друзей, и что яростно отвергал сам Иов: что Бог - таки праведный Судия, Который всенепременно наказывает нечестивых, если не их самих, то уж точно потомков:
'Вот доля человеку беззаконному от Бога, и наследие, какое получают от Вседержителя притеснители.
Если умножаются сыновья его, то под меч; и потомки его не насытятся хлебом.
Оставшихся по нем смерть низведет во гроб, и вдовы их не будут плакать.
Если он наберет кучи серебра, как праха, и наготовит одежд, как брение,
то он наготовит, а одеваться будет праведник, и серебро получит себе на долю беспорочный.
Он строит, как моль, дом свой и, как сторож, делает себе шалаш;
ложится спать богачом и таким не встанет; открывает глаза свои, и он уже не тот.
Как воды, постигнут его ужасы; в ночи похитит его буря.
Поднимет его восточный ветер и понесет, и он быстро побежит от него.
Устремится на него и не пощадит, как бы он ни силился убежать от руки его.
Всплеснут о нем руками и посвищут над ним с места его!' (ст.13-23).
Что это все значит? 'Старый' Иов сверг главенство 'нового'? Тогда в чем спор? Позиции сторон совпали с точностью до миллиметра. Возможно, общий посыл здесь тот, что если, мол, меня, праведника - вы же не смогли доказать мою виновность - Бог так прессует, то вам, лицемерам, точно легче не окажется. Или что-то еще?